Для моего лучшего друга

Ты знаешь, Филипп, порой сознание — странный механизм, оно чертит траектории,
Накладывает на реальность призмы, превращая личные моменты в аллегории.
И наша дружба, если вдуматься, — не просто череда событий, не летопись и не история,
А целая космогония, отдельная философская категория.
Я часто возвращаюсь мыслью в ту точку сингулярности, в тот день, что стал предысторией,
Где мой внутренний мир, замкнутый и строгий, столкнулся с твоей неукротимой территорией.
Я был к той встрече не готов, от слова «совсем»,
Закованный в кокон из логических схем.
Мой мир стоял на трёх китах, на праве строгом,
И каждый внешний звук казался мне подлогом.
Ты ведь помнишь, каким я был тогда, окованный словом?
Всё чужеродным мне казалось и до боли новым.
Я бродил по тем коридорам, как по залам музея собственной меланхолии,
Люди вокруг казались мне фантомами, тенями в этой юдоли.
Их смех и разговоры — лишь белый шум, помехи на экранах, не более,
Я сам избрал ту участь, не по чьей-то воле,
И культивировал отстранённость, как цветок в промёрзшем поле.
Моя идеология была проста, как аксиома в геометрии:
Любой диалог казался мне диверсией, посягательством на мои симметрии.
Я был рыцарем в доспехах из скепсиса, глухим к сантиментам,
И в лабиринте самоанализа, под гнётом собственных экспериментов,
Я медленно каменел, превращаясь в один из своих же монументов.
Дорогой мой друг, помнишь ту нашу первую встречу?
Я всем своим нутром тебе противоречил.
В тебе бурлила сила, не знавшая меры,
Твой смех крушил несущие конструкции моей веры,
Ты был живым опровержением моей больной химеры,
Твой голос пробивался сквозь другие атмосферы,
Он разрушал мои защитные сферы,
Игнорируя все запреты и барьеры.
Всю жизнь я был лишь зрителем, статистом и актёром,
А ты ворвался в пьесу главным режиссёром.
Твоя открытость была вызовом, почти укором,
И моя грусть, что казалась вечной, разбилась под этим напором.
Твоя попытка говорить казалась жуткой пыткой,
Я отвечал тебе молчанием иль усмешкой зыбкой.
Я прятался в своей скорлупе снова и снова,
В мирке, где всё привычно и не так сурово.
Я не мог уловить твоего главного порыва,
И твоё жизнелюбие влекло меня к срыву.
Но ты не сдавался, был упорен снова,
Неутомим, как гений инженерного слова.
Твой каждый разговор — то спор, то диссонанс,
Но в то же время — к примирению шанс.
Ты не лез в душу, но, обдумав каждый нюанс,
Ты предлагал не дружбу — творческий альянс.
И я, не замечая, вышел на авансцену,
Поняв своих доспехов истинную цену.
Ты с лёгкостью крушил защитные стены
И выводил меня из лабиринтов плена,
Показывая, что мир — не для боёв арена,
А необъятная, живая сцена.
Я помню, как впервые ты сел за рояль —
И в этой сцене прояснилась каждая деталь.
Твои пальцы вели диалог в абсолютной тиши,
Каждый аккорд — аргумент, каждая трель — призыв: «Дыши!»
Ты играл концепцию, ты рушил мои миражи.
В той музыке был шторм и штиль, взлёты и падения,
Квинтэссенция жизни, подлинный её стиль,
В ней были лучшие и худшие мгновения,
Вся правда бытия, переходящая в быль.
И в тот миг во мне всё рухнуло и собралось заново,
Что было льдом внутри, то стало пламенем.
Я вдруг увидел, как, сметая рубежи,
Мы создаём свои миры, свои чертежи.
Дуэт энергий, мировоззрений и идей —
Та мысль меня спасла, став главной панацеей
И самой дорогой из всех моих трофеев.
Так тезис моего бесплодного скепсиса
Нашёл в тебе свой яркий антитезис,
Чтобы родилась наша общая точка синтеза.
И каждый встречный, словно в маску вкован,
Казался чужд, бессмысленно раскован.
Вокруг — бурлящий, пенящийся рой, где каждый был по-своему герой,
Но для меня любой из них — чужой,
Как будто я пришёл на пир с чумой.
Я в обществе был диссонансом явным,
Чужим элементом, с привкусом чуть странным,
Мой панцирь был щитом многопространным
От взглядов праздных, жестов спонтанных.
Я тишину свою боготворил, из книг и мыслей крепость городил,
Но в этом гуле, в этом балагане, где мысли тонут, будто в океане,
На этой выжженной людской поляне твой голос вдруг возник, как свет в тумане.
Вот так, мой друг, сквозь призму долгих лет я вижу тот первоначальный свет,
Тот диалог, что дал на всё ответ, тот юный, дерзкий, пламенный дуэт.
Мы стали старше, опытней, мудрей,
Но суть осталась прежней, став острей,
И греет сердце памятью тех дней, что сделали меня сильней.
И если кто-то спросит, в чём же суть, как нам удалось свой вместе путь
Не растерять, не предать, не свернуть
С тропы, что так легко могла спугнуть,
Я дам ответ: здесь нет секрета, тайны тоже нет.
Мы просто строили совместный свет.
Наш общий дом — не стены, не гранит,
Не комплекс мыслей, что наш ум хранит.
Он — резонанс, что в душах двух звенит,
Он — наш извечный, общий монолит.

Спасибо, Бро, тебе за всё, за то, что разорвал порочный круг.
Я благодарен памяти тех дней,
За тысячи протянутых мне рук в одной твоей.
Мой лучший, вечный друг.