Ворон

По мотивам стихотворения «Ворон»
С. Т. Кольриджа


Ворон

Когда-то давно у высокой горы,
В дождливое утро осенней поры,
Согнувшийся дуб под нагими ветвями
Кормил добродушно свиней желудями,
А тучи стекали в унылой хандре,
Как слёзы из глаз, по дубовой коре.

И ворон над дубом кружил в небесах –
Птенец молодой в незнакомых лесах.
Коварный охотник пустынного вида
Царапал когтями двузубец Аида,
Смотрел вечерами на звёздный алтарь
И очи сверкали, как чёрный янтарь.

В лесу ураган закрутил на беду,
Рубил, как топор в заповедном бору,
И свиньи бежали от дуба в тревоге,
Ломали кусты и деревья в дороге,
Лишь жёлудь последний на склоне пустом
Остался лежать под осенним ковром.

А ворон спустился и сел на бревно.
В надежде увидеть любое зерно,
Он быстро у дуба крутил головою
И пищу искал под опавшей листвою,
А жёлудь оттуда, как будто слегка,
Подставил ему золотые бока.

И вот уже жёлудь в далёких краях
По небу кружился в вороньих когтях.
Вдруг выпал из лап у слабеющей птицы
На склоне высоком, где воют волчицы,
Теперь красотою осенней поры
Стал дуб молодой у высокой горы.

Года пролетели, опять листопад,
Но ворон к нему возвратился назад.
Гнездо укрывают дубовые лапы,
Заходит порою медведь косолапый
И дремлет у дуба под красной Луной
Кабан ненасытный, как сторож цепной.

Однажды на солнце сверкающий дуб
Увидел с дороги один лесоруб.
Он будто на отдыхе, между пирами,
Как дьявол спустился с двумя топорами,
Ударил три раза одним и другим
И дуб затрещал и упал перед ним.

А ворон оглядывал чёрную даль
И слёзы текли, обжигала печаль.
Опилками стали дубовые лапы,
Берлогу покинул медведь косолапый,
А дикий кабан на посту боевом –
Остался навек под дубовым стволом.

А рубщик уже в капитанском платке
И лодку из дуба пустил по реке.
Какую-то песню исполнил вожатый,
Как плавал жених за невестой богатой…
Вокруг раздавались семьи голоса
И ветер попутный надул паруса.

Вдруг брёвна и ветки поднялись со дна
И лодку накрыла речная волна.
А ворон матёрый пустынного вида
Сидел на железном двузубце Аида,
А рядом лежала добыча в сетях
И жёлудь последний в кровавых когтях.