Сады Семирамиды

Я никогда не думала, что голос может пахнуть.
Твой пахнет мятой и июльским зноем, влажной землёй и чем;то ещё — таким, чему я не знаю названия. Пахнет тёплой водой, в которой ты только что опустила руки, пахнет золотом твоих плеч, пахнет тем, что у меня внутри начинает медленно, но неотвратимо прорастать.

Ты умеешь смотреть так, что мне становится трудно дышать, но это «трудно» приятное, почти сладкое, и от этого внутри трескаются старые стены, которые я годами строила, чтобы не чувствовать, чтобы не мечтать.

Мы сидим в полутени старого сада — может быть, в садах Семирамиды. Мне хочется верить, что это именно они: где висят терракотовые горшки с невиданными лианами, где тени прохладнее воздуха, а воздух тяжелее мыслей. Здесь так много зелени, что мне кажется: я сама пускаю корни. Ты смеёшься, и этот смех падает с веток прямо мне в сердце, как спелая хурма, как дикий инжир.

Я впервые смотрю на девушку так.
Впервые хочу коснуться чужого запястья, чтобы проверить, не снятся ли мне эти садовые сумерки. Впервые думаю, что руки бывают красивее всего на свете — твои руки, чуть в тени, чуть в пыльце чужих лепестков.

Ты поворачиваешь голову — и я думаю: если бы это был сон, я бы проснулась именно сейчас. Но я не просыпаюсь. И ты не исчезаешь. Ты продолжаешь говорить, но я не слышу слов — только музыку. Так, наверное, звучит летний дождь за окном ночью. Так бьётся сердце птицы, которую только что отпустили из ладоней.

Сады Семирамиды — это не про место, понимаю я. Это про то, как во мне зацветает то, чему я не разрешала даже прорасти.
Я боялась. Боялась слов, взглядов, чужого «нельзя». Боялась себя. Но ты сидишь рядом и дышишь медленно, и от этого моего «нельзя» остаётся только лёгкий шёпот в листве.

Мне хочется обнять тебя так, чтобы ты почувствовала, как во мне дрожат стёкла старых окон, как внутри рушатся старые башни. Но я не обнимаю. Слишком боюсь спугнуть.
Ты улыбаешься и медленно касаешься моей ладони.

Я рассказываю, как в детстве представляла себе эти сады: подвесные мосты из плюща, фонтаны с горькой водой, фигуры львов из белого мрамора, которые смотрят в небо. Для меня эти сады — теперь ты.
Ты — как невозможное строение на обрыве времени, которое всё равно стоит и цветёт, наперекор землетрясениям и войнам.

Я впервые влюбилась.
И не знаю, как правильно говорить об этом. Как не бояться, что с тобой я вдруг стану слишком мягкой. Как объяснить самой себе, что твоя рука на моей ладони важнее тысячи чужих одобрений.

В этом саду запахи смешиваются, как голоса в хоре: жасмин, мята, что;то горькое, что;то терпкое, что;то сладкое. Твои волосы пахнут летом. А я вдыхаю это и думаю, что теперь моё сердце будет пахнуть так же.

Ты говоришь, что здесь чувствуешь себя в безопасности.
Я улыбаюсь: я тоже.
Мы сидим среди зелёных террас, и солнце лениво катится к закату. Краски становятся мягче, и я понимаю: всё настоящее приходит тихо. Без громких признаний, без взмахов рук. Приходит так, как приходит вечер — сначала ты не замечаешь, а потом вдруг понимаешь: уже темнеет, и тебе уютно.

В садах Семирамиды я впервые разрешила себе сказать «да».
Да — твоим глазам.
Да — своему страху.
Да — невозможной любви.

Может быть, завтра мир опять станет жестче, и чужие голоса за пределами этих стен снова будут звучать громче. Но пока мы здесь, среди висящих садов, я чувствую: мне можно быть собой. Мне можно быть влюблённой в девушку, и мир не рухнет.

Ты знаешь, что эти сады были построены из тоски? Он построил их для своей жены, чтобы она не скучала по дому.
Наверное, всё настоящее рождается из тоски — и из надежды.
Мои сады Семирамиды я строю внутри себя: террасу за террасой, цветок за цветком.
А ты — тот, для кого я их строю.

Ты смеёшься снова, и этот смех срывает последние мои страхи, как ветер срывает засохшие листья. Я больше не боюсь. Я просто смотрю на тебя, и понимаю: мне не хватит целой жизни, чтобы наглядеться.

А если эти сады рухнут?
Я построю новые.
Ведь любовь — это не стены, а то, что между ними растёт.