Церковь в Лотеринге

Наполненный заботами и суетой день клонится к закату. Прихожане, молившиеся и нет, с приличным почтением кланяются и, шаркая, расходятся по домам. Своим или чужим, кого это волнует? Служки гасят лампады – одну за другой, с молитвами и песнопениями, в нужном порядке – и церковь постепенно погружается в сумрак, пронизанный тенями и золотыми отблесками. Они расходятся, каждый вслед за своим изошедшим на горчащий дымок огоньком. Вслед за сумраком приходит шелестящая удаляющимися шагами тишина, в которой еще не смолкшие голоса звучат все гулче. Торжественнее. Мрачнее. Сияние свечей и лампад завершается одним трепещущим языком пламени. Слитный хор завершается одиноким голосом.

Твоим.

…ибо голос мир сотрясает,
От пределов земли до подножия Трона,
И несет в себе Свет,
О, Создатель, Твой Свет…

Когда исчерпываются слова и в кристальной тишине остается только неведомый звон, пламя – искра во тьме, пугливое пятно – трепещет. Трепещет, но не сдается. Цепляется за тающие капли масла. Скользит по виткам фитиля. Силится умножить себя – в витражах, в тусклых боках других лампад и завитках орнамента стен. В глазах напротив, что мгновением назад были закрыты и полны слез.

Оттуда – из-за пределов, недоступных огню, из хрустального звона, чуждого слуху, но наполняющего собой все – приходит голос. Другой. Иной. Изменчивый, как пламя, нерушимый, как Морозные горы. Неодолимый, как прибой, терзающий скалы. Его не понять, не услышать, не опознать слов и звуков – лишь знать: вот, голос и вот, внимающий ему. Просьбы? Увещевания? Соблазны? Чарующий шепот, от которого разгораются мочки ушей, а по затылку сквозит ледяным дыханием?

Голосу нет дела до дрожащего в неверной полутьме существа, как нет ему дела до торжественной толпы в чертогах Вал-Руайо или исполненной боли мольбы Минратоусских башен.

Он есть, а все иное – не существенно.

Он есть, и мир, что сложен вокруг него обретает смысл и завершенность, и движение – облаков, морей, царств и гор – струится согласно с ним, и всякое событие, от сгоревшего мотылька до отравленных Мором земель, занимает свое место в череде событий, пелене событий. Паутине, плотным коконом охватывающей неизменное и стремящееся к своему концу.

Стоит поддаться ему, и ледяное око обратится к ничтожной точке, затопит ее благословенным холодом, заставляя замереть, обрести единство прошлого и грядущего в миге, обрести, наконец, полноту. Себя. Стать, нагому и лишенному покровов, вровень с неохватными стволами Бресилиана. Преисполниться тяжести амарантайнских волн. Седыми выстуженными пиками аварской вотчины подняться к мириадам пылающих в вышине лампад.

Кто ты?

Голос колеблет плоть и твердь, слившиеся воедино. Гонг мира рвет ветошь мыслей и чувств. Хрусталь собственного существа отдается серебряным звоном, и мириады граней искрятся, переливаются, разбрасывая преображенные блики до самых пределов мира.

Кто ты?!

Рябью исходят стены и крошатся, распадаясь в прах, пространство, время, смысл и воля. Чистое пламя разгорается внутри, отвечая и ярясь. Мириады звезд и мириады искр смыкаются друг с другом – янтарь, смарагд и аметист – кружевной тесниной, сжимающей, сминающей радостно трепещущую суть. Предвкушающую: раствориться, истечь предосенним туманом, завыть секущей лица и холмы вьюгой…

Кто ты?!!

- Брат Эдвин, вы идете?..

Лопнувшая струна. Поднимаются веки, и огонек лампады тонет в глазах.

В рдеющем золоте взгляда.

Поскольку Фикбук умер, и в небытии оказалось все, что там было - логично переопубликовать здесь