VIII. Триумф немилосердный войск коронных

    (предыдущий фрагмент из 1-го тома романа «Миледи и все, все, все»
      «VII. Экзотика событий старины...»
        http://stihi.ru/2025/07/27/3764)

«Мы чем Фортуну в бойне подопрём?!
Бесстрашием не   каждый   одарён.
Число сердец, в бесстрашие одетых,
не столь уж велико у всех сторон.
У нас тут – предо мною все в ответах.
Мне нужно в   большинстве,   –  гласил барон, –
свирепостью войны насквозь задетых
наёмников   держать, неся урон...»

Анри был старшим из баронских деток.
Чтоб славы боевой скорей достичь,
он в центре шёл, не горбился в кюветах.
Напутствовал он Пьера в спину этак:
– К победе, нашей лучшей из добыч,

   надеюсь, без потерь придём несметных.
  Будь, шевалье, в бою разумен, меток.
  Умаешься –  сержанта  в помощь кличь…
  Видать, был славным воином твой предок.
  Едва ль твоя удача в амулетах.
  В глазах же гугенотов, ты – их дичь.

  Скопилась, где – неведомо мне толком,
  тьма гадов! Я – твой бог. А ты не хнычь –
  управишься в бою с любым подонком.
  Кольнёшь и  шпагой ты, и с эспадроном
  смертельные приёмы смог постичь, –

идя за Пьером, славой в бой ведомым,
баронский сын насупился, как сыч,
хотя не счёл нисколько моветоном
общенье шевалье с крутым патроном.
Для Пьера покровительственным тоном
разжёван политический был спич.
Болтать не стали как о деле стрёмном
лишь то, что гугеноты – Божий бич.
Баронский отпрыск явно хладнокровно
на ноль помножить всех еретиков
планировал, мечтал приватно, скромно
(но действенно) руками мастеров
меча и шпаги: – Лучший из миров
   лишь тот, где паства чтить барона склонна.
  И пусть звучит восторг! Не плач. Не рёв…

   …Поскольку эта улица наклонна,
  их кровью мы зальём застенный ров.
  У нас тут полноценная колонна.
  Такой накал боёв для нас не нов.
  С отборной нашей силой, безусловно,
  завалим мы и  этих  кабанов.
  Но враг, как гидра, зол, многоголов…
  Всё зло от гугенотов! И, вестимо,
  мы с ними с давних пор несовместимы
  осознанно в двух случаях из трёх.
  Они не верят в дьявола. Солидны
   по мере фанатизма. Бог их строг.
– Безумные фанатики и злыдни
   нас люто ненавидят! Чтоб я сдох!
   Меж нами, как на Корсике, вендетта? –
Пьер обернулся. – Чую я нутром,
   их злоба не везде страшна. Уж где-то
   о них мы сами ноги оботрём.

– Жаль, меньше нас, чем их: один-два к трём.
   Мы знаем, где в засаде их мушкеты,
   поэтому на них и не пойдём.
– Подумали сейчас мы об одном
   и том же? В лоб атаки наши тщетны?

– Есть не везде у всех врагов мушкеты.
  Нас где-то неумехи ждут и шкеты.
  Туда мы и нагрянем белым днём.
  Кого не перебьём, тех проклянём.

  На мясо не    забьём      подсвинка  что ли?!
   Ни перцу мне в бифштекс не жаль, ни соли.
– Как быть с рецептом? Ведь и  враг  при нём.
– Един на всех. По полной и глотнём.

   Не     ссорит     Смерть нас – дока в закусоне…
   Не выручит нас ход конём, слоном…
   Жаль… коль из всех мы аркебуз пальнём…
   что в вверенном мне нынче гарнизоне

   никто не вставит в общий хор мушкет.
   Тех, за кого при этаком позоре
   пойти бы аркебузам  замуж, нет…
Пьер вовремя усёк: – При остром взоре
я смею полагать, что в дальней зоне
достойный нам готовится фуршет.

Кровь – пиво! Черепушки вместо сыру!
Там явно суета не для блезиру…
– Мы вовремя придём во славу лет! –
взревел сержант. – Вперёд аркебузиры!..
Два залпа двух шеренг! Огонь-дуплет!
Сломаем зверю в логове хребет!..

Рассыпалась вся вражья оборона:
терзая слабый фланг, отряд барона
зачистил пару улиц в полчаса.
Взвод надвигался, жаля, как оса –

стреляли аркебузы безотказно.
Противник огрызался всяко-разно,
бросался в контратаки на рожон
но инициативы был лишён.

Взаимно все найти бы способ рады
фронт яростно порвать – рушь, не мельчи!
Привычные кровавые обряды –
гвардейцы не допустят в них ничьи.
Бой завершали пики, алебарды
плюс грефы и двуручные мечи…

Ёж пик гвардейских весь кровоточил –
Смерть схватывала свежие харчи.
Для двух фаланг бой встречный крайне жёсткий.
И  вражеский  ёж от намокшей шёрстки
казался грозным – крови натекло!
Кровь на земле раскрасила бороздки.
Кровь в лужах, словно бурое стекло…
…Гвардейцы били насмерть, быстро, хлёстко,
но… кончились заряды у стрелков,
и бой у ключевого перекрёстка
грозился стать побоищем веков...

Отточенные пики в ход  –   клешни   ли?
Бойцам осталось малость жизнь влачить.
В неистовство впасть – норма. Но иные
как будто бы (хотя и рвали жилы)
решили выход в бездну отложить.
«Эй, увальни! Чего там заблажили?!
Вы что же возомнили вечно жить»?! –
Анри сквозь шум и грохот пробасить
успел так своевременно, что в силе
остались дух и яростный настрой
бойцов, державших строй – смертельный рой.

Показывая навыки и норов
и выявить успев героев дней,
сошлись две полуроты пикинёров.
За каждой (агрессивно не бедней) –
лес хищных алебард – чуть в глубине…
Мятежники отбили натиск первый,
второй, Анри выматывая нервы:
– Останется любой, кто глуп, при мне,

    а умный и желающий награды
    пойдёт вперёд и сделает, как надо,
    решающий пролом в рядах врага.
– Спешу сказать им не без драйва «гав».
     Кто выживет – предвижу я крах гада, –
сержант ушёл: – Считайте да упада,
    как много пик бастардом сострогав,
    отброшу я защитников за кромку.
    От одного меня вам больше проку.
    При мне мой острый меч и острый нрав.
– Ну что ж, Рено, проделай нам дорогу.
   Эй! Марка пропустить вперёд, как к Богу! –
кивнул Анри. –  Дави   их, дерьмодав!   
Марк фыркнул:           – От меня    побольше    проку!
    Рено им    вмиг    устроит катастрофу!
     Щас доберусь! Давить их – прямо драйв!..

…Не каждый отзовётся, жив и здрав,
в фалангах после боя в перекличках…
…Стальное жало ищет плоти в смычках,
почти перед глазами мельтеша…
В батальных закреплённые привычках,
отобранные в вихре мятежа,
ругательства смешались в перекличках…
С огнём угрозы в многоглазых ликах,
сходились в стык два яростных «ежа»,
своим желаньем выжить вновь смеша
разнузданную Смерть (с когтями в пиках).
«Не вам со мною, псы, тягаться в играх!
Кто встал передо мной, тот  умер!  Ша!
Хотите в глотку каждому ерша?!

А чтоб вам по ершу живому в анус»! –
сержант угрозы слал в упор врагам.
Пока взаимно пики отбивались,
чтоб стать мостами к вражьим берегам,

Марк, будто кобра, прыгнул и мгновенно
под пиками крутнулся по земле.
Свои смотрели вслед благоговейно:
не многие умели в позе змей

остаться под ногами одиночкой
у вражеского строя, словно кочка.
Враги лишь тупо глянули с высот,
в шеренге первой дёрнулись, как квочки.
Безумный, но и точный же расчёт –
подрезать сухожилия господ,
расправиться с сержантом не успевших,
за что и наказал ползущий пеших.
Такая ловкость – спорт!    Смертельный    спорт!
От дерзости бойца кто б не опешил?!
Сам по себе же  –  крепкий   он орешек!

Своей задумкой он доволен:     «Режь    их»!
И тем, что дело не погибло, горд.
Смерть тут как тут – безудержный проглот.
В одну минуту рухнула плотина.
Проток гвардейцев вклинился в проход.
Мгновений драгоценных им хватило,
чтоб строй врага взломать необратимо.

Сталь и безумство – вот его эскорт.
Марк, озвереть от ярости успевший –
прокравшийся в хлев волк, узревший скот.
По прыти – то ли кобра, то ли кот
в рядах врагов, псалмы до смерти спевших.
Кураж и риск – крутой в повторе ход
из жизни Марка. И не против пешек.
С учётом боевых уловок прежних,
такой бросок для Марка что рекорд.
Своей задумкой он доволен:     «Режь    их»! –
и тем, что дело не погибло, горд.
Не скажет, что Фортуна нерадива.
Поддастся вражий строй неотвратимо.
Смерть тут как тут – безудержный проглот.
В одну минуту рухнула плотина.
Поток гвардейцев вклинился в проход.
Мгновений драгоценных им хватило,
чтоб строй врага взломать необратимо...
              .              .              .
«Марк, нынче ты, как   зверь,   был яр, ага! –
барон кивнул восторженно сержанту. –
За годы не наев окорока,
ты лучшую помог устроить жатву
на поле    ратном:   терция врага,
благодаря тебе, вся полегла.

Задумал навязать элементарно
всему порядку плотному твою
рискованную выходку Рок тайно.
Фортуну ты схватил, пусть и не стайно…»
К моменту переходному в бою
привязан по судьбе исход летальный:

защита полегла, и городку,
варившемуся в собственном соку,
отдать сок победителю придётся,
уж очень братству алчному неймётся.

По совести защитники честны,
в условиях сражаясь безысходных:
надеялись на чудо все они,
но страшно их губила Смерть-эскортник.
Для города последствия грустны.
Реальность превзошла дурные сны
при шансах влезть в кошмар примерно сходных:
дик город от кровавой стал возни,
где сам себе он – жертва и охотник.

В себя пришёл Пьер только лишь на миг.
И в этот миг взор острым стал, как кортик.
Убойный образ города возник,
вскипев от сумасшедшей новизны.
Скопленья трупов – из числа рекордных.

А перекрёсток центром стал резни
еретиков особо непокорных.
Вокруг, что ни мятежник, то – покойник.
И    сколько же    душ черти в ад свезли?!
В расцвете куража и сил убойных,
гвардейцы не играли в сердобольных.
В кровавом затяжном запое злы,
католики зверели, ибо     роль     их
была не из разряда оборонных.

Что     полная     фигня, что полфигни –
препятствий вечных нет для войск коронных.
Бойцы фаланги вражьей полегли.
Резервы подойти к ним не могли –
гвардейцы не пускали посторонних,
в них тыча пики с точностью иглы,
чтоб радость испытать от     похорон     их.
Триумф немилосердный войск коронных...

На вид повеселел сержант Рено,
смыл кровь с доспехов – дьявольских обличий –
и взор теперь… не столь свирепо-бычий:
вернувши мирный лик, озарено
лицо бойца, уж как заведено,
восторгом ожидания добычи.

Сержант не угодил в число калек.
Он, цел и невредим, ходил в героях.
Рено познал и    радость    чувств, и     боль    их.
Хотя его кололи, как орех,
и он не должен выжить был в побоях,
ему спасли жизнь опыт и доспех.

«…К врагам мой счёт на каждом     рубеже     нов.
Месть… смерть – напоминают обе жернов.
Мозги вокруг летели, будто снег!
Заговорён от Смерти… для сближенья
я с нею. Проходил, как в    сито!    Смех»! –
Рено сослаться мог на воскрешенье
своё из мёртвых    запросто,    да сверх
того купался в общем восхищенье
соратников, умноживших успех…
Карать еретиков за прегрешенья
(зачистка улиц) – тоже часть утех…
              .            .            .
Чьё импульсивно самоотрешенье,
чьё безрассудство жертвенно – у тех
и переходы в     жертвенность     мгновенны.
Сердца полны решимости и веры

в победный (и заслуженный) успех.
Но что-то вдруг не так идёт и скверно.
Отчаянье, разгромный привкус, бег.
Сказанье гугенотов сокровенно…

           (продолжение в http://stihi.ru/2025/07/29/5941)