Марш энтузиаста

Канадская белка безухая в форточке корчит мне рожи,
Канадские клёны топорщат под окнами пальцы-листы.
Живу я в стране необычной, со снятою начисто кожей,
Которая носит остатки какой-то былой красоты.
На улице Ленина дуб за высоким и прочным забором -
Какая-то сволочь его прихватила зачем-то себе,
А он тут стоял тыщу лет и командовал сказочным бором,
И я не завидую нынешней пленного дуба судьбе.
Как вряд ли моей позавидует старое дерево, впрочем.
Табличкой мне что ли гордиться, что сказочный пушкинский дуб?
Такую судьбу мы поэты порою себе напророчим -
Останется к финишу только лишь белая пена у губ.
Сижу вот и словно бы жду судьбоносного я разворота:
Война ли начнётся иль мир, тот что будет похуже войны.
И выпнут меня как последнюю дикую тварь за ворота,
Без всякой, как водится, в нашей прекрасной отчизне вины.
И я побреду на восток по известному в обществе тракту,
Где шёл далеко не один уже мученик-энтузиаст,
Имел всамделишный умысел он ли к какому теракту
Иль просто хотел написать новый сказочный Экклезиаст.
В России подобный манёвр отработан, наверно, веками,
Дорога такая ведёт меж седых вековых ледников,
Тропиночка та, хорошо утрамбованная дураками,
Зачем-то решившими бросить родную страну дураков.
Покинуть страну эту, впрочем, не так оказалось и просто.
И дело не в этих промёрзших на северном ветре верстах:
Не может же быть всё на свете, приятель, тебе не по росту -
Проклятья застрянут стихами в твоих посиневших устах.