Иван да Марья

<история моих дедушки и бабушки>

*Над миром глумился двадцатый век,
безбожия страсть начинала разбег.
Пенилось время кровавою пеной,
и жизнь перестала быть уже ценной.
И совесть, и правда утратили меру,
а устои и нравы подлежали размену.
И уж кажется некому в мире унять
разрушения громы. Да как устоять?
Так чьею судьбой платила страна
за бездну ту боли страданий полна?
*Еду в Шашково на старое кладбище
к милой моей, незабвенной бабушке.
Памяти ветры вот душу накрыли,
слезой обожгли, как вместе мы были.
Кофточку помню в белый цветочек,
очевидно, подарок заботливых дочек.
А вот голос не помню, не помню и рук,
лишь, как метроном, по памяти стук.
На кладбище это к родимой могиле
помянуть ее сына мы когда-то ходили.
А в центре погоста разрушенный храм,
где "свободы" мятеж когда-то свистал.
До сих пор он в руинах, почти не живой,
истерзанный, грозный, душа'ми пустой.
*Вернувшись домой, я покой потеряла,
не сразу, но все же нашла что искала.
Несколько фото старинных в альбоме.
Любопытство в душе. А что же тут кроме?
Чьи же образы старые снимки хранят?
А из прошлого лица как будто маня'т.
На первом, кажись, с детьми и женой
бабушкин братец - военный лихой
в офицерском мундире, усатый красавец.
На втором дед Иван и друг, ординарец.
Статная женщина с третьего снимка
элегантна и трепетна, будто тростинка,
с дитем на руках. Моя бабушка это
глядит в объектив в облаке света,
а малютка, так вроде, моя это мать,
да ребенка черты не дано уж узнать.
Спросить бы того, кто ответить бы мог,
да уж все на погосте, судьбы таков рок.
*Не в сказке, а в жизни жили да были
Иван да и Марья и счастливы были.
И детушек девять в семье родилось,
да вот счастье у них судьбой отнялось:
из них четверых малолетних детей
схоронили, оплакав слезою своей.
Революции, смуты. Мятежное время.
Россия несла нестерпимое бремя.
А Иван воевал на пожарищах зла,
да плату с него война смертью взяла.
И покорно судьбе в безысходных слезах
одна Марья осталась с детьми на руках.
Крестьянская доля. Реквизиция хлеба.
Да безбожный разгул до самого неба.
Голодуха, разруха, война за войной,
а погибель играла с безбожной страной.
И горюй - не горюй, а жила как могла,
не до ропота было - усталость одна.
Пятерых подняла, что смогла им дала,
испила Марья чашу страданий до дна.
Воспитанье? Да что вы! Когда же ей было?
Она просто жила тяжело, но правдиво.
В этом яростном мире кротко без гнева
дать детям любовь она как-то сумела.
Молилась, терпела она горечь сполна,
но опять опалила жизнь Марьи война.
Старший сын воевал и остался живой;
изранен, контужен он вернулся домой,
Победой закончив с нацизмом войну,
в сорок пятом кровавом, лукавом году!
Вернулся со срочной и младший сынок,
да убит был грозой. Ужасен тот рок.
Да вынести сколь может сердце живое?
В чем опору искала? Но вынесла втрое.
Где же силы, родная, где силы брала,
но крест Марья как-то Господень несла.
И была ее жизнь, как истерзанный храм,
но усталым молитву давал Спас устам.
По разным путям разбрелись ее дети
свое счастье искать на суетном свете.
И деревни Антонцево нет уж давно,
где с мужем жила. Все быльем поросло.
И вот время пришло. На кладбище том
схоронили Марию. Лишь в памяти стон.
Под столетней, душистой, медовою липою
она в вечность шагнула душою открытою
*Годков мне уж больше, чем было тебе,
ты, если возможно, молись ТАМ о мне.
Мои детские годы не знали печали,
а ребячьи забавы тебя так забавляли.
Хорошо-то как было, я помню, тогда.
Да'руй же, Господи, ей благие места.
*Так в чем же ТА сила родимой Руси?
В Иване да Марье, в их просто любви!
В Иване да Марье ТА тайна России!
Они просто смиренно любили и были!!!

 6 августа 2025