Пути

Прости мой  след,
ты утром жил богато,
ты собирал свой бред,
умом рождая злато,
оно браслет
любви, к прекрасной даме,
томительно дыхание вослед 
у страсти, с яблоком Адама.
Певец был слеп
и раздавал гаданья,
на берегу был склеп
в нём просят покаянья.
Меж тем молва
до юноши дошла,
стрелу разгонит тетива,
а страсть, как пена, до гола.
Он долго шёл,
лесами гоготал,
и голос и лукавый шёлк
от юноши отстал
Вдруг у реки
увидел голый торс,
реке сказал, “теки,”
сам испытал восторг.
Кругом венец
зверей, все смотрят в оба,
запел изъятия певец
все скрылись, как под крышку гроба.
Певец узнал
о госте очень странном,
тихонечко привстал:
“Привет, вам лучезарный.”
У юноши слова,
как блесны серебра,
кружатся кружева
и вечно чур-чура.
“Певец ты в век,
до города Петра,
мне подари свой свет
и ночи, и утра.
Я буду раб,
увидишь ты во всём,
а хочешь братом,
иль любящим отцом.
Лишь скажешь в путь,
я сразу поднимусь…,
любовь печалью изогнуть,
я в том тебе клянусь!”
Пророк сказал,
“Прости, но я не Бог,
и у меня в душе кинжал,
и на любовь вступил сапог,
поэтому,
тебя мне просто жаль,
пожар, тут не найдёт поэта,
и много ядовитых жал,
когтей венка
не пуганных зверей
прости, они здесь будут на века,
как матросня у рей.
Наивен ты
чудак, напрасно ищешь,
моим речам кранты,
они давно над мраком свищут.
А я дикарь,
я полу зверь, мартышка,
меня рукой ударь
и возгорится вспышка.
Тебе нужна
душевная окраска,
и чувств приливная волна,
и рук серебряная встряска.
А у меня,
покорно знак беда,
любовь свою гоня,
остался без следа.
Я царь царей,
любовная вода
меня сорвала с якорей,
но я отрёкся, не беда,”
Базар людской
был в  эти дни, сурово тесен
как мне найти покой,
среди прекрасных песен.
“И я бежал,
не право было время,
забросил свой кинжал,
и вот в лесу спит темя.”
Юнец пропел,
“Прости, я очень смел,
у каждого в душе предел,
и у меня полно химер.”
Он ужинал
глаголя, еды запас и горе,
и хлеба на полушку,
воды в реке, что в море.
Вздохнул, поклон
и сразу удалился,
сквозь хохоток ворон,
с зелёным лесом слился.   
На родине,
где флаг Петра и флот,
он свой восславил род,
стихом, как краской Клод.