В Тарусе
и город весь - один съестной прилавок
туристам, осадившим берега
Оки. Берущим приступом музеи, монастыри, кофейни, галереи,
всего касаясь походя, слегка.
И до зимы намеренно забыт
несуетный и духотворный быт.
И мне ль одной едино на потребу
глотать дорогу, над которой небо
и снова небо? Воздух облаков.
И, спотыкаясь в зарослях горошка
мышиного, поругивать немножко,
как водится - дороги, дураков.
Вот камень, где хотела бы лежать
Марина, обречённая летать
всё птицею, намазав густо ветер
на крылья, и глядеть, как вязнут дети -на берегу-в сияющем песке. Благословлять перед лицом осенним
дома и крыши, памятью последней
ища приют прижизненный в тоске.
Вам - примирившей воду и огонь -
кладу на лоб прозрачную ладонь.
А в доме Тьо чернеет Ваша блузка.
Неужто Ваши плечи были узки?
Ах, девичья была узка кровать.
Над пуговками плакать- вот занятье,
достойное всей нашей писчей братьи.
И слёзы те - безумством Вам под стать.
В буфетных стёклах, что и век назад,
смеялся Ваш зеленоглазый взгляд.
Свидетельство о публикации №125073002320