Шедевриально. Глава 13
История знает множество достойных — и не очень — прощаний с жизнью.
Кто-то уходил гордо, кто-то — с песней, а кто-то с тем, что под руку попалось.
Легендарная шпионка Мата Хари, например, послала воздушный поцелуй солдатам, которые вот-вот должны были превратить её в архивную легенду, и весело произнесла:
— Я готова, мальчики.
Наполеон, старый театрал в душе, умирал с пафосом дирижёра, выговаривая сквозь смерть:
— Жозефина… Франция… Бонапарт!
Уинстон Черчилль, отягчённый победами и лишним весом, пробурчал с истинно британской тоской:
— Как же мне всё это надоело…
Михаил Зощенко, замученный цензурой и хроникой советской нервности, попросил:
— Оставьте меня в покое.
Франклин Рузвельт, как американская метафора, коротко резюмировал происходящее:
— Какая боль, Боже…
А Михаил Булгаков, на прощанье, оставил завещание-предупреждение, которое, как и его романы, до конца никто не понял:
— И чтобы все знали…
Антон Павлович Чехов, откинувшись на подушку, выпил бокал шампанского, и, как истинный эстет, выдохнул:
— Дальнейшее – темнота.
Но всё это, конечно, меркнет перед яркими страницами современной ближневосточной хроники.
Например, предводитель террористической организации Яхья Синуар, услышав от ангела смерти:
— Ты хочешь жить или встретиться с Аллахом? —
ответил, почесав подбородок:
— Можно с Ганцем? С ним хотя бы торг уместен…
Но венец комизма, безусловно, принадлежит ветерану партии «Ваш дом Израиль»
Изе Иванычу Немнихеру.
Когда уважаемый старик выпал из больничной койки и его заботливо вернули обратно, он приподнял голову, посмотрел в пустоту и, слегка кашлянув, произнёс с характерным московским прищуром:
— Вы что, bлядь… оhуели? Рак – ло Биби…
Запись о смерти в истории болезни была сделана дрожащей рукой, но с полной медицинской точностью:
"Пациент осознан, ориентирован, политически активен. Констатировано: смерть с диагнозом "Ироническая ремиссия
Shmiel Sandler
Свидетельство о публикации №125071801243