Дружок

Посвящается Дарье Кашлаковой.

Меж нами сотни городов
как промежутки переулков,
иная сложенностью слов
короткой улицею "улка".

Я как приземистый монах,
в тебя свободою влюбленный,
и за везениями "ах"
сияет скромное на кленах

в просторной куртке босиком.
На деле все уже согласны -
народной улицею той
колени ссуженные в краске.

Ты бесподобна, ты - фонарь
в красивой платьице-обертке,
и не холодными когда
носила, здравствовала тетка

без капюшона циферблат
мечтаний пристального света.
И тьма лишенная терять
искала выстрелами где ты.

Фонтаном прошлого объят,
над нами кактусами злится,
оставив крошками каяк,
катая красочную пристань.

Я - холод. В мире суеты
не сложен праздниками судеб,
как топот вынужден уйти,
и дождик странствованьем будет.

Картины мира перебрав,
я останавливаюсь где ты
настигла вырватыми трав
покоса милого рассвета.

И ты печальна как цветок,
приоблакачиваясь тучей,
иные мальчиковых строк
не оборачиваньем учищь

в маршрутке (полная от строк).
К дивану часики припали,
а утром комната носок
искала страстными стихами.

Долой простуду на губах!
И облепиховые скверы,
оконной улицею став.
Не в горы - прихотями верю.

Свою машину раздобыв,
и мать-и-мачехами снилась
за не рушимыми ковыль,
кривая мальчиками ива

склонилась озерами рук
за небосводами прощаний,
а милой розами недуг
за пароходами качает.

И в окнах ангелами есть,
за преисподними стихая,
в иконах пламенями здесь
да переходными святая

девчонка (как ее зовут?).
Меж нами синяя преграда,
и окна карие от губ
листает инеями сладость.

А между нами тихий дым,
бесцветной кажется усталость.
Заменой каменною ты
невестой Дашиною стала.

В тебе я видел бы грозу,
прикосновения пощечин
и телевидения у,
где воздух зрениями строчек.

Да, ты прекрасное дитя,
и я с тобою насторожен.
- А вы ли здравствовали так
за подоконниками, Дождик.

В тебя влюбился я, пойми,
выл одуванчиками ветер,
и днями-линиями мир
в иконах Мальчиками светлый.

Декабрь выспался в руках,
на приусадебных бы лилий
секатор истинную жал,
закинув капельками жилы.

И на прощании возьму
твою я руку в наказаньи,
кивая щавелями мух,
надумав куколками-странниц

твоих распуть паутин,
меняясь просеками лета.
Но видно утренним один
прельщает возрастом, приметив

твою улыбку. Побеждав,
ты славишь жизни продолженье.
Боюсь увиденную Да...,
стихая выжженною гжелью.

Твою походку раздобыв
и нити плавленного лета,
на дню оконная ковыль
приснится ангелами где ты

вдыхаешь солнце васильков,
и за ромашковою болью
листая ножницами бровь
внезапно скрашивалась кровью.

Как ты прекрасно перейдешь
полями-травами с душицой,
крапивы странствовали, дрожь
завянет пламенною снившись.

И рой ромашковый и ров,
примкнуло лето преисподней,
вино настаивало кровь
и утра светлые миноры.

Ночь подорожниками за,
минуя поля разнотравья,
накроет, дождиками сжав,
не улиц политые камни.

Рисуя лето васильков,
волос припудренные нивы
искусство девочкиных строк
запросит чувствами невинно.

А ты смотрела свысока,
вьюнок за окнами мелькая,
на вырост ветками богат
у ног холодными зевками.

Глаза печальные твои,
и лист смородины повислый
качали пальцами не книг
не милость - взорами корицы

под гул ромашкового сна,
где васильковый рой кручинен.
А утром спрашивала нас
дверная, сковывая силы,

гирлянда. Кактуса горшок,
нить олеандровых цветочков
приятна, разные нашел
в покое праздничные очи.

Где мята с клевером росли
ходили кони к водопою,
и прятать преданные лиц
обиды помнили колонны.

Да ты пойми, что я люблю
свободной лошади походку,
дабы калиною до люстр
холодной сложенностью кроткой

разлить бы солнечную гроздь
и напоить мою лошадку.
Одними проблесками звезд
атаки вылитые шатки,

когда мой конь солому ест
и звездопад ему не нужен,
осталась полосами весть -
невеста главное забудет

(что мой Дружок не навсегда).
Полыни приторная горечь
да окруженная еда
остынут мнительностью кожи.

Мой одинокий, мой Дружок
прискачет полночью душистой
за коридорами в лужок,
и дальше вотчиною жизни

меня затрагивает стук
его копыт, когда в тревоге.
И разнотравиями рук
приворожила я невольно

глаза печального коня.
- Дружок, ты снишься мне ночами.
Сказала, "чайными" маня,
уже за вишнями-очами

его хозяйка впопыхах.
И Дарьи комната пустая.
Коня озябнувшего страх
кидал бы проблесками мая

на одинокий тоже снег,
траву укутавший немного.
За календарными забег
забудет ужинами город

за днями скачки без Дружка,
но мы уже тренировались.
Завянет дачного угла
ковыли ссуженные дали.

И от репейного душа
не приземляется заката,
и за деревьями кружа
не привидениями сада

меня за пижмою влечет,
дурманом стягивает ноги.
И я обиженна на то
устами-ябедами строго,

что мой Дружок мне не дружок,
он нарисованный в тетради.
и окруженные в лужок
от нами сонные все травы

рисует Дарьиной рукой
мой поцелуй тебе в макушку.
И затиханиями стой,
в покое уличные слушав

мерцанья цокающих трав,
где запах персиков с малиной.
Листая солнечную явь
слезами - сверстница красива!

           29 июля 2025 год.