Русичи и христианизация

Тяжело слушать, как Патриарх говорит о дохристианском периоде Русского государства, как о времени тьмы и варварства.

Задолго до большевиков о насильственном крещении Руси писали не какие-нибудь там революционеры, а сами архипастыри.

Ещё в XVI веке митрополит Макарий писал. «Не все, принявшие тогда у нас святую веру, приняли ее по любви, некоторые — только по страху к повелевшему»

(архиепископ Макарий, История русской церкви, СПб., 1868, С. 27).

«Не желавших креститься было весьма много в Киеве, так и вообще по всей Руси. Одни из таких людей могли, быть заставлены повиноваться угрозами, или даже прямо силой, а другие, вероятно, не были заставляемы никакими средствами, или искали спасения в бегстве, или сделались, так сказать, языческими мучениками» (Голубинский, История русской церкви, т. 1, ч. 1. М., 1901. С.168— 169).

В церковном журнале «Звонарь», № 8, 1907 года, неизвестный автор статьи «Политическая и общественная деятельность высших представителей русской церкви (X-XV вв.)» очень откровенно высказался:

«Язычество было еще сильно, оно не отжило еще своего времени у нас на Руси, оно сопротивлялось введению христианства; поэтому правительство принимает насильственные меры в деле распространения христианства, прибегает к огню и мечу с целью внедрения евангельского учения в сердца язычников. И служители Христовы не вооружаются против таких средств, напротив, они их оправдывают и на трупах воздвигают крест Христов».

Как откровенно сказано, понятно почему имя автора статьи осталось неизвестным.

Но, важно другое, что крещение «огнём и мечом» действительно не выдумка советских безбожников и не социальный заказ атеистов.

Зато после 1991 года церковные авторы создали и продолжают поддерживать
образ церкви, как «кроткой невинной страдалицы», избегая тем самым закон справедливости: «какою мерою мерите, таковой и вам отмерено будет».

Славяне были признаны «разбойниками»

По свидетельству многих летописей, после крещения «весьма умножились разбои». И «разбои» эти были таковы, что к Владимиру с требованием введения смертной казни обратились не бояре, не дружина, не «градские старцы», а епископы.

Владимир отвечал им: «Боюсь греха», то есть, напоминал о заповеди – не убий. Епископы отвечали: «Ты поставлен от бога на казнь злым, а добрым на милость. Подобает тебе казнить разбойников и пытать».

Пытать и казнить кроткие служители Христа призывали тех, кто не хотел отрекаться от отчих Богов, и кто с оружием в руках защищал веру пращуров.

Все проклятые вещи церковь перечисляла в «Слове о посте великом»: «чародейство, волхвование, наузоношение (ношение языческих оберегов), кощун (мифов) бесовских пение и плясание (ритуальные пляски)».

Об этом же писал и русский историк Соловьёв: «Можно думать, что разбойники умножились вследствие бегства тех закоренелых язычников, которые не хотели принимать христианства; разумеется, они должны были бежать в отдаленные леса и жить за счет враждебного им общества».

Вот что пишет о крещении русских земель Игорь Яковлевич Фроянов: «Распространение христианства за пределами Киевской земли прослеживается по историческим источникам фрагментарно и с большим трудом. Особенно скупы на рассказы о крещении подчиненных Киеву земель летописцы. Их молчание понятно: летописатели — люди, как правило, духовного звания, старались не говорить о темных сторонах христианизации Руси, а светлых было мало».

Крещение новгородцев

Описывается в Иоакимовской летописи, которая сохранилась в пересказе Татищева. Крестить новгородцев прибыл дядя князя Владимира Добрыня (Малкович) и с ним Путята и епископ Иоаким Корсунянин. Вместе с ними нести слово о «мире и любви» — прибыло немалое войско из киевской дружины и ростовчан.

Новгородцы на вече клялись не пускать крестителей в город, разрушили мост через Волхов и к остаткам моста подкатили две метательные машины — «пороки», как их тогда называли на Руси. Добрыня, конечно, грозил карами небесными, но для новгородцев более важно было слово жреца, Богомила Соловья, воспрещавшего им покоряться.

Глава земского ополчения, тысяцкий Угоняй ездил по улицам оставшейся свободной части Новгорода, крича: «Лучше нам помереть, чем отдать Богов наших на поругание!»

Новгородцы разметали и разграбили дом Добрыни. Однако ночью воевода Путята с отборной полутысячей ростовчан переправился украдкой на другой берег выше по течению и вошел в город. Угоняй и «передние мужи» были схвачены и Добрыня по знаку Путяты переправился через Волхов и вошёл в город. Первым делом он приказал подпалить дома горожан, а затем вступил в бой.

Напуганные разгорающимся пожарищем горожане запросили мира. Добрыня, собрав воинов, приступил к уничтожению идолов и при этом смеялся над скорбящими новгородцами: «Что, безумцы, жалеете тех, кто сам себя оборонить не может? Какой пользы от них ждете?»

Затем началось поголовное крещение, не желавших креститься волокли силой. Летописец заканчивает рассказ словами:
«Путята крестил мечом, а Добрыня — огнём». Ростов Великий сопротивлялся крещению вплоть до XII века.


Картины:
"Свержение идолов"
/2021/
Васильева Н. А.


Использованы материалы:
https://dzen.ru/a/aGwZCaqI0Hn0QTXV