Уолтер де ла Мар Разгадчики

Уолтер де ла Мар  Разгадчики

"Ты кто такой ? На вид ты прост" -
воскликнул Чёрный Дрозд.
"Нам всем, крапивнику и коноплянке,
щеглу, малиновке и ржанке,
кому в лесу, кому меж диких роз,
приспичело задать тебе вопрос.
Вот ты несчастлив: горе - невтерпёж,
а сам в торжественности вечера поёшь ! -
Но в песне - скорбь ! И на прибитого похож.
Не песня ! Это стон. Не сыщешь боли злей.
Печальный соловей !
Впитает ли роса ночную темноту ?
Сотрёт ли сон тоскливую тщету ?
Во сне ты в гамаке ночных светил.
Сон, кажется: все беды усыпил...
Понятно: если в горести устали,
во сне мы слышим музыку печали.
Луна осветит невстревоженным лучом,
и, кажется, она дарит нас мирным сном,
а в нём баюкает заснувших море,
и в уголке лесном, в листве, как тонет горе.
Царит Луна. В ушах приятный гул.
И вот среди ночи, лесной певец вздохнул.

Всё вдохновляло в девственном Раю !
И Зимородок появился поутру.
Он тоже обратился к Соловью.
Так удивлялся: всё вокруг в цветах,
И впору бегать в золочёных башмаках
да пышно разодеться в пух и прах.
Так что ж, одетый в траурный костюм
ты, наш лесной певец, всегда угрюм ? -
"Да, верно, тяжкий груз скорбей,
довлеет над душой и совестью моей" -
вздохнул печально Соловей.
"Но, если Радость для тебя родней,
к чему же пенье всё мрачней ?"
"Допустим, предпочёл бы я молчанье,
оно бы стало лишь ужаснее звучанья !
Страшнее всяких погребальных дней -
ещё печальней и скорбней".

Так вместе, разбираясь по порядку,
решали пташки сложную загадку.
Старались долго. Толку нет.
Мы тоже, с нашим человеческим умом,
как и они - по разному поём.
Как нужно петь ? Знаком ли нам ответ ?
Нет. Многие вполне счастливы,
но им и собственная радость - диво.
К иным всё лучшее стекается рекой,
но в их фантазиях смакуются несчастья,
а, если утешают, то как сластстью
им служит ждущий нас в безбрежности покой.
Нам предстоит лишь вечное забвенье.
Спокойствие без горести и страсти.
И, может быть, лишь в этом утешенье.
    
Walter De La Mare  The Riddlers

"Thou solitary!" the Blackbird cried,
"I, from the happy Wren,
Linnet and Blackcap, Woodlark, Thrush,
Perched all upon a sweetbrier bush,
Have come at cold of midnight-tide
To ask thee, Why and when
Grief smote thy heart so thou dost sing
In solemn hush of evening,
So sorrowfully, lovelorn Thing -
Nay, nay, not sing, but rave, but wail,
Most melancholic Nightingale?
Do not the dews of darkness steep
All pinings of the day in sleep?
Why, then, when rocked in starry nest
We mutely couch, secure, at rest,
Doth thy lone heart delight to make
Music for sorrow's sake?"
A Moon was there. So still her beam,
It seemed the whole world lay in dream,
Lulled by the watery sea.
And from her leafy night-hung nook
Upon this stranger soft did look
The Nightingale: sighed he: -

"'Tis strange, my friend; the Kingfisher
But yestermorn conjured me here
Out of his green and gold to say
Why thou, in splendour of the noon,
Wearest of colour but golden shoon,
And else dost thee array
In a most sombre suit of black?
'Surely,' he sighed, 'some load of grief,
Past all our thinking - and belief -
Must weigh upon his back!'
Do, then, in turn, tell me, If joy
Thy heart as well as voice employ
Why dost thou now most Sable, shine
In plumage woefuller far than mine?
Thy silence is a sadder thing
Than any dirge I sing!"

Thus, then, these two small birds, perched there,
Breathed a strange riddle both did share
Yet neither could expound.
And we - who sing but as we can,
In the small knowledge of a man -
Have we an answer found?
Nay, some are happy whose delight
Is hid even from themselves from sight;
And some win peace who spend
The skill of words to sweeten despair
Of finding consolation where
Life has but one dark end;
Who, in rapt solitude, tell o'er
A tale as lovely as forlore,
Into the midnight air.