Портреты
Замолчал человек и не пишет‚
Не приходит и знать не дает.
В трубах гул по сантехнику Мише.
-Мишу! – требует водопровод.
Он зайдет‚ залатает‚ наладит.
Выпьет Миша‚ и будет таков.
Трешка в каждом насмешливом
взгляде.
Две кувалды взамен кулаков.
Повезло продавщице Ирине.
Как он любит ее и себя!
Если что–то не так‚ то починит‚
Если надо – достанет всегда!
Попросить бы его: «Слушай‚ Миша‚
Помоги! Ведь не первый уж год
Друг мой школьный не звонит‚
не пишет‚
Не приходит‚ и знать не дает.»
И хоть роль у него небольшая
В этой жизни‚ и кличка «дебил»‚
Миша выручит‚ я это знаю‚
Хоть ни разу еще не просил.
Мой дядя
«Мой дядя самых честных правил»...
А.С. Пушкин
Мой старый, вредный и упрямый дядя
Живет один в квартире и вообще.
Он говорит, что молодые – ****и,
(Не потому ль огонь в тревожном взгля-де?),
Он ходит в старом пыльнике (плаще?).
Он пьет кефир (полезно для здоровья?).
Он любит передачи про зверей.
Короче, дядя был прелюбодей,
А нынче раб газет и сквернословья.
Мне дядя даден - вредный человек.
То песней надорвется он, то стонет.
Он утверждает будто умный грек
Его учил манерам в пансионе.
И потому он любит поучать.
Сам варит чай, но требует разлива.
Смеется сдержанно, но говорит красиво.
Допустим, так: “Смотри какая ****ь!”
Не любят дядю. Дяде не везет.
Ведь он служил при Берии и после.
Он прожил жизнь.
Но время, - нудный ослик, -
Толкнуло воз на лишний оборот.
Вид из окна? Трамвай, метро, вокзал.
Фонарь мигнет под утро и потухнет.
Ношу продукты, убираю в кухне -
Другой давно б, конечно, наплевал,
А я тружусь, ругая эту рухлядь.
“Сегодня, - он сказал, - я видел сон.”
Качнулся маятник, как пьяный на буль-варе.
“Сегодня снова был я в Краснодаре.
Звучала музыка, возможно, патефон.”
И после паузы:
«Воспоминанья старят».
У дяди все всегда наоборот.
Рожденный князем, прожил жизнь че-кистом.
Он ходит с палочкой, но только до во-рот,
А я слежу, чтоб в доме было чисто.
И часто думаю: “Когда же он умрет?”
Наш разговор
Наш разговор давно зашел в тупик.
Собака обкусала всю веревку.
А он стоял и бороду неловко
Разглаживал – почти слепой старик.
Он говорил об этом tete-a-tete:
Про Бухенвальд‚ что он один‚ кто вы-жил‚
Что завтра утром будут резать грыжу –
Уговорили за семнадцать лет.
Фамилии сменились – как искать?
Шесть лет – не сахар‚ а потом был север.
Где родственники? Может быть‚ в Жене-ве‚
А в Бухенвальде брат‚ сестра и мать.
Я долго – долго вспоминал потом
Тот разговор и предлагал общаться.
Соседи все – таки. Он обещал раз два-дцать‚
Пока не переехал в новый дом.
Мой Генерал
По коридору идет генерал.
В руках у него кулек с мусором.
Медленно идет, потому что устал.
Он раньше командовал белорусами.
А теперь переехал к сыну,
На Украину.
Завел себе кота.
И вспоминает, как в двадцать девятом
Он выселял и расстреливал «кулака»
Вместе с товарищами и братом.
Вот было весело и интересно.
И что забавно, - ядрёна вошь, –
Ведь это Бердичевка, то самое место…
Да здравствует коммунистическая
молодежь!
Сейчас джинсы да жвачка –
дурацкая мода.
А вот тогда, в тридцатых и далее,
Во время борьбы с врагами народа
Он встретил девушку с тонкой талией.
Появилась семья. Закончил школу.
Стал лейтенантом. Купил себе гири.
Нынешним подавай пэпси да кока-колу.
Такие враз пропадут в Сибири.
Пусть это не рай, но только в армии,
Где трудная служба, а не бардак
да танцы,
Есть настоящие крепкие парни.
Хотя и там встречались засранцы.
Он дважды и сам побывал в Гулаге.
Сначала как зэк.
Потом конвоиром.
От Магадана до Будапешта и Праги
Простерлась родина товарища
командира.
Так было прежде.
При Сталине, Хрущеве и Брежневе.
Но все прошло…
И юмор пропал.
С мусором, в тапочках, в домашней одежде
Идет по коридору отставной генерал.
Он утверждает, что все гражданские
нытики.
И пусть не на службе и сейчас одинокий,
Он все еще здорово понимает
в политике,
Особенно в положении на
Ближнем Востоке.
Встреча
Пробел длиною в 30 лет.
Я встретил грязные галоши.
А в них стоял‚ физкульт привет‚
Учитель школьный наш хороший.
Еще не выпала роса‚
И сонные мелькали лица.
Топтался он‚ молчал и я‚
Нам нечем было поделиться.
Я помню на руках загар‚
Огонь в глазах и душу в смуте.
А что теперь? Теперь он стар
И сальто более не крутит.
Теперь свисает с губ слюна‚
В мозгах туман‚ на теле пятна.
Дрожит ладонь у старика‚
И речь бессвязна и невнятна.
И жизнь‚ как выстрел холостой‚
Лишь симуляция отката…
А мне все помнится другой‚
Тот‚ что учил меня когда–то.
Соседка
Сегодня снова круглая луна.
Такая же была когда-то в Сочи.
Лариса пишет повесть. Как всегда,
В проеме свет. Она не спит все ночи.
Я приглашал ее на выходной.
«Спасибо, милый. Хочешь чай с конфет-кой?»
Но не пошла - привыкла быть одной.
Мне жаль мою упрямую соседку.
«Так, милый Гена, будет лучше всем».
Старуха эта, дура, недотрога -
Не самая приятная из тем.
Ночь очень длинная. Я думаю о многом.
О том, что снова круглая луна.
Что тает спирт в моей ночной аптеке.
Напрасно я разволновал себя
Заботой о нелепом человеке.
Мы с ней соседствуем почти пятнадцать лет.
Я вспоминаю молодость и Сочи.
Лариса варит гречку на обед,
А ночью разрабатывает почерк.
Сосед
Яну, кумиру детства
Сосед мой очень странный человек.
Ученый он‚ возможно‚ даже гений.
Душа его – в пыли библиотек‚
А тело дома без семьи и денег.
Отметилa уже давным давно
Его заслуги дворовая дума:
Ах‚ он имеет тонкое лицо‚
Уставшее от суеты и шума.
Покуда время щелкает “тик-так‚”
Нам сокращая жизни постепенно‚
Он думает‚ ведь он большой чудак‚
О суете‚ о звездах‚ о вселенной.
Когда уже тошнит от коньяка
Или от жизни‚ или от чего–то‚
Мне навестить соседа–чудака‚
Мне внять ему‚ мне выслушать охота.
Я чувствую себя‚ как жалкий раб‚
И пролетает вечер‚ как минута.
Сосед мой болен‚ одинок и слаб‚
Но с ним всегда спокойно почему–то.
Шли трое
Шли трое по жизни. Один во врачи‚
Другой в лоера‚ а третий
Не очень был умным‚ дурак почти.
Он бизнес открыл на Сансэте.
Старели трое: хороший врач‚–
Дом в Малибу‚ практика‚ дети‚–
Лоер успешный‚ бабник и рвач‚
И просто богатый третий.
Собрались как–то в одном казино
Три славных больших человека.
А рядом поэт‚ короче‚ ничто
Уселся играть в ”блэк джека.”
И сплюнул лоер тогда под стол.
Врач взглядом скользнул‚ а третий
Сказал ему просто: «А ну‚ пошел!»
Поэт ему‚–«Быдло!»– ответил.
Ответ незнакомки
По–Вашему‚ у нас в стране не то?
Не моются столь тщательно‚ как надо?
Бикини им дороже‚ чем трико!
Вы там совсем объелись шоколада.
Да наши женщины! да если б не трам-вай…
(Ко мне всегда один придурок жмется!)
А осенью – спасаем урожай‚
И воду носим прямо из колодца.
Бригаде нашей выдали барак.
Чертежниц поселили за барьером.
Механик местный ходит кавалером‚
Хотя по сути сволочь и дурак.
Нет‚ не понять любителям поспать‚
Как мы живем красиво и сурово.
У вас там что ни женщина‚ то бл–дь.
Биде у вас – я знаю это слово.
Там‚ дома‚ в городе и у меня есть душ
И антисептик в тумбочке у ванной.
Да ваша власть‚ когда была б гуманной‚
Нас не травила б ножками‚ как Буш.
С утра у нас сегодня колотун.
Что ж‚ если мы чего не так сказали‚
Так Вы ж и сами‚ батенька‚ болтун‚
Любитель поучений и моралей.
Мы тоже ходим иногда в кино.
Не надо говорить‚ что мы потеем.
У вас там что в Техасе – только феи?
Не трожьте наше грязное белье.
Вас душит смог‚ нас раздражает дым.
Наш мир сегодня сжался до предела.
Мы вам в беде‚ конечно‚ подсобим‚
Беда бы только вовремя поспела.
Ну‚ мне пора. Виктории привет.
Пишите‚ думайте о нас‚ зовите в гости.
(Видали‚ кстати‚ мы ее секрет.
Мы лучше промолчим про эти кости).
Майор
Со мной на трассе поравнялся вдруг‚
В трусах и в майке‚ с помутневшим
взором‚
Мой вечный враг‚ мой старый политрук‚
Экс капитан‚ который стал майором.
Он проклинал мои года и прыть‚
Уставший‚ потный‚ а внутри – цунами.
Ох‚ как ему хотелось победить‚
Но я быстрей перебирал ногами.
Кончался кросс. Жаль‚ я хотел еще!
Майору верилось‚ что сделан он
из стали.
Но финиш был‚ и твердое лицо
Покрылось краской. А усы дрожали.
Мы снова встретились. В Америке. И я‚
Не ожидавший этого подвоха‚
Его спросил случайно: ”Как дела?”
Ответил он: ”На вэлфере неплохо.”
Ну‚ как такого бабам не любить?
Ну‚ все при нем – и зубы‚ и повадка!
Когда-то он мечтал меня сгноить…
А нынче, сволочь, улыбнулся сладко.
Средь плюша и пыли
Средь плюша и пыли, ковров и гардин,
Для братьев – позор и обуза,
На улице Фултон живет господин
С короткой фамилией Крузо.
Он, может быть, молод. А может быть – стар.
Высокий, упрямый и жалкий
Он утром идет не спеша на базар
И там покупает фиалки.
Цветы подарить он хотел бы вдове.
Соседке, которая снится.
Когда-нибудь, может, потом, под шафе
Он к ней подойдет и решится.
Она удивится как будто слегка
И чаю предложит с конфеткой.
Вся жизнь изменится круто, когда
Он спать будет рядом с кокеткой.
Так славно мечтая и вечно один,-
«Эх, как бы не вышло конфуза!»-
Живет под прикрытием старых гардин
Чудак по фамилии Крузо.
СМД
На кладбище не новодевичьем,
Его нарушая покой,
Я выпью с Семеном Матвеечем
Грамм двести покуда живой.
Не цадик он был, не паломник.
И с властью дружил кое-как.
Никто теперь, Сема, не вспомнит,
Что жил на Печерске чудак,
Влюбленный в природу и лето
Отшельник, поэт, винодел…
Который курил сигареты
И женщин роскошных хотел.
Стою у могилы красивой.
Печальный, а может быть злой
Я с водкой пришел, а не с пивом
Когда-то любимым тобой.
Я знаю: не будет укромней
Приюта, чем этот приют...
Никто тебя, Сема, не вспомнит,
И кадыш навряд ли споют.
Размякнув от мыслей и водки,
Уйду я, чтоб встретить закат.
Такой же безумный и кроткий,
Мойщик
Из каких неизвестно глубин,
Как прозрачная мелкая крошка,
Град прорвался. На мойке машин
Лишь хозяин да серая кошка.
Перед ним кока колы стакан.
Сам хозяин, несчастный и хилый,
В этот месяц не выполнит план.
Он не сможет оплачивать биллы.
Прислонившись к руке головой,
Шепчет он, тупо глядя наружу:
«Что же ты натворил, дорогой?
Никому ты без денег не нужен».
В жизни он не искал перемен.
Жил, как жил, постепенно старея.
Неудачливый, как бизнесмен,
Беспокойный, как совесть еврея.
Конденсат затуманил окно.
Вспоминая былые заслуги,
Он подумал, что раньше везло.
Были прежде друзья и подруги.
А теперь он остался один.
И бумажный стакан кока колы,
Как судьбу свою, мойщик машин
Смял в руке в этот день невесёлый.
1952
Все правильно. Нас четверо друзей‚
Шагающих‚ как говорил поэт‚ по бров-ке.
Ты русский - в паспорте. Я в паспорте еврей.
А остальные двое – полукровки.
На нижнем фото‚ 10 лет спустя‚
Нам тридцать лет‚ и нас осталось трое.
Чуть полысевшие‚ чуть располневший я‚
И в лицах появилось что–то злое.
И вновь скачок. Опять на десять лет.
Все позади: ОВИР‚ жилкоп и виза.
Ты подарил мне трубку и кисет‚
А я тебе – диван и телевизор.
Сейчас‚ листая старенький альбом‚
Пытаюсь увязать я как–то вместе:
Кабул‚ Чернобыль… мы теперь вдвоем‚
Я здесь живу‚ а ты – на Красной Пресне.
Все правильно. Недаром у друзей
На старом фото молодые лица.
В нелепой биографии моей
Нет ничего‚ чем мог бы я гордиться.
Старый друг (Крест)
1. Прогулка
В туманном городе, сквозь мрак сы-рой ночи,
Мой друг как призрак бродит одино-кий.
И растворяясь в пасмурной дали
Он равнодушен к гулу вечной склоки.
Ему претит и раздражает смех.
Смех дурака - сплошное наказанье.
Он выбрал грусть из всех земных утех,
И тишину в размытых очертаньях.
В тот час, когда зажгутся фонари
И маска ляжет на лицо мужское,
Душа взорвётся от немой тоски,
Как будто Фауст в поисках покоя.
Кто в прошлой жизни многого достиг,
Тот презирает свой итог печальный.
Он десять лет, как не читает книг
В себе тая божественные тайны.
Дорога круто тянет под уклон.
И чей-то призрак, старый враг закля-тый,
Толкает в спину, будто сильный слон,
К обрыву окончательной утраты.
2. Исповедь
Не жулик я, не вор и не злодей.
Да, я один. Но я не одинокий.
Я равнодушен к обществу людей,
Застрявших в человеческом потоке.
Ко мне однажды Гамлет заходил.
Он оказался скучным самоедом.
Любитель истины, поэт среди могил,
Принёс он череп – в самый раз к обе-ду.
Поведав мне печальный свой рассказ,
К утру отчалил к берегу другому.
А я смотрел на мир сквозь окна глаз,
И смысл вещей, разбросанных по до-му.
Где б ни был ты, на детский твой во-прос
Есть у меня ответ довольно чёткий.
Смысл скрыт для всех, но он не стоит слёз,
Как радость от бессмысленной наход-ки.
Я как-то ночью вышел на балкон.
Весь город спал. Лишь кот по крыше лазил.
Да мой сосед, - я не был удивлён, -
Ревел как лев в торжественном экста-зе.
Спокойно мне в компании такой.
Под шум соседа тихо шепчет лира.
И жизнь скользит по мокрой мосто-вой
Легко, как шут в комедии Шекспира.
3. Незнакомец
Есть мудрецы на тысячи замков.
Надёжные, как счёт в швейцарском банке.
Для них народ – лишь стая дураков.
У них всегда завышенные планки.
Я инженер и ненавижу ложь.
И Стройдормаш возглавил я по праву.
А этот чудик папин макинтош,
Надел и ходит летом по бульвару.
Он, несомненно, умный, но дурак.
А я о нём чертовски мало знаю.
Он кем-то был и не случись косяк
Сегодня, может, жил бы на Гавайях.
В его квартире по ночам светло.
При встрече с ним моя собака лает.
В руках его газета, как письмо,
Которое никто не прочитает.
И не смотря на очень умный вид,
И на худобу, правда, не от пьянства,
Он никому уже не навредит
В слепой орбите своего пространства.
4. Эпитафия
На книжной полке ровно двадцать книг.
У входа тлеют старые ботинки.
Был у него в мозгах большой задвиг.
Он вечно одевался по старинке.
Теперь он спит один - ни друг, ни враг,
Тот человек, что жил без ваших пра-вил.
Был в книге жизни этот лишний знак.
Итог: не дал, не взял и не оставил.
Осталось всё, как есть, в его семье:
Ботинки, плащ, стихи и фото друга.
И голос, стонущий лишь изредка во сне,
Как борозда дрожащая под плугом.
На протяженье очень долгих лет
Ему играть и думать надоело.
Жил среди нас посредственный поэт.
Но умер вдруг. А вам какое дело?
Свидетельство о публикации №125072900137