Слепыми глазами смотрела в меня Пустота

Слепыми глазами смотрела в меня Пустота.
"Что сможешь? Что хочешь? Чем дышишь и веришь?"
В усмешке прищурив незрячие дыры лица,
Шептала мне в уши: "Наверх зачем лезешь?

Зачем тебе хочется двигаться дальше и вверх?
О чем ты в ночи на кухне молчишь?
Зачем прячешь слёзы, к чему этот радостный смех,
И жертвенно так для чужих ты горишь?"

Мой кокон, мой щит, моя путеводная нить –
Обетом молчания душу закрыл я.
"Да сколько же можно по жизни бессмысленно плыть,
Себя одиночеством храбро насилуя?

Где страхи твои? В твоём брошенном сердце и детстве?
Подсказку даю тебе, друг мой, послушай.
Ты сам для себя стал причиной последствий и бедствий,
И сам же себя чернотой ты задушишь."

Я замер. И замер мой мир. Время застыло.
Мой взгляд погрузился в провалы лица.
И голос знакомый в ушах: "Нельзя быть счастливым.
Любимым и нужным тоже нельзя."

Слепыми глазами смотрела в меня Пустота,
И в этих провалах себя я искал.
Незряче тянула ладони, касалась лица.
Услышал – ребёнок горько рыдал.

Рванулся к нему я сквозь силы, пространство и время –
Согреть, успокоить и к сердцу прижать.
Взглянул мне в глаза тот ребенок печально, жалея.
Как тяжко в нём было себя узнавать.

Я на руки сам же себя подхватил, защищая,
Я тихо себе напевал: "Я с тобой".
Мой маленький я был обижен, слёзы роняя.
Уткнулся лицом в подбородок. Смешной.

Я шёл к Пустоте сам с собой, по себе и отдельно.
Маленький я засопел, засыпая.
Мы шли к Пустоте, я мычал миллиард колыбельных,
Тёплой рукой вихры; поправляя.

Пустота всё стояла, ждала, и тепло улыбалась.
Не усмешкой кривой, а улыбкой Джоконды.
В провалах глазниц будто горькая тьма прояснялась:
"Мой друг, как теперь твои катакомбы?"