glassduc

От глотка до глотка сухостойного воздуха с гарью
мы играли в слова, мы заигрывались со словами,
точно галстук рука намотала на смуглый кулак,
и, постанывая у стола, царь Николка обмяк.

Словно кости, легки и, как карты, бывают краплёны,
слышишь хруст у доски – это буковки выпали в слоги
и танцуют под ручку; краснеет за списком тетрадь,
и ругается-плачет, наверно, какая-то мать.

Ну-ка, брат, обнови и раздай слов рассерженных стопки,
твои пальцы – язык, он болтает всегда кривотолки.
Я считал то, что вышло, и знаю, ударит «народ»,
вместо этого ты на меня направляешь «дрон».

Те слова разрываются над домами,
те слова расфасовывают по подвалам,
да и много чего те слова выставляют на кон –
слишком много живёт под печальной ухмылкой икон.

Дать бы звуку-душе право на самоопределенье,
разбежалось б уже по углам моё стихотворенье.
Там, где галстук и воздух сошлись, объявился глаздук,
это – повесть стекла, продолжающая виадук.

Глянешь под ноги вниз и поймёшь, как твоё отраженье
налегло на пейзаж и стало его выраженьем.
Пока смотришь в него на руины и кровную боль,
оно смотрит в тебя, обернувшись в тот миг тобой.

Ты почувствуешь хруст и посеешь багряные маки,
чтоб собрали дурман для других электронные ангелы,
а очнёшься в заброшке, в которой ребёнком играл,
только нынче тебя не догонит большой хулиган.

И когда твоё тело узнает звук трубного гласа,
ты пошли его на… и иди, сам со всем разбирайся.