Английская поэзия военных лет-17

"Часовой"

Нашли мы немецкий забытый блиндаж,
Похоже, он знал и дышал к нам проклятьем
За прошлых бомбёжек неистовый раж,
Но не уничтожен был в наших объятьях.
Потоками глины и слизи стекал
Неистовый дождь на крутые ступени,
Ни стоя, ногами, и ни на руках
Мы выбраться из блиндажа не сумели.
В той жиже  — по пояс, а воздух  смердел
Трупами бывших людей...

Бежали под взрывами, грохот нас гнал,
Пока, наконец, тот блиндаж отыскали.
Хлоп! Хлоп! По ступеням в зловонную грязь,
Глаза разрывая от гаснущих свечек,
Увидели мы, что в грязи копошась,
Находится что-то почти человечье.
Там был часовой, рукоятки гранат,
Винтовка и куча на куче фекалий.

Наружу как труп мы подняли его,
Но он заскулил "Я ослеп! Я слепой!"
Я  спичку зажёг и сказал " Ничего,
Увидишь — всё будет в порядке с тобой".
Зажжённую спичку — к незрячим глазам,
"Увидишь, увидишь..."ему я сказал.

А он повторял "Не могу! Не могу!"
В глазах воспалённых и выпуклых — гной,
Не помнить старался о них на
веку —
Но часто во сне они смотрят за мной.
Солдата послал я носилки найти,
На том разошлись наши с Бошем пути.
Я видел других на войне, вы поверьте,
Блюющих, вопящих, просящих о смерти, —

Стараюсь не помнить об этом сейчас,
Лишь несколько слов позабыть я не в силах,
Они донеслись до разбуженных нас,
Когда часового от нас уносили:
Сквозь грохот разрывов, и крики, и вой,
"Я видел твой свет!" — закричал часовой.

Но сколько из наших свой свет погасили...

***
"The Sentry"

 
We'd found an old Boche dug-out, and he knew,
And gave us hell, for shell on frantic shell
Hammered on top, but never quite burst through.
Rain, guttering down in waterfalls of slime
Kept slush waist high, that rising hour by hour,
Choked up the steps too thick with clay to climb.
What murk of air remained stank old, and sour
With fumes of whizz-bangs, and the smell of men
Who'd lived there years, and left their curse in the den,
If not their corpses. . . .

There we herded from the blast Of whizz-bangs,
But one found our door at last.
Buffeting eyes and breath, snuffing the candles.
And thud! flump! thud! down the steep steps came thumping
And splashing in the flood, deluging muck –
The sentry's body; then his rifle, handles
Of old Boche bombs, and mud in ruck on ruck.

We dredged him up, for killed, until he whined
"O sir, my eyes – I'm blind – I'm blind, I'm blind!"
Coaxing, I held a flame against his lids
And said if he could see the least blurred light
He was not blind; in time he'd get all right.

"I can't," he sobbed. Eyeballs, huge-bulged like squids'
Watch my dreams still; but I forgot him there
In posting next for duty, and sending a scout
To beg a stretcher somewhere, and floundering about
To other posts under the shrieking air.
Those other wretches, how they bled and spewed,
And one who would have drowned himself for good,–

I try not to remember these things now.
Let dread hark back for one word only: how
Half-listening to that sentry's moans and jumps,
And the wild chattering of his broken teeth,
Renewed most horribly whenever crumps
Pummelled the roof and slogged the air beneath –

Through the dense din, I say, we heard him shout
"I see your lights!" But ours had long died out.

Wilfred Owen(1893-1918)