Подруги. Был месяц май

(маленький простой рассказ)

Был месяц май.
Утро выдалось такое – душа вон, пятки кверху. А точнее – загляденье! Птицы надрывались в весеннем гомоне, пытаясь перечерикать друг друга, сидя вокруг своих гнёзд в молодой зелени.
Весна. Сказано об этом сезоне в истории разных произведений много. Можно сказать одним словом – жить хочется! Особенно после того, как дождались Пасхи!
Глаза ещё не размежились, а мысли бушевали по поводу наступающего непростого дня – «Надо в парикмахерскую, перманент сделать. Затем на стол собрать часам к 12. Холодец сварен. Солёные капуста, огурцы, помидоры, грибы из погреба принесены. Картошки начищу. В салатники их … Что ещё? Сало нарезать, его на стол перед самой подачей. Селёдка в луке на постном масле уже залежалась в холодильнике. Вот вроде бы и всё на первый закусочный взгляд! А если что не вспомнила? По ходу «пьесы»! Во! Самодельный выходившийся квас, сваренный по маминому рецепту, отфильтровать от оржаных корок и дрожжей. И охладить, чтоб не шибко пенился! Не приведи Господи – обрызгаются квасом «девьки» на праздничное одеяние при запивке».
Следующим номером сегодняшней утренней программы надо обзвонить всех подруг (впрочем, этот ритуал проводился в каждодневном действии). А их, самых близких, было числом четыре.
Это описание Дусиного утра. Звонила она – Александре (все её звали по отчеству Степановна), Александре (все её звали по отчеству Фёдоровна), Александре (все её звали Шура), и Марине.
Каждой по домашнему проводному телефону было сказан примерно один и тот же текст, который содержал интерес о том – «Живая ли?» (хотя, ответ в трубку сам по себе исключал вопрос, и всё же), затем пожелание нужного, а сегодня ещё и особенного. А именно – уточнение по предполагаемому намеченному праздничному застолью.
Степановна обещала принести бутылку водки, Фёдоровна – наливку сливянку и винегрет, Шура – пироги. Марина обещала быть к столу сама и собой.
Парикмахерская ждала Дусю с открытыми дверями. Из нутра её зала пахнуло на свежий воздух одеколоном то ли «Шипр», то ли «Полёт», то ли «Маки», а может всеми вместе вкупе.
Внутри было два рабочих кресла. А много ли надо их для провинциальной поселковой цирюльни? Правильно – не много. А бывает и тех много.
К удивлению Дуси в зале была уже Марина – «А мне ведь ни полслова … Наверное, сюрпризом хотела прийти!». Пока она так рассуждала, пришла Шура. Все, не сговариваясь, удивились друг другу и празднично обрадовались …
Марина сделала стрижку, а Дуся перманент колечками. Шуре с головой сделали  что-то такое, что не стыдно за столом показать. Степановна на дом вызывала мастерицу из парикмахерской (есть возможность). Фёдоровна же сама свою красоту наводила, но с помощью соседки, причём незамысловатую.
Одним словом – украсились подруги к будущему застолью.
Праздничный стол Дуся накрыла, как условились – к 12 дня. Всё то, что с утра в уме перечислялось, сейчас материализовалось на поверхности тканой скатерти салатового цвета.
Среди закусок, ждущих своей участи в стеклянных салатниках, стояли фаянсовые тарелки из немецкого сервиза в окружении мельхиоровых столовых предметов и хрустальных рюмок с бокалами. Была возможность для сервировочного антуража что-то купить в магазине, а иное и достать (в лучшем смысле).
К обозначенному времени Дуся надела белую блузку и любимый трикотажный костюм зеленоватого цвета.
«Девьки» (так они звались между собой) явились разом без опоздания. В дополнение к торжественным причёскам были они наряжены в праздничные костюмы.
Степановна принесла из обещанного в два раза больше. «Чтобы не бегать в магазин! Лишний раз. Мало ли!» – пояснила она удвоение своих щедрот для общего стола.
Марина принесла букет красных гвоздик – числом по символике, сходной со звездой. Цветы заняли своё место в вазе в середине стола.
Праздник для собравшихся подруг начался и занялся!
Налили по первой из Степановных даров – «С праздником!». После первой разговор пока ещё не занялся в полную силу.
Что ждать-то? Налили по второй – «Помянём! Всех!». Не чокаясь и в молчании ушла поминальная.
Закусив, Дуся с Фёдоровной принялись обсуждать виды на будущий урожай. Они обе провели всю жизнь огородницами, а посему эта тема для них была первейшая и актуальна всегда в любом застолье.
Товарки слушали диалог на овощные темы с переменным интересом. Они обсуждали вопрос – «Как ты поживаешь?».
«Ладно, хватит ваших «трендей-брендей». Давайте-ка, «девьки», за любовь!» – предложила Марина. Она хорошо знала за что выпивать. Была она собою яркая блондинка. И взгляды к ней тянулись даже из-за угла, изгибаясь при этом, если такое возможно в оптике .
Хотя, надо отдать должное природе, «девьки» и в свои уже не молодые годы были, как говорится – «Дай Бог каждому!».
Но «каждому» оказалось не дано. Все они, кроме Фёдоровны, были вдовыми, а Фёдоровна – из плеяды брошенных. Ушёл от неё её Фёдырыч к молодайке. Чем соблазнился у той, ей было незнамо, но в итоге … Нет его рядом.
Степановна с недавнего времени стала вдовой дважды. Один генерал из разряда «Дай Бог каждому!», соблазнился ею. Стала Степановна «генеральшей». Но, так уж вышло, что ненадолго. Зато был сам официальный факт. От того факта ей достались генеральская пенсия, блага того ранга, и совсем иное стороннее уважение. А ещё даже можно позволить себе на день бутылку «белоголовицы» купить!
«Любовь» вместе с вошедшей внутрь третьей рюмкой раззадорила женские души. А что хочет творить женская душа под хмельком? Правильно – петь! Первой начала хозяйка, за ней подхватилась Фёдоровна. На этом дуэт дальше не развился, в силу того, что трио из остальных подруг не пело.
«Называют меня некрасивою,
Так зачем же он ходит за мной?
И в осеннюю пору дождливую
Провожает с работы домой.
И в осеннюю пору дождливую
Провожает с работы домой…»
(поэт Михаил Козырев, композитор  Александр Титов)
Дуэт от своего домашнего исполнения выдохнул, а на новом вдохе усиленно продолжил:
«Называют меня некрасивою,
Так зачем же он ходит за мной?».
Не поющие встрепенулись цикличности куплета. Вроде бы, не пластинка разбитая.
А Дуся с Фёдоровной переглянулись, и с новой силой запели:
«Называют меня некрасивою,
Так зачем же он ходит за мной?».
– И ладно! – сказала Шура и пошутила – Мы уже об этом знаем!
– Да уж, Дусь! – высказалась Степановна – давайте лучше выпьем.
Марина скромно улыбнулась.
Певицы не стали дальше испытывать терпение слушателей.
Степановна налила всем от своих щедрот – «Девьки», за любовь!» (пусть даже уже было за это). Не дожидаясь поддержки и комментариев, она ловким движением опрокинула «любовный» напиток.
Остальные товарки с женским тактом пригубили жидкость, разжигающую в их душах любовь.
– Дусь, а телевизор-то у тебя работает? Включи! Может быть, там поют концертно или есть что-то иное повеселей! – предложила Шура.
– И то, правда! – почти хором поддержали её сотрапезницы.
Телевизор долго думать не стал.
Спустя некоторое время на экране появились финальные кадры из художественного кинофильма «Был месяц май» (1970 г., реж. Марлен Хуциев).
Именно те, где освобождённый заключённый из немецкого концлагеря гладит волны колосьев, выросшие на пепле, оставшемся от узников, которые были сожжены в печах того концлагеря. Он стоял на поле и гладил налитое зерно, вспоминая свою погибшую жену, проявившуюся в колосьях.
Эту сцену сопровождала музыкальная композиция от оркестра под управлением Поля Мориа – «Мама».
Как по команде, все пятеро залились слезами. И неспроста. Этот факт подчеркнул суть сегодняшнего праздника!
А был сегодня день Победы – Великой Победы.
А были они те, кто воевал с первого и до последнего дня той войны!
А был этот факт отмечен у них на жакетах тем количеством медалей с орденами, что ткани не было видно за ними.
А были они все медсёстрами в той войне, где «хлебнули» человеческой крови, текущей из раненых тел.
И вспоминала каждая из них, закрывшись этими слезами, свою загубленную войной девичью молодость, да вдовье послевоенное житьё.
Как же хотелось каждой любви хорошей. Как они проплакали насквозь свои подушки о несбывшихся мечтах о счастье.
Как выживали своими силами в голодные послевоенные годы на 35 рублей заработка, выдавшегося здесь в медицинском санатории, где они работали. В нём они оказались после войны.
Как тайком раскапывали клочки земли, да сажали на них овощи. Ими спасались от голода, да грибами солёными, собранными здесь же, рядом в лесу.
А отдыхали да отъедались в том санатории маршалы да генералы, да элита актёрская, и прочая тоже. Одним словом, те, кому сюда можно было попасть, чтобы подлечиться и отдохнуть.
А им после домашнего выживания надо перед отдыхающим контингентом улыбаться с утра и быть красивой на вид, да счастливой. Якобы, жизнь у них тут такая хорошая, что лучше не придумаешь.
Музыка от Поля Мориа закончилась.
А «девьки», наревевшись так, чтобы душу отпустило, выпили за то, что они живыми остались, что есть ещё у них такая вот возможность в жизни … Потом разговорились о дне сегодняшнем. Мол, жизнь вокруг стала лучше (по времени то была эпоха «Брежневского застоя», конец 70-х 20 века).
Мол, живём теперь не в бараках, не в коммуналках, а в своей квартире. Вот сервизы есть, да хрустали, ковёр на стене висит!
Ну а то, что нету из мужиков того, для кого красоту навести, так ещё не вечер!
Потом говорили о бытовом. О том, что хочется купить в квартиру то и то, а может и это. О работе, и недостатках в ней. Вспоминали своих ушедших родителей и родню. Одним словом – о многом говорили!
Но о той войне никогда ни слова не произносилось. Почему? Трудно сказать, но, наверное, опять обжигать свою душу тем горем не хотелось.
Дуся с Фёдоровной опять затеялись петь. Иного в их головах, как «Называют меня …», вспомниться им не смоглось. На первой строке певицы остановились.
Напившись чаю с вкусными Шуриными пирогами, стали они расходиться по домам. Прощались с обниманием друг друга и с нахлынувшими опять слезами – «Вот дал Бог ещё год до Победы дожить, может, даст и ещё!».
Это уже потом в празднование дня Победы в их (и не только их) ритуал было внесено изменение. Оно состояло в следующем.
В том посёлке, на месте картофельного поля, которое спасало многих жителей едой, власти разбили парк. В середине поставили обелиск с фамилиями погибших, проживавших до войны в этом месте.
А в сам день Победы власти стали у него митинги проводить! И кухню полевую с гречневой кашей, заправленной тушёнкой раздавать, и сто грамм к каше!
Теперь «девьки» между парикмахерской и застольем обязательно ходили на праздничное поклонение. Шли они с красивыми причёсками, со всеми своими наградами, горевшими на солнце, и под ручку!
Но на митинге не ревели – «Сильные мы!».
Это уж потом в застолье можно слёзы позволить себе, особенно если звучала «Мама» от того француза!

Был месяц май! И была Великая Победа!
И будет!!!


А. Коро, апрель, 2025 г.