Voluntas Aquae

prelude

Да.
Я — вода.
Мои скрижали — причал,
Меня нельзя укусить,
Ужалить, я не могу быть избитым.
Можешь бежать и кричать,
Или вызвать такси,
Но токсинов
Во мне уже переизбыток:
Не сорвать углеродных цепей.
Я отравлен — не пей!
Просто слушай волнующий шёпот:
Мой рассказ — это ты;
Шесть историй простых.
В них скитаний твоих долгий опыт.


gaea

Бесконечный поход начался из воды:
Старый Хаос, безногий слепой поводырь,
Изваял метаморфу из волн молодых
И звалась она Вечная Гайа.
Биллиарды секунд
По планете секут,
Континенты в воде раздвигая.
Триллиарды минут
Под луною мелькнут,
И за нею родится другая.

Мировой океан ей взволнован.
Вновь основа — вода.
Слова не угадать:
Никакого там не было слова.
И она восстаёт
Из аминокислот,
И замена ей снова готова.
У подножья холма, там, где влажная тьма,
И где звери неистово сходят с ума,
Ты легла у реки в тишине подремать.


Interlude

Из воды и до самых твоих усыпален,
Жизни следуют глухо и слепо.
Процесс эволюции аморален.
Только в море хранится твой слепок.


ishtar

И Евфрат тебе прошептал:
Возвращайся в меня, Иштар,
Я бессмертен, могуч и стар!
Но провидит меня лишь та,
Что, Овидия удивив,
Даст науку постичь любви,
И Петрарке войдя во сны,
Ночью жаркой в конце весны
Упадёт на листы дождём,
От которой Шекспир рождён,
Та, которую истребят,
Но которая из тебя!

Испугаешься, убежишь.
Мир укутают миражи.
Рим научат точить ножи.
Я останусь непостижим…


interlude

Почернел во тьме костяной кинжал.
Чёрная смерть впиталась в землю давно.
Твердь пошатнулась, но я её удержал:
Прорастёт зерно.


jehanne

Но только покоя мир тебе не ссудил:
Не такою быть тебе суждено.
Лишь в твоей прометеев огонь груди.
Вперемешку со мною ты пьёшь вино,
Притворяясь людьми, и скитаешься по крестам.
Я устал и не смог бы, пожалуй, тебя отнять.
И болит душа, и, едва дыша, ты ни здесь, ни там.
На тебя везде давно расставлена западня.
Источая очами печальный взгляд,
Ты иконой наймёшься служить у тех,
Испокон веков что тебя гноят.
Ты лишь повод для их городских утех.
И, когда исчерпают тебя до дна,
Черепами оскалится Сатана,
Ты в подвале заплачешь, вину признав
Под возгласы прихожан.
Ах, Жанна! Жанна…
Падре, яростен и остёр,
Далеко свою власть над землёю простёр.
Ты почувствуешь вкус проклятий.
Как дёшево
Ты снизойдёшь
Умирать на костёр,
Вместо древних моих объятий.


interlude

Близкими быть со мною люди теперь хотят:
Ищут земель неведомых, благосклонных,
Топят в моих колодцах девочек и котят,
Тонут и возвращаются в моё лоно.

Сгорели и Трафальгар, и Гангут,
Нашли свои мели и Беринг, и Магеллан…
На берег! Ведь только на берегу
Кто-то поверит, что кто-то из них — капитан.

Я — вода. Мои ледники трескаются и редеют,
Шепчутся в море души, пробуждая благую песнь.
Ветер играет на перьях musica Dei.
Кто-то из самых первых, кажется, снова здесь.


sophie

Какие же бесы у тебя за плечами стоят?
Улыбаешься им, ничего от них не тая.
Не передать, не перепить и не уберечь…
И череда радостных этих встреч,
Дней занятых, нарядов, что не с утра.
Но рядом — не ты, рядом — твоя сестра.
Ты уедешь в бедный Париж, убежишь,
Медные отблески бледных покатых крыш,
Грома раскаты, распятые молниями дома.
Лечишь раненых. Кровь на ладонях.
Ты такая хорошая.
Ты удержишься, Соня,
Ты не сойдёшь с ума.
А за окошками
Столько брошенных
И непрошенных,
Что числа кошками в голове:
Формулу боли однажды выведет человек.
У тебя нет выбора, ты будешь первой.
Рваные нервы, титул холодной стервы…
Ты одна, в бреду, в своей комнате допоздна.
Механика душ — вот, что тебе предстоит познать.
Замести следы, уйти туда насовсем.
Душа состоит из воды — её хватит всем.
Восьмое чудо — твоя система систем.
Я смою с пальцев твоих чернила,
Но ты не вернёшься — Норра тебя пленила.
Раньше срока погасла твоя звезда.
Покинутый Петербург молитвы твои издаст.
Я буду грустно ластиться о Кронштадт
У причала.
И никто в этом не виноват.
Что же, опять сначала?


interlude

Мрак.
Мрак. И огонь. Мой древний враг
Снова на марше.
Но я — другой. Я старше.
Гноятся раны —
Странные, правда, эти страны?
Горят и радуются концу.
Наряд по моргу святому отцу!


iris

Железные дети бегают по ржавому полю,
Обдирают о выступы голени,
Бьются, крошатся, точатся, колются,
Их песочница полна големов.
А город в огне,
Бомбы, крики, сирены.
Никого уже нет,
Только небо сереет.
Горя я достиг чёрной лестницей.
Море в ярости, море бесится
Вокруг подожжённого острова.
Волны рвутся о стражника острого,
Что покой у меня забрал.
Разряжается лязг забрал,
Восстаёт планетарный гнёт,
Что людей, будто гвозди, гнёт.
Помешать я ему не смог.
А над Лондоном вечный смог,
А в подвалах места тесны,
И опять у тебя те сны.
Я слезой покачусь к твоему плечу,
На Спитфайре каплею улечу.
Фонари не горят,
Безумцы хотят Нормандию,
Ты — с ними в один ряд,
Айрис, милая, ну тебя, ну куда — тебе?

Упас.
Как-то нам повезло.
От нас
Отступило зло.
Ад погас.

А теперь — не смотри назад,
Твой Пегас расшорит свои глаза.
В глазах — одинокая бирюза.
Зализать хотя бы одну из ран!
А сентябрь… Сентябрь опять беспробудно пьян.
Листва. Тишина.
Выстроились слова,
Но выстрелом — на! —
Одна тысяча девятьсот пятьдесят два!
Под рукою — стылый такой гранит.
Каково это — в покой милого хоронить?
А вокруг — ни тела, ни души.
Добрый друг, ты пиши, главное, ты пиши!
Я дождиком в серой ночи приду,
Художнику больно, он кормит свою беду.
Я не Слово, но ты и моё Дитя.
Сохнут вдовы, облака над людьми летят.


interlude

Ах, как же мной быть не просто:
Я Гангом баюкал трупы
И крови вкусил Днепровской.
Лёд Ладоги слишком хрупок.

В Мухавец опускалась каска.
Одер стал моей вскрытой веной.
Припять сталью блестит дамасской.
Тихо плачет в Сибири Лена.


final act

Рек серебристым веером
Я за века измотан.
Девочка с плеером,
Вдоль берега идущая на работу.
В груди же — тонны
Глобального одиночества.
Не хочется,
Но куда деваться.
В метро — жетоны.
Смотри же, тонет
В какой-то нелепой лжи
Из розового девайса,
Мимо кармашка признание положив.
Я — лужею на асфальте.
Нет, она вниз не глядит.
У неё там анамнез, контакт, кредит.
Кто-нибудь! Пожалуйста! Посигнальте!

Что ж, значит, снова тебя произвёл
На свет из меня родительский произвол
В обитель, скит, файрволл.
Годы проносятся дикими лошадьми,
Оставляя на почве улики да раны.
Вроде бы, вот они — наши дни.
А вроде бы — слишком рано.
Бродим по родине, как умеем:
Тебе — лишь бы с кем нализаться,
А я — вода, я — по трубам канализации.
Грубое время, я становлюсь грязнее,
Протекая через весь этот смрад.
В моём теле шевелится ржавый флор.
Этот каменный Каин уже ничему не рад:
Он сливает в меня какой-то заразный хлор.
Масса каких-то береговых тем:
Кассы, мохито, рега — это, вообще, что?
А между тем
Ты — в одну на Невском,
Распахнутое пальто.
Сегодня — не с кем.
Мост. Заблудшая мартовская пурга и
Боль. Внезапная, острая и тугая.
Ты снова Софья, ты снова Гайа.
Стой! Нет! Не пры-гай!
Миг, блеск,
Крик, плеск.


postlogue

Страшный рисунок.
Конечно, спасу, но,
Пока ты поймана,
Пой меня,
Лей, меняй,
Изменяй, извиняй,
Только живи. От инстинкта к любви,
И любовью себя назови.

Я — вода. Такова моя воля.
Бог и тот, если б был, тоже был бы тобою болен.