Хелен Данмор. My people and Ecce

Мой Народ
Хелен Данморе
Из сборника "Под Волной" 2017.

Мой народ – умирающие,
Я из их мира
И они из моего.
Боль будит нас в бледный час рассвета,
Между тремя и четырьмя,
Слушаем дождь
И думаем не пора ли убить боль.
Я лежу в тепле,
На четырёх подушках, свет
Телефона на ладони.
Иногда я сочиняю на нём,
Слова всплывают лёгкими пузырьками,
Как отдельные нотки птички, решившей, что уже рассвет.

Мой народ — умирающие.
Я к ним обращаюсь,
К тем, кто страдает.
Вот одни упал на обочине дороги,
След ботинка следующего остался на нём;
Другая лежит в своей камере, одна,
Без нежности
Безжалостно манипулируема
На дороге к казни.
Всё что я могу – ничто.
Это мой час: горящая свеча,
Боль, и дыханье моего народа
Измученного болью.

2018-07-26 — 2025-08-17


Мy people
From the collection “Inside The Wave”.   
Her book, published shortly before her death in 2017.

 
My people are the dying,
I am of their company
And there are mine.
We wake in the wan hour
Between three and four,
Listen to the rain
And consider our painkillers.
I lie here in the warm
With the four pillows, a light
And the comfort of my phone
Оn which I sometimes compose,
And the words come easily bubbling like notes
From a bird that thinks it is dawn.

My people are the dying.
I reach out to them,
A company of suffering.
One falls by the road side
And a boot stamps on him,
One lies in her cell, alone,
Without tenderness
Brutally handled
Towards the execution.
I can do nothing.
This is my vigil: the lit candle,
The pain, the breath of my people
Drawn in pain.

2017

Комментарии переводчика: Контекст скрытый за простотой

Это эссе написано, чтобы поговорить с уже ушедшим автором, спросить его о словах, строчках, предложениях, которые задели и, перечитывая которые, каждый раз находишь в них новый смысл, и попытаться услышать, как откликнется автор словами этого и других своих стихотворений.   

Стихотворение было написано в последний год жизни Хелен Данмор. Она знала, что умирает и писала книгу о последних днях жизни человека, знающего, что умирает, умирает тяжело, испытывая хронические боли.   Она проводит в госпитале, среди таких же умирающих, последние месяцы жизни.  Об этих днях и людях, которых она называет свои народом, она и пытается рассказать нам.

Это стихотворение так и называется: «Мой Народ» и это сразу говорит нам, что она пытается найти слова, которые определят, что же делает этих людей – народом.  Как Адам на шестой день творения, в свой шестой день до смерти, она хочет дать имя своему новому народу.  Адам, говоря тигр – не просто давал имя, Адаму дано было видеть и воплотить в имени суть животного.  Такую же задачу поставил перед собой поэт – увидеть суть и рассказать о ней нам. В имени и рассказе раскрыть перед нами этот народ.

Она открывает стихотворение этим Адамовым актом именования народа, к которому ощущает принадлежность:

«Мой народ – умирающие,»

— Хелен, простите мне что я обращаюсь к Вам. Я знаю, что сегодня Вы заняты куда более важным делом, перед Вами открылась вечность, и Вы хотите охватить её словом.  И это слово, вот оно на Ваших онемевших губах… и это слово, вот оно на Ваших онемевших губах, вот оно на Ваших губах – немое…
 
Что ж, кивните мне, раскрыв цветок розы в январе, а если сентябрь, просыпьте свой ответ нежданным градом. Я уверен, что из вечности, говорившей с Вами и здесь, на земле, Вы найдёте путь для ответа, и, надеюсь, если вопрос мой достигнет Вас, Вы будете ему рады.

— Не ошибся ли я, увидев библейские отзвуки в первой строчке?

И градом в сентябре посыпался ответ её текстов: вот большая поэма на христианские темы «Piers Plowman. The Crucifixion & Harrowing of Hell»; вот её поэтический язык: в нём дьявол, грех, душа, огонь и свечи занимают большое место — это не оставляют сомнений: первая строка проросла из библейской культуры.
 
В эссе, приводя отрывки, я буду следовать как можно ближе оригиналу, не заменяя слов, которые при поэтическом переводе могут требовать замены.  Оставив их, как они сказаны автором, и мы сможем связать их с её языковой культурой.  Без ответов на наши вопросы нет надежды понять текст, и найти правильные слова для перевода.   

"Мой Народ" — свободная поэма, значит мы должны искать ответы, смыслы не только в контексте, но и форме.

Что это — поэма Хелен Данмор говорит с первых строчек. Эти строчки полны аллитерациями и рифмами. Надо отметить, что все аллитерации в первых трех строчках сдвинуты, они создают музыку речи связывая не слова несущие смысл, но глаголы связки, местоимения и артикли: are the, their, they are; и среди рифмованых превалируют местоимения: my, dying, mine.  Такая насыщенность и такое построение музыки речи ставят не простую задачу перед переводчиком.

В первой же строчке, автор дал народу имя - «умирающие».  Как и Адам, автор завершил свою работу. Имя, как и имя, данное животному Адамом, определяет всё. Но она должна разделить это ВСЁ с нами, живущими, рассказать нам, что содержит в себе это имя - «умирающие».

Мы все умрем, но «умирающие» не наше имя.  Наше имя – «живущие», те кто не думает об «умирании», может быть, лишь иногда, о смерти.
 
Мы – живущие.

Они и она – умирающие.

Умирание есть их суть: то, что мы, живущие, назвали бы их жизнью. У них есть свой дом и своё время. И дом их, и время не похожи на дома и время живущих.  Их дом – госпитальная палата, он чист и может быть воздушным и светлым. Но его не покидают – и он становится камерой.  Из него не возвращаются, в нём живут те, кто уже сделал первый шаг в потустороннее – и он становится Адом.

Их время делиться, на наркотический сон и ранние пробуждения от боли.  Пробуждения, когда убивающие боль средства (в их мире они не обезболивающие, но боль убивающие) перестают действовать: погружать их в галлюцинации, небытие.  И они просыпаются в ранний час, даже не рассвета, но бледного намёка на него.
Они уже не спят, но, ещё не открыв глаз, слышат дождь. Вместе с этим звуком возвращается привычная боль, возвращается время.  Время её народа — боль. Боль будет отмерять часы.  Проснувшись, умирающие ищут морфин, чтобы снова забыться. Время их лишь боль и наркотическое небытие.

— Хелен, мы всё ещё читаем первые три строчки, у меня есть ещё вопросы к ним:

— Почему, говоря о своей принадлежности к народу умирающих, назвав его «мой народ», Вы, в то же время, отстраняетесь от него? Вы называете их «компания».   Народ – это кровная или родовая близость. Вы же определяете их как – «компания», группа с общими целями, интересами, но это совсем не обязательно те, кто ощущают тесную связь друг с другом - народ.

Холодная белая роза расцвела на окне, в январский мороз.

— Боль не оставляет место для других, говорит Хелен.  Каждый принадлежащий этому народу, принадлежит лишь самому себе.  Они из мира непрерывно и неизбежно страдающих, как я сказала в начале второй строфы, и они в своём страдании, не способны думать о чём-либо другом, о ком-нибудь другом.

Быть из народа умирающих, из их компании, не значит быть в их компании.

Посмотри на строчки во второй строфе:

«Вот на обочине дороги упал один,
След ботинка следующего остался на нём;»

Это о любом, чьё тело вчера унесли в морг. Умирающие уже шагнули через него и забыли о нём.

Я пишу этот текст, чтобы, принадлежа им, остаться вне.  В первых строчках второй строфы, я говорю, что пытаюсь обратиться к ним. Я хочу, чтобы они услышали меня, и ответили мне, и я смогла бы понять их лучше. Но и мне уже знакома их поглощенность собой, своим страданием.

— Спасибо Хелен, этот английский оборот «I reach out to them» означает и попытку найти слова чтобы быть понятой теми к кому обращаешься, и попыткой услышать их, стать им ближе и глубже понять их и свои страдания.   

—— Русское «обращаться», Хелен, имеет те же два оттенка и передаст эту двойственность при переводе.

— У меня осталось два вопроса к тексту этой поэмы:

— Вот четыре строчки, рассказывающие о больной женщине в госпитале:
…
Другая лежит в своей камере, одна,
Без нежности
Безжалостно манипулируема
На дороге к казни.

Я специально сохранил текст как он звучит в оригинале, не пытаясь смягчить английское выражение «towards the execution». В английском оно ассоциативно не связано с каким либо более мягким выражением.

— Это был Ваш выбор, Хелен, создать шок у читателя?

— И ещё вопрос: чья эмоция, чьё понимание, видение происходящего здесь описаны?

— Рассказ ведётся от имени автора, Вашего имени, но ведь Вы говорите и как представительница Вашего народа, раскрывая живущим, ещё одну сторону умирающих.  Это описание не взгляд автора со стороны, она - Вы. И тогда это её, Ваше, ощущение происходяшего. "Вот они манипулируют мной, професионалтьно безжалостно, на моей дороге к смерти, - и раздрожённо, зло:  - "Готовят меня к казни."

Ваш народ сжался, и каждый акт: обмывание, кормление, смена простыней, каждую манипуляция производимую над ним в попытке «помочь» (но помощь невозможна), он ощущает как акт насилия, как акт, который все равно приближает неизбежный конец. И, тогда, все эти акты есть казнь и сами по себе, и ведут по дороге казни. Но это всё мои догадки... А Вы..., молчите?

— Что ж я приму Ваше молчание, за согласие. Я думаю, что это видение мира и есть то самое страшное изменение в эмоциональном и психическом восприятии живущих, которое делает их «умирающими».

Вот осталось три строчки, и они, больше, не вызывают у мнея воросов: в последних трёх строчках, вы вновь говорите как живущий. Умирающий весь поглощён собой и не может, не способен, выбрать бдительное наблюдение за другими, чтобы найти как можно преодолеть смерть. В последнем перед смертью стихотворении, вы поднялись над ней, слившись с ней, вернувшись деревом, и Ваш голос теперь в цветении сливы.

Позвольте в заключение отметить ещё и то, что выбор слово «казнь», в поэме «Мой Народ», тоже имеет библейское начало, но уже из Нового Завета.  И разрешение, возрождение сливой, которое вы нашли для умирающих, будучи современным, тоже отсылает нас к Новому Завету.

Это разрешение, описано в Вашем последнем перед смертью стихотворении: «Открой мне руки свои». Оно опубликовано в том же сборнике, «Под Волной», последним, сознательно отделенным от остальных пустой страницей.

Вся книга «Под Волной» это Ваш последний рассказ, последний разговор с живыми.  Вы увидели свой новый народ, но всеми силами старались остаться с живыми и найти для Вашего нового народа путь «избавления».   Ваш ответ, в последнем стихотворении сборника, оно же последнее Вами написанное стихотворение, возрождение, воскрешение в сливе, возвращает нас к библейской теме, к Новому Завету, к Воскрешению.