Пиратское

Впервые я увидела её на палубе «Сирены» — старого пиратского брига, который мы выкупили за гроши и надежду. Волны катились под килем лениво, как воспоминания, а паруса над головой шептали о ветре и далёких берегах. Она стояла у борта, держа в руках кусок старой карты, и казалось, что солнце светит только для неё.

Я боялась даже повторить её имя вслух, словно оно могло стать заклинанием, которое разрушит всё. С самого детства я научилась держать сердце в сундуке, запертом на ржавый замок: предательства, ложь, улыбки, за которыми скрывались ножи. Но её взгляд разрушал все стены.

Мы плыли к острову, который значился на карте. Говорили, там зарыт клад пиратов: сундук, полный золота, а может, полная грудь чужих тайн и сбывшихся желаний. Никто не верил по-настоящему, но мы все хотели верить. Мне же хотелось только одного — чтобы наше путешествие не заканчивалось.

Вечерами я поднималась на корму и наблюдала за ней. Она расчесывала волосы, и ветер вплетал в них соль и закат. Иногда она пела тихую песню, слова которой тонули в шуме прибоя, и я ловила себя на том, что учусь дышать под этот голос. Она ничего не знала обо мне: не знала, как дрожат мои руки, когда я вижу её; как сердце бьётся так громко, что кажется, весь корабль слышит этот стук.

Я боялась доверять. Я боялась даже взгляда. Ведь стоит только открыть душу — и кто-то обязательно захочет завладеть этим сокровищем, сломать или продать.

Ночи проходили в тишине. Я клала руку на грудь и представляла, как бы это было — коснуться её ладони. Сказать ей, что её улыбка для меня дороже любого золота. Я мечтала о её пальцах, которые нежно коснулись бы моего лица, и от этой мысли хотелось и плакать, и смеяться.

Шторм застал нас у самого острова. Волны били в борт, ветер рвал паруса, а сердце сжималось от ужаса. Я видела, как она, не колеблясь, бросилась закреплять фалы, волосы её сливались с дождём.

Когда буря утихла, мы выбрались на берег. Земля дрожала под ногами, в воздухе стоял запах мокрого дерева и соли. И там, среди песка и обломков, она снова развернула карту. В её глазах был свет — не алчность, не страх, а жажда жизни.

— Пойдём, — сказала она мне, и голос её был тёплым, как рассвет.

Мы шли сквозь заросли, слышали крики чаек и шёпот листвы. В груди жгло от того, что я рядом с ней. Хотелось сказать, но слова застревали: «Ты — моё сокровище. Я берегла это чувство всю жизнь, боялась доверить его кому-либо. А теперь ты держишь моё сердце в руках, даже не зная об этом».

Мы нашли старый сундук, припрятанный между корнями огромного дерева. Её руки дрожали, когда она открыла крышку. Внутри были монеты, ожерелья, кольца — золото, потускневшее от времени. Но я смотрела не на сокровища.

Я смотрела на неё. На то, как глаза её светились. На то, как солнце отражалось в её зрачках. Она обернулась ко мне, и на мгновение я увидела что-то — вопрос, может быть страх, а может, надежду.

Я сделала шаг. Впервые не спряталась за стенами. И, срывающимся голосом, тихо сказала:

— Для меня это всё не имеет смысла, если… если я не с тобой.

Мир будто затаил дыхание. Она стояла так близко, что я слышала её дыхание. В этом признании было больше сокровищ, чем в любом сундуке. Я стояли на песке в песке, забыв обо всём: о карте, о золоте, о страхах.

И впервые в жизни позволила себе поверить: бывает любовь, которая не разрушает, а спасает. Бывает сокровище, которое нельзя отнять. Сердце, отданное добровольно.

И даже если завтра нас снова ждут бури, шторма и чужие берега, я больше не боюсь. Потому что теперь я знаю: моё сердце не спрятано на дне сундука. Оно — в её ладонях. И там ему самое надёжное место.