Брошенный лирический герой

Мне говорят, что я не та, другая,
Я потерялась словно ветви дневников.
Мне говорят, что я должна приличней рая,
Вести себя как будто бы есть толк.

Мне говорят оденься потеплее,
За модой и прической последи.
И делай так, как скажут и повелят,
Что мне не нравится, сойду ка я с пути.

Как будто запоздалый домострой,
Иль крепостное право затаилось.
А я рубить хотела бы с лихвой,
Ведь мне не нравится вся эта дикость.

Я вам не раб и не слуга, не леший,
Я не иду в окопах и в снегах.
Я просто человек и просто пеший,
Желающий занять место в рядах.

В меня не верят, опуская руки,
Я вижу вновь начала света дня.
И даже при вашей всей разлуки,
Я не согнусь под гнетом серебра.

Я не погибну и не сдамся мраку,
И не сложу у речки кости волевых.
Я буду жить и буду падать к гланду,
Пока мне воздух в сердце отпустить.

И без семьи, без дома, без любви,
Я в одиночестве проникну в суть.
Вы вновь бросаете меня, сверкайте в тли.
Но прошлого в иное не вернуть.

Я вас прощала, забывав обиды,
Но вы оставили меня одну опять,
И как великодушна я бы ни был(а),
Вы скажете, что эгоистка не вернуть.

Ни благородства, ни души покоя,
Вы скажете — эмоции волна.
Но кто подумал бы о чувствах моих моря?
А не о ваших лишь одних в безумии огня.

Я вас не раз спасала, помогала,
Но все забудется для вас как будто сон.
Это ли, вино на вас вновь повлияло?
Или просто свет уж будто бы сошел?

Мы живем с вами в разных пространствах,
Скажите, что я не такой.
Вы не помните даже убранство,
Когда стоял едва с головой.

И при всем моем благородстве,
Что считаю и я, и друзья.
Вы опустите меня на донце,
Считая безнравственным отродьем дня.

 И пускай все ваши обиды,
Манипулятивные приемы и Лиды,
Провокации и безнаказие,
Критика, оскорбления кластие.

Говорите вы прямо со мною.
На равных со всею судьбою.
Вините всю жизнь, коль хотите,
Коль нет уважения — храните.

Для вас самый младший всегда виноват,
А я так прощать и слушать ваш сад.
И лишь в некоторые светлые дни,
Мы с вами по душами поговорить бы могли.

Но один из вас скажет:
«Ты не из нашей семьи,
Что в группе есть те, кто родные, не ты».
И таких фраз было уже не одно,
Хотя на чувства мои вам уже все равно.

Как будто двусторонне стены,
Той жизнь, что видеть мы сумели,
Как будто б дом остался там,
С семейным очагом сгоревшим в вал.

И может я не прав, сомнению,
Я придаю теперь уж все.
Ведь воспитание у звенья,
Отнял я хуже из всего.

И может правда «тварью» скажет,
Иль эгоисткой, дураком.
Но где вы были каждый раз тот,
Когда сидел я со шприцом?

Когда стоял с открытым окном,
Когда хотел бы полететь,
Когда я падал и в безумстве,
Желал бы ад свой поглядеть.

Вы думать, что все чувства грошь лишь,
Вы забываетесь и вновь,
Вы говорите лишь об собственных,
Что мол и Вас понять не смог.

Но я вас понял и простил,
А вы меня, мой милый дом,
Все каждый день и каждый раз не мил,
Как будто бы простится бы готов.

Для вас вина одна порука,
Но как пленительна та скука,
Что думать только о своих вы,
Чувствах, мыслях и той жизни.

И каждый раз вы все идете,
Один мне скажет, хочу к Богу,
В объятия смерти заточены,
А вдруг умру я завтра тоже?

И почему лишь все страдания,
Все приходятся на нас?
Может это ли обещание,
Или долг что платит сглаз?

Ни покоя, лишь тревоги,
Споры, вновь те разговоры,
Как Сансара и без мата,
Тяжело сказать обратно.

Слышишь, этот звук сирены,
Может быть утихли меры?
Или гости подоспели,
Вновь все маски разодели.

И тогда улыбок сотни,
И фальшивых тех манер.
Как устала от раздолья,
Этих снежных перемен.

И уход, похлеще пушек,
Заряжает инвентарь.
Слышишь войны, стук подушек,
И разбитый там хрусталь.