XII. С волкобоязнью знахаркой не станешь

     (предыдущий фрагмент из 1-го тома романа «Миледи и все, все, все»
      «XI. Пристроить посулит чья воля в рай?т»
        http://stihi.ru/2025/08/01/2516)

Обычай стойкий взваливать сурово
на плечи всё под кровом и вне крова
для женщин настоящих – суть веков.
Земля без счёта сделала витков…

Мир то расслаблен, то активен грозно,
то спорит, что смешно, а что серьёзно,
то в дрязгах яр: «Кто умник, кто кретин»?
Воспринимая женщин, мир един.

Почти     привычны     женское геройство
и альтруизм. За близких беспокойство
ещё привычней – все того хотим.
Натурам женским свойственны экстрим
и... сроду не бывавшее простым
судьбе несправедливой непокорство…

Эстер воспринимала беды остро.
Вполне (не всё лишь грёзы про интим!)
для женщины с ребёнком объясним
в мозгах приоритет: не бред, не     чушь,     но…
спросонок думка: «В    лес    пойти бы нужно,
на собственную вялость не смотря.
Слаба     дочь. Кто     излечит      ли? Мать – я.
Мне первой быть и в сердце, и наружно»…

Поклявшись с чёртом жить навеки дружно,
наваливалась ночь на спящих душно.
Всесилье тёмных сил – галиматья,
но сны в ночи  –    особая      статья.
Эстер проснулась ночью от озноба.
Недомоганье, кругом голова,
но стимулы взбодриться есть.     Ещё     бы!
Эстер приснилась редкая трава,

наполненная соками чащобы…
Ведёт к болезням порча, чаще злоба.
Когда вдруг у Эстер зачахла дочь,
никто больной ничем не мог помочь.

Эстер саму пробила лихорадка,
но в лес засобиралась мать украдкой
от всех, когда людей сморила ночь.
Болезни не сбегают сами прочь.
Целебных трав, коль тело не в порядке,
никто не принесёт по разнарядке…

Когда у духа с телом есть раздор,
без помощи Природы в бой не встрянешь…
Кому открыта чаща как простор,
тот не  бежит  от волчьего  хвоста лишь.

С волкобоязнью знахаркой не станешь.
Не    лишь    бы что в настойку и раствор
закладывать уместно. Спорь не спорь –
лесные травы  ценятся.  Местами ж
возможно уникальный сделать сбор.
В июне разнотравья тут – скопленье:
цветы и листья, стебли и коренья.
Про  папоротник  миф очередной…
Да мало ли тут силы коренной!
Но не пред всем же преклонять колени!

С ознобом, но без тряскости оленьей
идя сквозь лес с целительной травой,
Эстер воспринимала мудро вой,
не видя в нём опасного явленья…

В лес шастать – не на    луг    за муравой…
Наверно     сердцем,     а не головой
не вдруг восприняла Эстер скуление.
Взяла верх Жалость без сопротивленья…

Стон явно плыл не шумом ветряным.
Смущая повторением тройным,
звук для Эстер был не из эфемерных:
сердечный дух отзывчив и раним…
Чуть раньше долетал с той стороны
вой жалостливый, полный мук предсмертных.

Увы, лес не открыл Эстер проём.
Пошла интуитивно напролом
она сквозь бурелом, теряя силы.
В чащобе, в полушаге от трясины,

где гибель ни умаслить, ни умять,
жизнь покидала раненную мать-
волчицу. Дробь охотничья ретиво
Смерть-муку зазвала неотвратимо.
Способна Смерть и     стойких    уломать.

Какую-то часть лье (смерть не в печёнках,
но силы уходили  с кровью вспять)
несла мать уцелевшего волчонка…
Предсмертному отдавшись вою, спать
навеки  улеглась одна волчица,
но страх её не шёл ещё на спад:
куда теперь      детёнышу      влачиться?!
К убийце поворачивать назад?..
А как     Эстер     вернуться изловчиться?
И чем верх     легкомыслия     назвать,

коль тут саму  себя  ухлопать можно!
Эстер постановила: «Сплошь    падёж,    но
мне жаль, коль и волчок бы занемог».
Хотя самой уж от бессилья тошно
(коснулась лихорадка рук и ног),
Эстер, вздохнув: «Волчица безнадёжна», –
волчонка подняла. Тот, как щенок,
прижался к ней: сопение, зевок…

Эстер прониклась жалостью щемящей
к оставленной у смертного одра:
«Не сделаться кормящею мамашей
тебе уже отныне никогда.

Бедняжка-мать, тебе б я подмогнула,
но вижу, что совсем ты не жилец.
Возьму    волчонка,    выживет     шельмец, –
(волчица благодарно лишь моргнула). –
Ты машешь мне хвостом? Что смотришь хмуро?
Твой волчий бог, лесной твой экселенц,
заждался. Спи уж с миром, не фасонься.
Эх, кабы у щенка был жив отец»…
…Над лесом высоко уж встало солнце,
Прислушалось к биенью двух сердец…

У женщины с найдёнышем путь общий,
но мало на     двоих     сил. Скажем проще:
у дамы не осталось сил совсем.
Итог я подведу, усы встопорщив:
июнь а Провансе жарким утром в семь

и обморок Эстер от лихорадки…
Не    зря    чёрт манит недотёп сюда.
Эстер идти домой бы без оглядки,
мол, нас же губит наша доброта.
Не Смерть ли в чащу отперла врата?!

Однако от волчонка как от дара
Судьбы  не  отказалась  Доброта.
Что  у Судьбы в запасе по складам
ещё бы наскрести, кто знал бы здраво?..
Эстер слегла. (Но дочь-то дома, там!)…
Ей грезилось, что вдруг захолодало,
и Осень, злато-медная мадам,
её врасплох застав с волчонком в чаще,
раскрасила лес вычурно кричаще.

Эстер бы не согрел и плотный шёлк
одежды – с непогодой нету сладу.
Ей грезилось, что к ней подкрался волк,
ей мягко водрузил на сердце лапу
и долго языком лизал лоб, грудь,
не выразив желания куснуть.
Эстер не подбиралась к подоплёкам.
Общенье с волком ей казалось лёгким,
причём скорей нейтральным, чем жестоким.

Был волчий изумрудом светел глаз.
Зверь для себя не видел в даме корма…
Не то чтобы до чувственного шторма
довёл её он, силой с ней делясь,
но вялость, жар сменились в ней истомой.

Зверь, не попортив кожу и шелка,
в конце концов ушёл, забрав щенка.
Из пасти     пар     шёл – день был впрямь не летним.
Зверь взвился, как от мощного пинка,
исчезнув навсегда в прыжке последнем.
И пусть. Ей и с     ребёнком     малолетним

забот хватает дома – не тяни
с обратным возвращеньем в  дом,  кулёма!
Без чудо-трав не будет проку дома.
А путь был, как-никак, лесной длины.

Путь был ни пешеходным, ни каретным…
Эстер очнулась. Всё осталось летним.
Июньский полдень, жаркий и в тени,
вернул в реальность.  Даме хоть бы хны!

Ей выполнить осталось лишь простую
одну задачу – вновь вернуться в дом.
По ощущеньям – что? Недуг вчистую
снят, как рукой! Вернее, языком?!
Казалось, что обратный путь знаком
ей был до мелочей, притом что сдуру
полезла в бурелом почти ползком.
Недуг чуть на тот     свет     её не сдунул!

Случилось ей, не выпустив Фортуну,
за кромку заглянуть одним глазком.
Хворь – утром, но аж хочется в пляс днём!
Совсем здорова! Вправе думать думу
о чуде пролежавшая пластом,

воскреснув, мать теперь при каждом шаге –
о чуде исцеленья, как о благе.
Скорей бы к дому! Что ещё важней!..
А дома все дворовые собаки
шарахнулись! Похоже был волк с НЕЙ,
а вовсе не     пригрезился     во сне…

Мать вылечила травкой дочку ловко.
А вот осмыслить день в лесу – морока!
При всей непредсказуемой возне
Рок – общий бич. Боится ль демон Рока?

       (продолжение в http://stihi.ru/2025/08/04/4997)