Шелковица

По заросшим сорняками шпалам шла девочка. Перепрыгивала, щурилась, ослепленная голубизной неба. Дышала хлестким ароматом свежескошенной травы. У самых её ног послышался треск. Моментально опустившись на корточки, она сунула лицо в кусты, где возился майский жук. Неуклюжий, заплутавший во времени гигант то заваливался на землю, то приподнимался с глубоким гулом, подобно грузному самолету с неисправным двигателем. «Грязнуля ты, вот что с тобой делать», — нравоучительно пожурила свою находку девочка. Поискав вокруг себя палочку и обнаружила подходящее орудие только под своим синим сланцем, она потянула её и сама завалилась на спину. «Ну что с тобой ж-ж-делать», — сказала она сама себе, да так и осталась лежать, глядеть на рассеченное десятками травинок небо.

Над её головой медлительно покачивался осот. Пародируя своего собрата одуванчика, он вежливо кивал желтушной головой, а тот, на кого он хотел быть похож, шелестел зелеными «крыльями» прямо за кустом цветущего репейника. Крапива при каждом порыве ветра норовила дотянуться коготками мягких своих листов до бледных тонких девичьих ног. Пахло сыростью, мокрыми от росы волосами, выбившимися из-под панамы, и яблоками. Яблони росли всюду и нагреваясь, затапливали сладкими ароматами даже соседние улицы. Дети набирали белый налив и краснобокие дикие плоды в майки, в кепки и тащили награбленное богатство в шалаши. Даже руки у них неистово пахли кислым яблочным соком, привлекая пчел и белых, нежнокрылых капустниц.

От воспоминаний о фруктах живот издал обиженное «у-юх», и девочка поднялась на ноги. Майский жук унес свой гул в сторону лесополосы. Девочка осмотрела исколотые травами ноги, почесывая одну о другую. Ступни сделались наполовину зелеными, с коричневыми разводами, как от йодовой сеточки, что бабушка рисовала на её сбитых локтях. Травинки глядели в разные стороны, сбившись букетами между детских длинных пальцев на ступнях, и путались в синих сланцах. «Да я сама, как эта железная дорога. Сквозь меня прорастает даже клевер!»

– Деда, гляди, я похожа на цветок! – воскликнула Верочка, раскидывая руки в стороны. Поджарый, загоревший на дневном солнце мужчина оперся на черенок косы и оглядел внучку. Панамка желтая, майка с выцветшим мышонком, да полосатая радужная юбка мокрая от росы. Она слишком громко хихикала, когда пряталась в высокой траве, так он всегда знал, где она. А вот когда девочка затихала, он сердился. Переживал, что ребенок заиграется и подойдёт слишком близко, пока он косит траву.

– Де-да, а разве еще недостаточно? Куда столько! – закричала Вера уже из стога. В нем был сплошь длинный, острый пырей, но её не волновало, что она будет вечером чесаться, исцарапанная, словно столкнулась с соседской Анфиской. Эта кошка была ленивой охотницей до тех пор, пока в поле зрения не появлялись дети. Она не упускала возможности погонять по улице зазевавшегося ребенка, а из-за неприметного окраса могла подстроить страшную засаду. Вера уже была научена столкновениями с кошкой и гордилась умением перелазить через забор.

– Шла бы ты к лесополосе, там тенёк, – предложил дед, убирая пот со лба серой майкой, – да и тутовник гроздьями висит, аж отсюда видать.

Заклинание, действующее на всех детей в округе. На Веру эта ягода оказывала не меньшее влияние, чем шоколадный торт или чай с пятью ложками сахара. Недолго думая, девочка направилась к могучим тутовым великанам, старожилам последнего кусочка лесополосы. Ветви прижимались друг к другу плотной кроной. Под одним из таких изумрудных куполов уже расселись птичьими стайками дети с соседних улиц. Вера предприняла три попытки влезть на белую шелковицу, но только стесала кожу на запястьях и щиколотках. Кора неприветливо хрустела под сланцами. Тогда она скинула неудобную обувь в траву и со всех сил подпрыгнула, протянув руки к ближайшей ветке. От удивления на соседнем дереве присвистнули, а Вера ещё яростнее вцепилась в ветку. От предвкушения млечной сладости тутовника слюна во рту сделалась вязкой, а живот заурчал ещё настойчивее. Падать на глазах этой невоспитанной своры было бы худшим событием за лето, Вера была в этом уверена. Поэтому, раскачавшись, она зацепилась одной ногой там, где потоньше, подтянулась и победно встала в полный рост у основания ветки, обняв прохладный ствол. Пальцы саднили и были на вкус, как алюминиевая ложка, которой она любила есть мороженое. Этот железный привкус вскоре уступил место ягодам. В листве старика-тутовника даже сейчас, в полдень, было мрачно, и жар солнца не мог пробить защитный купол листвы. На одном таком раскидистом дереве уже много лет строили и перестраивали домик: «Никаких девчонок на пиратском корабле!». Можно считать, ей повезло там побывать. Зато дерево со спелым урожаем сейчас всецело принадлежало этой самой девчонке, и она не собиралась его уступать.

Время шло. Глаза слипались, опасно клонило в сон. Под тонкой майкой пробежал холодок. Вера замерла и прислушалась к источнику щекотки. «Холодок» пошевелил усиками, и вот ледяной страх разлился под кожей. Медленно посмотрев вниз, девочка встретилась с черными бусинками-глазами черного, блестящего жука. Девочке он показался размером с ладонь, а то и с кошку Анфиску и, забыв про высоту своего убежища, она в два шага оказалась на земле. В немом ужасе Вера побежала прочь сквозь густую траву, цепляя на волосы репейники, семена из колосков и зонтики встревоженных одуванчиков.

За ней летели и ехидные мальчишеские смешки, а девочка без оглядки всё бежала и бежала босиком. Не остановилась она и когда нагнала дедушку. Ей просто нужно было скорее вернуться домой и уже там разобраться и с жуком, и с царапинами, и с горькой обидой от брошенного ей вслед: «трусливая девчонка», скопившейся солоноватым привкусом на дрожащих губах.