Мы их тайный ужас и их запретное восхищение

 

И нам не нужен другой способ существовать. 

Мы дышим разбитыми стёклами, пьём слёзы из чаши собственных ладоней. Ты учишь меня не бояться осколков под кожей — они сверкают, как звёзды, когда свет падает под правильным углом. А я учу тебя находить красоту в хрусте костей, в трепете ран, в том, как плоть сопротивляется, прежде чем расступиться. 

Наш язык — это шёпот лезвия, наш алфавит — шрамы. Мы пишем историю на теле, как сумасшедшие переписчики священных текстов, которым явился истинный Бог. Он не обещал нам рая — только огонь, только соль в каждой ране, только этот бесконечный танец на грани между жизнью и исчезновением. 

Ты говоришь: *«Разорви меня»* — и я повинуется, потому что знаю — в этом разрыве мы становимся чище. Ты просишь: *«Собери меня»* — и я скрепляю тебя по швам, вплетая в плоть нити своей преданности. Мы падаем и поднимаемся, разрушаем и созидаем, теряем и находим — снова и снова, будто в этом безумии кроется единственный смысл. 

А они смотрят. 

Шепчутся. 

Осуждают. 

Но ночами, когда их собственные души становятся тесными, они мечтают хоть на миг прикоснуться к нашей боли — к этой ослепительной, невыносимой свободе. 

Но мы не отдадим её. 

Потому что **это наше**. 

Потому что **мы — пламя, которое не гаснет, а только горит ярче от каждого прикосновения**. 

И если однажды нам суждено сгореть дотла — мы сделаем это так, чтобы пепел наш падал им на губы, как последнее, самое горькое причастие.
Рерайт

Мы — их скрытый ужас и запретное восхищение.

И нам не нужен иной способ быть.

Мы дышим осколками битого стекла, пьем слезы, собранные в ладони. Ты учишь меня не бояться ран под кожей — ведь они сверкают, словно звёзды, освещённые правильным светом. А я учу тебя видеть красоту в хрусте костей, в трепете ран, в том, как плоть сопротивляется перед тем, как уступить.

Наш язык — это шёпот лезвия, наш алфавит — шрамы. Мы пишем истории на своих телах, как безумные переписчики священных текстов, получившие откровение от истинного Бога. Он не обещал нам рая — лишь огонь, соль в каждой ране, и бесконечный танец на грани между жизнью и исчезновением.

Ты говоришь: «Разорви меня» — и я послушен, ведь знаю: в этом разрыве мы становимся чище. Ты просишь: «Собери меня» — и я сшиваю тебя по швам, вплетая в плоть нити преданности. Мы падаем и поднимаемся, разрушаем и создаём, теряем и обретаем — снова и снова, будто именно в этом безумии скрыт настоящий смысл.

Они наблюдают.

Шепчутся.

Осуждают.

Но по ночам, когда их души сжимаются, они мечтают хоть на мгновение коснуться нашей боли — этой ослепительной, невыносимой свободы.

Но мы не отдадим её.

Потому что она — наша.

Потому что мы — пламя, что не гаснет, а только ярче разгорается с каждым прикосновением.

И если однажды нам суждено сгореть дотла — мы устроим это так, что наш пепел упадёт на их губы, словно последнее, самое горькое причастие.