Нарисованная птица - глава вторая

Местные метеосводки говорят: завтра ожидается приход циклона и лучше бы всем нам поостеречься, особенно тем, у кого слабые сосуды и больное сердце. Особенно тем, у кого перепады давления отдают в затылок ноюще и тяжело. У кого глаза из орбит вылезают - только успевай подставлять ладошку.
Новостная лента говорит: такая-то звезда, несомненно, величайшая певица из всех ныне живущих, льет слезы по своему бывшему бойфренду, ускакавшему под крыло другого звездного мужчины.
Региональное радио говорит: вы можете выиграть в нашей лотерее, только позвоните! Не верите? Позвоните! 
Телефон говорит голосом уставшего дежурного, скребущего суточную щетину у себя на щеке:
"Нет, все стоит на мертвой точке. Как сквозь землю провалился".
Они не говорят, мол: рыбаки выловили в лесном озере труп мужчины.
И они не говорят: Пропал человек! Всем внимание, пропал живой человек! Вы видели этого мужчину?
Они не говорят о Том, Чего Нельзя Называть.
- Этот наш Мельничек, - Пассажир с переднего сидения оборачивается в профиль – квадратные черты лица, кустистая седеющая борода, добродушные щелочки глаз под усталыми нависающими веками - ничем особенным не болел?
 Вера на заднем сидении поднимает взгляд от карты.
- Ты имеешь в виду проблемы с головой?
- Ну да
- Неизвестно. Вроде как он был чудаковатым дядькой, но ничего диагностированного.
Машина трясется по пыльной грунтовке, вокруг ее разгоряченного тела вьется рой оводов.
- Чудаковатый профессор орнитологии, а изучать почему-то пошел рыб - задумчиво тянет водитель.
- Это очень плохая шутка, старик.
Их обгоняет машина с наклейкой «Любишь сиськи – посигналь ;)» на заднем стекле. Ландшафты пахотных полей муторно волокутся вслед за панорамами вымирающих сел с высоты местных сопок.
- Плохо то, - начинает Вера, провожая глазами стаю белых бабочек, сидящих вокруг коричневой лужи, - что мы действительно ничего толком об этом Мельничеке не знаем. Ни жены, ни детей, ни друзей. Человек пропал, а его как будто никогда и не существовало.
- Ну а что? - снова подает голос пассажир спереди, - Самый обычный социофоб.
- Он как будто вообще из ниоткуда появился - заговорил Валька, сидящий рядом с Верой. Молодой сотрудник зоологического института, вызвавшийся добровольцем на поиски - я даже голоса его ни разу не слышал за все время работы там.
Они приближаются к мертвому телу колоссального заброшенного завода, ныряют в темный туннель под одним из его раскинувшихся каменных щупалец. На свет выбираются уже на другой стороне, заходя как бы со спины, откуда открывается масштабная панорама запустения с разбитыми окнами, проржавевшими насквозь дулами труб и полным безлюдьем насколько хватает глаз. Проезжают под еще одним из щупалец – длинным каменным коридором, соединяющим цеха, и выворачивают к пересохшей гидроэнергетической дамбе с распахнутыми на всю ширину пастями шлюзов.
У Веры всякий раз перехватывает дыхание от вида лиан, мелких деревьев и травы, пробивающихся сквозь бетон. У нее самой после смерти сквозь ребра прорастут полевые цветы, как у этого гиганта растет разнотравье в просветах между железными штырями, оставшимися от изъеденных старостью балок? А у тех, кто не встретит это лето? Стоп, стоп, стоп. Не упоминай Того, Что Нельзя Упоминать.
-…не знаю, наверно, это мое старческое, но все, что было до 2000 года для меня старое, а после - новое. Хотя нулевые тоже уже ой как далеко.
Краем уха она слышит разговор водителя с пассажиром спереди. Вера визуально знает этого дядьку – он тоже старший поискового отряда, тоже пару раз с ней пересекался, но имя все никак не всплывает в памяти.
-…ну да, с людьми все иначе. Я родился в восьмидесятых, будь я альбомом какой-нибудь известной рок-группы, я десять раз платиновым бы стал. А ты бы и вовсе метал-классикой уже был.
Точно так же сейчас где-то лежит труп Мельничека. Интересно, о чем он думал в последние минуты жизни, когда холодная весенняя вода заливалась ему в рот?
- …А эти кунимены, ты в курсе, да? Кей-поперы. Ну, молодежь сейчас слушает. Вера? Вера, скажи нам на правах молодежи, что ты слушаешь, а?
- Конкретно сейчас – занудных дедов.
Все трое беззлобно загоготали. Их диалоги старательно и даже как-то фальшиво обруливают Тему, Которую Нельзя Озвучивать.
- А серьезно?
- Ну, если совсем серьезно, то вот вы, например, в курсе, что кролики едят свои какахи?
- Это начало глубокомысленной притчи?
- Я бы даже сказала библейской.
- Ну тогда нет.
- А они едят! И не из-за голода, а потому что у них так работает желудок. Они копрофаги, это их физиология. И сколько ты не докапывайся до кролика по поводу его вкусов, он будет прав, а ты нет.
- Ты хочешь подвести к тому, что для некоторых жрать дерьмо – это жизненная необходимость? – спрашивает водитель, подъезжая к лесной тропе, где их уже ждут остальные поисковики.
- Типа того.
- Невероятно тонко.
Машина паркуется под раскидистым дубом.
Сегодня их совсем немного - оперативный поиск Мельничека закончился ничем, и теперь, спустя столько времени было бы чудом найти его живым, а на поиск тела собираются немногие.
- Пожалуйста, внимание.
Она не любит говорить на публику, особенно, в момент, когда толпа волонтеров притихает и их взгляды устремляются к ней.
- Меня зовут Вера, я старшая поисково-спасательного отряда. Мы ищем человека по имени Вячеслав Мельничек.
Все они много раз видели его фото с ориентировок: непримечательное лицо, узкие цыплячьи плечи, локти острые, как углы транспортира. Из особых признаков, разве что сутулость.
- Мужчина 1984 года рождения. Рыбак. Пропал два месяца назад, в апреле - вы все прошли инструктаж, и понимаете, что это означает, но я на всякий случай напомню. Мы ищем главным образом останки. Прочесываем каждый куст.
Вера прикидывает расстояние до другого берега озера. Им бы не помешала моторная лодка. А еще – хорошая погода. И как можно больше удачи.
После окончания инструктажа на месте, распределения оборудования и разбития на группы, поиски начались. Отряду Веры, состоящему из четырех человек, включая ее саму и Вальку, досталось прочесывать северное побережье, куда прибило рыбацкую лодку Мельничека. Там заболоченный берег балует их камышами и губчатым мхом. Лес вокруг поет голосами таежных птиц.
- Это может быть криминал?
Валька - взъерошенный, немного неловкий - не отходит от нее ни на шаг. Ни дать не взять - напуганный ребенок в новом месте.
- Нет, - обрубает Вера, - это самый наш обычный рыбак.
Она медленно пробирается по нетвердой болотистой почве, опасаясь найти труп случайно соскользнувшей в воду ногой. Меньше всего ей хочется ощутить под кирзачом рельеф человеческого черепа и увидеть затянутые мутью глаза.
- Рыбаки это вообще особая категория потеряшек. Они никогда никому не говорят, куда пошли - не выдают рыбных мест. И одеваются в камуфляж. Видимо, чтобы караси их, не дай бог, не заприметили.
Валька сосредоточенно кивает. Нужно говорить о чем угодно. О чем угодно, кроме Того, О Чем Нельзя.
- Скорее всего было так. Рыбачил он себе на лодке. Неловко перегнулся, или, может, поскользнулся или внезапно сердце прихватило - не важно. Кувыркнулся в озеро, а дальше уже возраст, холодная вода и намокшая одежда сделали свое дело.
- Но ведь водолазы даже с эхолотом не нашли тело?
Вера пожимает плечами.
- Такое бывает. Именно поэтому мы и чешем береговую линию - озеро огромное, вода сошла, и труп, скорее всего, вынесло куда-то на сушу, в камыши. Это частая история.
Валька надолго замолкает.
- Прелесть нашей работы - она морщится от того, насколько цинично это прозвучало - в том, что мы обычные волонтеры. Мы ищем человека. Мы не ищем мотивы, причины и предыстории.
Хотя иногда хотелось бы – признается себе Вера. Иногда хотелось бы побывать на экскурсии в голове у кого-нибудь вроде Мельничека.
- Он был, – говорит Валя, будто прочитав ее мысли, – типа Роберта Сапольски. Мог исчезнуть на полгода, уехать куда-нибудь в глушь, изучать повадки местных орланов. А потом как ни в чем не бывало вернуться в город с озверевшими глазами и бородой до пупа. Поэтому мы сначала и не придали значения его исчезновению. А потом эта найденная лодка и всякое такое прочее. Мне кажется, все гораздо сложнее, чем видится на первый взгляд.
- Может быть.
Тишина в лесу особенная – если она наступает, то звучит низкой контрабасной струной, тягучей, плавящейся смолой на еловых стволах. Пересвистами невидимых лесных птах.
Нужно сказать что-нибудь. Сказать что-нибудь нормальное, чтобы не сболтнуть о Том, О Чем Говорить Нельзя.
- Слушай, а что это за птицы поют? Я постоянно слышу их в лесу, но ни разу еще не видела.
Валька склоняет голову к плечу, прислушивается.
- Больше всего похоже на славку-завирушку.