Короли бензоколонок или контора дяди Сэма. Глава 1

Глава первая. Побег на запад.

«Мы все собираемся когда-нибудь поехать на Запад.
На Запад ты едешь, когда истощается почва
и на старое поле наступают сосны.
На Запад ты едешь, получив письмо со словами:
«Беги, все открылось».
На Запад ты едешь, когда, взглянув на нож в своей руке,
видишь, что он в крови.
На Запад ты едешь, когда тебе скажут,
что ты – пузырёк в прибое империи.
На Запад ты едешь, услышав, что там
в горах полным-полно золота.
На Запад ты едешь расти вместе со страной.
На Запад ты едешь доживать свой век.
Или ты просто едешь на Запад…»
Роберт Пенн Уоррен
«Вся королевская рать»

Скажите, вы помните самый счастливый
день своей жизни? Нет?
А я помню.14 декабря 1994 года.
Я только что прилетел из Нью-Йорка в Киев.
Позади была интересная поездка по Штатам
в составе делегации украинских журналистов,
впереди были радужные планы: запись уже
рейтинговых и съёмка новых телепрограмм,
встречи и интервью с вершителями судеб и
кумирами украинского народа, развитие своего
собственного телебизнеса, ожидание новых
успехов и доходов.
Я ожидал от жизни качественных перемен к
лучшему и в творческом, и в личном плане.
Я был молод, здоров, красив и успешен.
Я любил и был любим…

Вот в таком настроении я вышел на киевский Крещатик
14 декабря 1994 года.
День был солнечный, бесснежный и в меру
прохладный. Перед входом в гостиницу «Москва»
(ныне «Украина») стояла бабушка и просила милостыню.
Дал ей купюру в 1,000 купонов-карбованцев
(тогдашней незалежной валюте). Бабушка стала бить поклоны
и желать мне многия лета.
Я тем временен зашёл в бар при гостинице,
заказал 100 граммов водки и два бутерброда:
один с чёрной, другой с красной икрой.
Взбодрился. Повторил. Жизнь стала ещё прекрасней.
Ничто не предвещало коренного перелома в
успешной жизни героя…

Но через шесть месяцев все изменилось.
В июне 1995 года мы потеряли спонсора и
крышу в лице Дмитрия Шенцева, после чего
мои подельники решили лечь под его конкурентов
и в беспощадной борьбе между двумя мощными
политическими фигурами - губернатором Александром Масельским
и мэром Евгением Кушнарёвым перешли на сторону Масельского.
До этого мы очень плотно работали с мэром города Кушнарёвым –
молодым (в ту пору всего 44 года!), сильным, харизматичным,
перспективный политиком, с которым у меня лично сложились
добрые, деловые отношения.
Сотрудничество с мэрией продвигал и Дима Шенцев,
входящий в избранный круг друзей Евгения Петровича.
Переход в стан противника состоялся 29 июня 1995 года,
когда случилась авария на Диканёвских очистных сооружениях.

Из харьковской прессы.
«Во второй половине дня 29 июня 1995 года
в Харькове внезапно начался сильный дождь,
который лил три часа. Оказались размытыми
трамвайные линии, частично затоплена Салтовская
линия метрополитена. Ливень вывел
из строя Диканёвские очистные сооружения, и
Харьков на месяц оказался без воды. В жилые
районы воду завозили цистернами, в ожидании
её уже выстраивались очереди, многие предприятия
не работали. По экономическим масштабам случившееся
можно сравнить лишь с Чернобыльской аварией.
Огромными потоками сточных вод и грязи были загрязнены
и без того больные реки Харькова. Опасность заражения
грозила Донецкой и Ростовской областям. Санитарные врачи
грозили эпидемией холеры.
Ликвидировали последствия авария всем миром –
даже военный альянс НАТО прислал уникальный насос.
Специалисты утверждают, что чрезвычайных ситуаций,
подобных этой, не случалось ни на одних очистных
сооружениях в мире.
Восстановительные работы на Диканёвке
длились 10 лет и обошлись казне в 140 млн гривен.»

Мэр Кушнарёв, к несчастью для него, был с семьёй в отпуске
в немецком городе-побратиме Нюрнберге и приехал на место аварии
лишь через несколько дней.
Губернатор Масельский возглавил ликвидацию последствий аварии
с первых её часов, даже переехал в строительный вагончик,
установленный рядом с главным канализационным коллектором.
Нам был заказан фильм о героизме тех, кто самоотверженно боролся
с последствиями, кто круглосуточно восстанавливал сооружения и,
конечно же, о тех, кто мудро руководил всем этим процессом,
то бишь – о губернаторе Масельском.
Роль Мальчиша-Плохиша была отведена мэру Кушнарёву.
Фильм про аварию на Диканёвских очистных сооружениях
«Апокалипсис местного значения»,
(https://www.youtube.com/watch?v=4lPtG_merD0)
занял первое место на республиканском конкурсе.
Позиции Масельского укрепились.
Его команда повела крупномасштабное наступление
на лагерь Кушнарёва. Сам Евгений Петрович
с пониманием, как и подобает настоящему политику, принял
наше предательство и приготовился к затяжной борьбе за место
под политическом солнцем.
Мне дали новое задание: собирать и обнародовать на телевидении
компромат на людей из окружения мэра.
Обещали защиту и охрану мне и моей семье, но я им не поверил.
Цена этой политической междоусобицы была моя жизнь.
На роль камикадзе я не годился, поэтому решил бежать от
наглых бандитов и ещё более наглых политиков,
от разгульного образа жизни и накапливающихся грехов,
от личной несвободы и от безнадежности.
Бежать от себя самого!
«Женя, беги!» – кричал мне мой внутренний
голос. Но в отличие от героя романа Джона Апдайка
«Кролик, беги!» я бежал, чтобы спасти не только себя,
но и свою семью – самое ценное, что есть у человека.

Визу в посольстве США дали легко.
Мой загранпаспорт был испещрён штампами
пограничных пунктов Европы, Азии и той же
Америки, в которой до этого я был уже дважды.
Первый раз - в 1986 году для участия в дебатах на тему:
«Советско-американское сотрудничество в космосе»,
в самый пик горбачёвской оттепели.
В той поездке я представлял Харьковский
университет. Мы упивались гласностью и свободой слова,
встречаясь со студенческими аудиториям университетов
Вашингтона (DC), Калифорнии, Техаса и Чикаго.
Второй раз я был Штатах за год до побега.
Меня, как представителя «демократических»
средств массовой информации, пригласили поучаствовать
в освещении официального визита в США второго президента
Украины Леонида Кучмы.
И вот третья попытка.
Визу получил, не заходя в здание Посольства.
Терпеливо топтался среди многочисленных
желающих выехать в «страну великих возможностей».
Единственным моим отличием от прочих страждущих был,
красовавшийся на груди, бейджик «Телекомпания «Орион».
На него-то и клюнул вице-консул, обходящий дозором
пёструю змеевидную очередь.
Он пролистал мой паспорт, где, помимо виз
в Италию, Венгрию, Словению, Словакию и Польшу,
была и предыдущая виза в США, «впечатлился» географией
моих путешествий, сказал, что наслышан о телекомпании «Орион».
Перешли на английский.
Последовало несколько технических вопросов-ответов:
– Цель визита? – Творческий отпуск.
– К кому еду? – К кузену.
– На какой срок? – На пару недель.
Вердикт:
– Приходите сегодня в 15.00 для оплаты и получения визы.
Это была не просто Удача, это было Знамение!
Виза в Америку стала приглашением, выданным мне
благосклонной Судьбой, в мою новую жизнь.
Сборы были молниеносными. Проблем с авиабилетами в те времена
не было. Билет взял в один конец.
Подельщики, новые хозяева, даже близкие
друзья и родственники не догадывались, что я уезжаю навсегда.

Накануне отъезда решил повидаться со своим старым другом,
известным харьковским журналистом Сергеем Потимковым,
с которым тогда был в ссоре.
С ним мы были знакомы еще по учебе в харьковском университете.
Потом преподавали на одной кафедре и активно участвовали
в художественной самодеятельности нашей Alma Mater.
В 1991 году он пригласил меня на работу в «Студию «АТВ-1» –
на первом негосударственном телеканале СССР.
Я благодарен Сереже за то счастливое время, за ощущение радости
от каждого прожитого дня, за осознание нужности и важности своей
работы, за головокружительный успех, за неожиданно приятную
известность и приносящую дивиденды популярность.

Впервые я увидел его в октябре 1975 года на
концерте художественной самодеятельности в
Харьковском университете, где он и его верные
мушкетёры Слава Новиков, Саша Кальниченко и Витя Евменов,
тогда уже четверокурсники иняза, приветствовали нас –
первокурсников – племя младое, незнакомое.
Это был высший пилотаж! Искромётность
неординарного юмора произвела настоящий фурор.
Зал неистовствовал: бушевал, ревел,
визжал, стонал, хохотал и свистел от восторга.
А я чувствовал, что он обращался лично ко мне:
«Первокурсник? Заходи!
Что, слова новые в словаре отыскиваешь? А я их уже зачёркиваю…»
Это было заочное приглашение к дружбе…
Я помню, как он, вернувшись из Уганды
в НАТО-вской военной форме рассказывал нам,
третьекурсникам, бредившим военной службой
в Африке, о своей войне – настоящей:
«Мой друг, врач-хирург из Египта сказал нам:
– Пора уезжать. Пока не поздно.
Раненые с фронта прибывают уже не с пулевыми,
а с ножевыми ранениями. Начались рукопашные
бои. Город в осаде…»
И тут, вновь прибывший советский лейтенант, парень молодой,
осознав, что его служба заканчивается, даже не начавшись,
так как угандийская армия сдаёт столицу войскам противника,
в отчаянии кричит:
– Ребята, нельзя мне обратно!
У меня долги отдавать! Я должен денег здесь заработать!
Дайте мне автомат! Да я в окопы пойду Кампалу защищать!»
Тогда Сергей Потимков был для всех нас Soldier of Fortune,
Dog of War, Wild Goose, а попросту – герой войны.

«День – ночь, день – ночь мы идём по Африке…
День – ночь, день – ночь все по той же Африке…
Пыль – пыль – пыль – пыль от шагающих сапог…
Отдыха нет на войне…»

А потом была совместная работа на харьковском инязе,
были университетские вечера-концерты, когда мы,
по его образному выражению, поднимали на воздух свою Alma Mater.
Я помню его замечательный радио рассказ о
моей поездке в Штаты, он тогда работал внештатным
корреспондентом областного радио.
Я помню его конгениальный сюжет, снятый
на американской телестудии в штате Мэн,
с гениальной песней Джона Леннона:
«Imagine all the people living life in peace…»

Потом была моя Африка…
И ожидание писем от него – таких интересных и познавательных.
В них, в частности, Сережа познакомил меня с творчеством
белогвардейского поэта Арсения Несмелова, чьи стихи
стали для меня настоящим открытием:

«Россия отошла, как пароход…
От берега, от пристани отходит.
Печаль, как расстояние, растёт.
Уж лиц не различить на пароходе...
Россия отошла, как пароход...»

Пророческие для меня строки.
Через несколько лет СССР, Россия, Украина
отойдутот меня, как пароход… Или я от них?

А в 1990–1991 было независимое телевидение,
куда Потимков меня пригласил.
Самое счастливое время жизни!
Мы были молоды, красивы, успешны, талантливы, любимы!
И мы любили Жизнь!
Нам было все по плечу и по колено!
Мы были бесшабашно храбры и отчаянно самоуверенны.

Помню, как освободили двух дев-
чонок из лап пьяных братков. Когда, отбиваясь
от превосходящих по силе и численности отморозков,
я схватил металлический прут, чтобы
отпугнуть их, а Сережа сказал:
«Женя, отдай мне, я смогу ударить!»
И они поверили ему и отступили.

Помню 19 августа 1991 года. Путч.
Мы уволены с телевидения.
Мы – вся группа Студии «+7» – глушим водку
в беседке детского садика на улице Деревянко.
Водка не берет. Читаем стихи.
Сережа – Редъярда Киплинга:
«Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех…
Умей поставить в радостной надежде,
Ha карту все, что накопил c трудом,
Всё проиграть и нищим стать как прежде
И никогда не пожалеть o том…»
Я читаю Уолта Уитмена:
«О Капитан! Мой Капитан! Сквозь бурю мы прошли,
Изведан каждый ураган, и клад мы обрели,
И гавань ждёт, бурлит народ, колокола трезвонят,
И все глядят на твой фрегат, отчаянный и грозный!»
Это была своего рода клятва на верность…

Сергей многому меня научил…
Но еще большему меня научила разлетающа-
яся вдребезги и безвозвратно и стремительно
меняющаяся жизнь. Я понял, что должен сам
отвечать за свои поступки и решения, и ушел
в самостоятельное творческое и житейское плавание.

В тот сентябрьский вечер мы выпили на славу…
Расставаясь, я обнял его и прошептал на
ухо по-английски:
«Do not judge me» (Не суди меня).
И ушел, оставив его в недоумении.
Скорее всего Сергей подумал, что я попросил
у него прощения. Но это было прощание.

Спустя двадцать лет он написал мне:
«Нас разлучала Африка, Индия, Америка,
а они посильней успеха, женщин и алкоголя,
тем не менее, мы снова вместе.»

Спустя двадцать лет я написал ему:
«Потимков, ты мой друг Потимков...
Из далёкой Америки снова
Я пишу тебе, пестуя слово
Вдохновенно и бестолково...
Потимков, ты мой друг Потимков...
Из далёкой Америки снова
По наитию иль по судьбе
Отсылаю тоску по себе...
С ней все явки, шифры, пароли...
Из далёкой Америки снова...
Я пишу тебе, пестуя слово...
Но пишу, будто, не о своем…
Кто-то тихо стоит за плечом...
И как будто суфлирует, что ли?
И пишу тебе, пестуя слово...
Вдохновенно и бестолково
Время жизни... и непреклонно...
Относительно всё и условно...
То постыло-серьёзно, то снова
Вдохновенно и бестолково...
Потимков, ты мой друг Потимков...
Вспоминаю тебя, Капитан мой!
Чай, собаку и Пастернака...
Кофе, кошку и Мандельштама...
Потимков, ты мой друг Потимков...»

А на следующий день после встречи с Сережей
я вылетал из Киева в Нью-Йорк.
Когда шёл по рукаву из зала ожидания аэропорта
Борисполь в самолёт испытал странное ощущение:
как будто меня засасывало через огромную воронку
в иное измерение…
И вспомнились Есенинские строки:
«Да! Теперь решено без возврата!
Я покинул родные края,
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.
Низкий дом без меня ссутулился,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах…»
В моем случае: «На нью-йоркских широких
улицах…»
Продолжать стихотворение не хотелось.
В самолёте после трёх порций коньяку
(тогда наливали без ограничений) познакомился
с гражданином, назвавшимся Леонидом и
утверждавшим, что работает выпускающим
редактором на русском телевидении в Нью-Йорке.
Он выразил живейший интерес к моей журналисткой
деятельности, приглашал встретиться, намекал на перспективы.
Все звучало заманчиво, но слишком уж просто и нереально.
Я понимал, что это обычная, ни к чему не обязывающая,
дорожная беседа – пустопорожний треп.
И тут, скорее всего под воздействием алкоголя,
в моем истерзанном стрессом воображении
возник неопознанный сотрудник кафедры лексикологии,
глумливо затараторивший оскоминные идиомы, типа
«из огня да в полымя», «из хомута да в шлейку»,
и потом уже совсем не по теме:
«У Сени с Саней в сетях сом с усами» ...
Вы в праве предположить:
– Ахинея?
– Delirium tremens (Белая горячка)?
Нет. То было предчувствие, предвосхищение,
предугадывание…
При чем тут Сеня и Саня, я понял позже…

В аэропорту Нью Йорка меня встретил мой «кузен»
(согласно легенде при получении американской
визы) Дима С-ов, с которым мы когда-то
(до его иммиграции в США) пересекались на
просторах украинских средств массовой информации.
Он, подобно Харону, перевёз меня на обетованный
и безвозвратный берег, именуемый «Город братской любви»,
в первую столицу США – Филадельфию, штат Пенсильвания.

С Филадельфией я был связан с детства. Объясню.
Моей первой в жизни, самостоятельно исполненной в шесть лет
и до сих пор одной из самых любимых стала песня
о русском крейсере «Варяг»:
«На верх, вы товарищи, все по местам!
Последний парад наступает!
Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»!
Пощады никто не желает!»
А построен легендарный крейсер был в американской Филадельфии
в конце 19-го века. Здесь в течение трёх лет жила и команда
корабля. В ожидании затянувшегося спуска на
воду своего судна «русские варяги» основали
русскую православную церковь – Свято-Андреевский собор
на пересечении Пятой улицы и Фэрмаунт авеню.
И последние 20 лет я – прихожанин этой церкви.
Вот так Судьба взяла и привела меня в город
рождения моего корабля-кумира, героя моего детства.
Неисповедимы пути Господни. О чем говорим (поём),
то и сбывается. Как думаем, так и живём.

И ещё.
Подобное тянется к подобному…
Видимо, столько негативной энергии налипло на меня
в прошлой жизни, что по приезде в Америку я незамедлительно
стал лёгкой добычей местных криминальных авантюристов.

Самвел Бозунц и Илюша Сквирский были
знатоками и эстетами своего бизнеса, в котором доход
строился на подтасовке, обмане, подставах, шельмовании,
одурачивании и запугивании.
Несмотря на дефицит используемой нормативной лексики,
в таланте убеждать им нельзя было отказать.
О, с каким упоением говорили они мне:
«Женя, работа – это, типа, наркотик!
Чем больше работаешь – тем больше и конкретно
засасывает. Работаешь, как правило, за копейки
и на дядю, а надо, блин, в натуре, чтобы дяди
работали на тебя!»
Я, используя терминологию моих новых знакомцев,
 «повёлся» на сладкие речи и оказался
очередным Буратино на творческо-криминальном пути
этих филадельфийских котов Базилио.
Наше сотрудничество началось с организации гастролей
российских певцов и актёров по местам массового скопления
русской диаспоры Америки.
Им нужен был журналист, мне – деньги.
Накануне гастролей я брал у знаменитости
интервью по телефону, например, у Ефима Шифрина или
у Александра Кальянова.
Эти интервью публиковались в местных иммигрантских газетах,
народ читал их, покупал билеты на концерты,
Самвел и Илюша катались с артистами по Штатам,
снимали пенку с доходов от выступлений, я получал свои весьма
скромные, но необходимые для достойного существования комиссионные.

Помимо организации творческих вечеров кумиров
русской иммиграции в Америки Самвел и Илюша
организовывали автоаварии.
Схема была проста и гениальна.
Комбинаторы договаривались с выходцами
из бывшего СССР, которые предоставляли для
шоу свои автомобили, заполняли его многочисленными
родственниками и доверяли руль
управления одному из этих деятелей от криминала.
Второй участник дорожно-транспортного
происшествия выбирался исходя из тщательно
составленного психологического портрета:
– женщина, аутентичная американка, 40–50 лет;
– без попутчиков (свидетелей);
– на хорошей машине и, значит, с хорошей страховкой.
Требовались два непременных условия аварии:
– внезапность манёвра;
– дорога в месте происшествия должна быть сухой
для лучшего торможения.
И вот, авто, наполненное бедными и алчными новыми иммигрантами
и управляемое профессионалами Самвелом или Илюшей
(бывшими водителями лимузин сервиса), обгоняло выбранный
на заклание объект и резко тормозило, предоставляя возможность
невинной жертве въехать в щедро подставленный зад.
А в Америке, по правилам дорожного движения при столкновении
всегда неправ тот, кто сзади.
Пользуясь естественным в такой ситуации
стрессом водителя второй машины, профессионалы менялись местами
с владельцем «русской машины» и выходили разбираться с виновницей ДТП,
типа: «Куда ты смотрела? »
Далее вызывалась полиция, давались показания многочисленных
свидетелей из автомобиля пострадавших и, как результат,
составлялся полицейский протокол, официально констатирующий
вину невинной жертвы.
Все персонажи из «русской машины» шли «лечиться» к заранее
отобранным Самвелом и Илюшей врачам (чаще всего тоже из «русских»).
Им всем ставились диагноз о получении серьёзных увечий,
почти несовместимых с жизнью.
В конце концов страховая компания незадачливой американки
компенсировала владельцу «русской машины» расходы на ремонт
машины, а также выплачивала кругленькую сумму ему и его пассажирам
за потерю здоровья и страдания. И бывало, что этой суммы
хватало на первый взнос при покупке дома.
Врачи тоже были не в накладе, ибо получали
деньги за сам «процесс» лечения.
Самвел и Илюша стригли купоны и с первых,
и со вторых.
Мне тоже предлагали поучаствовать в подобной афере в качестве
«пострадавшего», но я вежливо отказался.
И правильно сделал, ведь через некоторое время
американские страховые компании и органы правосудия раскусили
этот «русский трюк». Кто-то погорел и сел…
Мои «Робины-Гуды» успели вовремя соскочить с этой щекотливой темы
и избежать нежелательных последствий.

Они нашли новый способ зарабатывать деньги.
Проект назывался «Союз РА (Русская Америка)».
В основе его лежал изысканный компромат и банальный шантаж.
Собирался материал на представителей филадельфийской
русской диаспоры, ведущих бизнес в обход американских законов:
– использование нелегальной рабочей силы;
– нарушение режима и оплаты труда;
– нарушение техники безопасности;
– отсутствие надлежащей страховки;
– сокрытие реальных доходов;
– неуплата налогов на прибыль.
А ведь именно за неуплату налогов когда-то
был арестован, судим и приговорён к 11 годам
заключения Великий Аль Капоне – босс итальянской мафии,
чикагский гангстер, бутлегер, рэкетир, который, кстати,
свой первый срок отбывал в филадельфийской тюрьме,
названной классиком английской литературы
Чарльзом Диккенсом «самой страшной тюрьмой в мире».

Историческая справка.
В 19-ом веке внутренний режим в Восточной государственной
тюрьме Филадельфии носил откровенно бесчеловечный характер
и был направлен на полную изоляцию заключённого.
После осмотра заключенному на голову ему надевали мешок
и отводили в камеру.
Мешок снимали только в камере.
Полагались две получасовые прогулки
в сутки в индивидуальном дворике.
В целях исключения общения с персоналом еду подавали
сквозь узкую щель под дверью в камеру.
Для достижения полной тишины колеса тележек,
на которых развозили пищу, обматывали кожаными ремнями,
а надзиратели надевали поверх ботинок толстые шерстяные носки.
Полная изоляция приводила не к исправлению, а порождала безумие.
От полной изоляции и тишины заключённые
буквально сходили с ума.
За нарушения режима полагались различные наказания.
За первое нарушение заключённого лишали
света. Освещение осуществлялось только через «Божье око» –
небольшое отверстие в потолке камеры.
Его просто закрывали на неопределённое
время, и узник оказывался в полной темноте.
Заключённых также лишали пищи.
За второе нарушение предусматривалось обездвиживание.
На несколько дней, а иногда и недель,
заключённого привязывали к специальному
креслу таким образом, чтобы он не мог пошевелиться.
Ещё одно наказание заключалось в том, что
раздетых заключённых подвешивали во дворе
за руки и медленно поливали водой.
Наказание применялось и зимой. Иногда вода замерзала
на заключённом, и он покрывался слоем льда.
Также в качестве наказания использовался железный
зазубренный кляп. Он вставлялся в рот и цепями крепился
на заключённом таким образом, что стоило ему
пошевелиться, и кляп врезался в язык и начинал буквально рвать его.»

Но в начале 20-го века порядки в тюрьме изменились.
В те годы самым известным заключённым
Восточной государственной тюрьмы стал упоминавшийся ранее Аль Капоне.
Весной 1929 года он остановился в Филадельфии,
когда возвращался в Чикаго из Атлантик-Сити.
В Филадельфии он не был неприкасаемым, в отличие от Чикаго.
Его узнали полицейские и при проверке у него и одного из
его охранников обнаружили незарегистрированные револьверы.
Аль Капоне за такое сравнительно мелкое
правонарушение дали максимально возможный срок – 8 месяцев.
Сидел он довольно неплохо. Вероятно, руководство тюрьмы
было коррумпировано, иначе как ещё можно объяснить то,
что в тюрьме Аль Капоне позволили иметь буквально все.
У него в камере была антикварная мебель, восточные
ковры на полу, стены украшали картины, а также радио,
по которому он любил слушать вальсы.
Забавная история.
И все же надолго и всерьёз Аль Капоне посадили не за рэкет,
бутлегерство, сутенёрство и незаконное ношение оружия,
а за неуплату налогов!
В Америке уклонение от уплаты налогов считается одним из
самых тяжких преступлений.

Самвел и Илюша были в самой гуще русской диаспоры Филадельфии
и знали своих клиентов достаточно хорошо, чтобы определить кого
можно и нужно доить.
Тут надо с прискорбием признать, что большинство
«русских бизнесменов» были далеки от идеального ведения бизнеса
и неукоснительного соблюдения уголовного кодекса США.
Сбором и анализом компромата занимался Илья.
Он же помогал Самвелу при психологической и физической обработке
строптивых граждан, используя свой опыт службы в элитных частях
морской пехоты.
Я писал литературные тексты уставов, инструкций, обращений и воззваний.
Самвел заучивал мои тексты наизусть и шёл
убеждать нерадивых бывших соотечественников отдать добровольно
и безвозмездно свои теневые деньги на общее светлое дело –
создание фейкового Союза Русских Американцев.
И получалось!
Кто-то оплачивал им шикарную двухъярусную квартиру в центре Филадельфии,
кто-то предоставлял забесплатно новейшую машину
«Олдсмобил Аврора», кто-то обеспечивал шикарный гардеробом,
кто-то отстёгивал наличные на карманные расходы.
А в карманах у них, как правило, водились только
стодолларовые купюры.
Стольниками они рассчитывались не только за обед в ресторане,
но и за пару чашек кофе в баре.
Они были наглыми и везучими и шли напролом, как танки,
завоёвывая криминальное пространство Филадельфии.
Им нужны были деньги, много денег.
Мне тоже нужны были деньги, но ещё больше мне нужна была
легализация в США, настоящая легализация, без примеси криминала.
Наши пути разошлись, и я очень рад этому.
К большому сожалению моих криминальных знакомцев, я получил
рабочую визу H-1B и стал официально работать на дядю Сэма.
Для Самвела и Илюши финал их бурной деятельности оказался печальным.

Ниже привожу статью из газеты «Русская
Служба Би-Би-Си» от 15 декабря 2000 года:
В четверг в манхэттенском федеральном
суде обвинительным вердиктом закончился
полуторамесячный процесс одной из самых
опасных преступных группировок, действовавших на Брайтон-Бич.
Речь идёт о так называемой бригаде Тата-
рина, названной в честь Ирекса Мубараксина,
который раньше входил в команду Вячеслава
Иванькова (Япончика), а после его ареста сколотил
свою собственную бригаду, нагло и дерзко бесчинствовавшую
в русском Нью-Йорке, а также в Филадельфии.
ФБР считало её самой опасной «РПГ» – русской преступной
группировкой, действовавшей на Восточном побережье
Америки. Бригада воровала, грабила, похищала людей,
занималась вымогательством и собиралась переквалифицироваться
в контрабанду кокаина.
Вместе с Татарином, который сейчас находится в бегах,
ею руководил Александр Спиченко, арестованный в числе других
в июле 1998 года и согласившийся выступить на процессе
с показаниями против своих сообщников.
В частности, он поведал присяжным о том, при
каких обстоятельствах был убит и похоронен
в 1995 году известный боксёр Сергей Кобозев,
чьи останки недавно выкопали во дворе дома,
который Спиченко снимал в Нью-Джерси.
Американские власти за это согласились
резко сократить ему тюремный срок и привезли из России
его семью, которая живёт в бесплатной квартире и
получает 2,400 долларов в месяц на пропитание(!).
Кроме убийственных показаний Спиченко
прокуратура располагала сотнями записанных телефонных
разговоров между членами бригады, прежде всего между
уроженцами Узбекистана Самвелом Бозунцoм и Игорем Юхой,
а также их сообщниками Георгием Глейзером и Ильей Сквирским.
Поняв, что им ничего хорошего не светит,
18 августа 2000 года арестованные члены бригады согласились
признать себя виновными. Федеральная прокуратура, в свою очередь,
обязалась ходатайствовать перед судом о смягчении им наказания.
Вместо пожизненного заключения преступники получат 12–16 лет.
Такими сделками в Америке заканчивается
подавляющее большинство уголовных дел.
Они выгодны арестантам, потому что сокращают им срок
и выгодны прокуратуре, потому что судебные процессы
чудовищно дороги. К тому же любой суд –это лотерея:
а вдруг обвинение проиграет процесс? Дешевле и надёжнее
скинуть преступнику несколько лет.
По статистике, около 95% дел, дошедших до федерального суда,
заканчиваются обвинительным вердиктом.
Троих сообщников бригады Татарина такие
мизерные шансы на успех, однако, не смутили,
и они решили испытать судьбу в суде.
Это были 38-летний уроженец Каунаса Витаутас Кильтинавичюс,
обвинявшийся в том, что помогал бригаде наезжать на своих
конкурентов, которые возили молодых эмигранток
танцевать в стриптиз-клубах Нью-Джерси,
60-летний бывший москвич Юрий Мижирицкий, давший бандитам
наводку на своего бывшего партнёра Романа Сосинского,
хозяина известного на Брайтон-Бич магазина «Наргис»,
и бывший филадельфийский полицейский темнокожий гигант
Ламонт Маклорин. Последний за 50 тысяч долларов прислал
бандитам в Бруклин двух своих приятелей из Филадельфии,
которые выдали себя за сотрудников ФБР и зашли в дом Сосинского,
а потом впустили туда Бозунца с товарищами.
Мижирицкий сказал налётчикам, что в доме жертвы хранятся
11 миллионов долларов. Когда таких денег там не оказалось,
они отвезли хозяина к нему в магазин и заставили отдать им
драгоценности и шубы. Его жена в это время оставалась дома
заложницей.
Обидевшись на Мижирицкого за неправильную информацию,
бандиты стали планировать наезд на него самого,
но эти планы нарушило ФБР, давно следившее за ними, но
прозевавшее ограбление Сосинского, которое произошло под носом
у группы наружного наблюдения.
В четверг присяжные признали Кильтинавичюса, Мижирицкого и
Маклорина виновными по всем пунктам.
Им грозят огромные сроки заключения.»