Легенда об Алексее и Карине

Мудрец был жалок, что "нет чуда" возгласил:
Их каждый день творятся сотни миллионов.
Раскрой глаза, мой друг, насколько хватит сил -
И ты узришь их на вершинах судеб склонов!

Не чудо ль жизнь сама? Не чудо ль хлад в жару?
Не чудо ль твердь средь пустоты Вселенной ведать?
Не чудо ль тёплый чай в холодную пору?
Не чудо ль после глада сытно отобедать?

Всё это просто, но доступно лишь простым,
Неведом вовсе толстосуму мир тех сказок,
Когда глотает смачно он Гаванский дым
Под плеск шампанского, смех похотливых глазок.

И биться должно, чтоб простые чудеса
Упрёком уст эксплуататорских не бЫли,
Чтоб не кислотною была с утра роса,
Не выживали чтобы люди, чтобы жили.

Я видел чудо, что взорвало разум мой,
Хоть менестрелю это вовсе не в новинку,
И до начала я дошёл легенды той,
К истокам главного героя поединка.

Жизнь шла его под звон серебряных монет,
Как будто каждый Брутом был или Иудой.
Где плавно, мягко, где - простите - нет,
И даже дома непонятки, пересуды.

Он знал любовь, а вот любовь его - увы.
Но средь людей горело сердце для изгоя
Помимо грубости и супротив молвы
Как дверь шифрованная в светлое Иное.

Он с ней дружил, а вот она в душе клялась
Быть верной лишь ему до самой смерти лютой.
Искал гармонию он меж понятьем "страсть"
И меж любовью на века, не на минуты.

Что было счастье рядом, он не разумел,
Ослепнув как и все иронии издёвкой.
Она белела, слышав, как он в деле смел,
Она рыдала с ним так искренне неловко.

Ей представлялся дом, в котором он - глава,
Где гомон детский заглушает гул турбины,
Но в страхе трепетном тонули те слова,
Что изменили б жизни их, будто лавина.

А он мечтал на байке обогнуть весь мир
В компании гипотетической любимой,
Но обречён был есть ненатуральный сыр,
В горниле бедности огнём мечты палимый.

Однажды встретиться решили их мечты,
Волною радости сближая тело с телом.
Их мысли были до безумия просты:
Излить все чаянья в порыве чувства смелом.

Неслись сквозь город в рай влюблённые сердца,
Нисколь со временем-пространством не считаясь,
В чертог святой, где у блаженства нет конца,
За слепость прежнюю друг перед другом каясь.

И вот последнюю им реку одолеть
Осталось, ширь проспекта в прошлом оставляя.
Уже слышна победы золотая медь,
И птиц каких-то в небе закружила стая.

О, что за гомон с неба слышен здесь, внизу?
Он поднял голову: там вороны летали...
На суеверия плевать! Тревог грозу
О светлом будущем все мысли разбивали.

Но словно гром он услыхал визг тормозов,
Увидев лик её счастливый и прекрасный...
О Боже! Нет!!! Но был её последним зов,
Он побежал, пусть бег его и был напрасный.

И вот опять в руинах светлые мечты,
Но пульс нащупан! "О, ты здесь!" - уста шептали,
"Я шёл сказать тебе, что мной любима ты,
Что лишь с тобой хочу познать я мира дали.

Лишь ветер, байк и трепет любящих сердец..." -
"А я хотела продолженье обозначить,
Желая видеть на главе твоей венец
И на своей. Быть рядом. Право, незадача!" -

"Молчи побольше, тише, силы береги.
Мечты свои ещё реализуем вволю!
О, не познай сейчас  небытия шаги:
Мы столько лет шли к нашей лучшей доле!"

"Я помню наши, мой любимый, дни, часы,
И прожила бы вновь и вновь их бесконечность,
Но ныне я стою у смертной полосы.
Наш светлый мир теперь познает вечность.

Объедь весь мир на металлическом коне,
Познай все уголки планеты нашей.
Ты знаешь, что оттуда видно будет мне,
Как ты плывёшь по глади пОршней маршем.

С тобой пребудет моя нищая душа,
Я крылья одолжу у ангела на это,
И буду, как могу, от горя защищать
С рассвета до заката, с заката до рассвета.

Я не обижусь, коль забудешь ты меня,
Коль плеч чужих коснутся твои руки,
Я радостно смогу двоих вас там обнять,
Пусть даже суждены мне ада муки. "

"Мой ангел, что же ты такое говоришь?
Я новой без тебя зари не встречу!
Ты в боли бредишь, видно, милый мой малыш,
Тобой одной я жив на жизни этой сече!

Когда ты встанешь на ноги, мой ангел, здесь,
Раскрасят мир наш весь чудеснейшие краски,
И, может быть, я горд, прости мне эту спесь,
Но знаешь ты сама, мы будем жить, как в сказке. "

"Сравненье в самый раз! Тогда зачем же ждать?
Ведь в сказке поцелуй сжигает смерть, как трАву.
Позволь себе сейчас меня поцеловать,
И, может быть, тогда я стану здравой."

"Твоё желанье - мёд. Знай, я люблю тебя,
И нет конца любви безумной этой!"
Сомкнулись их уста, желаний не тая,
В мир источая тераватты света.

"Спасибо, что ты есть, любовь моя и грусть!
Так будь же на века, что бы ни бЫло!
Я ухожу в края, откуда не вернусь.
До встречи, до свидания, мой милый!"

Потух блаженный взгляд, расслаблен нежный стан,
Дыханье прекратилось, сердце встало.
Сочится ала кровь из множественных ран.
Ещё один цветок у мира смерть украла.

Прижал её к себе, печален строгий взгляд,
Безжалостны шаги слепого рока,
И громогласный рык, метеоритный град
Сотряс всю землю до Владивостока.

Хрустальные мечты друг друга воплотить
Пред самой смертью эти люди пожелали.
Пред взором пронеслась из будущего нить,
Их силуэты на коне из стали.

"Изъездить Землю всю всё ж сможем мы с тобой,
Твоим я обещаньям быть со мною верю.
Под горя барабан, под смерти мерзкий вой
Я в будущее наше выбью двери.

Окраины морей и суши глубь пустой,
Вершины гор, где жрут нас духи или боги
Познает мира весь чертог свет духа твой:
Я в честь твою все покорю дороги."

Он продал всё, что есть, пылинки не забыв,
Отрёкся от воды, оставил пищу,
Купил хороший байк под разума мотив,
И было на бензин богатства пепелище.

Он проводил её сигналом в небеса,
Процессию заставив встрепенуться,
Как жизни гимн была клаксона та гроза,
Тулупом шестерным и восьмикратным лутцем.

Объездить Землю всю он средства не нашёл,
Но к океану Тихому помчался.
Вокруг был навсегда любимой ореол,
Щекою он крыла её касался.

Жёг голод плоть его, но он на то плевал
И сквозь страну летел безумной птицей.
На всём своём пути он подвиги свершал
Как в суть любви небесной посвящённый рыцарь.

Срамил бандитов быт и словом, и мечом,
Свергал градоначальников бесстыдных,
Сквозь злые толпы шёл он с тощим кулаком,
Но мощь была ударов из солидных.

Однажды смял рукой он мощный грузовик,
Что мчался раздавить толпу невинных,
И гору за свой путь под вражий мерзкий крик
Мечей пудовых он сломал былинных.

Пуль тучи испарял, направленные в плоть,
Что высыхала с каждым днём всё больше,
Гранат, мин и ракет мощь смог он побороть,
Не было ему равных с Кореи и до Польши.

Но вот и океан, вдоль брега дикий пляж.
Я был на нём, прекрасное местечко.
Он пристально смотрел в безбрежия мираж,
Как будто ждал судьбы слепой осечку.

Я подошёл к нему, ослаб он до конца,
Лишь воли сила на ногах его держала.
Небесно мудрый взгляд не уходил с лица,
Как будто новый путь он начинал сначала.

"Ты, видно, менестрель?" - "Да, так оно и есть!
Откуда держишь путь, о странник вольный?"
"Из логова любви творить святую месть.
Я мщу небытию за то, что было больно

В иной мир уходить созданию небес,
Мстит любящий за смерть своей любимой."
И он поведал мне свой жизни сумрак весь,
Свой путь в тумане, горестью гонимый.

"Ты в гимнах помяни моё с ней имена,
Потомки знают пусть, как жили и любили
Безликих два глупца, как умерла она,
Как умер он, отдав звук почести могиле."

И он закончил речь и к морю мот повёл,
И только лишь к воде он прикоснулся,
Огня окутал байк волшебный ореол,
В моей груди повысив цифры пульса.

И сразу вспыхнул сам печальник на коне,
Он не сгорал, он только лишь светился.
Всё это - только явь, забудьте обо сне,
И я был трезв, и я не обкурился.

Катил он по воде, но возноситься стал,
Достигнув облаков и даже дальше.
В нелепой немоте под небом я стоял,
Но убеждён, что не было здесь фальши.

Через неделю мне во сне явился он,
Сказав, что Солнца край навеки он оставил,
Что бьёт Земле родной сыновний он поклон,
Но не винит себя в поломке старых правил.

Я обещанье дал, и слово я держу
В годах грядущих, в прошлом и поныне.
Как семена в саду, я память посажу.
Так помни, друг, об Алексее и Карине.