Откровения Вечной Любви ч. 116

В лазоревой дали и белоснежной повести мороза

В лазоревой дали и белоснежной повести мороза,
Склоняясь низко , шапкой снега прямо на порог,
Пришли душевные мечты , стихами золотого медоноса,
К любви людей , творящей в мыслях жизненный итог.

Желаний сердца , провидением и сладостью мечтаний,
Из сказок няни , хороводом счастья в полевые чудеса,
Внося на круг Божественную Сладость Обещаний,
Стать нежностью  , творящей все земные небеса.

В душе любви  , парящей вместе с островом Буяном,
Среди невиданных земель , благоухающих цветением садов,
Из уст в уста переходящих вместе с морем-океаном,
Загадкой счастья , созданного мановением изысканных плодов.

Народной мудрости и вечной русской славы,
Творящей мир Божественной Любовью Золотой,
В простор чудес , вознёсшей все земные страны,
И воспылавшей к ним любовью счастья неземной.

Украсив свежестью Божественных Идиллий,
Восторг и счастье проведённых за границей дней,
Воспев в душе потоки щедрых Бога изобилий,
И сердца каждого Божественный Елей.

В улыбках нежных , поцелуях и обьятьях женщин,
В словах мужчин и радостных обьятиях детей,
Увидев для чего весь мир на благости повенчан,
И верит в истину Любви Божественных Идей.
 
Уснув под шёпот в детстве самых сладких мыслей, 
Таящихся в устах кудесницы Божественной Любви,
Наш драгоценный опыт вязи смирных здравомыслий,
Стал Гением Божественной Любви Сияющей Земли.

Превознесённой в щедрость русской сказки и понятий,
Желать всем счастья жизни и душевного тепла,
Мечтая вечно с няней  о Вселенской Благодати,
И осеняя Светом Счастья Золотые Небеса.

Творящие небесно-голубой простор чудесных откровений,
Сияя светом благодатной радости и вечной новизны,
Творя роскошеством стиха истоки вечных восхищений,
И отворяя в людях с детства светозарные миры.

Обожествляющие сказкой души целых поколений,
Творящих мир любви волшебным Бога существом,
Светящимся в природе яркостью любви богоявлений,
И возносящим Дух Вселенской Радости Творцом.

Величия любви и благости Божественной России,
Величием чудес , семейного порядка и тепла ,
И вечной чистотою помыслов и сладости Мессии,
В народах пробудив единство  счастья и добра.

Представив одухотворённый сердцем труд,
Вошедший в тонкости святой любви и встречи,
Дух мыслей отворяя в вечный изумруд ,
Сменивший все влюблённости на счастье вече.

До скромных мелочей , оправив юности мечты,
До вечной святости , взошедшей в имена потомков,
Великим счастьем , оттеняющей любимые черты,
Всё описав при  освящении Божественных Истоков.

Победою  народа в жизни над самим собой,
Победой смысла новой жизни в буре века,
Став для людей Величием Любви Вселенскою Звездой,
Спасая личную  свободу счастья  жизни человека.

        Идея единства народа присутствует в творчестве А.С. Пушкина в разных контекстах: в поэзии, прозе и публицистике. Поэт считал, что универсалии православной нравственности объединяют нацию в совместном «соборном» пространстве, стоят выше сословных, классовых, политических противостояний и различий.  cyberleninka. ruproza.rucyberleninka.runaslednick.ru

В поэзии
Стихотворение «Клеветникам России» (1831). Пушкин подчёркивает, что сообщество российских или славянских народов — одна семья, и вражда между ними — «семейная», хоть и затяжная, но преходящая. Поэт предсказывает: «Славянские ль ручьи сольются в русском море? // Оно ль иссякнет? вот вопрос» — это прозрение в отношении русского народа как объединяющей силы.  cyberleninka.ruproza.ru
Стихотворение «Памятник». Поэт говорит о «Руси Великой», но указывает, что в стране живут не только русские, но и финны, тунгусы (или эвенки) и калмыки. Это отражает идею многонародности, свойственной Руси, по Пушкину, с древнейших времён.  vnnews.ru

В прозе
Драма «Борис Годунов». Народ представлен как цельная историческая действительность: люди одной национальности, одной православной веры, одного общего греха. При этом народ не безликая масса, а представлен в индивидуальности и трудовой определённости (бедные монахи, стрельцы, хозяйка корчмы).  multiurok.rucyberleninka.ru
Повесть «Капитанская дочка». Пушкин создаёт образ народного героя — сильного человека, умного, широкого, умеющего быть добрым. Стремление Пугачёва к абсолютной воле — исконно народная черта. При этом народ показан не только с положительной стороны, но и с «тёмными» гранями восстания и поведения мятежников.  infourok.ruBiblioFond.ru

В публицистике
Заметки о «народности» в литературе (1826). Пушкин определяет, что народность — это национальная специфика народного характера, общественно-политическое устройство, характерное для этого народа, его бытовые особенности.  multiurok.rurvb.ru

Освещение проблемы народа в журнале «Современник». Например, тема народа была главной в статье «Собрание сочинений Георгия Кониского, архиепископа Белорусского» Пушкина. Поэт хотел показать читателям истинную силу страны — народ, который был недооценён им же и «верхушкой».  cyberleninka.ru

Донник — растение, которое используется как медонос для пчёл. Цветки донника привлекают пчёл обильным нектаром, что обеспечивает стабильный медосбор даже в засушливые периоды. Продолжительный период цветения — с июня по сентябрь. 

      Дворянское западничество на глазах стало меняться: если поколение Петра I осваивало западный опыт для всей России как нации, имеющей единую историческую судьбу, то теперь западники становились внутренними эмигрантами, вожделенное отечество которых находилось за рубежом. Они еще не осмеливались сказать, как левые компрадоры в октябре 1917-го, а правые - в октябре 1993 года, что "главный  враг - в своей собственной стране", а народ, не воспринимающий очередное "великое учение", - "не тот" народ. Но преступление сепаратной вестернизации - за спиной народа, в одиночку несущего тяготы социального и политического служения, - уже ложилось своей печатью на русское дворянство.
Эту логику превращения дворянских западников во внутренних эмигрантов, готовых признать Запад единственным подлинным отечеством, прервало нашествие Наполеона на Россию. Ведущая по тому времени страна Запада - олицетворение просвещения - превратилась в беззастенчивого и самонадеянного агрессора, претендующего на мировую гегемонию.
Нашим западникам пришлось срочно самоопределяться, с кем они. С Россией, несмотря на все ее "недостатки" и несоответствия "передовому эталону", или с ее иноземными поработителями.
Русское дворянство выдержало исторический экзамен: оно встало под русские знамена вместе со своим народом - и враг был разгромлен. Национальный консенсус был, таким образом, восстановлен. Но все это произошло де-факто, под давлением внешних обстоятельств. Нужно было, чтобы это  восстановление  национального единства получило закрепление в логике культуры, стало духовным обретением нации. В ответ на такой запрос нация дала феномен Пушкина.
Не будь Пушкина, Россию, скорее всего, ожидало бы банальное решение проблемы западничества. Разочаровавшись в "передовом Западе", просвещенческий мессианизм которого обернулся вероломством наполеоновской агрессии и гегемонизма, русские могли бы удариться в противоположную крайность и стать агрессивными почвенниками, изоляционистами и ксенофобами. История знает множество примеров подобной инверсии, которая вполне объяснима психологически и политически. Все толкало нас в этом направлении: и давление народных низов, и оскорбленное общественное мнение, и комплекс вины вчерашних прозелитов французского просвещения. Нужен был гений небывалой творческой мощи, чтобы предотвратить эту банальность фундаменталистского ответа на западный вызов и вместо ухода в противоположную крайность дать творческий синтез европейского Просвещения и российской цивилизационной самобытности. Для того, чтобы к вызову Запада отнестись так, как отнесся Пушкин: не впадая ни в духовное капитулянтство, ни в глухую самозащиту изоляционизма - нужно было иметь в запасе нечто гораздо большее, чем этнографическое почвенничество и самобытство. Если бы Пушкин противопоставил великой письменной традиции Запада, представленной во всем блеске просвещения, русскую фольклорную (народную) традицию, исход можно было бы предугадать заранее. Первым этапом стал бы культурный изоляционизм как реакция этнической самозащиты, вторым - капитулянтство вестернизации. Пушкин пошел по другому пути. Он говорил с Западом на равных, не впадая ни в агрессивность, за которой скрывается слабость и неуверенность в себе, ни в неумеренную восторженность. Что же стало источником его силы и творческой самостоятельности?
Все дело в том, что проблему российской самобытности, своеобразия национальной судьбы и характера Пушкин решал не в этнографическом ключе, а в цивилизационном. Западу, как "первому Риму", он противопоставил не романтизированный этноцентризм, а православие как равновеликую цивилизационную традицию, восходящую ко "второму Риму" - Византии. Как и у всякого настоящего поэта, у Пушкина было много языческой впечатлительности - всего того, что эстетически откликается на зов родной речи, пейзажа, народного предания и героических легенд. И все же по большому счету он решал проблему русской судьбы и характера с иных позиций. Он эстетически раскрыл нашу специфику как православную, а характер народа, с его великим смирением и долготерпением, в которых он усмотрел проявление не рабства, а духовного достоинства, - как православный характер. Стоит лишить российскую государственность православной основы, и она автоматически становится тоталитарной либо рассыпается вовсе.
Только православие сообщает нашей государственной дисциплине специфические духовные источники, поднимает и облагораживает ее. Только православие придает долготерпению народа высший смысл и знак личного достоинства.
Но православие не только облагородило российскую государственность. Оно открыло возможности творчески интегрировать западное просвещение, переработать его в свете адаптированного греческого канона. Как известно, Запад имеет три культурных источника: римский правовой порядок, греческий логос и иудео-христианскую духовность. Причем со временем последние две составляющие слабели и уступали место первой, принимающей секуляризированно-рационалистическую форму, "нейтральную" в духовно-ценностном отношении. Напротив, в России православие оказалось хранителем греческого и христианского заветов, причем в слитной форме, в которой греческое утрачивало всякие следы язычества. Сегодня принято вспоминать формулу старца Филофея: "Москва - третий Рим" и вкладывать в нее претенциозно-мессианский смысл, который одни с порога отвергают, другие берут на щит. Но Пушкин видел в России не третий Рим, а второй Рим - православную цивилизацию, имеющую общие корни с Западом и равновеликую ему. Вот почему он смог, отстаивая самобытность и достоинство России, не впадать в грех этноцентризма и почвенничества и сохранять наследие европейского просвещения не в качестве целиком заимствованного продукта, а в качестве завещания греческой античности и христианства, равно переданного и первому, и второму Риму.
Это сейчас, после десятилетий государственного атеизма и выкорчевывания нашего цивилизационного наследия, стала казаться неизбежной дилемма: либо безоговорочная духовная капитуляция перед Западом, либо глухой изоляционизм и агрессивный этноцентризм. Пушкин чувствовал себя куда более оснащенным в духовном споре с Западом и западниками - его ответ на вызов Запада соответствовал не этноцентристской (племенной), а цивилизационной логике, логике диалога двух великих Римов.
Драматическая антиномия нашего исторического бытия состоит в том, что ни отгородиться от Запада, ни слепо следовать за ним в качестве пассивных эпигонов мы не можем: и то и другое грозит катастрофическими срывами. Пушкин указал нам пути разрешения этой антиномии: вести диалог с первым Римом с позиций второго Рима, имеющего за собой грандиозное цивилизационное наследие, великий духовный источник - православие.
Этот источник является залогом не только нашей государственной самостоятельности и величия, но и нашего национального единства. Когда мы уходим от православной традиции, мы неизбежно раскалываемся на правящих западников, становящихся компрадорами, и туземных автохтонов, становящихся презираемыми и бесправными изгоями в собственной стране. Приобщаясь к православию, мы обретаем и национальное единство, и свои собственные источники высокого просвещения, связанные с греческой античностью и восточным христианством. Пушкин доказал нам это своим собственным творчеством, вдохновившим нацию, которая открыла себе выход из тупика, порожденного ложными дилеммами западничества и почвенничества . (выдержка)
Александр Панарин А. С. Пушкин как воссоздатель русского национального единства