Ворон в Венеции

Венеция — сказка. Старинные зданья
Горят перламутром в отливах тумана.
На всём бесконечная грусть увяданья
Осенних тонов Тициана.
(Волошин Максимилиан, «Венеция»)

Я пишу эти строки, сидя на белом стуле
под открытым небом, зимой, в одном
пиджаке, поддав, раздвигая скулы
фразами на родном.
Стынет кофе. Плещет лагуна, сотней
мелких бликов тусклый зрачок казня
за стремленье запомнить пейзаж, способный
обойтись без меня.
(Бродский Иосиф, «Венецианские строфы»)


Ворона крылья лагуну накрыли, и город
Сомнамбулически тонет, в красотах погрязнув,
Чуя его площадей грустно-сладостный морок,
Черная птица предчувствует трапезы праздник.

Клюв занеся над собором апостола Марка,
Слышит, как голуби скорбно рулады выводят,
И под мостом, издающим прощальные вздохи трех арок,
Лодка Харона скользит по мерцающим водам.

Снов отголоском застыли старинные зданья.
Города мощи предстали в тонах Тициана.
Ворон, смакуя прощальный настой увяданья,
Блеск перламутровых грез созерцает в тумане.

«Данте ладья», как закат, распростерлась над бездной –
К Острову Мертвых свой путь под луной направляя.
Словом ночного светила наполнив посмертную песню,
Птица нетленной поэзии мира всем сердцем внимает.

Мощи вкушает пернатый и праведный странник.
Смысл евхаристии тайны Христовой постигнув,
Высосав мозг из открытой базилики Марка,
Сбросив с себя вековечные ворона стигмы.