Встреча

Я уже выходила из магазина, когда позади раздался слабый голос:
— Дочка, подержи, пожалуйста.
Тщедушное тельце высохшей старушонки медленно пробирались к выходу, волоча за собой непомерно большую сумищу на колесиках. Вид её был настолько жалким, что к горлу подступил комок. Я подхватила у нее сумку и, придерживая дверь, прокомментировала:
— Вы бы отправили кого-нибудь за продуктами. Дети, внуки...
— Да ничего, миленькая , мне близко. — Голос её был настолько слаб, что по громкости не превосходил шуршание бумаги. Весь вид старушки выражал покорность судьбе, а глаза,  окружённые глубокой сеткой морщин, смотрели так пронзительно и смиренно, излучали такую доброту, что хотелось подхватить её на руки, защитить…
Вместе с тем охватило неясное ощущение чего-то знакомого. Седенький кренделек хохолком топорщится на маленькой птичьей головке. Родинка на подбородке… Неужели? Лет тридцать прошло с тех пор… Да нет же, это всё же она, и родинка на том же месте.

Школа. Русский и литературу у нас ведёт Ольга Брониславовна. Жёсткая бескомпромиссная дама. Сейчас я уже понимаю, что учитель и не должен миндальничать с учениками. Только с течением времени осознаешь, что настоящие знания смогли вбить в голову исключительно строгие требовательные педагоги.
Но Ольга Брониславовна являла собой образец удивительной непоколебимости. Бесстрастная, она, казалось, всегда пребывала в одном и том же нейтральном настроении. На лице её, несмотря на возраст около пятидесяти, полностью отсутствовали мимические морщины. Вообще во всем облике Брони;, как прозвали её в школе, было что-то от робота.
С одной стороны, знания она давала крепкие, любимчиков не выделяла, с другой — дети были для неё настолько обезличенной массой, что исходившее от нее равнодушие было почти осязаемо.
Имя у меня редкое, другие учителя почти не называли по фамилии, в отличие от Лен — Наташ, которым повезло меньше, их в классе было несколько.
Так вот, когда однажды на уроке русского языка Броня после объяснения темы задала дежурный вопрос «кто не понял?», я робко подняла руку со своей парты.
— Ну, иди сюда. — Она пригласила меня к своему учительскому столу и раскрыла учебник. Её глаза оказались на одном уровне с моими. Это были совершенно ничего не выражающие, наполовину прикрытые веками, две голубые стекляшки. Я до сих пор помню охватившее меня в тот момент ощущение холода.
— Тебя как зовут? — снисходительно спросила Броня.
— Вирилада, — ответила я.
— Как-как? — Броня переспросила, было видно, что она впервые слышит подобное имя.
Но как, позвольте спросить, произошло, что за четыре года преподавания  в нашем классе, она ни разу не назвала по имени никого из учеников,  всегда строго по фамилии и на «Вы»?
Броня дежурно объясняла мне тему, а я отрешённо стояла и не могла отвести глаз от её мёртвого взгляда. Уже потом, в осмысленном возрасте, я размышляла, что, может, именно такой учитель-робот и нужен ученикам? Знания даёт крепкие, на сантименты не распыляется, без выгорания и кризисов, которые частенько сопровождают педагогов.
Ей даже не было необходимости повышать голос, один только ледяной взгляд тут же порабощал волю. Даже хулиганы, которые позволяли себе много вольностей на других уроках, перед Броней робели. Двойки она выставляла нещадно, спокойно, без нотаций или увещеваний.
Но вместе с тем я не представляю, как можно настолько отгородиться от эмоционального взаимодействия с учениками, обкрадывать саму же себя, не соприкасаясь с энергией детства, юности?
Но ведь Броня — это и  есть сегодняшняя старушка - божий одуванчик..?  Сейчас мне не давало покоя несоответствие тех глаз из прошлого и этих,  из настоящего. Ведь в старости человек грубеет, костенеет, черты лица искажаются временем. Но откуда же взялись этот свет, беззащитность там, где прежде всё казалось безжизненным, рыбьим?
Да и весь облик Брони был настолько благообразным, что очень поразило меня. Эти метаморфозы произошли под влиянием каких-то жизненных обстоятельств? Или, может, приближаясь к вечности, человек постигает какой-то глубинный смысл, неизвестные прежде истины, которые делают его возвышеннее, тоньше, обнажают те грани, которые прежде были надёжно скрыты?
Уже на остановке, за несколько секунд до того, как двери автобуса закрылись, я произнесла:
— До свидания, Ольга Брониславовна.
Её брови чуть вздернулись, естественно, она не могла помнить меня, но я поняла, что не ошиблась. Наши взгляды  встретились. Она с улыбкой мне кивнула.
Позже  как-то созванивались с подругой, я упомянула, что встретила Броню в магазине и о переменах, случившихся с ней.
 — А ты не знала? — поведала мне одноклассница, — у неё ещё лет десять назад дочь в аварии погибла. Ольга-то её одна тянула, без мужа, та тоже незамужняя была, вдвоём жили. А после аварии вот и тронулась она немного, в церквях стала пропадать, странности появились в поведении.
А я вспомнила глаза Ольги Брониславовны. Они совсем не показались мне  сумасшедшими...