Надежда

Наше время действия ничем не примечательно –
нет ни облачных столпов, ни грозных синих кельтов;
навами решён вопрос асурский окончательно;
за моря ретировались истари и эльдар.

Верный океан ума скукожился до лужицы,
словно сам я – идеологический обрезок
в этом веке образов неясных, жалких ужасов,
липкого обмана, серых пыльных юморесок.

Будто бы чужой я здесь. А вдруг – и вовсе нет меня?
В залипуху дня втыкаю я подслеповато,
но мазки грядущих лет выписывают медленно
то, что различить пока нельзя в костях заката, –

в сажистой Тюмени из квартала из рабочего
в мир вот-вот вонзится Розз Уильямс – уши выжжет;
Аджани в панельке на Змеинке, споря с клочьями
дикого тумана, раскрывается и дышит.

Маятник истории размеренно качается.
Тянутся корнями деревА к ядру земному,
ветками – к Луне и Марсу, чтобы те, кто чалится
в каталажках тел, бесстрашно брали за основу

на корявых континентах, что скрипят и горбятся,
мастерство природы для своих неугомонных
острокрылых замыслов и наполняли гордостью
ласковые звёзды прощелыги Соломона.