Два дня в Ярцево. Глава 4

          Дверь в дом была открыта. В старом армейском комбинезоне и плотной льняной рубахе за знакомым круглым столом сидел сам хозяин. Стол был накрыт скудно: ржаной хлеб, поломанный рваными кусками, банка овощных солений да наполовину пустая бутылка водки.  Виктор Егорович подпер голову левой рукой, загнав всю пятерню в густую шевелюру, а правой мял в руке хлебный шарик.
          - Можно? – Саша постучал по лутке.
          - А-а-а-а, Саня – вроде как обрадовался гостю Виктор Егорович, но это была какая-то мрачная радость, как тусклый луч уходящего солнца, пробивавшийся сквозь низкие тучи дождливого вечера.
          - Вы один?
          - Как видишь, солдат…
          - А Ирина Владимировна где же?
          - Где..?
          Саша почувствовал некоторую неловкость в этих ответах, но не успел осмыслить их скрытую суть.
          - Ушла?
          Виктор Егорович протянул руку на край стола, и только тогда Саша заметил фотографию Ирины Владимировны, ее молодой портрет, в добротной резной раме.
          - Ушла, Саня… Туда, где все мы в конечном счете окажемся…
          Саша был молод и не знал, как нужно поступать, услышав такие слова. Ни Ирина Владимировна, ни Виктор Егорович еще не успели стать близкими ему людьми, и скорее всего никто и не ждал, что потеря одного из них должна была потрясти молодого парня, случайно появившегося в их жизни. И все же он почувствовал, как сразу же опустел этот просторный гостеприимный дом, исчезли мраморные шторы и цветы на столике в прихожей, пропали запахи домашнего уюта, комнаты сжались, будто еще не отошли от яростной зимы и теперь на их полу будет долго лежать несговорчивый февральский холод.
          - Только прошу, избавь меня от утомительных расспросов – Виктор Егорович развернулся к буфету за дополнительной посудой. – У меня уже нет на них сил… Садись!
          Саша опустился на стул, Виктор Егорович потянулся к бутылке.
          - Да я не…
          Но хозяин не дал ему договорить.
          - Это не обсуждается! – но увидев растерянность на Сашином лице, смягчил тон разговора. – Сорок дней сегодня… Помянем…
          Сидели молча. Виктор Егорович стал опять крутить в руке хлебный шарик, а Саша, немного захмелевший, вспоминал, как Ирина Владимировна во время первого приезда накладывала ему на тарелку кусочки жареных ельцов с картошкой, а потом наливала в большую кружку горячий липовый чай с веточками малины и весело фантазировала, что на свадьбе Саше непременно нужно пожарить для гостей много рыбы.
          Наседавший вечер уже воровал свет внутри дома, мебель становилась пухлой и серой, острые углы превращались в очертания, а звуки – в далекую канонаду. Саша встал, зажег свет и только теперь увидел, как изменился некогда бравый подполковник запаса, как осунулось лицо и впали глаза, какая тоска и печаль проявились в каждой морщине, в каждом движении мимических мускул. И все же он оставался солдатом, воспитанным суровой жизнью, и выкованный десятилетиями невзгод и баталий военный стержень держал его, как дорогая оправа держит внутри себя драгоценный камень.
          Виктор Егорович понял, что пауза затянулась.
          - Настю видел? – спросил он тихо, но не равнодушно.
          - Нет… К отцу Василию заходил только.Он мне всё рассказал…
          Хозяин повернулся к Саше, долго смотрел на него, потом перевел взгляд на фотографию, стоящую на столе, обнял ее своими большими ладонями.
          - Кто может знать всё? Мир устроен мозаично, Саня, и мы видим только то, что попадает в наше поле зрения. А иногда и этого не видим. Жизнь непостижима в ее единичном проявлении, солдат, и не воображай, что ты вдруг понял великий смысл, подобрал ключ, способный открывать самые сокровенные тайны. Понять жизнь – огромный труд… Ежедневный, упорный, где-то безжалостный к самому себе и другим людям. Какое «всё» может быть без Насти?
          - Ну, не всё, конечно, но в общих чертах, главное…
          Виктор Егорович хмыкнул:
          - А что главное? – большим пальцем правой руки он стал гладить волосы на фотографии, будто и сейчас чувствовал их приятный чистый шелк на прикосновение, и даже немного прикрыл глаза, вспоминая легкий миндальный аромат шампуня. – Когда Иринушка улыбалась, у нее в правом углу возле глаза было три морщинки, а слева – четыре… И на ромашке она в шутку гадала, вовсе не срывая цветок и даже не отрывала лепестки, просто прижимала их… А когда сбивалась, смеялась и говорила: «Вот все как всегда непонятно – то ли ты любишь меня, то ли нет!»… И целовала… Может это главное, как думаешь, Сань?
          - Не знаю я, Виктор Егорович… Если честно говорить, совсем растерялся. Вы же понимаете - у меня нет жизненного опыта, все чувства накладываются друг на дружку, мысли носятся в голове, еще больше меня раздражая… Не знаю, что делать…
          - Но ведь ты же для чего-то приехал?
          Саша взял со стола хлебный шарик и тоже стал его катать, пытаясь сосредоточится и хоть насколько-то внятно изложить цель своего приезда после столь длительного и малопонятного отсутствия в Ярцево.
          - Когда в прошлый раз уезжал от вас, решил, что не нужно торопиться, я еще молодой и так поспешно связать себя семейными отношениями просто глупо.
          - Наш мужской рационализм – вставил Виктор Егорович.
          - Ну да… можно же просто переписываться, проверяя чувства, в конце концов, можно приезжать друг к другу… Да и мама хотела, чтобы я получил высшее образование, профессию. Мало ли – вдруг это не любовь, может просто солдатская болезнь, соскучился по гражданке, по девчонкам… Может же быть такое?
          - Может…
          - Ну вот… А потом все эти новости про ребенка… Маме до сих пор ничего не рассказал. Какой из меня отец?! В последнем письме Настя рассказала… ну что её…
          - Гад!!! – Виктор Егорович вонзил кулак в стол с такой силой, что не только подскочила посуда, но и затряслись фужеры в серванте. – Лично хотел, но Иринушка отвела от греха... Осудили Витьку на 12 лет, но до колонии он не доехал, несчастный случай произошел. Только все понимают, что случаем это назвать никак не получится – хоть урки и люди мусорные, но некоторые понятия чести у них все же есть. Поговаривают, что насильников они на дух не воспринимают, а уж если узнали, что сиротку обидел… Думаю, да практически уверен – это был их воровской приговор…
          Виктор Егорович сжал Сашкино плечо, сжал со всей оставшейся в нем и помноженной на горе недавной утраты силой, словно стремился внутреннюю сердечную боль и тоску переместить в тело – так будет намного легче…
          - Извини, Сань, перебил, – убрал он руку.
          - Ну вот… Все это случилось через неделю после моего отъезда, и я засомневался, а потом вообще решил забыть и этот день, и Настю…
          Саша говорил в сторону, чувствуя волну осуждения, готовую набросится на него с хозяйского стула. Но волны не было, или ее не было видно, оставалось только поглаживание фотографии и стиснутые белые губы.
          - Познакомился в институте с этой… и потом еще… И не могу! Беру ее за руку, а вспоминаю Настю, сразу, как вроде одна исчезает, а на ее месте появляется другая… Или иду по городу, вдруг знакомый аромат, или даже звук, и в голове всплывает картинка – вот это запах щей, которые она доставала из печи, а это калитка её стукнула… А когда вишня цветет…