скорбное ложе истины

ПЕРЕД ЗАКОНОМ ВСЕ РАВНЫ.

Римляне – а они в основании мировой,
то есть – со всеми поправками! – всё ещё Западной,
цивилизации – так не врали.
Они говорили: закон суров, но это закон;
то есть: попал под его юрисдикцию – не жалуйся,
но и смог выскользнуть – радуйся и будь начеку.

Честно. Не то что Германцы, их наследники...
Или мы, русские – тоже наследники, и во многом – именно через германцев.
В свойственной нам особой глумливости мы вообще здесь склонны к
абсурдистской игре словами: равны-то равны, но есть всё же те, кто равнЕе –
и понимай всю эту многозначительность уж как сможешь. То есть – решай:
среди равных ты, или где-то ещё. А мест много – цивилизация-то, повторим,
мировая, с неизбежным разнообразием, как мест, так и обитателей.

Но русские в этой раскайфовке по нынешнему раскладу уже наивно беспечны,
непритязательно легковерны и даже придурковато невменяемы. Ведь давно уже
германцы стремятся сделать мир как можно более тесным и именно для русских.
И русские – именно как дураки! – всё ещё им послушно и даже радостно сами,
мягко говоря, помогают. А говоря твёрдо – сами всё и делают. Любим мы немцев.

А вот они нас – нет. Даже не уважают – только боятся. Уж как мы им жопу ни лижем,
не верят они нам – если вообще ещё к ней подпускают, конечно...
А то ведь и жопу им полизать мы уже не достойны – другие найдутся, более достойные.
Вы, может быть, подумаете тут про укропов – ан нет, они-то ведь тоже русские, просто
с помощью немцев и при нашей... тоже ведь самозабвенности – не помнят этого.
Что же – русские! – что тут ещё скажешь… или – что с них взять…

А германцы, особенно – англосаксы, именно тем и отличаются, что злопамятны.
Причём – навсегда. И добром кого помянуть – да ни в коем случае. Если ты, русский,
сделал им что-то доброе, то лишь просто исполнил свои прямые обязанности, отдал долг.
И подумай ещё, говно: не плохо ли сделал, не мало ли? – есть ли у тебя повод
считать себя благодетелем! Если думаешь будто есть – это для них ещё и оскорбление.
Никогда они уже тебе добра этого не простят.

Есть 3 особо ярких случая германской расовой мегаломании:

самая древняя – итало-франкская, аристократическая, сеньориальная, артистичная,
утончённо щедрая – даже и снизойдёт до тебя, дикаря-недочеловека, поговорит с тобой,
и пошутит даже, то есть осчастливит тебя и своим вниманием, и – не дай бог – терпением.
Но позволит она себе это именно как курьёзную, извращённую роскошь, каприз небожителя.
А ты этого, может быть, даже и не расчухаешь. И объяснить тоже будет некому.
Ну, а как! и кто! да и, к тому же, тебе! – сможет истолковать поведение бога!

Помоложе – вторая, готско-тевтонская, северная, величавая и сурово требовательная,
испытующая и взыскательная, и, уж если что не по ней, мессиански воинственная
сразу же начинает и вразумлять, и назидательно демонстративно доказывать –
на своём же примере – в чём эти признаки столь несомненного превосходства
её – разумеется же! – богоданной и судьбоносной сверхчеловечности.
Тут диагноз попроще, и если не извращенец – сам легко и поставишь.
Нами эти симптомы на собственной шкуре не раз испытаны.

Ну, и, конечно же, третья – Леди и Джентльмены, встречайте! Британская,
островная – теперь даже, может быть, и островковая, но островки повсеместны –
вечно юная и потому, может быть, навсегда пубертатно безудержная, абсолютная –
к нам – окончательная, апелляциям или обжалованию  н е  п о д л е ж и т ,
да ведь и старшими своими сёстрами – одновременно обеими –
манипулирует беззастенчиво – и проницательно, надо сказать,
и – просто дьявольски иногда! – дальновидно.
Мы её тоже знаем – по инстинктивному холодку тихой жути,
смешанному, тем не менее, с восхищением,
если и не с опасливым обожанием...
 
Впрочем, мне надоело – ведь всеми тремя Прекрасными Дамами мы однозначно отпеты,
и нам ничего не светит. Да и, к тому же, все трое едва ли уже не в площадных шлюхах.*
Мы, уж наверное, и пожалели бы барышень, но ведь – не отвыкают же воротить носы!

Но ведь и русская баба – не промах! Да ей – хоть в глаза нассы! –
вот любит она иностранцев, и хочется ей жить богато –
хотя бы среди олигархов! – не с папой запанибрата,
но всё же на жизнь хватает,
а значит, кровь с молоком
не скиснет, и, налитая
клубникой, не с  м у ж и к о м,
а клюнет залётный немец – «Во-о!
Счастье, хотя бы на час, а устроится
в самое... какиво, блять? А! – в статус кво.
Не у него хватало бы денег, це – у мужика маво!..

Ох, девки – пасха ли вам, или троица,
но her вам, точно, чем-то помазан –
счастье удвОится! счастье утрОится!
Иди-ка ты сам к Омегам и Азам!..
Или на доступ к небесным алмазам
не этажируются небеса?
Есть лишь один этаж, и раз он
только один, то с него и ссать.
..............................

Итак, давайте ещё раз выскажемся сугубо по делу и предельно прямо.
При капитализме – в любой его фазе – нет никакого права, кроме права капитала;
есть капитал – есть и правовая база, нет капитала – нет и ничего, кроме "права –
приватно порассуждать о каких-нибудь правах в свободное от работы время";
любой капиталист рано или поздно заявит то же самое и, скорее всего, в таких же
исчерпывающих словах; за неимением такой, материально подкреплённой, ясности
только и возникает бесправная смута сознания – со всеми её фантазиями и мечтами,
идеалами и надеждами, символами веры или гуманистическими проектами – которая
по сути является и сама по себе понятной стихией недовольства существующим порядком
эксплуатации.
Как ни странно, апеллирует это недовольство именно к главному капиталисту –
к государству или к более или менее огосударствленной олигархии и её обслуге,
правовой базой, то есть капиталом, и владеющей, а это и есть её прямая практика –
практика той самой вызывающей недовольство экслуатации – и, в том числе, того самого,
"приватизированного" – как капитал – права, о коем, как говорится, и  весь этот сыр-бор;
то есть – надо понять – и внешний,  и внутренний круги не только замкнулись, но и
совместились, совпали, теперь всё остальное – это лишь технические частности,
временные сложности, мифологические прокладки, и анекдотические подробности
будь то ситуативной ли или профилактической пропаганды, а то и саморекламы;
никакого принципиального недовольства собой, или хотя бы намёка на сколько-нибудь
существенную самокритику ожидать не приходится: власть всегда и прежде всего
вполне устраивает уже и одно то, что она есть власть, а всё остальное – это лишь
рабочая рутина, естественные издержки или даже неизбежные нелепости процесса,
а именно – её самореализации.
Для неё нет различия – зови ты её капиталом, божьей благодатью или проклятьем сатаны,
то есть обратная связь – это ей лишь источник сигналов о чьей-то настолько недостаточной
занятости или столь чрезмерной праздности, что надо немедленно исправить это упущение,
а именно – дополнительным усилением эксплуатации. И – всё.

_____________________
* Да, есть ещё и четвёртая
и самая младенчески несмышленая, а потому и безнадёжная мегаломания –
Пожалуй, действительно: как и четвёртое евангелие, она – апокалиптическая.
Но уже трудно назвать её и расовой, и американской, и пола у неё нет, она – Оно,
чуть ли не во фрейдовском смысле.
И ей должны всё и все, независимо от того, что там у кого на месте гениталий,
и какая там часть коры головного мозга уже становится главной эрогенной зоной.


Рецензии