Избранное Том 6

***
Щемящая сердце отрава —
Вино для запойных — печаль.
Но сколько мне в водах тех плавать?
Всевышнему, может быть, жаль

Отдать, мне толику удачи:
Мой бог! — я опять на коне.
Лишь вьюги надрывные плачи
Я слышу, как будто во сне.

Как будто вся жизнь пролетела
В один осязаемый миг.
И нет ни души, и ни тела,
Ни мной обожаемых книг.

Лишь вечности грозные лики,
Раскаты громов в тишине.
А замысел был ведь великий
И мною заслужен вполне.
***
Порублено счастье мечами,
Когда за началом конец.
Мы встретились с вами случайно,
Средь козлищ найдя и овец.

Друг друга. Мы не разминулись,
Совпали в пространстве года.
Как пуля вбивается в пулю,
Как в воду втекает вода.

Ах, пани, мы встретимся всё же,
Но гонор шляхетский уйми.
Нам сразу прощаться негоже,
Не принято так меж людьми.

И песня летит удалая,
То скачет на тройке беда.
Цыгана везёт Будулая
И в воду втекает вода.
***
На губах твоих теперь немота —
Отпечаток того, говорящего рая.
Где мелодия слышится всё не та,
Где ломают нечто, в нечто играя.

И какая ковыльная степь пред тобой,
И какое небо разверзлось над нами!
Белый, матовый, серый и голубой
Цвет склоняется медленно точно знамя.

Адвокатом птиц придёт соловей
И защелкает он, зацокает в чаще
И его придыханье, ты соло пей
И дивись пред его полнотой звучащей.

И когда уходишь ты одинок,
И закат тебе воспалённой раной,
Вспомни, может, когда-то и ты был бог
И молиться учил ты всех по Корану.
***
Переехал в город из деревни
Соловей залётный, божий альт.
Хоть душе моей дремучей, древней
Не по сердцу камень и асфальт.

Там вода текучая, живая,
Чёрная и вольная земля.
Там души моей не убывает
Посреди соснового кремля,

Посреди березовой твердыни,
Где слышны мне птичьи голоса,
Где текучий и блескучий иней
Мне посеребривший волоса.
***
Устал Владимир Леонидыч
И воду горькую запил
Устал на полпути к Аиду
И в двух шагах от Фермопил.

И утром пьет, и пьет он на ночь,
И так он пьет, что нету сил.
В пустых сосудах и стеклянных
Когда-то джин весёлый жил.

Но выпустил его Володя
Бродить по свету босиком.
Не пишутся теперь ни оды,
Ни дифирамбы. В горле ком.

Что делать? Как загнать обратно?
Каков души его прогноз?
Есть и на солнце, знаем, пятна.
Ах водка — это не всерьёз.

Всерьёз журнала редактура,
Но абы как плывёт «Ковчег»
И тычутся по кругу сдуру
Стихи и не найдут ночлег.

Кричат: «Володя, ах Володя,
На лист журнальный нас пусти».
Как не пил ни Рембо, ни Оден,
Есенин только так грустил.

Так пил Рубцов. Поэтов русских
Горька и сладостна стезя.
Знакомо это, как и грустно,
Как это изменить нельзя!

Из века в век одно и то же:
Запой, поэзия, кабак.
Я ангел в небесах пригожий
С мольбою: «Завяжи чудак».
***
Свеча и трепетна, и властна.
Гудят свирепые ветра.
Ты покаянна и безгласна
По ремеслу моя сестра.

Ты рвешься в голубые выси,
Сгорая, как свеча, дотла.
А я лимит обид превысил,
Сижу над книгой до утра.

Листает ветер занавески
И книгу старшего Дюма.
Там ищет Д'Артаньян подвески
И сходят медленно с ума

Король, гвардейцы, королева,
Но дружба выручит всегда.
Ещё любовь прекрасной девы
Но это — мокрая вода.

То бишь слеза, точнее, слёзы
И в ярость впавший кардинал,
Меняя фаворитов позы,
Твердит одно: «Я так сказал!»

И баста. Выше нет приказа.
Зато четыре шпаги есть.
Есть дружба и любовь — зараза.
И что ещё? Конечно, честь!

На этом мир стоял и будет
Тысячелетия стоять.
Но мушкетерские причуды
И в этот век пошли на ять.

Хотя он полон прагматизма,
Воспринимает все всерьёз,
Но вставить кардиналу клизму
Готовы Арамис, Портос.

Ещё Атос и безупречный
И верный в дружбе Д’Артаньян.
И этой книге скоро вечность
И кто отыщет в ней изъян?
***
Что-то снится тебе глазастая,
Золотая моя звезда?
Темень пачкает чёрной пастою,
Где на сердце найдётся узда?

Двадцать лет о тебе я думаю.
Нас с тобой развели пути.
Ты была прекрасной и юною.
А какая теперь? — прости.

Мне ль считать твое счастье и годы,
Задыхаясь в глухой темноте?
Я ведь старый уже, немодный
И надежды уже не те.

Ворожить бы — да кто поверит
Это в наши-то дни ворожбе?
Чёрт гадает, и меря мерит
Мне, другим, и, конечно, тебе.
***
Когда мне будет шестьдесят,
Гундосить буду невпопад,
Запавшим ртом слова швыряя,
А вечер будет тих, несмел.
И сумерек невзрачен мел.
И ветер, с листьями играя,

Проситься будет в ветхий дом,
Но я пущу его потом,
За нетерпение карая.

Кружится будет голова,
А на траве лежат дрова.
А чьи дрова — поди узнай-ка
А на столе солёный ёж,
А в стакане; не водка, ёрш.
Не в духе потому хозяйка

А в океане острова,
Науку складывать слова
Постигнул я почти с пелёнок.
Но кто орёт, но кто орёт?
Орёт уже который год
О, господи, ну чей ребёнок?

Сидит в песке и куличи
Печёт, а ты ходи, ворчи
Другую рифму добывая.
А ты смеешься и орёшь,
Никто тебя не ставит в грош.
Ну вот, уже пошли трамваи,
А это значит, ночь прошла.
У каждого свои дела.
А у меня их нет — бывает.

Повсюду рыбья чешуя,
И все домой, а дома я
Пьян, полупьян, но явно весел.
И мне беды не превозмочь.
Но я осилил эту ночь,
Стряхнул её с ладоней, чресел.

Засим кончаю говорить,
Но явно продолжаю пить.
Ведь что-то есть ещё в стакане
И рассуждений пошлых нить
Пора прервать, пора забыть
Как забывают вещь случайно.
***
Раскрыт простор на все четыре стороны,
Вода шальная кружит жернова.
И где-то над землей летают вороны,
И кружится полночная сова.

Что вороны накаркают, что совы
Нам напророчат? Божью благодать?
Железно — молибденовым здоровьем
Придётся нам аж до смерти страдать?

Иль выиграю замок в лотерею,
Иль на принцессе сказочной женюсь?
Всего скорей, везде погонят в шею
И это явно вызывает грусть.

Удел наш низмен, ничего дурного
Пока ещё не совершили мы.
«Вот здесь вам расписаться надо кровью» —
Нашептывает в уши ангел тьмы.

И я согласен, распишусь, пожалуй.
Ведь все равно два века не дано.
А то, что дорого, чего так мало,
Признаться надо, потерял давно.
***
Одна в меня влюбилась, но не очень.
Другая полюбила навсегда.
А в сердце метроном спокоен, точен
И заведён на долгие года.

Чего переживать? Что было — сплыло.
Уносит нежность шалая вода.
С холодной пеною и бурым илом,
И веточкой сирени иногда.

И я опять гадаю на ромашках,
Кофейной гуще, тающей свече.
И мне смешно порой, порой мне тяжко.
И я не понимаю вообще

Зачем пришел, зачем я в мир явился.
Лишь чувствует душа сквозь холода,
Какой бездонный мне простор открылся,
Какая светит над судьбой звезда.
***
Как камень аметист мерцает бело
На самом дне души твоей любовь.
А где-то ливни, грозные метели,
А где-то льется человечья кровь.

И ты храни души твоей святыню
От ссор, непониманий и обид.
Как среди знойной выжженной пустыни
Араб оазис родовой хранит.
***
Душа исопа, и полыни,
Все та же грешная душа.
Свет от неё исходит синий.
Нет никакого барыша.

Для молочая, повилики,
Ромашки белой, василька
Но тот же дух исходит дикий,
Все та же Господа рука

И над цветком, и над вселенной
Мильярды миллиардов лет
Она сияет ежеденно
И ничего другого нет.
***
На грани тьмы, на грани света
Пылает заревом рассвет.
Ах, до чего прекрасно лето!
Чего-чего в нём только нет.

Точнее есть: воды мерцанье,
Трава зелёная в росе.
И чаек белых восклицанья
На неба светлой полосе.
***
Кто близок на земле? Родные и поэты,
Где старые друзья? — их близко не видать.
Уж август за окном, кончается уж лето.
Уже ушла жара, такая благодать.

Хожу я босиком, уставший от асфальта.
Ласкает ноги мне родимый чернозём.
А ветер в вышине поющий альтом
А поля желтизна! А неба окоём!

Ищу, ищу слова совсем иных мелодий
Себе, да и другим поэтам не в пример.
А где-то наверху смеются Бродский, Оден
И уж подавно рад насмешливый Гомер
***
Сидит в душе моей заноза:
Не читан мной совсем Спиноза.

Прости меня, прости Барух,
Но изрекая это вслух,

Я в глубине души спокоен,
Христа боец, Аллаха воин.
***
Когортами листья с деревьев,
Иль правильней, листья с дерев.
Обряд карнавальный и древний:
Родиться, сперва умерев.

И жёлтые, красные листья
С деревьев летят и летят.
Всю землю, озябшую выстлав, —
Сгорающей осени плат.
***
Аллегория осени. Вид
Из окна на втором этаже.
Пламень сердца печалью убит
И не снится уже.

И не первая та, ни вторая,
И не третья — не снится никто.
Из ворот каравана — сарая
На осле выезжает кинто.

И рыдает зурна, и обито
Небо шелком таким голубым.
Все довольны. А ты-то, а ты-то
С окончанием согласен любым

Этой старой истории древней,
О любви, о печали, зиме.
И поникли устало деревья,
Шум листвы сохранить не сумев.
***
Знает каждый атташе
С милым рай и в шалаше
***
У Кристины Орбакайте
Спросит Акка Кебникайте:
Где до дома Нильса путь?
И ответит Орбакайте
Мудрой Акке Кебникайте
Мол, придёт когда-нибудь.
***
Закончилась эпоха перестройки.
Я проклинаю всё и всякий изм.
Но только не верните мне — о боги —
Уже ушедший в Лету сталинизм.

Ушедший ли? О нём уже вздыхают
И поднимают Сталина на щит.
А дурни ту же музыку лабают:
«Великий Сталин», а народ молчит.
***
Цыгане мерзнут в нашем климате,
Ведь льдом становится вода.
А вы билет счастливый вынете —
Ведь так бывает иногда?

Но где же целому народу
Найти счастливый тот билет?
Они печальней год от году.
Бедней их в этом мире нет.

Цыгане — наши соплеменники,
Надежды огненной друзья.
И старины забытой пленники
«Ни в чём им доверять нельзя» —

Есть мненье, но они вписались
И в русский быт, и в галльский быт.
И пусть порой мы ошибались.
Никто у бога не забыт.

У каждого своя дорога,
У каждого своя стезя.
Они — романтики — ей — богу! —
И нам без них никак нельзя.
***
Оплыли грустью прошлые года,
Молчит моя уставшая цевница.
«Нет» это «нет» и «да», конечно, «да»,
Слезою набегая на ресницы.

И где-то водят звери хоровод,
Веселых нимф задорно соблазняя.
И замолчал в густой траве удод,
Напористому пенью изменяя.

И я спрошу у тьмы: «Где соловей —
Ночей ненастающих император.
И ты звезда во тьме ночной вдовей
Твои звенят пусть золотые латы.

Какая ночь на божий мир сошла!
Хрустят как очарованные тучи!
И сердце мне царапает игла
Печали давней о любви минувшей.

Ну что ж, с печалью давнею живём,
Ведь ко всему на свете привыкают.
И звезды отразивший водоём
Ночные ветры трогают руками.
***
Сто лет одиночества — много,
А год одиночества — мало.
Клубочком свернулась дорога,
Звезда с небосвода упала.

И просится, просится песня
В простые и щирые души.
И там же проклятая плесень,
И там же — а где ещё? — стужа.

Сто лет одиночества — много,
А год одиночества — мало.
Горнисты играют тревогу,
И всадники к гривам припали.

Пусть пенится чаши с краями,
Опущено к битве забрало.
Ты кто — божество Нараяна,
Иль Гамлет, принц датский, в опале?

Но кто бы ты ни был — оставишь
Себе и дорогу, и песню.
И знай: не о том ты гутаришь
Среди ожиданий и весён.

Гори оно пламенем синим,
Простое и куцее счастье!
Да здравствует мужество Плиния
И ветер, корчующий мачты.

Пусть гнев по губам рукавичкой,
Пусть кровь золотая из раны.
Что будет потом — безразлично.
Всё честно зато, без обмана.
***
Приказ — кульминация битвы.
Назойливо кружит винил.
И огнетушителя бритва —
Им сердце своё раскроил.

И думаешь: не было — было,
Гадаешь: моё — не моё.
А чёрное сердце винила
О давнем и вечном поёт.
***
Пока рождаются Высоцкие,
Живут на свете Окуджавы,
Не властны над Россией сотские,
И меч, палаческий и ржавый.

Прорывы будут в те просветы,
Где облака и синева.
Пока рождаются поэты,
Россия — матушка жива
***
Пожалуй, возвращение к истокам
Опровергает то, что есть исток.
С небес глядит недрёманое око,
Судьба что есть, а по-другому рок.

И мы идём проторенной дорогой
К почти что неизбежному концу.
А на лице печали и тревоги.
Не богу-духу, сыну и отцу

Давать нам указания которой
Идти из непредложенных дорог
А всё, что есть то — прима или втора,
Невыученный грешником урок.
***
Лишь времени обязаны мы счастьем.
Пространство здесь, пожалуй, и при чём.
Но отчего рвут темноту на части
Дожди ночные, льющие ручьём?

Бегут они по водостоком, пенясь
Смывая сны, холодную печаль.
И в эти жизни лучшие мгновенья
Мне ничего и никого не жаль.

Не жаль того, что я умру напрасно,
Поднадоев знакомым и друзьям.
Не жаль мне розы, алой и прекрасной,
Не жаль того, что зауряден сам.

А, впрочем, есть стихов лихих десяток.
Надеюсь, он меня переживёт.
Я друга не нашел и адресата
Среди ровесников, но в свой полёт

Готовятся уже ракетопланы,
Они мою надежду понесут
Другим мирам; надежду и обманы,
Которые, конечно, не спасут

Ничто и никого, но в этом мире
Всего прекрасней истинный роман.
И думаю: как я смешон, наивен.
Обкурен, может, может быть и пьян.

Но все равно когда-нибудь найдётся
Тот человек, что обо мне вздохнёт.
Но дождь ночной во тьме потоком льётся,
А вслушаешься: кажется, поёт.
***
В автобусе еду с тоской на работу,
И еду с восторгом с работы домой.
А где же на счастье высокое квота?
И лета чуть-чуть, и так пахнет зимой?

Как дети бегут от грозы, убегаем
И мы от печалей, обид и невзгод.
Зачем в облаках мы порою витаем
И мним через месяц и мним через год

Изменится всё и мы небо в алмазах
Увидим, как некогда Чехов мечтал.
Ну кто-то всё лучшее, видимо, сглазил,
Заветное самое кто-то украл.

А что же осталось? А то и осталось,
Что в мире не нужно уже никому.
Как детская сказка, ненужная шалость
Тому, заключён кто навеки в тюрьму?
***
Похвала В. В. Капнисту
Был не мелок, не говнист
Василь Васильевич Капнист.
***
Простимся: до встречи в Синае.
О, где он — приснившийся дом?
Я долго гадал и не знаю
Сгорает дотла Илион.

И там-то из горсточки пепла
Родится священный напев.
И юноша, верящий слепо
В прекрасных невиннейших дев.

В волну забредёт по колени,
На воду возложит венок.
И пламенем вспыхнут нетленным
Концы и начала дорог.

И станут вдруг горы покаты,
И горькою станет вода.
Но всё это было когда-то,
И будет опять, господа.

Так что же мы ваньку валяем,
Горбатого лепим зачем?
И всё же: до встречи в Синае
Теперь навсегда, насовсем.
***
Случится же такое на роду
Хоть раз в году, хоть десять раз в году:
В случайную девчоночку влюбился
Такой же неуклюжий, как медведь,
Густым заросший волосом на треть,
Кричу: «Сезам» — и мне Сезам открылся.

Теперь своё пишу коммюнике,
А сердце сумасшедшее в пике.
Любовь — кровоточащая заноза.
А я — философ и себя блюду
Не раз году, не десять раз в году.
И усмехаюсь: чем я — не Спиноза.

Увы! Я старше девы раза в три,
Девчонка уверяет: не смотри
На это. И такая боевая.
К покою клонят годы: я — не рад.
Лишь усмехаюсь: зелен виноград
И сам потом об этом забываю.

И снова в ритме вальса: раз, два, три,
Горят на тусклом небе фонари,
Светила божьи напрочь забивая.
И снова тучи комарья летят.
Уж не моей ли кровушки хотят?
И я их бессердечно убиваю.

Вот так-то, друг. А дева хороша:
Станок — атас плюс добрая душа
С моих стихов каким-то дивидендом
Пришла любовь. Увы! — уже я стар.
И с этого цветка густой нектар
Достанется другому. Резидентом

Бог весть какой разведки я крадусь
И всё, что будет знаю наизусть:
С тобой не по пути нам, дорогая
И в восемьдесят Иоганн любил
Но был смешон поэта поздний был.
А я же откровенно догораю.
***
Невозможно вернуться в прошедшее
Ни на день, ни на час, ни на миг.
Только рвётся душа сумасшедшая
И безудержно плачет старик.

Что ж ты хочешь, печаль незабвенная? —
Реки в рай или в ад утекли.
Я хочу дорогого мгновения,
Что бубенчиком гаснет вдали.

Ничего не вернётся из прошлого,
Все дороги быльём поросли.
И слезою печаль припорошена
И почти что душа не болит.
***
Хороша на диво песня,
Смерть на диво хороша.
Ходит, прячась в неизвестность.
Ходит, смотрит не спеша.

Забирает деток, взрослых,
Прячет их в большой мешок.
И зачем богатства, гро; ши,
Если не; дал доли бог.

Коль душа твоя мяучит,
Как котёнок на полу.
И чему нас бог научит,
Если всё уйдёт в золу.

Если даже песнь нетленна
Умирает, как сурок.
Если огненной геенной
Не пугает больше бог.

Если все умрём однажды,
Потому что родились.
Если огненною жаждой
Мы пророку поклялись.

Говорят, что время — деньги
Ах, не деньги — ерунда.
Потому что гаснет время,
Отливается в года

И в копилку, как червонец
Падает за годом год.
Потому что скачут кони,
Время смерти настает

Ничего не поправимо
Всё на свете — ерунда.
Ибо нет огня без дыма,
Нет удачи без труда.
***
Вездесущие мысли о смерти,
Вездесущие мысли о счастье.
А в удачу пустую не верьте —
В мире всё происходит иначе.

И заплачено честною кровью
За печаль, за высокую песню.
Даже если мы платим любовью,
Справедливость цены неизвестна.

Но смеёмся, поем, или плачем,
В колыбели качаем ребёнка.
Потому что нельзя нам иначе,
Ибо рвется не там лишь, где тонко.
***
Пусть было узнать тебе лестно:
Порою ломается сталь
Молчанье дороже чем песня
И радости выше печаль.

И копит бесценное время
Обиды и горести впрок.
И на произвольную тему
Сюжеты плетёт свои рок.

Но всё же мы властны отчасти
Над тихим течением рек.
Пусть даже ломаются мачты,
Пусть гибнет порой человек.

Но все осиянно закатом:
И клятва, и песнь, и навет.
Как воин, закованный в латы
На солнце горит минарет.

И мы понимаем отчасти
Хоть это в короткий свой век,
Что честь всё же выше, чем счастье
И море вместительней рек.
***
А юность уже пролетела,
От злющей надежды устав.
И клонятся вниз иммортели,
Сухими и ломкими став.

А юность уже помахала
Рукой на прощание мне.
Любить пустослова, бахвала —
Да разве ж такое в цене

Когда-то и где-то бывало?
Ответ: никогда и нигде.
И клонится ива устало
К прозрачной бегущей воде.
***
 «Родись счастливым, не родись богатым» -,
Во все твердили люди времена.
А я хотел быть ветреным, поддатым
И путающим чьи-то имена.

А я хотел быть зверем, но с берлогой,
Хотел быть птицей в небе голубом.
Читай всё остальное в некрологе.
Судьбы уже захлопнулся альбом.
***
Только воля, и только покой.
Только снег и холодное небо.
И до смерти подать уж рукой
Никогда точно в мире и не был.

Но и так — всё равно благодать
Небу, зелени, Богу — осанна!
Мы пришли, чтоб любить и страдать
И за все заплатить без обмана.

Знали всё же: на что мы идём.
И какая великая жалость
В этом небе до капли родном.
И как синька с опалом смешалась.

И родные мне люди навек
И минуты огромного счастья.
И по кругу безудержный бег
И улыбка твоя хоть отчасти.

Искупленьем за чью-то вину,
За проклятые губы Иуды.
И за ту, за девчонку одну,
Чьи глаза никогда не забуду.

Всё пусть будет, и всё пусть уйдёт.
Ни над чем в этом мире не властны
Ни занозы страданий, ни мёд
Чьей-то нежности; мы не согласны

Иль согласны — неважно совсем.
Всё равно нам маячит разлука.
Для чего нам дается Эдем
И его искуплением муки?

Все равно никогда не поймём —
Что нам в мире жестоком понятно?
Мы родились и, значит умрём.
И не будет дороги обратной.

Это всё насовсем, навсегда.
Наш конец — это чьё-то начало.
И горит Вифлеема звезда
Как эмблема любви и печали.
***
На скрижали судьбы попадёт не любой,
И кому они нужны скрижали?
Вскрикнет скрипка, заплачет надрывно гобой.
Понимаю и это — прижали.

В горле воздух комком, задохнусь от тоски,
От любви, от обиды, печали.
Ну а ты потираешь ладонью виски
Или жмёшь удивлённо плечами.

Слишком разные видно мы всё же с тобой.
И на разных родились планетах.
Вскрикнет скрипка, заплачет надрывно гобой,
Но не это волнует, не это.

Что-то давнее, видно, забыто в судьбе.
С кем-то, с чем-то былая вендетта.
Ты — маэстро на скрипке, игры на трубе
И не ведаешь в пенье секретов.

Почему же потерянно гнусь над тобой —
Магистрал голубого сонета?
Вскрикнет скрипка, заплачет надрывно гобой
И душа навсегда не согрета.

Видно в мире так мало отныне тепла.
Прибывает везде энтропия.
Много гадов и трусов, иного трепла,
Но поэтов, зато потравили.

Ничего, ничего говорю не умрём.
И живём мы, авось, не впервые.
Расширяется мир и души окоём
По законам всё той ж энтропии.
***
Мы не знаем состава чернил,
Ни Шекспира, ни Данте, ни Гёте.
Но, какой бы козёл ни чернил,
Мы не скажем с усмешкой: «Ах врёте».

Промолчим, промолчим, промолчим,
Ибо знаем: себе же дороже.
Если кто-то сначала чернил,
А потом вдруг тебя же по роже.

Антрацитом сияла нам ночь.
Звезды искрами гасли на сколе.
Ничего никому не пророчь,
Если враг твой сильнее тем боле.

Ах, молчанья ромашковый луг,
Соглашательств пустых серенады.
Только в сердце надежда: «А вдруг?»,
Голос разума сразу: «Не надо!»

Отражаясь в холодном трюмо,
Корча злые и дикие рожи,
Мы не можем, не можем, не мо…
Ах, Наташа, ах Коля, Серёжа.

Почему, почему мы молчим.
Ишь какие нашлись Мандельштамы.
В антрацитово-чёрной ночи
Учим те же предательства гаммы.

Отражает бесстрастно стекло
По-овечьи покорные лица.
Сколько тысяч веков утекло,
Что дороже молчанья синица

Нам не ведом грядущего миг.
И что скажут потомки когда-то.
Но испуганно смотрит двойник
Из стекла — пусть ума не палата,

Но я верю: прорежется крик.
Баснословных агоний, истерик,
И шатнётся беды материк
Наших честных Австралий, Америк.
***
Я уже не пытаюсь писать шедевры.
Я понимаю: время шедевров прошло.
Я смотрю в потолок, что пытается быть под «евро»,
И улыбаюсь: что на него нашло?

Время всему. Время великого часа.
Время всему: время великой любви.
И на домбре играет казах — прекрасно
Всё-таки рад, что мир не стоит на крови.

И одиночество, хлеще всех одиночеств
Вдруг подхватит тебя девятой волной.
И на вопрос в анкете: ты счастлив? конечно прочерк
Хоть и не скажешь, что счастье прошло стороной.

Где-то звенели гитары, и бились стаканы.
Где-то шуршали, стекая к подошвам, шелка.
И не считаешь ты старость злом и обманом —
Все унесёт и уносит жизни река.

Всё-таки жив, и счастливей, может, ушедших.
Будет пусть пухом — не прахом — для них земля.
И никому на земле не даётся вечность.
Даже если дашь по ней кругаля,

Всюду одно и тож: живут и уходят люди.
Всюду: синее небо — белые облака.
И кусочком черняшки накрыта с водкой посуда.
Как и было раньше и будет во все века.
***
Оглянусь на прожитые годы:
Было всё балбесу трын-трава.
И не славят, лапушку, рапсоды —
Не найдут, наверное, слова.

Музыканты не найдут мелодий,
Катится под горочку трамвай.
Нынче грусть у молодых не в моде,
А девиз один: «Давай, давай!»

И дают. Но более капусту.
А сказать по-нашему: хрусты.
Чтоб на том им свете было пусто,
Не спалось чтоб, господи прости!
***
Читай чувак, читай чувиха:
Сюжет весьма закручен лихо.
В нирване, в трансе ты уже.
Ведь автор — Пьер де Бомарше.

И что севильский нам цирюльник —
Ведь умер он давно уже.
Но за других не дам и трюльник,
А тут блестящий Бомарше.

В минуту тяжкую кручины,
Когда погано на душе,
Чтобы забыть беды причину,
Читай творенья Бомарше.

Ведь есть Сервантес, есть и Гёте,
Шекспир — красавчик вообще
Клянусь Парнасом, вы соврёте,
Не помянув де Бомарше.

И он, и он в ряду с Гомером,
И с Данте, с Байроном, с Толстым.
Примите, я прошу, на веру,
Что Бомарше неповторим.

А лучше книжечку возьмите
И сядьте тихим вечерком,
Чтоб разбирать сюжета нити,
Конечно, балуясь чайком.

Прибавьте света, ноги пледом
Укройте, а теперь вперёд
За славным Бомарше — поэтом,
Который если и соврёт,

То не моргнет при этом глазом,
И хохочите до утра:
«Ах, он — разбойник, ах, зараза!
Как пробирает до нутра!»
***
Когда-то навек дорогая —
Печали и нежности атом.
Теперь же лишь только ругаю
И крою по-русски я матом.

Теперь я тебя презираю,
Как хитрости пошлый образчик.
Да нет: я совсем не играю —
Сам бог для меня не указчик.

А просто исполнились сроки.
И кануло прошлое в лету.
Что сердцу былые зароки,
Когда в нём и мизера нету.
***
Не бездари, но также не герои.
На этом белом свете мы живём,
Забыв Элладу и забыв про Трою,
И что сгорает вещий Илион.

И где-то в самом уголке сознания
На вещность обретающий права,
Горит огонь — предвиденье изгнанья,
И где твоя седая голова

Найдёт приют — не ведают и боги,
Сивилла не расскажет в вещем сне
О всех твоих обидах и тревогах
В чужой, ко всем жестокой стороне.
***
И сам не рад совсем пустому дару
На чёткий ритм нанизывать слова.
Уж я — седой и бесконечно старый,
Но кружится от счастья голова,

Когда найду и что-то зарифмую,
Когда упрусь совсем не в пустоту.
Не верю хоть действительность иную,
И этой ничего не предпочту.
***
Не будь занудой говорят.
Не будь занудой.
Гертруда снова выпьет яд —
Не пей, Гертруда.

А Гамлет к мщенью устремлён,
Будь смелым Гамлет.
А в голове рапиры звон —
Она не ранит.

Условность это — как и всё
В миру — условность
Всё пёстрый фараон, серсо,
Театр огромный.

И каждый здесь играет роль.
У всех ведь роли.
Тот шут, а этот — злобный тролль,
Не дрогнув бровью

Вонзает шпагу, палачу
Дают секиру.
А если скажешь: «Не хочу»,
Смешают с пылью.

У каждого на свете роль
И цель благая.
Чтобы донести до сердца боль,
Как попугаи,

Мы репетируем её
С утра до ночи.
«Не пей Гертруда питиё»,
Прошу я очень.

Но, догадавшись обо всём,
Лишь жмёт плечами…
И выпьет — дело вот ведь в чём:
Маша мечами

Картонными, привыкли мы
Что всё — лишь сцена.
Лишь этим заняты умы,
Всенепременно.
***
Рождённому придётся отвечать
За то, что он на этот свет родится.
Но ангел ставит светлую печать
В надежде: суждено благому сбыться,

Что будет среди юношей гайсать
И дев лобзать в пурпурные их губы,
Но демон ставит тёмную печать,
И похоть гасит ангельские трубы.

Меж ангелом и бесом мы живём,
Во что-то веря, что-то прорицая
И светлая печать горит огнём,
И тьмы полна нечистая, другая.
***
Единожды придя на этот свет,
Единожды шагнём за линию покоя.
По истеченьи многих — многих лет
Вдыхая запах мяты и левкоя.

В огне холодном грянувшей беды,
В руках свечи огарочек сжимая.
И забывая прошлые следы
В прошедшем октябре, в прошедшем мае.

И верю: ни единожды душа
Поклонится всевышнему светилу.
Не радуясь, не плача, не ропща,
Забыв свои рожденья и могилы.

И каждый раз по-новому блеснёт
След мураша среди травы увялой
Кто разливает это нам вино? —
Едва ли Бог, и ангелы едва ли.

Ну кто ж тогда? Быть может сатана,
От едкого презренья одичавший.
Ведь нету горше этого вина
Напиток этот — изо всех горчайший.
***
Все упирается в деньги:
Счастье, радость, беда.
Готов продать свою душу.
Купите её, господа!

Фунты, доллары, лиры,
Драхмы, в небе звезда.
Лишь дерьмо золотое в сортире
Доступно — и то не всегда.

Поэтому обращаюсь
К Господу: «Помоги!»
Хоть паинькой быть пытаюсь,
Но портят меня долги.

Поэтому такой желчный,
Поэтому сволочной.
Толкнул бы и путь я Млечный,
И даже тёщу с женой.

Но старые, кто их купит.
И давят долги, долги.
Мне в лом толочь воду в ступе.
О, Господи помоги!
***
Если вы не осьминоги,
Вытирайте чище ноги.
Ну, а если осьминог,
Вытирай все восемь ног.
***
Какие козырные масти
Нам дарит на счастье гроза.
Мы ею довольны отчасти
Она как — не можем сказать.

Но брось свою жалкую лепту
На ночи вороньей алтарь.
Режь мантию ночи на ленты
Мой княже, король, господарь.
***
Мне скоро будет шестьдесят.
И как-то вдруг взгрустнется: осень.
Но те ж созвездия висят,
Что и висели в двадцать восемь.

Ещё крепка моя рука,
Ещё быстра моя походка.
Хоть кажется, прошли века,
Но в шторм моя стремится лодка.

Ах, это время — не унять!
И от печали ускользая,
Мы всё пытаемся понять:
Когда ж настигнет нас косая.

Не с грустью это говорю:
Так будет — знаем изначально.
Пардон, месье! Мадам, адью!
Гоните мыслей рой печальных.

Уносит времени река
Людей, событья — знаем чётко.
И в небе синем облака
Плывут, как в океане лодки.
***
По знаку, по свистку мы поднимаемся,
Чтоб также по свистку в постели лечь.
Мне кажется: мы просто дурью маемся.
Дуреем по чуть-чуть — о том и речь.

Никто не расколдует нас обратно.
Я в коже человечьей манекен.
На сердце, на душе проступят пятна,
И нечисть заберёт навеки в плен.

Но до поры на людях мы красуемся,
Нас дёргает за нитки кукловод.
Беречь мы землю нашу обязуемся,
Геенну также и небесный свод.

Но скоро покидают нас в корзины
И ширму сдёрнет щуплый человек.
Вздохнет: «Устал сегодня я, Марина
И так устал, как будто бы навек».

А что о нас? Картонные паяцы,
Мы может никогда не устаём.
Мы можем вечность плакать и смеяться.
Поём и плачем, плачем и поем.

Но боже! До чего мы одиноки.
И как же надоел нам Кукловод!
Быть может, рвёмся от того до срока,
Что он за нас две вечности живёт.
***
Я в поисках чего-то лучшего
И малому остатку рад.
Как Пущин, посетивший Пушкина,
Верша приятельства обряд.

Стояли ели в белом инее,
Мела угрюмая пурга.
Сливалась с горизонтом линия,
Где вместо чёрного снега

Снега, снега над всей Россиею.
Везде снега, снега, снега…
И Пушкин Александр разинею —
Минута встречи недолга.

Ещё Дантес был за границей,
Натальи Александр не знал.
Она могла ему лишь снится,
Как снится девам первый бал.

Он был горяч, и няня пела,
Как дева за водою шла.
Зима, угрюмые метели,
И в сердце острая игла.

Предчувствием всего, что будет,
Чему и места не нашлось —
Об этом всём пусть Бог рассудит
И наше русское «авось».
***
Кому будет лучше — не знаю.
Откуда ты только взялась
Девчонка шальная, смешная? —
Зачем мне, скажи, эта связь?

Ведь я — как стрела на излёте,
Как пуля, но в самом конце.
Ни духа уже и не плоти,
Ни гордой печали в лице.
***
Весна, как свежая рана,
Саднит ещё, кровоточит.
Так дико порой и странно,
Что сердце ещё стучит.

Тебя я в прошлом столетье
Оставил — теперь забудь.
Мы были с тобой, как дети.
Или наивнее чуть.

Я всё, что есть, разбазарил,
Выставив всё на торга.
Теперь я больной и старый
И жизнь мне не дорога.

А что о тебе я знаю?
Вопль сердца: забудь, забудь!
Твоя ли, моя вина ли —
Да что там — не в этом суть.

Киваю приснившейся тени:
Прости, если сможешь, прости.
И сыплется струйкой мерной
— За жизнь бесславную вено —
Песок из моей горсти.
***
Живёт счастливый человек,
Людей врачует, пишет песни.
Душой белей, чем первый снег,
Не зная подлости и лести.

И это в горестный наш век
Почти избранничества мета.
Живёт счастливый человек,
Весь полон тишины и света.
***
Где-то там, на краю Ойкумены,
Драгоценная, дорогая,
Куришь план, или режешь вены
С надцатых этажей сигаешь.

В общем, время проводишь не хило,
Потрясая собой округу.
Я пишу единственной, милой,
Восхищаюсь тобой, как другом.

Ну, а то что мы не совпали
Ни во времени, ни в пространстве,
Здесь имеет значенье едва ли.
В постоянном поиске странствий

Я кручу свою Одиссею —
Догадайся, кто Пенелопа? —
А потом, когда облысею,
И сойду с ума от потопов,

От пожаров, землетрясений,
Ну и что там ещё случится?
Я приду к тебе за спасеньем
Точно Ромул и Рэм к волчице.

Грянусь оземь, и принцем стану:
И колени твои лобызая,
Я прощу тебе все обманы,
Ничего себе не прощая.

Потому что в поступках не волен —
Как-то вывезет нас кривая.
В общем, корчась от слез, от боли,
Всё постыдное забывая,

Я скажу тебе: будем вровень,
Встретим вместе, что ни случится.
Потому что ты — рак, я — овен
Тот, который не каждому снится.
***
Он был из тех, вослед идущих —
Он был у лидера дублёр.
Не ждал от бога райских кущей,
Не заикался как суфлёр.

Своя манера и поставлен
Был голос чётко у него,
Он был всегда, но был неявно
Желая может одного:

Идти в потёмках, но потёмки
Вдруг кончились, и он воскрес.
Совсем не думал о потомках
И не богат был, словно Крез.

В своё предназначенье вера,
Но ритм, манера рифмовать.
Так состоялася премьера,
Когда премьерою назвать

Мы можем, вышел он из тени.
Высок, сутул, подслеповат
Да, не титан он, да, не гений,
Но светит в свою сотню ватт.

Что в плане жизненном? Женатый,
Любитель кошек и собак.
Ни перед кем не виноватый.
Мы возвращаемся, итак,

К началу, вышел он из тени —
Не бог, не гений, не апаш.
И в это высшее мгновенье
Был небом взят на карандаш.
***
Самое светлое в этом мире:
Ангел небесный играет на лире.
Самое тёмное в этом мире:
Ударом меча разбитая лира.
***
Мне скоро будет шестьдесят —
Такая для кого-то драма.
Созвездья в темноте висят —
Миров далёких криптограммы.

И кто над пропастью во ржи
Кричит, зовёт родную душу.
Не море ржи, а море лжи
И ночи занавес так скушен.

Но все равно иду по ржи,
Колосья спелые лаская.
«Ты кто? Ты кто? Ответь, скажи…»
Но мне никто не отвечает.

И в общем, этому я рад —
Не жду я на вопрос ответа.
Звезда крупней, чем виноград
Мерцает над боярским летом.
***
Запах крови почувствуют
Молодые волчата
Под хрустальною люстрою
Тень волненьем объята.

Ничего не решается,
Ничего не возможно.
Можно просто отчаяться,
Чертыхнулся безбожно.

Одиночество каплями,
Как вода снеговая.
Карты были все краплены.
День опять убывает.

Остаётся последнее:
Мысли все о дуэли.
«Стих бы кончить намедни мне» —
Но без бога, без цели

Жизни парусник движется.
Значит дело к итогу.
Отметая облыжное,
Собираться в дорогу.
***
Милльоны лет стираешь пот с лица.
Твоё лицо измучено страданьем.
Нет бога-сына, духа и отца.
А нечто есть, что вовсе без названья.

Воскликнешь ты: «О, как я одинок!»
А надо бы: «О как мы одиноки!»
Ну вот судьбы исполнился зарок —
Всегда как исполняются зароки.

И ослепляет свет, не темнота.
Вверх смотрят опустевшие глазницы.
А в памяти не вера, не мечта,
А то, что в бесконечности двоится.

И эта бесконечность — сон дурной.
Не будет никогда ему названья.
И Лот вдруг станет лоттовой женой
То бишь столпом, оставшимся в изгнанье.

«Удачи всем охотникам» — кричу —
«Удачи бесконечной рыболовам»
А кто-то крутит времени пращу,
А вместо камня — сказанное слово.

Не сказанного нету вообще.
И втуне все забытые преданья.
И всё — вотще, и этот сон — вотще
Без спроса, без стыда, без оправданья.
***
Верхотура опасна лишь тем,
Что с неё сковырнуться несложно.
А казалась бы: нега, Эдем,
И комфорт, и уют всевозможный.

Гурий прелести, музыки мёд,
Достиженье почти что нирваны.
Ну, а вникнешь коль в суть: не гребёт
И не тянет, как это ни странно.
***
Я мучился, не знал покоя
В жестокой плавился тоске.
А всё же хоть одной строкою
Останусь в русском языке.
***
Мы шли по свету, ели брашна.
И свет с горчичное зерно
Врывался в очи, и протяжно
Ему молились все равно.

Зане мы знали: свет от бога,
А также всякая еда.
И жуткую вполне дорогу
Сладила полночи звезда.
***
 «После туалета мойте руки» —
Помните об этом кобели и суки!
***
Благословен и этот день,
И эта тропка полевая,
И покосившийся плетень.
Заря как рана ножевая.

И вечер будь благословен.
И этой тихой ночи звезды.
«Душа не жаждет перемен» -,
Скажу я и стихом и прозой.

Что это счастье на земле
Бродить, все запахи вдыхая.
Подснежник на тугом стебле
И травка первая тугая.

И всё цветёт как в первый раз
В сырой прохладе первомая.
Всё душу радует и глаз,
Сияньем юным обнимая.

Скажи, кого благодарить
За эти первые цветочки.
За это счастье в мире жить.
Как травы в нём живут, листочки.

За то, что по утрам роса,
За то, что вечером закаты.
И птиц весенних голоса
В просторе негою объятом.
***
Всегда завидовал спортсменам,
Тем, кто садится на шпагат.
А сам я толст, такие гены,
Хоть ем капусту да шпинат.
***
Заря пылала точно знамя
Непобедимого полка.
Ты шла со мною рядом Аня.
Ты рядом шла, в руке рука.

И ветру подставляла плечи
И пламя рыжее волос.
«А было что до нашей встречи?» -,
Себе я задавал вопрос.

И по наитью, озаренью
Я целовал твои уста.
И был лишь первый день творенья,
Земля безвидна и пуста.
***
В одиночестве рад переплюнуть
Всех, кто этому вовсе не рад.
Тёмной кровью набрякшие руны
И звезда в миллионы карат.

Что гадать: ты последний иль первый? —
Становлюсь в этот призрачный ряд,
Где, как струны натянуты нервы,
Рыщет в поисках выхода взгляд.

И молись неизвестному богу,
Ставь друзьям в поминанье свечу.
В этом мире осталось немного
Из того, что хотел и хочу:

Из цветка золотая росинка,
Под подошвою голой стерня.
Ты — монада вселенной, пылинка
И мохнатый комочек огня.

Тёмной ночью, в горячий ли полдень
Ты порхаешь как призрачный свет.
И великие Тор или Один
Шлют с тобою живущим привет.

Пусть стальные изрублены латы,
Кровь из ран убегает, журча.
И живём все под древним проклятьем.
Тёмной властью чужого мяча.
***
Я — матрица тёмного неба,
Я — матрица светлого дня.
У бога, как нищие хлеба,
Прошу золотого огня.

Мохнатый и рыжий комочек,
Как память ушедшего дня.
Прошу я, ругайте не очень
За эту нескромность меня.

За то, что былиночка света
Качаюсь на жутком ветру.
За то, что сбылася примета
И мне умереть поутру.

Но всё-таки плачьте и пойте,
Браслетами страсти звеня.
И пусть голубые, как сойки,
Ветра приголубят меня.

Но время, рождается время
Великих и страшных идей.
Но день умирает по лемме
Средь злых и прекрасных людей.

И мы доверяемся свету,
Луч каждый любовно граним,
Как быстро кончается лето,
Как плохо мы нежность храним.
***
Бог — это компьютер с памятью 1 000 000 000 000 000 000 000 000 000 мегабайт.
***
Когда ушел твой друг пригожий,
Когда сгустились смерти мгла,
Я жил на свете, был я тоже,
И ты, сестра моя, была.

С печалью проводила друга,
Предала прах его, огню.
И скоро заметёт всё вьюга,
Сровняв могилки на корню.

Ну, что же, такова природа,
Таков нездешних далей снег.
Не эпитафия, не ода,
А дань тому, чему вовек

Знать, не дано угомониться,
Отдаться грусти не резон.
Ну такова душа традиций —
Тех далей залетейских сон.
***
Сублимация полной была бы,
Если б не было женщин совсем.
Но плывёт этой жизни кораблик
В разрешённый богами Эдем.

Сколько радости в этом и грусти.
Никогда! Навсегда! Насовсем!
Пусть мы были не так уж искусны,
Не оставили вовсе поэм.

Но изгиб этих бёдер и ручка
Упоительно так холодна
На чело набежавшая тучка.
И пьянее любого вина

Это встреча и вновь расставанье.
Никогда! Навсегда! Насовсем!
Между нами лежат расстоянья
И распахнутый настежь Эдем.
***
Я много девок закрутил —
Я буду сниться им до смерти.
Но под конец я закутил.
Хотите верьте — иль не верьте.

Я был как опытный гусар
В чаду гулянок и попоек.
Но я устал — я так устал,
Что стал как пушкинский попёнок:

Любому вере я балде,
И как неслыханное диво,
Стихи читаю я везде
Простуженным речитативом.

И вот судьбы моей итог:
В полгода или год загнулся.
И бог сказал: «Ну как ты мог.
И ведь ни разу не запнулся».

Я эту роль сыграл на ять
Там было всё: и грязь, и чудо.
Царевна и цыганка — ****ь,
Ещё какая-то паскуда.

И это был всему конец
И подведение итогов.
Кричали дружно: «Молодец!»
Все те, кто понимал немного.

Из слухов, реявших вокруг,
Солёных шуток, разговоров
Ах, сами знаете, мой друг,
Растут как, из какого сора

Все мира лучшие стихи
Как Пушкин бы сказал ноэли
Но если б за мои грехи
Конец мне выпал на дуэли

Я ничего б не пожелал
Ещё; от сотворения мира
Поэт — бряцающий кимвал,
Колеблемая ветром лира.

Ну всё я стих закончить рад.
Сознаюсь честно: он затянут.
Вот так-то, мой читатель — брат
Послушаешь — так уши вянут.
***
Как жаль холодных вечеров!
Как жаль пурпурного заката!
Как стынет в жилах тонких кровь!
Так сердце нежно и пернато!

И тянется во тьму душа.
В чуть проступающие звезды,
И молишься, едва дыша,
Уже переходя на прозу.

И знаешь: где-то твой двойник
— Насмешник дерзкий — куролесит
И знаешь: в мире есть тайник,
Где жемчугов и снов — не взвесить,

Там чьих-то откровений суть,
Души усталой волхвованья.
Там то, чему нельзя блеснуть —
Печаль без слов и без названья.
***
Не слишком разнимся мы с небом,
Не слишком мы умны — аминь.
И право то же нам, что лево
И, попиратели святынь,

Мы в одиночестве скучаем.
И счастья ждём — когда и где?
И каждый вечер чрезвычаен,
И каждой молимся звезде.

И знаем мы: когда-то где-то
Нам будет послан некий знак.
О том, что мы с тобой — поэты
И наш расчислен каждый шаг.

Луна — как полночи поэма,
Звезда — как мания небес.
Но стих давно уже не в тему:
Теряет стройность, меру, вес.

И потому я замолкаю,
Мечтаю только об одном.
В чем никогда я не раскаюсь
Ни вечером, ни ясным днём.

А именно: о подорожной
Во все места, во все года.
Где я и вдохновен безбожно
И может счастлив иногда.
***
Прогремела арба наших лет.
На ухабах судьбы прогремела.
А другого ведь случая нет
Напитать свою душу и тело.

Только раз на земле мы живём.
И, сознайся, почти что прожита
Эта песнь, что не спели вдвоём,
Этот клад неоткрытых открытий.

Остаётся откланяться нам,
Как в конце представленья Петрушке.
Всем почти что несбывшимся снам,
Не попавшим нам в руки игрушкам.

Только ветер в лицо, только снег,
Только тройки гоньба удалая.
И слезинки на трауре век,
Их рукою смахнуть забывая,

Не забудем улыбки зато.
Безнадёжно отчаянной, грустной.
Запахнувшись плотнее в пальто,
Уснащая уста безыскусно

То ли матом, а то ли стихом
— Столь велик был разброс представлений-
Не считая обиды грехом,
И не пряча своих сожалений.
***
Брачная ночь — последняя ночь,
Смерти слепой круженье.
Радости — прочь, нежности — прочь!
Чьей это тьмы наущенье?

Ты — уходи, я — ухожу
В тот коридор зеркальный
Где я прошу, страстно прошу
Счастья, поэт опальный.

Но никакой, нет никакой
Чёрной беды приметы.
Радость — на кой, вера — на кой —
Жизнью наложено вето.

В бархатной тьме слышу шаги.
Чьих-то шагов шелестенье.
Мы — не враги, нет, не враги
Мы — только чьи-то тени.

Ты — уходи, я — ухожу.
Арривидерчи, чао
Что я скажу, ну что я скажу?
Что ты мне скажешь, право?
***
Этот ****ский мотив среди ночи
Посреди голубой тишины.
Среди снов, как снега непорочных,
Я услышал зачем, объясни?

Я услышал смешок лишь лукавый:
В это царство не каждый ведь вхож.
Таковы здесь и песни, и нравы.
Да и люди, наверное, тож.
***
Положи в котомку мне сиянья,
Шанежек румяных положи.
От души незлобной легкой данью
Для усталой навсегда души.

Запечатай сердце поцелуем,
Обними сияньем синих звёзд.
Чтобы я мечтал напропалую,
Чтобы мне спасенья не нашлось.

Чтобы раскрывались точно сердце
Дивные земные города.
Чтобы солнце золотое смерклось
От простого искреннего «да».

Полюби меня как любит вьюга,
Как туман рассветный обними.
И не помни никогда подруга
Как мы были некогда людьми.

Одиночеств искренних желаю
И беспамятств искренних навек.
Это лучше ада, лучше рая
И всего, что будет, человек.
***
Мне приснилось то, что людям снится
Раз в столетье — то есть иногда.
Где журав-ль тот, где та синица,
Где те баснословные года?

Поимей голубушка терпенье,
За измену тела не кляни.
И взимай с души усталой пени
Как с беспутной бросовой родни.

Мы идём от света где-то с краю,
Молнией крестится небосвод.
Ничего на свете я не знаю.
Через миг, столетье, через год.

Знаю только: родственные души
— Чертагон — венчанная родня.
Мы идём по морю и по суше,
Никого из смертных не кляня.

Всё, что видим, ощущаем — снится
В небывалой неба синеве.
Мёртвый снег ложится на ресницы,
Мёртвый снег лежит на рукаве.

Так забудь приснившееся диво,
Лада, человечее дитя.
И за всё небывшее спасибо
И за всё спасибо, не шутя.

Пусть не словом нежили порою,
А холодной, чёрной пустотой.
И не тверди были под пятою,
Звёзд сиянье было под пятой.

Всё равно ведь искренне мы рады.
Дай тебя от сердца обниму.
За простые вечные шарады
И за всё, чего я не пойму
***
Не любо если, и не слушай
К аскезе отыщи предлог.
Везде отрезанные уши,
И всё вокруг сплошной Ван-Гог.
***
Умру и распадусь на атомы.
Уход из жизни есть распад.
Что значу я со всеми матами,
С моей любовью невпопад.

Ведь выбьют из фигуры битою.
Увы! — закончена игра.
На весь тот свет дана мне литера,
Как дальше там? Эт сетера.

Я знаю это, не в обиде я,
Знаком с условьями игры.
И свет горит в моей обители,
Как догадались — до поры.

Уходят лучшие и многие.
И растворяются во мгле.
И лишь одно скажу в итоге я:
Что жил когда-то на земле.
***
Было время: хватало еды:
Расстегаи, блины и котлеты.
А теперь: как до первой звезды:
Чисто всё, ничегошеньки нету.

Хоть бы щей, хоть бы хлеба кусок,
Хоть бы шмат застарелого сала,
Хоть кваску бы. Спаси тебя бог
От питанья какого попало.
***
Всё проходит, как ветер, как дождь,
Как скупое, не яркое лето.
Говорю я себе: ну и что ж.
Слава богу, за то и за это.

И за всё, что когда-то прошло,
И за всё, что не было — не будет.
Пусть кому-то всё это смешно,
За печали нас бог не осудит.
***
Наверно, не там мы родились,
Наверно, не в те времена.
На чьи-то посулы купились,
Приснилась нам чья-то вина.

Под осень дубы облетели,
И сбросила зубы десна.
И вьюги мели оголтело
И знали мы: это — хана.

И чёрного вестника ждали
Конь блед появился вдали
А где же красотка Наталья —
Прощенья прошу, Натали?

Мы верили худшим приметам —
Они наконец-то сбылись.
И малый, блатной и с приветом
В лицо хохотнул: это — жизнь.

Да, жизнь, — мы тебя принимаем,
Приветствуем звоном щита.
Поскольку не будет иная
Ведь маза держалась не та.
***
На пенсию уходят в шестьдесят.
Простые люди, вовсе не поэты.
А те, пока созвездия висят,
Пока не пушки, музы голосят,
За всё, что здесь случается, в ответе.
***
 «Родина — мы говорим
С нежностью в голосе — родина»
Сладок отечество дым —
Всё это нами пройдено.

Где купол чужих небес
Затянут линялой синькой,
Я слышал с родины весть:
«Ты где потерялся, сынку?»

Всё бросив к тебе летел —
Не надо ни злата, ни ордена,
Я только к тебе хотел,
Моя дорогая родина.
***
Прошла уже вечность, Марина,
Как нас разлучила судьба.
Но спиртом залита кручина,
И нет уже больше тебя.

А может быть, есть — я не знаю.
Но знаю: не быть рандеву.
Но как же живёшь ты, родная?
И как я на свете живу?
***
В закатной пыли облака крови,
Молчала отрешённо неба твердь.
Зачем ты говоришь мне о любви? —
Помимо жизни есть ещё и смерть.

И надо нам в успеть, не опоздать
На этот всешутейший карнавал.
Я падал и вставал, и так раз пять.
Но богом я клянусь — не опоздал.

И были наши жребии равны,
И были слитны наши голоса.
В небытия клепсидру плыли дни —
Людей напрасна вера в чудеса.

В распахнутых, как зало небесах
Роились пчелы — звёздочки земли.
И мы в тот вечер потеряли страх
И мужество сражаться обрели.
***
Слава богу, есть у нас дом,
Слава богу, ещё мы живы.
Рубль теряя, копейку найдём.
Вот с такой философией вшивой

Мы на ярмарку вышли людей,
Где «на вынос» и лживость, и правда
Но среди миллиона идей
Ни одна нам — увы! — не по нраву.

Помнишь, раньше была тут сосна,
А левее немного — берёзка.
И была тогда жизни весна.
Ну, а если, а если серьезно

Упакуй чемодан барахлом
И оставь ты его на вокзале,
Где когда-то «мы тряпки берём» -,
Живописные пели татары.

А теперь никому не нужны
Ни тряпьё, ни былые татары.
Забываются нежность и сны,
Усыпленные вздохом гитары.
***
Как жаль: не была ты моею,
Моею как жаль не была.
Хотя бы могла, по идее,
Но очень недолго ждала.

Другой тебя сделал женою.
И матерью: ты извини.
Но жизнь хороша не длиною
А тем, как прожиты те дни,

В которые ангелы пели,
«Осанна гремела с небес»
И старые мрачные ели
Вонзалися в неба навес.
***
Скажи притворившись любимой
И любящею, скажи:
«Я долго ждала тебя, Дима,
Встречала опалу в ножи.

И вот уж по берегу Леты,
Забыв о других берегах,
Не думая даже о смерти,
Брожу, от тебя в двух шагах.

На чёрной ромашке гадаю,
На чёрное солнце гляжу.
А кто ты? — я вовсе не знаю,
Кто ты? — никому не скажу.
***
Открылась дверца к топким берегам,
Заросшим зеленью мифического Стикса.
И к едкости привычный эпиграмм,
И с их отсутствием я как-то свыкся.

Пишу стихи, валяю дурака,
Идут вразнос порой душа и тело.
Подруге говорю: «Пока, пока»
И про себя: «Ты этого хотела» -,

Я добавляю. Дальше ничего.
Кругом сплошные точки и пробелы.
И в сердце грусть порой, опричь всего
Того, что мне до смерти надоело.

Но как-то выплываю из неё,
В какие-то придуманные страны.
Но сердце чутко: сразу узнаёт
Уже поднадоевшие обманы.

Я отмахнусь беспечно: ну и пусть,
Но шепчет побелевшими губами
Мне прошлое: «Я знаю наизусть,
Что никогда мы не были шутами».

И это ведомо. Прости — прощай
Все прошлое и здравствуй неизвестность.
Ты заслужила получить «на чай»
Уж коль не за заслуги, то за честность.
***
В суглинках былого копаясь,
Совсем не грущу о былом.
Приз вечный, непойманный заяц
В просторе степей удалом.

Снег белый, белей чем бумага,
На коей сейчас я пишу.
«Нужна ли поэту отвага,
Чтоб чувствовать времени шум?» -,

Спрошу я себя и отвечу:
«Конечно, отвага нужна,
Поскольку пытает нас вечность,
А вовсе не друг, не жена».
***
Не Морган — я, не Ротшильд и не Крез.
Христос воскрес! Воистину воскрес»
***
На канале «Культура» — музон
Мордобой на канале «Боец»
Значит, близится «Армагеддон»
Значит, скоро всем будет ****ец.

Надо как-то дожить до него.
Я — любитель большой катастроф.
Что получится там итого?
Что присудит нам бог Саваоф? —

Я гадаю. Любитель гадать
На ромашках весенних, звезде
Что же ждёт нас, едрёная мать?
Да, наверное, то, что везде.

Ничего в мире нового нет.
Все случилось когда-то уже.
Напишу — ка я лучше сонет
О простой человечьей душе.

Будет мыкаться в мире она.
Будет счастья и света искать.
Жить иначе она не вольна.
Как иначе? — едрёная мать.
***
Весьма талантливо дана головоломка:
«Так был иль не был всё-таки Шекспир?
Цветут сады или метёт позёмка,
Лачуга нищего или в палатах пир.

Иль гром сраженья, яростная схватка —
Всё выверено, точно под копир.
И всё-таки: нам знать бы для порядка:
Так был иль не был всё-таки Шекспир?
***
Я не читал Петрарки и Ронсара,
Камоэнса и Шелли не читал.
И для любви уже я слишком старый,
И в небо вознестись моя мечта.

О, нет, не ангел — я, но я — поэт надменный.
И сопричастник — я — полей зелёных, рощ.
И в некие высокие мгновенья
Я превращаюсь в благодатный дождь,

Во вьюги стон, земля — мои владенья,
И небеса — мне ведомый предел.
Но я уже забыл свои хотенья,
Осилить свои страсти не сумел.

Вызванивает дождь мелодию печали,
Литавры грома ранят тишину.
Но я уже не тот, что был в начале
И лучших своих песен не верну.

Я буду уходить во все свои пределы,
Я буду заполнять пространство тишины.
Я буду спать, оплаканный метелью,
И верить в эти радостные сны.
***
Невелики мои досуги,
Невелики мои заслуги.
Одно сплошное прозябанье,
Когда б не Таня.

Но Таня далеко, далече.
И нам совсем не светит встреча
И юмор есть в самообмане
Ах, эта Таня!
***
Мне шестьдесят. Не будет двести.
Осталось жить немного лет.
И речи нет уже об если,
И вовсе не сложилась песня.
И жизнь — сплошной кордебалет.

И не живу, а доживаю.
Молчком над близкими смеюсь,
И строки ямбом вышиваю,
И в сердце — рана ножевая
И вовсе неземная грусть.

Вы скажете: опять я плачусь.
У всех в запасе есть сюжет.
Ах, если, если бы иначе
И в золотом огне горячем
Не плавал милый силуэт.

Всё изменяется на свете,
А в сердце, сердце та же грусть.
И далеко уже не лето
И в том, что мною не воспето,
Есть то, судить что не берусь.

Пора закончить: снова лажа.
И блеск в горячей синеве.
Так тяжела моя поклажа,
Что сам я удивляюсь даже —
Хватило б аж на жизни две.
***
Чудеса в решете — да и только.
Чудеса в решете, чудеса.
Где-то чешка в печали и полька,
Чешет гребнем свои волоса.

Россиянка, да как вдруг заплачет,
В безысходной забьётся тоске,
О любви вспоминая горячей,
Перстень гладя златой на руке.

Все мы люди, подвержены стрессам,
И о чём есть поплакать любой,
Вспоминая былое, как песню
Отпуская в простор голубой.
***
Борща до четверга хватило,
А супа с рисом до субботы.
С роднёй мне явно пофартило:
Все обо мне полны заботы.

Несут по-киевски котлеты,
Несут самсу и чебуреки.
А я пущу слезу на это:
Вы — неплохие человеки.

Несите бешбармак и пудинг,
Пирог со сливами, изюмом.
Несите всё, несите, люди.
Поэт возвышенный, угрюмый,

От бога наделённый даром
Писать все то, что не претит вам,
Ах да, ещё, хотя он старый,
Владеет мощным аппетитом.

И пусть всё валится, как в прорву,
Всё катится к чертям, в геенну.
Но он свои напишет строфы,
Он их напишет непременно.

Коль не загнётся от печали.
Читай меж строк: недоеданья.
Чтоб песенки бодрей звучали,
Ему пришлите воз питанья.

Вы тем потешите Амура,
Вы тем потрафите Минерве.
Не будет он писать халтуру.
Трепать своим знакомым нервы.

Но ведь борща — до четверга лишь,
А супа с рисом — до субботы,
О том подумайте, товарищ:
Поэту тоже жрать охота.

И вы свою внесите лепту
В его высокое искусство.
И он, прожорливый, нелепый,
Споёт на польском и на русском.

Споёт, быть может, на английском,
Споёт, быть может, на немецком.
Несите снедь, несите виски.
Простой он, человек советский.

Он — полный нуль в кулинарии,
Но единица средь гурманов.
Поет о Тане и Марине,
Поет о Свете неустанно.

И будет петь почти до смерти,
Нести свое искусство в массы.
Поскольку он — прошу вас верьте! —
С рожденья обручён с Пегасом.

И он кричит: «Где носят черти
Вас всех с жульеном, пирогами? —
Ведь сил уж нет играть на флейте,
Свои разучивая гаммы.

Уж три часа я без ватрушек,
Почти полсуток без пельменей.
А музе стало очень скучно,
Она загнётся непременно.

Подайте бедному поэту,
Что только можете, родные.
Иначе будет муза в нетях.
Причиной этому одни вы.

Несите всё вы как на Пасху,
Авось всё скушает, не треснет.
А вы базлайте громогласно:
«Поэт воистину воскресе».
***
Ничего толкового не скажет
Про любовь несбывшийся поэт.
Потому что всё на свете — лажа,
Ничего здесь стоящего нет.

Будет помнить вечер он туманный,
Ранние в ту осень холода.
И как герл с оленьими глазами
Прошептала гордо: «Никогда».

Вот и всё. А остальное — лажа.
Остального — хоть убейте — нет.
Ничего толкового не скажет
Про любовь несбывшийся поэт.
***
Скучны дела твои, о господи,
И беспросветны, аки мрак.
Но в этом запоздалом ропоте
Тебе не каюсь я — дурак.

В святое верю возвышение
И в то, что на круги своя
Вернётся всё, что по течению
Пустила заповедь твоя.

Но в честности клянуся, верности
Как некий армии солдат.
Что защищал страну от древности
До наших дней. — Вот так-то, брат.
***
А жизнь проходит, точно поезд
Идёт, колёсами стуча.
И никого не надо, то есть:
Ни адвоката, ни врача.

Живу на свете с удивлением,
Адепт весёлой суеты.
Ценю высокие мгновенья,
Неповторимые мечты.
***
А что-то всё же остаётся,
Когда уходит синева.
А если вовсе не поется
Всё ж есть заветные слова.

Которых не достать из глуби
И с тишиной не поверстать.
То есть поэзия — голуба —
Всего на этом свете мать.
***
Ничем я не обязан этой женщине,
Как бог на душу положил живу
Так почему о гадине, изменщице
В который раз я грежу наяву.

В который раз уже осенью и летом
Плывущие слежу я облака,
Невольно повторяя за поэтом:
«Печаль моя светла, печаль моя легка».

И ожиданье не сродни ли счастью,
Которого — увы! — на свете нет.
И мчится тройка белой самой масти
— При звоне шпор, при хрусте эполет.

И юного увижу я корнета,
Который едет к битве, на Кавказ.
В который раз вслед за весною лето,
И осень вслед уже в который раз.

Я — стар. Умру — меня проводят други,
И бешеные вьюги отпоют.
Скрипит возок, подтянуты подпруги,
И солнце в небе свой вершит маршрут.

Всё так знакомо, так всё неизменно,
Как в эти, и как в прошлые века.
Кто — адресат, кому благословенье:
«Печаль моя светла, печаль моя легка».
***
Всех звоном щита приветствуй,
Судьбу свою выбрав на бис.
Хочешь стихов — путешествуй,
Хочешь печали — влюбись.
***
Я — не Эйнштейн, не Бор и не Капица.
Балбес я несусветный и тупица
***
За что, скажите мне, Всевышний
Так любит в шоколаде вишни.
***
Умри — не придумаешь лучше:
Молчанье — есть главная речь.
Но всё упирается в случай,
Всё рубит поспешности меч.

А воды струятся в молчанье,
Молчит предрассветная тьма.
Ты вспомни свои обещанья,
И сыпь в тишины закрома.

А время немногого хочет,
Пространства подавно не жаль.
Возьми мою душу, мой отче,
И в лодке забвенья отчаль.

Чтоб снились забытые годы,
Рождалась чтоб в тигле звезда.
О вечном чтоб пели рапсоды
Хотя бы чуть-чуть, иногда.
***
Помимо отношенья власти скотского
К войны герою: чемодан — вокзал
Шикарный стих про Жукова у Бродского.
И лучшего никто не написал.
***
От Красноярска до Сахалина
Всем не хватает сахарина,
Нуги, мальвазии, тянучек
И женских разной масти сучек.
***
А ведь неплохо жили при Советах.
Работали и бани, и кино.
Но кажется, что кануло всё в Лету,
Но мнится мне: все было так давно.

А ведь неплохо жили при Советах.
Вся жизнь теперь сплошной аттракцион.
На выживаемость. Ты помнишь, Света,
Сердца как наши бились в унисон.

И жизнь тогда было сплошной карузо:
В ларьке был настоящий шоколад,
О партии мы петь могли от пуза,
Хоть в головах уж был сплошной разлад.

И вот всё рухнуло, империя пропала,
А от неё тогда дрожал весь мир.
От островов британских до Непала.
Пардон, я продаю, за что купил.

А вот сейчас бомжей полно, зарплата
Уходит на одежду и еду.
Мы были молоды и счастливы когда-то
В бог весть каком неведомом году.

Кончая стих, зарёванный сижу я.
Что слёзы! — грусть и мокрая вода.
Я думаю: мы жили, как буржуи.
Хотя бы капельку, хотя бы иногда.
***
Размышления у непарадного места
Сквозняк в сортире из щелей ядрён,
Сижу орлом над смрадной тёмной бездной,
Которую не вычерпать ведром,
Которую и черпать бесполезно.

И служит что прообразом вещей
Почти что всех, сказать точнее, многих.
За эти мысли гнать меня взашей,
И кто-то там выходит на дорогу,

Которая кремниста и блестит,
Звезда с звездой заводит разговоры.
И, думая, как классик наш велик,
К обычным мыслям перешел я скоро.

Что ветрено, настали холода,
Ноябрь уже жестокий на пороге.
Что чернота исчезнет без следа,
Что первый снег, наверное, в дороге.

И вот уже мороза эксклюзив:
Блестящий лёд на лужах неглубоких.
И с непривычки жирный гусь скользит,
Белея, точно парус одинокий.
***
Жесты висят в оттаявшем мороке тьмы
Но их — космонавты! — совсем не чувствуем мы.

Куда-то в лету с нами плывёт тишина.
Но эта песня забытых времён не страшна.

Висит как оттиск уже ушедшего Пан,
И похоть липнет к гетер афинским телам.

Чему-то смеются Аспазия, Фрина, Сафо…
Из тьмы проявляются груди, глаза и живот.

И уплывают всё в ту же извечную тьму.
Какие сейчас времена? Кто мы? Кто они — не пойму.

И, видимо, этого мне уже не понять никогда.
И жути полная ледяная Леты и Стикса вода.
***
 «Все будет тип-топ» - она мне сказала.
И ушла по свежей пороше — топ — топ.
И только гроздья рябины — каплями крови алой
И только снег с деревьев на земле — хлоп — хлоп.

Зима в этом году пришла слишком поздно.
Из кокона осени — бабочкой белой зима.
И наклонялась к земле ночные огромные звезды,
Цепные собаки сходили от злости с ума.
***
Сургучовой печатью луна
В серо-буро-малиновом небе
Воздух теменью выпит до дна,
На котором, к несчастью, я не был.

Снится мне сумасшедший простор,
Голос птицы весьма неказистой.
Яхве длани над миром простёр,
Взором тьму раздвигая лучистым.

И, наверное, это — весна,
Всё, наверное, будет на счастье.
Потому что, есть в мире Она,
Есть и я потому что отчасти.
***
Временами силён я, как демон,
Светозарен, как ангел, порой.
Благороден порою, как Немо.
И за правду стою я горой.

А порою бесчестен и жалок.
Точно нищий у церкви, апаш. —
Что ни мыслю, ни делаю — мало.
И наварец не тот и кураж.
***
Трофей воздвигнул я, в последнее сраженье
Прославился девятый легион.
Юпитеру, Юноне в одолженье
И всем богам, входящим в пантеон.

Изрублены, исколоты мечами
Сражались зверско римские орлы.
Сто битв и сто сражений за плечами.
Ну кто ещё такой достоин похвалы?
***
Вчера ещё была ты мне как чудо
В сиянье ослепительных волос.
Сегодня проклинаю как Иуда,
Как никого не проклял бы Христос.

Свежа дневного ветра амальгама,
Чертей в аду чарует тишина.
И просится на сердце эпиграмма,
И чуткая колеблется струна.

И, движим бесконечным состраданьем,
С лицом, ослепшим от горячих слез,
Твое я имя прошепчу как тайну —
Все это понарошку, не всерьёз.

Пусть облака плывут по свежей сини,
Пускай измята неба простыня.
Тебя не перепутаешь с другими,
Хотя твои бессчётны имена.

Губами прикоснусь к влажной сини,
И навсегда от смерти закрещу.
Но делать что с печалями моими
Не ясно мне, но я и не ропщу.

Сорву я придорожную ромашку.
Чёт-нечет и неясная беда.
На плечи мои ляжет грузом тяжким,
Которого не снесть мне никогда.
***
Впритык к двадцатому столетью
Стоят надежды наши, сны.
И будущих времён приметы,
Не пробуй коих объяснить.

Всё время кренится шеренга
Тех позолоченных времён,
Когда Бородино, Маренго
За батальоном батальон.

Шли в вечность: Голос резкий дудки,
Великолепный барабан
Гремели без умолку сутки,
И с музой Клио шёл роман.

Теперь не то, иное время —
Иной кураж, иной обман.
Но бьет без остановки в темя
Всё тот же древний барабан.
***
Любовь — сплошные расходы.
Сплошные расходы — любовь.
От этого пишутся оды,
От этого портится кровь.

А в целом она фифти-фифти,
На минус приходится плюс.
Любовь, скажи, а не миф ты? —
Сплошная морока и грусть.

Родился ль таким невезучим:
Все выстрелы в глаз, а не в бровь.
Любовь, ты, наверное — случай
И все же ты — счастье, любовь.
***
Кто-то любит Россию,
Кто-то Францию любит.
Мы за всё их простили;
Нежат пусть и голубят

То, что любят, Россия
— Облака, синева —
Все грехи нам скостила,
Все в запале слова.

И стоим перед нею
И строги, и чисты.
Где-то есть Пиренеи —
Ты о них не грусти.

Где-то есть Аппалачи,
Калахари, Цейлон.
Знай, Россия, мы плачем
И за них, и за Дон.

Пусть заносят метели
Каракум, Кызылкум.
О тебе мы радели —
Ты и брат нам, и кум.

В целом мире одна ты
И на все времена.
Славлю эти пенаты,
Эти лишь имена.
***
Годами я ещё не стар,
А вот душа навек устала.
С цветов лазоревых нектар
Не пьет она; и небывалой

Я полон жаждой, что вольна
Томить меня, как зной пастушек.
И как предательства цена
Весь этот мир: и дряхл, и скушен.
***
Один обол — цена печали,
Цена предательства — обол.
Как будто стукают мечами
Вояки грозные об пол.

И мстят они весьма жестоко —
Жестока брань, и мир жесток.
Два ока выдерут за око,
Чтя явный публики восторг.
***
Как будто давит небосвод
На плечи бедного Атланта.
За годом год, за годом год
И боги — вечные педанты

С него не снимут этот груз —
Тогда он этот мир прихлопнет.
За руки взявшись девять муз
Идут, то прыгнув, то притопнув.

Свой вечный водят хоровод
Под небом Аттики счастливой.
Титан лишь держит небосвод
Упорно, гордо, молчаливо.
***
Вся родова едет и едет.
Куда? Прямиком на тот свет.
О том бы не знать и не ведать,
Другой же дороженьки нет.

И нас повезут восвояси
Туда же в положенный срок.
Согласен или не согласен
И есть ли какой-то в том прок.
***
Немножко соли, и немножко перца,
Картофель в закипающей воде.
Как хорошо, как ты устало сердце
Жить вечность на сияющий звезде.

Как темнота процежена сквозь звезды,
Как ранит сердце пятипалый свет.
Любовь — не материк, а просто остров,
Которого на карте жизни нет.

К нетленным обращаюсь я созданьям:
«Почто, о боги, застите мне свет» —
Отсылка к нескончаемым преданьям,
В которых не содержится ответ.
***
Карантин, карантин, карантин.
Сумасшедшая паника в мире.
Надо кушать чеснок, каротин,
Слушать голос бесхитростной лиры.

Надо чаще водить хоровод,
Лбы венками свои убирая.
Через год, через год, через год
Мы достигнем подножия рая.

Взгляд бросая на прожитый путь,
Вспомним мы времена карантина.
Этот страх, прожигающий грудь
И пучки чеснока, каротина.
***
Кричу я: «Евгений, Евгений,
Евгений наш Викторыч свет.
Почти ты талант, а не гений?»
Молчит иль не знает ответ.

Иль думает, может:» Я — гений,
А вам насмехаться грешно»
«Свет ясный, соколик Евгений,
Неси поскорее вино.

У нас ты почти виночерпий,
Бесценного кладезь вина.
И Марсом клянусь и Евтерпой:
Всё выпито будет до дна».
***
Всё понты, всё понты в этом мире,
Во вселенной — а что не понты?
Что не делим на три и четыре,
Без чего нам приходят кранты.

В этом маленьком, крохотном мире
Предваряет печаль тишина.
И звучит непонятно где лира
И кому непонятно верна.
***
Мы соберёмся в воскресенье,
Стихи по кругу чтоб читать.
Пусть это не богоявленье —
Как без стихов, едрёна мать?

Пусть это даже понарошку,
Но всё равно: моё — не трожь.
Мы — небожители немножко
И грешники немножко всё ж.

И стихочтенье вроде мессы,
Камланья вроде, забытья
Сам знаешь, господи, чудесно,
Что это — заповедь твоя.
***
 «О бедный Иорик -, я кричу -,
О бедный Иорик»
И ты молчишь, и я молчу.
Какое горе!

Шекспир его предугадал,
Дал персонажу.
Что дальше? — Чемодан, вокзал.
О, сколько фальши!

Какие были времена.
Какие будут.
И чья и в чём была вина —
Потом остуда?

Доколе ворону кружить,
Скажи: доколе?
Жить, жить, о лишь бы только жить
Травинкой в поле!

На все что будут времена
Одно лишь горе.
Была война — ушла война
«О бедный Иорик».
***
Как всё в этом мире не просто!
Какая сейчас тишина!
И всюду: погосты, погосты…
А что же поделать: война.

И под безымянной звездою
Во братских могилах лежат.
Печалиться — дело пустое:
И ты не печалься, солдат.

Не встанешь, расправив ты плечи,
Шагнувши со сна, наугад
До встречи, солдат, до невстречи.
И с миром покойся, солдат.

Ты выиграл это сраженье,
От нечисти Родину спас.
И нет у судьбы продолженья
И пробил последний твой час.

Лежи, не забытый живыми,
Что были тобой спасены.
России, народа во имя
Пусть снятся спокойные сны.
***
Покуда солнце в небе светит,
В реке качается луна,
И облака несущий ветер
Пьет муть озёрную до дна.

До той пары мы будем живы.
И даже дальше той поры.
И луч осенний молчаливо,
Касаясь ивовой коры

Нам будет бить в глаза упрямо,
Одежды наши золотить.
И будет дождь слепой, тираня,
За всё хорошее платить.
***
Легче спрыгнуть с Тарпейской скалы,
Чем добиться его похвалы.

Легче меж Сцилл и Харибд проскользнуть,
Чем нащупать к душе его путь.

Путь грохочут валы вразнобой.
Надо всегда оставаться собой.
***
Стихи написаны, и поздно
Хотя бы что-то в них менять.
Но погляди: какие звезды!
Какая в мире благодать!
***
Всё бренно в этом мире, бренно.
К тому же сшито на авось.
Ты скажешь: «Преклоним колена»,
А я тебе отвечу: «Брось».

Скажу: «Смотри на вещи проще,
Ничто не вечно, на века.
Вот ветр листву берёз полощет,
Плывут по небу облака.

Вот плачет маленький ребёнок:
Приснилось страшное ему.
И ты усни, моя мадонна,
Моя царевна в терему».
***
Воровали и деньги, и вещи,
И свободу — вот так-то товарищ.
В свистопляске лихой и зловещей
До души не добрались.

И она затаилась, как белка —
Чуть жива и почти что не дышит.
Вот в аллаха теперь и поверь-ка.
А за веру кто взыщет?»

Доверяли и тело, и пайку,
И волшбу искромётную клавиш
То людей в лихолетие спайка —
Где найдёшь — где оставишь.

Потому — то, наверно, хранимо
Точно знамя полком в отступленье.
И не надо нам рая с другими —
Ни к чему одолженья.

Знаешь: рядом товарищи, братья.
Знаешь: рядом любимые, сестры.
Проведут сквозь огонь и проклятья
От рождения и до погоста.

А душа вызревает, как песня,
В тишине и покое.
А созреет когда — неизвестно
Знаю точно: ждать стоит.

Я готов заплатить чем угодно
За простое и доброе слово.
Так всегда и так будет сегодня.
И не будет иного.
***
Как попало, на «авось»
Мы живём на этом свете.
Удалось — не удалось
Мы гадаем точно дети.

Горем выжжена строка:
Мы пришли на пепелище.
Вереницей облака,
Взгляд напрасно в небе рыщет.

Серым стала синева,
Затянуло всё ненастье.
Пусть, ты вовсе не права.
Всё равно, родная, здравствуй.
***
Исписался подчистую.
Под пятою пустота.
Я молчу, не протестую:
Прыть давно уже не та.

Значит можно что угодно —
Всё равно не блещет стих.
И судьба, злодейка — сводня
Зазывает на троих.
***
Всё проехали, всё миновало.
Год, столетие, кайнозой.
Пред тобою всегда в опале
С малахитом и бирюзой.

С ветром шалым, с дождём вприсядку,
С опаданием алых роз.
Мне теперь навсегда несладко,
Навсегда по коже мороз.

Как гаданье в ночь на Купалу.
Навсегда малахит, бирюза.
Ты сказала, иль мне сказали —
Всё равно повторить нельзя.
***
Умереть — не встать.
Отпад. И полный.
Умереть — не встать.
Что нам Чили?
Или же Япония?
Здесь в Крыму
Такая благодать.
***
Молюсь на Посейдона, на Афину —
На Зевса и Гермеса не молюсь.
Я — мелочь голопузая, дельфин — я,
К скале приросший навсегда моллюск.

И кружевная пена в синих волнах
Пристала к золотому рукаву.
Ты плачешь о былом, но полно, полно,
Оболом лягут на твою траву

Былые о былом воспоминанья,
— Ахилл и хитроумный Одиссей —
Не хватит правды всей, всего обмана,
Всей крови, снов всех, преданности всей.
***
Как ни верилось, всё же случилось:
Протекла между пальцев вода.
То ли жалость небес, то ли милость,
Всё случается здесь иногда.

И я вспомнил зачем-то порошу.
День январский, вовсю холода.
Небеса ветер яркий полощет
И мои ещё малы года.

И рождается музыка света.
Тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та.
На несчастья наложено вето
И ворон эскадрильи летят.
***
Какое лето всех нас ждёт:
Жара, любовь, коронавирус.
И маски улетают влёт,
И спрос на экстрасенсов вырос.

Они расскажут, что почём,
Они разложат всё по полкам.
И за незримым палачом
— Ведь человек — то не иголка —

Нахлынет миллион других
Микробов, столь же смертоносных.
Бзди атеист, молися мних,
Молитесь все, пока не поздно.

Пока горючая вода
Ещё бывает в магазинах
Горит во тьме Полынь — звезда,
Зловеща и неумолима.
***
Басня а ля Крылов
Черт, думая попасть на святки,
Попал на ****ки
К нему девица подкатилась
И — божья милость! —
К ноге прижалась вдруг ногой
И замурлыкала: «Мой дорогой»
Но от девицы чёрт бежал в испуге:
— О, други! —
Не девицы виновен пыл,
А чёрт наш девственником был.
***
Причудница зима
Опять грозит морозом.
Зелёные весьма
Растения неврозам

Подвержены: метель
В апреле куролесит
Ах, шла бы ты оттель,
Где любят цифру десять.

И делят все на три:
И жидкое и градус
В окошко посмотри,
Прошу я, моя радость.

Ведь всё белым-бело,
Повалены деревья.
Тебе иль мне назло
И древние кочевья

Уже выходят в путь.
Ржут кони и бараны.
Хотя не в этом суть,
Но поздно или рано

И мы свернём шатёр
И тронемся в дорогу.
Хоть коготок остёр,
Но может он немного.

Адью, до темноты.
Как повелось издревле.
Озябшие цветы,
Озябшие деревья.
***
Молодые идут не на пенсию,
Молодые идут на тот свет.
По совсем неизвестной местности,
Где и вешек-то в общем-то нет.

А сплошные озёра, топи,
Лишь нехоженая тайга.
И кому он нужен твой опыт
И чутье на любого врага?

На траве пожелтевшей иней,
Соек крик, да пылание звёзд.
И летим мы, как рой пчелиный
Курсом «норд», курсом «вест», курсом «ост».
***
Стеарин для свечей слишком дорог,
Дорога восковая свеча.
Что ты дразнишь, лукавый мой город?
Что ты шепчешь во сне сгоряча?

Миллионы легли в эту землю,
Миллионы туда же придут.
Но любой из исходов приемлем —
Ничего не поделаешь тут.

Все же верю в фартовую карту —
Даже снится ночами «зеро».
Землекопы готовятся к старту,
И к Харону ушло серебро.

Скольким в этой ты жизни обязан.
Отдавай, не считая, долги.
Не придумают лучше приказа,
Чем короткое кредо: «Не лги».
***
Рукавицы, ноговицы
Готовь к зиме.
До последней страницы
Пиши из себя, а не

Встраивайся в эту систему,
Рассчитанную на «авось».
Если исчерпаны темы,
Стилос в колодец брось.

И оставь писание
На лучшие времена.
Всё расчисли заранее,
Чтоб знать, где что и длина

Мысли твоей окажется
Какому-то греку под стать.
А если творенье не свяжется,
Пробуй опять и опять.

В сухом остатке окажутся
Забытые времена
Не мажь современной сажицей
Прекрасные имена

Давно ушедших героев,
Давно почивших богов.
Иди откапывать Трою
Из времени белых снегов.

Печальна сия история —
Она на все времена.
Ну, так старайся, тем более,
Что се — не твоя вина.
***
Это лето и эта зима
Подарили смертельный нам вирус.
Клерк египетский сходит с ума,
Покрывает значками папирус.

В год неведомо даже какой
— Кто бы знал о рожденье Христовом! —
Потерял фараон наш покой,
И советник его арестован.

Подходили запасы к концу.
Тощих семь превратился в восемь
Лет, естественно; должен к венцу
Весть принцессу правитель под осень.

Все подарки свои понесут,
Ни скота не жалея, ни злата.
Все богатство земли — это суть
Власти всякой. С богами расплата

Будет после. То знает лишь жрец
По движенью планет и по звёздам.
Но всему есть начало, конец.
Он наступит иль рано, иль поздно.

Посему я кончаю писать,
И кончается кстати папирус.
Ложь и правду приятно мешать
И меняю стило я на лиру.

Ведь заждались красотки меня
И вино наливают в сосуды.
Раб подводит гнедого коня —
Значит пьян я и радостен буду.
***
Годы твердыню твою не снесли:
Ты высишься, как скала
Тучи плывут, исчезают вдали —
Кто скажет, что ты была?

Русый волос, медовый взгляд,
Улыбка во всё лицо.
Я вершу прощанья обряд:
Бросаю в море кольцо.

Теперь от тебя у меня ничего:
Память моя не в счет.
В самом сердце сидит лезвиё,
В душе моей пламенной лёд.

Простимся, Марина. Прощание, знай,
Честней. чем моё нытье.
На вечное счастье поруганный пай,
Горечи жгучей питьё.

Как кольца сцепились вдали облака.
Их ветер настойчиво рвёт.
Но ты уходишь в туман и века.
Уходишь который год.
***
Который год молюсь не богу
— Единобожье! — не богам.
Я понимаю в том немного
И верю более врагам.

Враги надёжней, откровенней —
Что лучше, чем старинный враг!
А время катит совере; ны
В печали голубой овраг.

И я стою, ломая руки —
Почто меня оставил бог!
Но это для других наука
И для нотации предлог.

Луны серпом вскрывая вены,
Смотрю на хлынувшую кровь.
А в сердце меркнет постепенно
Моя последняя любовь.
***
Всё так невзрачно, так случайно,
Все так нелепо, «на авось».
В яйце — игла, в иголке — тайна —
Моих обид, печалей горсть.

Свою судьбу не проклинаю.
Ни слез не трачу, ни чернил.
Но верю, есть судьба иная.
Кто б мне её ни сочинил.
***
Поёт не птица Гамаюн,
Несёт быка не птица Рух.
Как соловей то я пою
Среди печалей и разрух.

То одиночества тоска
Уже ломает сердца скрепы
То, ствол качая у виска,
Кричу я дико и нелепо.

И знаю: тысячи веков
В одно кольцо совьются страха.
Но сердце рвётся из оков,
Из петли жутких снов на плаху.
***
 «Комм цу мир» — она не понимает.
Или же не хочет понимать.
Третьего кого-то обнимает —
Стоило ль такого обнимать?

Вот с такой иметь попробуй дело,
Что-нибудь попробуй объяснить.
А душа твоя перегорела,
Точно в лампе стосвечовой нить.

И теперь идёшь по белу свету,
Прячешь опустевшие глаза.
Той, была что песнею неспетой,
Объяснить уж ничего нельзя.

Улетело одуванным пухом
Полыхнуло — тополиный пух
Только сердце бьётся мирно, глухо,
Но его никто не слышит стук.
***
Обижайся — не обижайся:
Не для нас этот божий свет.
Кто-то шепчет ехидный: «майся»,
Кто-то шепчет беззлобный: «нет».

Партитура этого мира
Лишь одна на все времена.
Ветр поет на забытой лире,
В небе тёмном плывёт луна.
***
Ну разве художник должен
Работать, иметь жену?
Все годы свои итожа,
Их все развернув в длину,

Он будет молить у бога,
Чтоб твёрдой была рука,
Чтоб в жалкой мазне убогой
Вдруг вспыхнули облака.

Он будет петь серенады
Мечте забытой, былой.
Плясать безумной монадой
И плетью тряся витой

Рвать ею времён пространство
И звать забытых богов
На пир любви постоянства
И свет просить у снегов.

Поверженные кумиры
В распластанных облаках.
Но от сотворенья мира
Всё также рука легка.

И шаг его так воздушен,
И так невесом полёт,
Что в крике его: «Послушай!»
Надежда ещё живёт.
***
Да, всё уже позади:
И вёдро, и злое ненастье,
И песнь, что рвалась из груди,
И даже небывшее счастье.
***
Александру Сергеичу наше с почтеньем
С пожеланием благ всех физкультурный привет.
Нету больше поэтов таких к сожаленью
И таких жизнелюбцев, к сожалению, нет.
***
Неофитам приветы всё с кисточкой,
Старожилам же просто привет.
И не надо ля-ля-я, мол, выскочка
И не нужен дурацкий совет.

Одиночества горькое палево.
Захлестнёт с головой тишина.
И души разгорается зарево.
И предельно конкретна вина.

И не выплывет рыбка из синего:
Что, мол, надобно, старче, тебе.
Горизонта далёкая линия
Уплывает подобно судьбе.

Всё же есть в пузырьке ещё горькая
И в заначке стерлядки звено.
И уходишь из дома ты зорькою,
Как когда-то задумал давно.
***
Жизнь впустую почти прожита:
Ни стихов, ни жены, ни детей.
В темноте загорится мечта
Фейерверком, фонтаном затей:

То медведицы огненной лапа,
То небесного рака клешня.
Скоро встретимся, мама и папа.
Наконец-то дождались меня.

И туманятся лица у них,
Расплываясь на страшном ветру.
И слезинки дрожат, как огни.
Дай хоть слезы, я, мама, утру.
***
Сентябрь в разгаре бабье лето.
Кого благодарить за это?
***
Гренада, Гренада, Гренада.
О, где ты, Мальчиш — Кибальчиш?
Все реки текут куда надо
И в Волгу впадает Иртыш.
***
Ненормированные дни
В ненормированную Лету
Стекают — Господа вини
Ты за абракадабру эту.

За эту глупость, чехарду,
За это милости сиянье,
За эту страсть, за горечь ту,
Всему былому в оправданье.

И вот, когда пробьёшь с носка
И точно угодишь в девятку,
Тогда уйдёт твоя тоска,
Твои обиды и припадки.

Тогда ты совесть возымей
И вежливо скажи: «Спасибо»,
Что вынув из мильона дней,
Тебе на вечность дали ксиву.

За этот ветер в голове,
За этот холодок в лопатках.
И мудрой поклонись сове
За все наитья и догадки.

За одиночество ночей.
За то, что нас сейчас не двое.
За то, что я такой ничей,
За продолжение любое

Холодной этой тишины,
За то, что мне сейчас не сладко,
За все завещанные сны
И мирозданья неполадки.
***
Обманывай себя, обманывай других,
Носи для показухи власяницу.
До грамма разливая на троих,
Не смей невиноватому присниться.

Копайся в книжной затхлой чепухе,
От гнева сильных зарывайся в норы,
Мы все в одном повинны лишь грехе:
Мы — воры.

Воруем время, деньги и друзей,
Воруем драгоценности, любимых.
Из тех, из грязи вышедших князей,
Да — да, из тех из самых из родимых.

И вот когда сойдутся берега
Коцита, Леты и чего ещё там,
Ищи в себе и друга, и врага,
Своди, своди с самим собою счёты.

Но помни об одном сквозь тишину,
Сквозь эти нескончаемые споры:
С рожденья носим мы одну вину:
Мы — воры.
***
Несрочная весна. На тёмных тротуарах
Уже подсохла голубая грязь.
Ты — вечно юн, ты — навсегда нестарый —
Чего же ты не радуешься, князь?

Ты — князь весны, бесшумных ледоходов.
Ты — князь грачей — А где они, грачи?
Весна не выйдет никогда из моды.
О, не молчи! О, только не молчи!

Гляди: на ветках набухают почки,
Темнеет в лужах талая вода.
Так мило сердцу всё, всё так непрочно,
Так вспомнится потом через года.
***
Спасибо тебе за немилость,
За звёзд среди темени мзду.
Но память затянется илом.
А большего я и не жду.

Да что же мы все за слюнтяи!
Какие мы всё ж гордецы,
Что вовсе не ценим печали,
Совсем не хороним концы.

И думаем: в о; ное время.
Воздастся за зло и добро.
Как это смешно и неверно.
И как всё же нам повезло

И с веком, и даже с пространством:
Россия — ну чем не страна?
Но горя верней постоянство
И счастья надёжней вина.
***
Если б время замкнулось в круг,
А любовь лишь в печали кокон.
Среди ста неизбежных разлук
В медальоне б лишь твой был локон

Если б знали, что всё — абсурд,
Всё — лишь тлен, лишь смерть, безусловно.
Ты б свою сохранила суть,
И её повторяли б волны.

Я бы ждал: о когда твой час.
К тьме приникнув сердцем горящим,
Потому что живём лишь раз —
Все однажды сыграем в ящик.

Но и там только ты всегда,
Безусловно всеми хранима.
Шепчет звёздам ночная вода:
«До свиданья, до встречи, Марина»
***
Глаза как у этого подлеца,
Рот как у этого подлеца,
Нос как у этого подлеца,
Бросившего меня на четвёртом месяце беременности.

Ну и ладно: чего горевать об этом.
Сейчас уже осень, а дело ведь было летом.
Сто лет как будто прошло.
А ничего из души не ушло.
***
Скорбим о доле самой наилучшей.
О самой наихудшей не скорбим.
Зане всем правит в этом мире случай.
Любой из нас бродяга, пилигрим.

И посох взяв, и плащ накинув ветхий.
Уходим в ночь, уходим в темноту.
И нищета — как выразились метко —
Поэтов друг докажет правоту

Всех тех, всех тех, кто остаётся дома,
Кто кофе пьёт и кушает омлет
Кто спать ложится, чувствую истому
И улыбаясь: почему бы нет?
***
Неужто я паду
На дальнем рубеже.
В зелёную звезду
Я превращусь уже.

И сорок тысяч лет
Сиять мне той звездой,
«Да» превращая в «нет»,
В нелепый звук пустой.

И в крошеве планет,
В дурацком кураже
Одной из ста комет
Не сбыться мне уже.
***
Десяток стихов написал —
И точка. На том успокоился.
Как там? Чемодан и вокзал.
Навек расставанье — для троицы.

За кромкою быть бытия.
Мять снега налипшего хлопья.
Гадать же: твоя — не твоя —
Последнее дело, холопье.

Ушла — потому не твоя.
Душе не осилить вокала
Ветров, снегопада, нытья,
В загуле разбитых бокалов.
***
Родились зачем-то мы на свет.
Белый свет и белая берёза.
Родились для счастья — разве нет?
Но родились и для горя тоже.

Ал закат и зелена вода.
И земля — хоть мажь на бутерброды.
Так черна. Но счастье и беда
Ходят парой при любой погоде.

Потому не верю чудесам.
Ничего на свете мне не ново.
Всё я сам; и песню создал сам,
Каждое рожденное в ней слово

Вот и думай: как на свете жить
И какому богу поклоняться.
Вот и думай: стоит ли тужить,
Если вписан каждый день твой в святцы.

А пока как азбуку учи:
Зелена вода, земля поката.
Прямо в сердце солнца бьют лучи.
Как Адаму били в грудь когда-то.
***
Москва слезам не верит.
Казань слезам не верит.
Назрань слезам не верит.
Норильск слезам не верит.
Уральск слезам не верит.
Бишкек слезам не верит
Ташкент слезам не верит —
Никто слезам не верит!
***
Рукописи не горят.
Рукописи не горят.
Рукописи не горят.
Рукописи не горят —
Чёрт побери, ещё как горят!
***
Какие сны когда-то нам не снились.
Какая в небе не плыла луна.
Как не клялись любить мы до могилы
Как этому не верила она.

И вот прошло лет сто, а может тыщу.
Стою облокотясь на парапет.
И улыбаюсь: за любовь не взыщут.
Вот весь спокойной радости секрет.
***
Годом ранее, годом позже
Я б тебя всё равно разлюбил.
Знать, мы встретились в день непогожий.
И кого бы я в этом винил?

Разбежались пути-дороги.
Разлучила людская молва.
Ах ты, девочка-недотрога.
Я заветные прятал слова

И тебе не сказал их — скажу ли
Я кому-то в неведомый час.
Никого те слова не вернули.
Никому те слова не указ.
***
Забытая навеки и подавно
Не нужная на свете никому.
Как славно ты молчишь, как врёшь ты славно,
В ладоней заключённая тюрьму

Горишь ты спичкой и не прогораешь.
На ледяном безжалостном ветру.
Как ты сильна, как ты слаба, товарищ,
Как ты свою надежду отоваришь
В пустом киоске, рано поутру.
***
Стихов хороших очень мало.
Их не хватает за глаза.
В них мягкость тёплая опала,
Янтарь, рубин и бирюза.

Стихи — души моей услада,
Моя обида и печаль.
И лес в минуту листопада,
В минуту ожиданья — даль.

Но всё равно придут, как дети,
И всё перевернут вверх дном.
Стихи о жизни и о смерти.
А остальные — об ином.
***
Извечная вражда былого с настоящим.
Хорошего с плохим извечная вражда.
Как шумный водопад, на сотни верст гремящий,
И этот водопад не смолкнет никогда.

И, вглядываясь вдаль, гадаю я что будет
И думаю о том я, что произошло.
Ни Богу, ни тебе сей опыт неподсуден.
И благо ли добро, и худо ль было зло?
***
Евгений уехал на дачу,
Владимир ушёл на тот свет.
Кого я стихом озадачу,
Кому передам я привет.

Всё реже и реже собранья
— Парад коньюктурных планет.
Всё слишком навскидку, случайно
И, может быть, главного нет.
***
Ударила молния в сердце. —
Татарская злая стрела.
Как сон, как любовь иноверца,
Как зимняя серая мгла.

Сто раз я давал обещанье:
Забыть навсегда, разлюбить.
Была в ней какая-то тайна,
Чего бы могло и не быть.

Но было, жгла сердце досада,
Истома сердечная, тьма.
Что надо, чего и не надо,
И то, что сводило с ума.

Но годы пройдут, всё излечат,
Надеялся слабый умок.
То было ли счастья предтеча,
Иль бездна, всесильный амо; к. —

Не знаю, и знать не желаю,
Ну, что же: была так была.
Я тою же страстью пылаю,
Навек закусив удила.
***
Лишь руками коснулся страницы,
Вспыхнул яркий огонь наяву.
И запели пернатые птицы,
Заструились дожди в синеву.

Дрожь прошла по усталому телу.
И по нему гуртом облака.
И печаль моё сердце задела.
Та, которой века и века.
***
Русские — это русские,
Казахи — это казахи,
Евреи — это евреи,
Узбеки — это узбеки,
А татары — это татары.
***
Желаете знать правду: я — волшебник.
Ищу везде волшебные слова.
Желаете знать правду: я — кочевник.
Кочую там, где есть разрыв-трава.

Я — вечный странник, одинокий путник.
Я заблудился в облачной стране.
И ничего не надо мне, по сути.
А значит: всё, по сути, надо мне.

Стоит мир на слонах и черепахах.
И космогоний сих не обновить.
Я — труженик, в поту моя рубаха.
И труд подённый — Ариадны нить.
***
Рука золотая, нога золотая. —
Не зря же девчонку за них и хватают.

И впалый, и медный, и плоский живот.
Как будто простёганный страстью шевьот.

Парнишке кричим: « Ну чего ещё надо.
Ведь сохнет красотка. Люби до упада.»

И важно ответил парнишка: « Ну нет.
Люблю не её — дорогую Нинет».

Рука золотая, нога золотая.
А счастья, как видим, на всех не хватает.
***
Разлука — испытание для сердца.
Разлука — испытанье для любви.
И месяц в небе плыл единоверцем.
Хотя ислам поднялся на крови.

Мне снился рот, вишнёвый и горячий,
Мне снился сноп её ржаных волос.
И просыпался я, от слёз незрячий,
И знал: разлука навсегда, всерьёз.
***
Боюсь любви, когда мне шестьдесят —
Что я могу предложить этой дуре?
Я — как спартанец, прячущий лисят.
Как Леонид я — вождь трёхсот, в натуре.

Ну что ж, осталось только умереть,
Но доблестно, умно и безупречно.
А той девчонке не со мной сгореть,
Плывя в нирвану, счастье, бесконечность
***
Магнитная звезда притягивает взоры
Людей, зверей, комет. Магнитная звезда
Летит моя душа в Галактики просторы,
Чтоб кануть камнем в ней навеки, без следа.

Пульсирует огонь, и золотое пламя
Пространство искривив, стремится в никуда.
И королей былых пылает орифламма.
Для новых городов и новых стран беда.
***
Весна. Обилье талых вод.
И солнца яркого обилье.
Был так удачно начат год,
Но все удачи те забыли.

Теперь лишь помнят про беду,
Про сглаз, про чёрные начала.
Тех бед я мимо проведу,
Туда, где яхты у причала.

Где ярко-синяя волна
И кружева ажурной пены.
Где если чья-то есть вина,
То искупается мгновенно.
***
Да ведь была любовь — была, а не казалась.
Горячая и чистая любовь.
Осталась от неё в душе лишь только малость —
Средь кучи барахла сияющая новь.

Мне с нею доживать, отлично это знаю.
Живу я кое-как, случайно, на авось.
А как же ты живёшь, что думаешь, родная?
И этого тебе, быть может, не нашлось.

И ты свою судьбу беспечно разбросала
Охапками цветов на скользкий тротуар.
Того, что у меня — увы, конечно, мало.
Но ты юна навек, а я навеки стар.

Поэтому прошу не сниться мне ночами,
Чтоб просыпался я, мятущийся в поту.
Полвека уж прошло, полвека за плечами.
Ну, чтоб мне полюбить не эту, и не ту.

Да, у тебя двойник. Была любовь вторая.
И тоже отошла, как отблески зари.
И соло на трубе последнее играя,
Нот сыплю серебро на утра алтари.
***
Видимо нельзя иначе
Было жить и выжить в те года.
Были восхваленья, были плачи.
И висела на плечах беда.

Сталина хвалили, пели гимны.
То ль шедевр выходит, то ли штамп.
Но один, и гордый, и наивный,
Осип был Эмильич Мандельштам.

Он один тирана припечатал.
Та печать осталась на века.
И погиб, и мир от горя плакал.
Шли к Владивостоку облака.
***
Мне хочется сказать о лете
Простые тёплые слова.
Шептать их так, как шепчет ветер,
Когда струится синева.

Когда трава полна покоя,
Звенит кузнечик на лугу.
Сказать хоть что-нибудь такое,
Как я, к несчастью, не могу.
***
Немного же нужно для счастья.
Былинке степной, сироте.
И кони кауровой масти
Летят над землёй, в высоте.

Волнуется нежное пламя
В трубе завиваясь жгутом.
А всё, что не с ними, не с нами,
Оставим уже на потом.
***
Не ради твоей золотой ****ы,
Не ради твоих светлокарих глазок.
Молюсь я весь день от звезды до звезды,
И больше ничьих я не слушаю сказок.

Не ради твоей лебединой шеи,
Не ради твоих золотых волос.
Готов я до моря вырыть траншею,
Наполнив отборным жемчугом слёз.

Не ради твоей, красавица, груди.
— О как прекрасен впалый живот! —
Готов одеть в соболиную рухлядь
Всех, кто в мире подлунном живёт.

А когда я умру и ты, дорогая
— Ты тоже станешь добычей червей —
От страсти напрасной своей догорая,
Скажу: «Ты — первая, всех первей»

Луны Ятаган, повисший на небе,
Солнца живительный яркий круг —
Всё это ты, моя белая лебедь,
Единственный мой прижизненный друг.
***
Кусочек сала съел. —
И небо засияло.
Я б и сплясал, и спел —
Вокальных данных мало.

Я б джигу и кадриль.
Жеманный романсеро
Сдал прошлое в утиль —
Ему, мол, мало веры.

Но всё равно душа
Пленяется старинным,
Не стоит что гроша,
Но всеми так любимо.
***
Горячие финские парни,
Горячие шведские парни,
Горячие норвежские парни —
Чем суровей природа,
Тем лучше человеческий материал.
***
Какое-то странное чудо
Я в ваших словах нахожу,
Что, может быть, я и забуду,
Но только «когда» — не скажу.

Какое-то странное бремя,
Надежд ваших странная суть —
Излечит их, может быть, время,
Ещё не проторенный путь.

Но что расскажу вам словами
Я, стоя на том рубеже,
Где клён полыхает как знамя,
И роща уже в неглиже.

Осеннее пёстрое бремя,
Природы извечная дань.
Не знаю, настанет ли время,
Как Лазарю крикнуть чтоб: «Встань!»

И всё повторится сначала,
Но раньше придут холода,
Чтоб тёмную лодку качала
С морозного неба звезда.
***
Овечья жизнь даётся нам по праву.
Как грешным ад — так нам овечья жизнь.
И прикипела огненною лавой
Нам к сердцу без поправок, укоризн.

Ночного неба тишине внимая,
Лаская кротким взглядом облака,
Мы в двух шагах от подлинного рая,
Но всё же до которого века.

И Богу ближе чья кандидатура?
«Нет, не моя» -, смеюсь, шальной пророк.
И так плотна, густа небес текстура,
Как будто камнем выстлал небо Бог.
***
Эмоциональный народ — итальянцы.
Импульсивный народ — испанцы.
Взрывной народ — сербы,
Несгибаемый, непобедимый.
***
Стихия — всегда стихия
И лучших исходов не жди.
У нас за месяц впервые
Идут проливные дожди.

И сено, и хлебушек будет.
Не будет природа страдать
Дождь хлещет — вдумайтесь, люди:
Какая у нас благодать!
***
Одиночества горькое семя
Неприкаянный быт твой таит.
И в охапку не сложишь, в беремя
Все подарки твоих Данаид.

Почему так случилось, не знаю —
Но над песней душа не вольна.
Ты прости, ради бога, родная
И чужая уже сторона.
***
Я вам, браты, не президент Бокассо,
Чтоб хавать граждан на грядущий сон.
И вам заменит молоко и мясо
Ракетный крейсер в десять мегатонн.

Пускай об этом говорить неловко,
У сказок этих всех один финал:
Отца заменит СВД-винтовка,
А мать заменят с «Булавой» «Кинжал».

Не зря наш флаг полоску голубую
Имеет: в этом деле чемпион,
Прострелит акваторию любую
Великолепный комплекс «Бастион».

«Эс-триста», «эс-четыреста» нет равных.
В подмётки не годится «Пэтриот»
И это козырь, даже может главный,
Когда игра по-крупному идёт.

У нас есть авиация на диво:
И «Миг», и «СУ», и «Ми», и даже «ТУ».
И присмиреет тут же враг ретивый,
И прекратит мгновенно суету.

«Мочить в сортире» — мой девиз давнишный —
Врагов, друзей, короче всех подряд.
Где ГРУ играет, каждый третий лишний:
В ходу здесь пули, тесаки и яд.

Короче: ша! Все чтобы присмирели,
На круг выходит самбо чемпион.
И мир дрожит, и дышит еле-еле,
Грядущею бедой заворожён.

О Русь, ты стала пугалом для мира!
О этот пресловутый чемодан!
Мотив для боя? А к чему мотивы,
Когда приказ уже в Генштабе дан.
***
Года тебя не изменили,
И ты всё так же молода,
Как дерева в дорожной пыли,
Как с гор текущая вода.

И одиночеств крест тяжёлый
Который год уже несу.
Но свет высокий и весёлый
Не озарит твою красу.

О, как бы пасть в твои колени
И душу выплакать свою!
Но лишь смеётся мест тех гений,
Где я печали не таю.

Дождя стрелами хлещет ветер,
Бежит за шиворот вода.
О, я отдал бы всё на свете,
Чтоб ты, всё так же молода,

Навстречу шла, вся в позолоте,
Дождя слепого жемчугах.
Вся нараспашку, вся в полёте,
С цветов охапкою в руках.
***
Израиль, Россия — родные
Для русского слуха слова.
И мы понимаем одни ли,
Что в них наша слава жива.

В далёкой пустыне Синая,
И в мхами заросшей Твери.
Мы эти слова повторяем,
Мы эти слова говорим.
***
Вдали за кромкой синего тумана
Жила девчонка — карие глаза.
Не знала ни печали, ни обмана,
Жила беспечно, словно стрекоза.

О ней лучами пело солнце утром,
О ней шептала юная трава.
А я, не очень смелый и не мудрый,
Для восхваленья где найду слова?
***
Я не был в Ташкенте, в Джаркенте.
Загадкой сплошной Самарканд.
И с севером связан плацентой,
Хоть этому вовсе не рад.
***
Когда-то пять копеек на метро
Вполне хватало для поездки дальней
И три ещё копейки на ситро
Червонец для гульбы исповедальной.

Теперь на это тысячи клади,
Ещё не хватит — как смотреть на это?
На всё, что позади и впереди,
Для плачей неприкаянных поэта.
***
Мы доживём до Страшного Суда,
До схода всех в провал Иосафата.
И будет литься чёрная вода,
И хлынет огнь, жестокий и крылатый.

Тогда, страдая, к богу возопим.
Уже не будет рядом с нами бога.
Лишь фейерверк огня, лишь чёрный дым,
Одна для всех последняя дорога.
***
Здравствуйте. Вот и свиделись,
Всем горячий привет.
И бересклет, и жимолость.
Жимолость и бересклет.

Это, наверное, нервы.
С улыбкой отчаянной: «Please».
И тамариск, и верба.
Верба и тамариск.

Стихи не лучше чем проза.
Как суша не лучше марин.
И розмарин, и роза.
Роза и розмарин.

Живём с размахом, разгульно.
С охотой выходим на «бис».
И барбарис, и багульник.
Багульник и барбарис.

Отдай мне, чего не жалко
Жизнь — это сплошной лабиринт.
И гиацинт, и фиалка.
Фиалка и гиацинт.

И напоследок скажу я:
«Туз пик на десятку не лёг».
И василёк, и туя.
Туя и василёк.
***
 «Своя рука — владыка» -,
Недаром говорят,
Поскольку, поелику,
Не требуя наград

Вершит она расправу,
Творит свой правый суд.
В сияньи высшей славы,
Как истины сосуд.
***
В Корее — все Кимы,
В Китае — все Ли.
Люблю я, вестимо,
Одну Натали.

В Британии — Джоны,
В Германии — Гансы.
Скажи мне, влюблённый,
Живёт кто в Провансе?

В Киргизии — Джаны,
В Иране — ханум.
Люблю, как ни странно
Наталью одну.

Наташа прекрасна
На все времена.
Так выпей, несчастный,
За деву до дна.

В Корее — все Кимы,
В Китае — все Ли.
Не любит, вестимо,
Меня Натали.
***
Огня не хватает стихам.
Задора, сердечного жара.
А муза к обидам глуха,
А в горе немного навара.

И думай, как быть, если нет.
Всего настоящего в сумме.
Ты слышишь, ты слышишь, поэт,
Тревогою дышащий зуммер?

Промашка, видать по всему.
И надо-то было немного.
Фиаско всегда одному.
Как меч, как вина, как дорога.
***
Нигде почти что не был,
Почти что не любил.
Зачем коптил я небо? —
И это позабыл.

Пишу свои дастаны,
Свистит в них пустота.
И в них одни обманы.
Не эта, и не та.

Прошла моя планида
И жар моих Итак.
Глотая соль обиды
Живу я; мол, ничтяк.

Всем говорю, но в этом
Так много клеветы.
И песнею неспетой
Уходишь в море ты.

Надежды белый парус,
Седеет голова.
И всё, что мне осталось
Слова, слова, слова…
***
Мы — поклонники Беллоны.
Не кати на нас баллоны.
***
Хочу вина и шоколада.
И даже женщин мне не надо.
***
Стихи мои ушли куда-то.
Быть может, даже навсегда.
Стоит недвижим воин в латах,
Течёт прозрачная вода.

И кажется так будет вечность.
На ветвях ив седая мгла.
Не ждёт нас никакая встреча.
Всего скорей, уже была.

Она давно, во время оно,
Где юность резвая шумна.
Где я стоял, навек влюбленный.
Она, навеки влюблена,

Ждала единственного слова,
Такого важного: «люблю».
И облетают листья снова
Желтей купюр, что по рублю.
***
Бог держит впроголодь поэтов.
Средь всех широт, средь всех стихий.
Они, благодаря за это,
Поэмы пишут и стихи.

Пусть умирают в подворотнях,
Среди канавы ледяной.
Незримый ангел и бесплотный,
Проникся этою виной.

И в рай определил поспешно
За эти дивные слова.
Сияют пусть во тьме кромешной
Как света, счастья острова.
***
Был молодой — стал старый.
Когда-нибудь умру.
Булатову гитару
Я слышу поутру.

Она источник веры,
Достоинства залог.
В ненастный мир и серый
Её отправил Бог.

Чтоб все мы утешались
И верили в добро.
Чтоб верить больше в жалость
И меньше в серебро.

Всё в мире повторимо.
Хотя и на авось.
И мой поэт любимый
Подарит песен гроздь.

Как кисти винограда
В той песне нам дарил
И будет мир, отрада,
Любовь, покой и мир.
***
Закончились орехи,
Закончилась хурма.
Попеть бы, но не к спеху.
Поём мы задарма

Закончились конфеты,
Печенья больше йок.
Но бродим мы по свету
По тысячам дорог.

Мы — барды, менестрели.
Бродяги во плоти.
И то, что недопели.
Мы допоём в пути.

Закончились орехи,
Закончилась хурма.
Но носит песни эхо
Весёлое весьма.

И кажется, что с нами
Поёт весь белый свет.
Мы столько песен знаем.
Конца — им — края нет.

Ведь кончились орехи,
И кончилась хурма.
Кто верит: путь не к спеху
Пускай сойдут с ума.

А нам мила дорога,
И радуга — дуга.
И звёздная берлога,
Полярные снега.

Баюкает нас ветер,
Целует дождь в лицо.
Вот так бы жить до смерти,
А надо что еще?

Лишь новые дороги,
Неторные пути.
Пускай их очень много,
Мы все должны пройти.
***
Какого *** облака
Плывут по небу голубому.
И льдом покрытая река
Озноб нам дарит, не истому.

Какого *** города
Огнями в темноте нас манят
И одинокая звезда
Своей печалью нас дурманит.

Какого *** я сижу
И вам пишу вот эти строки.
Что на земле творится — жуть!
Кому адресовать упрёки?

Я по-английски ухожу,
Как на замок сцепивши зубы.
Совсем прощенья не прошу
За этот стих, нелепый, грубый.
***
Время года: весна или, может, лето.
То, что мильоном поэтов мильон раз воспето.

Или, может быть, осень, но это неважно.
И в рифмы вплавь бросаешься ты отважно.

И веришь, как Моисей в сотворение чуда.
Но чудо хрупче в шкафу стеклянной посуды

И оно разбивается несомненно.
И ты бросаешься вниз или режешь вены.

А потом больной, с перевязанными руками
Читаешь Кафку, Пруста или Мураками.

И думаешь, что прекрасное подешевело.
Или, гуляя набережными Куршавеля,

Глядишь на цветы, гладишь деревья руками
И, сочиняя стих, нежнее чем оригами,

Всё-таки веришь в то, что возможно чудо.
И сидишь на скамейке часами важный как Будда.

И говоришь, усмехаясь: «Время течёт незаметно»
И куришь, куришь, выплёвывая дым как Этна.

Или грустишь. Грустя, поёшь о разлуке.
И теплеешь душой, вспоминая о друге.

И думаешь: жизнь чёрт- те на что похожа,
Все впечатленья за день, за месяц итожа.
***
Сто лет пройдут, как миг один.
Как миг один сто лет.
Своей печали господин,
Тоски своей клеврет

Ты станешь гирю выжимать
Обиды и забот.
И вскрикнет Бог: «Едрёна мать!
Куда плывёт твой бот?»

А мне откуда знать: куда?
Куда-то он плывёт.
И смерти чёрная вода
О вечности поёт.

О том, что были холода.
И что опять грядут.
И вплыла блёклая звезда
В сияющий сосуд.
***
Нежненько трону струну —
Самый тишайший аккорд.
Что же я этим верну.
Месяц прошедший и год?

Что улетит в облака?
Что я на землю верну?
Тронет легчайше рука
Пылкой гитары струну.
***
Всю жизнь по тем же я плачу счетам.
И искупленья жду я всё по тем же.
И ничего я богу не отдам.
Ни на брегах Невы, тем более на Темзе.

И совершая тот же пируэт,
Всё то же я злосчастье проклинаю.
И говорю я то же: «Нет, нет, нет!»
Как будто ждёт меня судьба иная.
***
На шаг сегодня ближе к вечности
Я стал, непризнанный поэт.
И где-то в выси, в бесконечности
Имею я авторитет

Там рукоплещет мне архангел.
И Бог, слезинку уронив,
Растроганный, «Морока с вами» —
Вдруг скажет, явно загрустив.

И грянут хоры серафимов
И первозданной синевой
Заблещет твердь, и всё во имя
Её, гармонии живой.
***
Когда-то девочка Наташа
В одном со мной училась классе.
Увы, теперь я стал постарше.
Как говорится, влился в массы.

Я ем супы, котлеты, каши
И только изредка омлет.
И вспоминаю о Наташе,
Которой было десять лет.
***
Что помню я? — Два-три свиданья.
Как тушь стекала из-под век.
Всё это Бога назиданьем
И получил ты, человек.

Чтоб задыхаться через сотню
Мгновеньем пролетевших лет.
И, проклиная фею-сводню,
Рыдать и восклицать: «О, нет!»

Но всё уже ушло в анналы,
Где Дарий, Цезарь, чепуха.
Навеки ставшее баналом:
«Пусть камень тот, кто без греха…»
***
Я заперт Богом в сердца гетто.
Такая выпала скрижаль.
Хоть брутто легок я, хоть нетто.
И ничего уже не жаль.
***
Владимир Леонидович, простите.
За то, что Ваших не любил стихов.
Теперь Вы — там, теперь Вы — небожитель
И Ваших ангелам не счесть грехов.

Да, пили, ссорились, порой бузили.
И к оппонентам были не правы
Но был Пегаска Ваш саврасый в мыле.
И не сносить Вам было головы.

За то, что век прошёл, за тот, что грянет,
За славословья все, за все слова.
Господний ангел всё простил заране.
А там хоть вовсе не расти трава.
***
А всё же жил я не напрасно.
В сиянье плещется душа.
Есть горсть стихов совсем прекрасных.
В кармане есть два-три гроша.

Иду спокойный, величавый.
Курю дешёвый «Беломор».
Ни деньги, не нужны, ни слава.
Взяв на рапиру, на измор.

Свою судьбу, я рад отчасти
Тому, что всё-таки живой.
Но есть стихи, хотя нет счастья,
Есть синева над головой.
***
Умереть — не встать, как говорится.
Умереть — не встать.
Уплывают в лету ваши лица.
Шевелится гать

Из живых, богами сочиненных.
Верить как богам?
Это было всё во время о; но.
К нашим берегам

Прибивает чьи-то стоны, вопли,
Нежные слова.
Ведь не все в той жижице утопли.
Чья-нибудь жива

Нежность, ласка — умоляю бога:
«Что-нибудь верни».
Впереди — последняя дорога,
Считанные дни.

И, когда заплещет в небе чёрном
Алая заря.
Помолюсь богам, скажу с поклоном:
«Жили мы не зря»

Кровью сердца крася небосклоны,
Плача и не злясь.
Вовсе счастья не стригу купоны,
Презираю масть

Чёрную и красную — любую,
Никогда не лгу.
Золотом подков коней обую
Там на берегу

Пусть всегда струится с небосвода
Алая заря
Я скажу в любые наши годы:
«Жили мы не зря».
***
Утром гудел трактор.
Чистил зимнюю трассу.
Во сне я о чём-то плакал,
Хотя не сказал бы, что плакса.

Сон из времён допотопных,
Когда я был пионером.
Теперь не помню подробно
И лишь усмехаюсь: нервы.

Во сне я о чём-то плакал
И мял сырую подушку.
Был сон для мальчика лаком,
Для взрослого же ненужен.

И снова серые хлопья
Последнего снегопада
Налил я и выпил стопку —
Мне больше не было надо.
***
Пора бы уже ставить точку
В конце этой жизни, увы.
Но всё это только цветочки,
И нам не сносить головы.

Холодное скучное лето,
Почти что без снега зима.
На радость наложено вето,
И сходит пусть каждый с ума.

Как может — он может немного,
Билетик счастливый в руке.
На вечную эту дорогу
И ангел махнет вдалеке

Крылами — прости, человече.
За всё, человече, прости
И гаснут зажжённые свечи.
И меркнет душа взаперти.
***
Вся жизнь — мгновение одно.
Виски седые и сутулость.
Кружит, кружит веретено.
И вот оно как обернулось.

Что в сотнях ликов твой лишь лик
Я видел, в радости и в горе.
И дарит мне то сердолик,
То яшму вспоминаний море.

Выносит огненный янтарь,
Выносит камень полосатый.
И я тебя люблю как встарь.
Как в те года любил когда-то.
***
Жили-были, горевали,
Пили красное вино.
Были счастливы едва ли.
Было это так давно,

Что уж и не вспомнить это.
И не важно, чья вина.
От рождения до смерти
Всем дороженька одна.

Крест простой и деревянный,
Из железа городьба.
И не вспомнят, как ни странно,
Люди грешные тебя.

И его, и тех, и этих.
Всем забвение одно,
Хлещут землю ливня плети,
Продолжается кино.
***
Родиться, чтоб вновь умереть.
И снова, и снова родиться,
Чтоб стать патриархом на треть,
Посмертных демаршей традицией.

О, Господи, но для чего
Нужна подневольная тяга.
В конце чтоб узнать: итого
Ни родины нету, ни флага.

Чтоб в небе немарком кружить
Какой-то железною птицей.
И свет хоть кому одолжить.
И тьмой никогда не гордиться.
***
Весна догоняет не осень,
А сердце сжигающий зной
Тяжелый, тягучий, белёсый,
Висящий над всем пеленой.

Летит одичалое время.
Летит, закусив удила.
И бьётся одна только в темя
Мыслишка: ты всё же была.

И в этом всему оправданье:
Кипучему лету, зиме.
Но в сердце осталось страданье.
Его одолеть не суметь.

И маешься, жжёшь сигареты.
И водочку русскую пьёшь.
И знаешь: не будет за это
Совсем ничего и «хорош»

Ник то в свете белом не скажет —
Живёшь ты всему вопреки.
И чтоб ни случилось — всё лажа.
От ночи шальной до строки.
***
Родные все во тьме пропали.
Там за последнею чертой.
Рукою лишь махну им. Vale.
А что осталось? Лишь отстой —

Все лучшее уже во мраке.
Вне дрязг, вне склок, вне суеты.
Ах, где же ты, моя Итака?
Ах, Пенелопа, где же ты?
***
Объясни, объясни, объясни.
Мне не снятся хорошие сны.
Все кошмар: топоры, гильотины.
Неприглядная в общем картина.
И за что же такое мне счастье
Вороной и караковой масти?
Всё кошмар: топоры, гильотины.
Неразумна я словно детина.
Нет, бы снились мне сосны, берёзки
На глаза набегали бы слёзки.
И душа бы моя веселела.
Вкупе с нею, конечно, и тело.
Наливалось всё силой певучей.
Но ведь в мире всё частный лишь случай.
И чем хуже берёз гильотина?
Как червонец не хуже алтына.
Я смеюсь: мне такое везенье
Словно в неба лазурь вознесенье.
***
Мои друзья — районного масштаба
Поэты. Нам и не дано иного. —
Обидятся на это, Ну хотя бы
Скажу: они — поэты областного

Масштаба. В антологиях не греться.
И не отсвечивать в лауреатах.
Но есть у них зато большое сердце
И все они — поэзии солдаты —

Пройдут свой путь тяжёлою походкой,
Под автоматом горбясь и под скаткой.
И раньше времени умрут от водки,
Безденежья и честности припадков.

Мы скинемся на памятник, оградку
И выпьем на помин души светлейшей.
Кому-то на Руси живётся сладко,
А кто-то тянет воз свой тяжелейший.

Зато вранья не было и в помине.
Бросали на алтарь стихи и души.
Всё так же внемлет Господу пустыня.
Свет звёзд идёт сквозь мировую стужу.

Друзья — провинциальные поэты —
Дай бог вам до шедевров дописаться.
А там пусть смерть своё наложит вето.
Но тсс… не будем этого касаться.
***
Зима не хуже лета.
Красавица зима.
И белые баретки
Придумала сама.

И в них по снегу ходит,
Печатая следы.
Толкуй их как угодно —
Все версии слепы.

Но есть в них что-то божье,
Слетевшее с высот.
И ты поймёшь их тоже,
Но если повезёт.

Пусть шепчут снегопады,
Замаливая грех
Бесснежья: Так, мол, надо,
Мол, так идёт у всех.

Сверкнёт вдруг божья искра
Слезою из-под век.
А ты идёшь не быстро,
Спокойно человек.

Уходишь и уходишь
В заснеженную даль.
Обиды все уводишь,
Уносишь всю печаль.

И ты взгрустнув: о боже!
Не сдержишь вздох в груди.
И мы любили тоже.
И было впереди

Так много остального,
Опричь снегов зимы.
Уже не вспомнить слова,
Что позабыли мы.
***
Посадили б в тюрьму — я повесился б —
Не по вкусу она моему.
Голубая небесная лестница
Суждена не мне одному.

И по ней мне идти веками
Мимо звёзд, метеоров, комет.
Лишь сжимая в руке точно камень
Никому не нужную смерть.
***
В цветами расписанной шали
Смеёшься, глазами грозя.
Мне бабы писать не мешали,
Мешали писать мне друзья.

Всё пьянки одни да гулянки —
Рванина, гуляй до рубля!
Домой приходил спозаранку,
Ногами писал кренделя.

Писал кренделя, а не ручкой
Пропахшие снегом стихи.
Всё — случай, стихи — тоже случай,
Прекрасны они иль плохи.

Я что-то писал, но не ветер
Гудел в сумасшедших строках.
А где-то ведь осень и лето,
И воздух грибами пропах.

А где-то ведь грозы гуляют,
Высокие травы клоня
А где-то закаты пылают,
К холстам белым кисти маня.

Пусть будет кому-то уроком,
Что в лучшие дни упустил.
И кончилось что-то до срока,
И что-то мне Бог не простил.
***
Переживёт и Путина
Россия, господа.
Свечу поставь к заутрене.
Татарская орда,

Наполеона воинство
Ушли в небытиё.
Честь, славу и достоинство
Храните, Питиё

Вы выпейте, пожалуйста,
Во здравие Руси.
Что несильны по малости
То, Родина, прости.

Ушли Иоськи Сталина
Крутые времена.
А лесу-то повалено,
И щепок до хрена!

Но всё равно надеемся:
В конце туннеля свет
Блеснёт. Не разуверимся
В тебе, Господь. О, нет!

Оставят Украину
В покое господа —
Генштабные кретины.
Да будет так. О, да!

Переживём и Путина.
Развеется как прах
Всё, чуждо что по сути нам:
Гордыня, злоба, страх.
***
Глупый ангел, белый ангел прилетел.
Глупый ангел, белый ангел не у дел.

У любого, у живого есть родня
Только нет такого счастья у меня.

И поэтому я плачу и смеюсь
От избытка переполнившего чувств.

Глупый ангел, белый ангел пособи
Я томлюсь, я в ожидании любви.

У любого, у живого есть родня.
Только нет таких сокровищ у меня.
***
Кабы на берёзах яблоки росли
Мы бы их не ели, друг мой, неужли?

Кабы нас любили девушки в цвету
Разве б не помяли мы их красоту?

Кабы мы фортуну хвать за волоса,
Разве б не ругали люди за глаза?

Кабы жизнь и в самом деле удалась,
Пил бы и гулял бы, как грузинский князь.

Ничего покамест в жизни не сбылось.
И моя надежда тоже на авось.
***
 «Был Ярослав мудрый,
Был Ярополк окаянный» -,
Учитель твердил нудно.
Запомнили как ни странно.

Где золотились кудри,
Лысина, как ни странно.
Но сердце моё не забудет
Клятвы, запёкшейся раной:

«Да будь я последним шудрой,
Скажу, насыщаясь праной:
Был Ярослав мудрый
Был Ярополк окаянный»
***
Это что: картина Босха или Фалька?
Или это смерти менуэт?
Мама уезжает в катафалке.
Мама уезжает на тот свет.
***
Кулинары — особая каста.
Бог таких не создал других.
Выше веры, и выше страсти
Осетинские пироги.

Жизнь — рулетка, и всё ж напастей —
Через верх: своё береги.
Я люблю — над собой не властен —
Осетинские пироги.

В жизни случаи разной масти:
Обожанье, обман, долги.
И люблю я больше, чем счастье
Осетинские пироги.
***
Люди ходят по свету, маются.
Люди женятся не любя.
Почему они так ошибаются?
«Мол, красна углами изба» -,

Говорят они утешительно,
Заговаривают себя.
Метят все в Христы и спасители,
О себе любимом скорбя.

Почему все так много маются,
Режут вены, посуду бьют
И обиды их разрастаются
И покоя им не дают?

Я живу, одержим страстями.
Тем же самым страдаешь ты.
Море глупости между нами,
Океан сплошной суеты.

Всё равно решим уравнение,
Корни зла и добра найдём.
Всё во благо, всё во спасение.
Светит окнами радостно дом.

И, росинки нам улыбаются,
И гремит сострадательно гром.
Даже если мы ошибаемся,
Всё равно себе счастья ждём.
***
Несмеяна, недотрога —
Как такую разгадать?
И плывёт через пороги
С заусенцами вода.

На часах природы вечность.
В синем небе облака.
И стоят берёзок свечи.
В рыжих пламени витках.

Это — осень, осень, осень…
Неба яркая слюда.
Никого уже не спросим,
Где случилась и когда

Та единственная встреча
Лета с тёплым сентябрём —
Перемен иных предтеча —
Может даже и соврём.

Но уже и жизни осень
Побелила нам виски.
И плывут деревья в просинь
И нарядны, и легки,

Как невестушки, невесты,
В вальсе осень кружась.
Ждёт что дальше? — неизвестно,
Но уже трава зажглась

Жёлтым пламенем бездымным.
И покоем дышит лес.
И смешно нам, и наивно
Ждать обыденных чудес.

«До свиданья, до свиданья» -,
С неба лебеди кричат.
Всё загадка в мире, тайна.
Всё прекрасно, невпопад.
***
Коротенькая баллада
Ты спросишь: «Кто такой Билл? —
Я всё расскажу о Билле:
Никто его не любил,
Но дети его любили.
***
Ни дня без строчки. Вот строка —
Моей погибели предтеча.
Она пришла издалека.
Пришла, шепнув: «Ещё не вечер».

Ещё не вечер — знаю сам.
Ещё молюсь благой Изиде.
Течёт не в рот, а по усам
Вино прескверное обиды.

Ещё пылают города,
С землёй сравнялися деревни.
И синим пламенем вода
Горит, как спирт, в сосуде древнем.

«Не обессудьте -, я кричу -,
О современники, о люди!
И пыль, взбегая по лучу,
Уже златою взвесью будет.

Где достохвальный Геродот?
Где были славного Плутарха?
В моей обители течёт
Чернил забвенья пот немаркий.

Забудут всё! Забудут всех!
Из нашей жизни и из давней.
А на окне всему на смех
Пылают яростно герани.
***
Опять перепутье, Россия
Стоит на крутом рубеже.
А нас ни о чём не спросили.
Похоже, не спросят уже.

Поставили нас перед фактом.
И дали оружье: воюй!
От этих чудовищных практик
Зажёгся тугой сабантуй:

Пылает в огне Украина.
Деревни её, города
И что же нам делать, наивным,
Когда подступила беда?
***
Вредный совет.
Пейте дети пепси-колу.
И не ходите дети в школу.
***
И всё-таки я родился
В четвёртом часу поутру.
А может, себе же приснился.
Вопрос весь: когда я умру,

Мадам, уже падают листья,
Снежинки кружатся, мадам.
Клянусь я Деве Пречистой,
Что Вас никому не отдам.

Уж синие в лужах стекляшки.
Хрустят под ногой поутру.
И как же печально и тяжко
Мне будет, когда я умру.

Я знаю: то осенью будет,
Когда опадает листва.
И больше не верится в чудо,
Бессильны любые слова.

Короткое вешнее счастье
И тяжкая грусть на года.
И снова вернутся напасти,
И снова придут холода.

Но сердце навеки запомнит
Ту лёгкую голубизну,
Что в небе сияла нескромно,
Чего никогда не верну.

А если верну — то отчасти.
В обмен на любые слова.
Немыслимой Господу масти,
Чем, в общем, надежда жива.
***
Мне снился сон о первой пятилетке,
Мне снилось сумасшедшее: «Даешь!»
Грохочет гром, дождя косые плети.
И в яростном порыве молодёжь.

О, как они давали, как давали,
Своей натуре боевой верны!
И угол предпочли они овалу,
И отковали меч и щит страны.

Голодные, холодные, босые,
Совсем не за почёт, за ордена.
А чтоб преобразилась вся Россия.
Чтоб стала мира светочем она.

Когда накрыл страну железный ливень,
Топтала Русь тевтонская орда,
Закрыли брешь телами молодыми,
Остались молодыми навсегда.

И светит поколеньям через время,
Тех первых пятилеток молодежь
И яростное выдохнуто всеми
В легенду уходящими: «Даёшь!»
***
Синевою предсказано море,
Тишиною предсказаны сны.
Что приснится неспящим на го; ре,
Ради бога прошу, объяснить?

Одиночеством сумрак твой ра; спят.
Нет в копилке мечтаний ни дня,
Где свергает восточное запад
Полыханьем густого огня.

И печалям уже нету веры.
День обидой наполнивши всклень,
Сочетаются синий и серый,
Свет и тьма, и небывшего тень.

Всё равно раскачнутся качели
До томящихся золотом звёзд,
До лазурью пылающей гжели.
Каждый в мире до ужаса прост.

И, теряя свои очертанья,
Свою марку держа до конца,
Знаешь: тайна останется тайной
Для ответчика трав и истца.
***
Неужели стихи мои плохи.
И не стоят они ни гроша.
Может, в них отразилась эпоха,
Может в них отразилась душа.

Разве мало: душа человека.
Разве мало: жизнь целой страны
Может быть, донесёт всё же эхо
До людей мои чаянья, сны?

И когда-нибудь в томе зелёном —
Ну не важно в каком-голубом
Или красном мальчишка влюблённый
Стих прочтёт и девчонке в альбом

Впишет, этим её очарует
И как пишут там? — эт сетера
И душа в небесах запирует,
Загуляет она до утра.

Я гадаю: возможно ль такое
В этом мире чудно; м или нет?
А пока неизвестность рекою
Не прожитых пока ещё лет
***
Во-первых, я — поэт, и во-вторых,
И в-третьих, и в-четвёртых, я — поэт
И это всё — история, тариф,
Которой, безусловно, — жизнь и смерть,

Где надо по счетам всегда платить.
И плата с каждым разом тяжелей.
И, безусловно, что-нибудь любить.
Бесформенным, аморфным, как желе,

Не быть. И не считать свои года.
И жить, свои залечивая раны.
И верить, что ведёт тебя звезда
В иное время и в иные страны.
***
Нету денег — и ладно:
Как-нибудь проживём.
А иначе накладно.
По теченью плывём

Или против теченья —
Всё равно не понять:
Не имеет значенья:
То, что можем сказать,

То, что раньше сказали —
Ну, ты и сказанул!
Будто мимо причала
В вечность ты сквозанул.

И библейские притчи
Всё равно не понять
Кто сказал безразлично
Суламифь или ****ь
***
Опять ищу я Росинанта.
Где шлем мой — таз? Где верный конь?
Так начиналась Россиада,
Где каждый — воин! — лез в огонь.

Все, уходящие в легенду,
На хлебе, на мече клялись.
То воев искренних плацента,
То — вся без исключений! — жизнь.

А где-то мельницы вздымают
Свои тяжёлые крыла
А где-то сердце думы мают:
«О Русь! Неужто ты была?»
***
И вот опять запахло детством.
И мылом детским, васильковым.
Мильоном пережитых бедствий,
Истошным рёвом, бестолковым.

Авось вдруг мама обернётся
И выдаст за слезу награду.
Иль даже просто рассмеётся,
Мол, плакать деточка не надо.

И всё опять вернётся к норме.
И вечным счастьем засияет
Забудет кто такое, кроме
Тех, кто и этого не знает.

Ах, детство — лёгкий самолётик,
Биплан в отрочество летящий.
А вы его не узнаёте,
Живя грядущим, настоящим?

А вы не помните, наверно,
Иль прочно, навсегда забыли:
Каким казался недруг скверным?
Но всё же и его любили.

Воспоминаний вереница
Сияет в памяти, мерцает.
Порою даже просто снится.
Как персонажей не хватает

Тех снов. Опять плывя в забвенье,
Впадая в сон или дремоту,
Не придаём совсем значенья
Обидам. Детства самолётик

Летит, сомнения сметая,
Всё сделав радужным, несложным
И та иллюзия святая:
Всё достижимо, всё возможно.
***
Жизнь моя — ожерелье дурных основ.
Я почти не вижу хороших снов.

И живу на свете я кое-как.
Разве что в лицо не скажут: «Дурак»

Но зато за плечом слышнее смешки.
И, как будто таскал целый день мешки,

Еле ноги по снегу я волочу.
Да, похоже, подходит уже карачун.

И давно прошумела моя весна.
Никому не в радость была она.

Но ведь надо дожить как-нибудь свои дни.
Если я что не так написал, извини.
***
Судьба была неласкова
Для счастья, для стиха.
Но крохи я вытаскивал.
Сплошная чепуха.

Вдруг прерывалась лепетом
В себя пришедших муз.
И стих держал я с трепетом.
Обузой из обуз

Назвал бы кто-то музу.
Ах, кто-то, но не я!
Тот сел бы точно в лужу.
Законы бытия

Презрев: копейки, почесть,
Я ладил всё ж свой путь.
Дерзаний путь, пророчеств.
Опричь всё — как-нибудь.
***
Время действия — никому неизвестно.
Место действия — не скажем и втихаря.
И всё покрывает серая липкая плесень.
А над нею, словно щёки матрёшки, заря.

И мы уже не бунтуем, уже не плачем,
Уже не смываем свинцовые слёзы со щёк.
И под мышкой термометр бунтует горячий,
Словно кто-то в бреду лепечет: «Ещё! Ещё!»

Аккуратно шинель застегни и поправь кокарду.
Пистолет доставши, оставь лишь один патрон.
И сыграй в рулетку — она не азартна,
Но до ада и рая всего один перегон.

Улыбайся, грусти, вдребадан напейся.
И крутни с кадетом сопливым ещё наган.
«Ворон взвейся, ах чёрный мой ворон, взвейся» —
Пой — это то, с чем сегодня придёшь к богам.

Да, Россия пропала, и гнут Россию
Непонятно откуда пришедшие большевики.
Ну, а нам с тобой пропадать уже не впервые.
Не впервые кормить сухарём птицу счастья, с руки.
***
В сухую ночь дождя уходят самки.
В сухую тьму, увы, в сухую ночь.
И нежности печальные подранки.
Ничем не могут никому помочь.

А где же поцелуя адресаты?
А где ж ресниц накрашенных озноб?
И все обиды до поры попрятав
Английский лорд идёт, завзятый сноб.

И тени перекрашенных решёток,
Деревьев затуманенных абрис
Во тьме бьют разудалую чечётку,
И полон капель дождевых карниз.

А что же будет через год иль десять?
Всё та же полиловевшая тьма.
Помиловать — дилемма — иль повесить —
Но выход третий есть: сойти с ума.

И катят экипажи вечерами
По тёмным стритам или авеню.
И дерево сворачивает знамя,
Предложивши обычное меню:

Холодный ветер или дождь со снегом.
Английская погода точно сноб
Всех знает лиц и альфу и омегу
Одну снимая из безсчётных проб.
***
Покоя нет. Резвятся племяши.
И бластеры у них и автоматы.
Как, в сущности, немного для души
И надо-то. Вот так и мы когда-то

Играли в детстве. Ну, была лапта.
Ещё играли в прятки, в цепи-цепи.
Ещё прыжки — пугала высота.
Второй этаж, Но спасовать нелепо.

И прыгали! Ещё велосипед.
Ещё рыбалка, сад и огороды.
Как нас гоняли! И остался след
От ветки — рана, ваше благородье.

Теперь уже другая молодёжь
Вступает во владение вселенной.
Что потеряешь — ну, а что найдёшь
Лишь в старости узнаешь непременно.
***
Не внемля сердца плачу,
Его запинке древней,
Ищу себе удачу,
Её как ищут певни.

За пыльною дорогой
За клетками пшеницы
С улыбкою нестрогой,
За светом сквозь ресницы.

Ищу простор для веры.
И правды закрома
Несу свою я меру
Пусть скромную весьма.
***
Вот так вот, Володя Шарапов.
Вот так вот, товарищ Жеглов.
Ищите меня на «WhatsApp»
Без лишних эмоций и слов.

Я — древней Эллады философ,
Я — тот похититель огня,
Что людям его дал без спроса.
И боги накажут меня.
***
Спроси Карпаты, Кавказ и Анды:
Вратарь хороший — аж полкоманды.
***
Бывают дни, когда минуты
Идут по счёту на часы.
И мир, неведомым окутан,
Ложится точно на весы.

Когда печаль вдвойне печальней
И против звёзд плывёшь гребя.
И мир как прежде нереален
Стоит вокруг меня, тебя.
***
Жить и жить на этом белом свете
Под гудящим ливнем, под лучом.
Целовать берёзы, слушать ветер.
Жить не помышляя ни о чём.

Кланяться любому дню, любой печали.
В вечности звонить колокола.
А потом на берег тот отчалить,
Закусив навеки удила.

Куролесить, врать, что жизнь — жестянка,
Ставить её на кон-перебор.
А оставить хокку или танки,
Чтобы все дивились до сих пор —

Таковы мои желанья, планы:
Жить и жить до судного хоть дня
На родных просторах Казахстана
Люди, понимаете меня?
***
Мы пережили пандемию,
Распад Союза, СВО.
Наш взгляд, подобно взгляду Вия,
Не выражает ничего.

Мы ко всему уже привыкли.
Нам что война, что пошлый мир.
И глас начальства полон рыка.
И Путин — вечный наш кумир.
***
Нельзя отречься от России
И в эти страшные года.
И мы у Бога не просили
Себе покоя никогда.

Но мы молились за Россию,
Ей чтобы выпал светлый путь.
И как бы небо ни грозило,
Одно желанье: только будь.
***
Живи на этом белом свете
По-человечески живи,
Чтоб знал твоё дыханье ветер,
Ему все тайны назови.

Чтоб откликались в небе звёзды,
Средь мрака плавала луна.
Всё в этом мире очень просто.
Как жизнь, Как смерть, Как тишина.
***
Помяни друзей своих крылатых.
Верность неподкупная жива.
Были мы одной семьёй когда-то
И из глаз сочилась синева.

Всё ушло. Уносит жизни ветер
Наши речи, души и тела.
И приходит вечность вместо смерти —
Та, что после и до нас была.
***
Два дня прошло, или два года,
Две жизни — вечности равно.
И равнодушная природа
Всё это поняла давно.

Что толку буйствовать напрасно,
В лазурных облаках витать?
Ты — узник, бледный и несчастный.
А время — твой палач и тать.
***
Нет казачка, и нет слуги-китайца.
Дворовой девки даже нету вроде.
И сколь угодно я могу смеяться,
Крича: «Эй трубку разожги мне, ходя!»

Имений нет. И крепостных нет сотни.
И ни одной десятины земли.
И я сижу, взъерошенный и потный,
Считая небогатые рубли.
***
Любовь она не зарастает
Беспамятства дурной травой
Любовь сквозь время прорастает
Хоть плачь навзрыд, хоть волком вой.

И через годы, через время
Несёт в душе она печаль.
И мыслишь ты, склонившись немо:
«За это всё отдать не жаль»
***
Военное дело — простое
На все времена ремесло:
Убили — так дело пустое,
Промазали — так повезло.
***
Жить вечно — увы! — не дано.
Мы временны — в этом вся правда.
Так пей этой жизни вино,
Хотя в нём есть горечь отравы.

Но в этом и прелесть тех вин,
Которые цедим по капле. —
Не каждый ведь в мире любим,
И любит не каждый — не так ли?
***
Какая жалость: мало света
Из вдруг возникшей темноты.
И плачется душа поэта
На эти бледные цветы.

На этом сереньком рассвете
И впрямь владычит темнота.
Но кто на нас наложил вето?
И кто нелюбящая та?
***
Одной строкой распад Союза
Пометят в книге царств, эпох.
Неужто это было нужно?
Зачем? Кому? — не скажет бог.
***
Читал Волошина. Устал.
И отложил надолго книгу.
Течёт расплавленный металл,
Горят страданием вериги

В его стихах. Он сам — пророк.
Певец вражды междоусобной.
И полон крови, боли слог
И всё он описал подробно

И то — эпохи документ,
Жестокого свидетель века,
Поэт в котором — не Конвент —
Возвысил званье человека.
***
Когда смеркается и тучи
Идут на край небес гуртом,
Всё звонче делается, чутче.
Но речь опять же не о том.

Когда дождинок тёплых россыпь
Ты ловишь, опьяневши, ртом,
Их пальцами не трожь на ощупь.
Но речь опять же не о том.

Когда ветра листву колышут,
Толкая мягким животом.
И травы в рост идут и дышат.
Но речь опять же не о том.

Когда в реке вода всё тише
И, не переставая течь
Всё тайной, глубиною дышит.
И именно об этом речь.

О том, что стаи птиц сдувая,
Идут на север холода.
О том, что лучше не бывает
На этом свете никогда.

Мы верим в родину святую,
Где мы родились, нам где лечь
И эту истину простую
Прошу я помнить и беречь.
***
Ласкайте, кого хотите.
Измен вереницу множьте.
Не трогайте лишь Нефертити.
Нефертити не трожьте.

Ведь в мире одна такая.
Одна на все времена.
Любовниц на бал таская,
Тасуйте как ордена.

Пространство и время не властны
Над гордою египтянкой.
Что знаете вы о счастье,
Предатели и подранки?

Склонитесь как пред иконой,
Несметна которой цена.
А после, уже опомнясь:
«Была такая одна».

Сожгите брачные ризы
Взорвите дворцы, палаццо.
Кто выдаст на чудо визу? —
Вы можете долго смеяться:

Сие, никому не доступно.
О чём вы угодно врите,
Но вечное — целокупно.
Царица прощай Нефертити.
***
Посреди победных реляций
Показала фортуна шиш.
От себя убежишь, может статься —
От милиции не убежишь.
***
Из многих тысяч мудаков
Всего потешней Судаков
***
Такие ситуации бывают:
Дорогу застит всякая фигня
Поэт про осторожность забывает,
Выходит он на линию огня.

Жив будет или нет — то неизвестно,
Про то лишь боги ведают одни.
Но требует душа того и песня.
А это — очень много. Извини.
***
Кругом разруха и пожарища.
Еблом не щелкайте, товарищи.
***
Не так уж и много отмерил
Поэтам всевидящий Бог.
Никто в увяданье не верил.
И знать свои сроки не мог.

Но скрасит прекрасная рифма
Неделю, а может быть, год.
И в речке живущая нимфа
Хвостом в изумленье плеснёт.
***
Все люди на свете, как звёзды,
Сияют в предутренней мгле.
Как жалко, что понял ты поздно.
Всё это, живя на земле.

И что, одиночеством мучим,
Не верил уже никому.
Но света сияющий лучик
Пробил эту вязкую тьму.
***
Уже в автобусах уступают место
О кончилась юности, счастья фиеста.
***
О неудачной попытке штангиста

Железо победило человека.
***
Не повторится мир, и мы
Не повторимся.
Не зарекайся от тюрьмы,
Идя на принцип.

Всё в этом мире суета.
И мы суe; тны.
Спасает мир не красота,
Не жерло Этны.

А что-то третье, Но вот что? —
Не разберу я.
А память словно решето.
И страсть чужую.

Могу перемолоть в душе —
Так, мол, и надо.
Но это оттиск лишь, клише.
Берёт досада

За то что мы такие есть —
А как иначе?
Но держит совесть, держит честь,
Душа тем паче.

Себе я говорю: забей
На всё иное
Из тысяч стоящих затей
Одно дрянное.

Как говорится дёготь есть
И бочка мёда
О чём ты думаешь, бог весть
Сложилась ода

Иль панегирик — не пойму
Я что сложилось
Ну собирай скорей суму.
Зри божью милость

Есть божья милость. Благодать
На всё благое
А мы с тобой, едрёна мать,
Везде изгои.
***
Все миллионы потратил
На колокольный звон.
Века былого проклятье:
Братства и равенства сон.

Ну, не равны мы, братья:
Кто выше, а кто умней.
Тот засиделся на старте.
Всё это Богу видней.

Кто и чего достоин,
Кто почему важней.
Но — справедливости воин —
Среди бушующих дней

Буду махать шпажонкой,
Против орды выходить.
Голос и ломкий, и тонкий,
Будет правду цедить.

Кто моих слов адресатом
Я и сам не пойму.
Чести и доблести атом
Неясно мне почему.

Но люди слова мои слышат:
«Остановите кровь!»
Травы озоном дышат,
Листья рождаются вновь.

За снегопадом ушедшим
Новый идёт снегопад
Новой жизни предтеча,
Рожденью новому рад.

Но голос звучит набатом:
«Остановите кровь!»
Двадцатого века проклятье
Бедой в двадцать первом вновь.
…
Ночь, улица, фонарь, аптека.
И за квартиру ипотека.
***
Такая благодать лежать под одеялом
Жестокую простуду изводить
Такая благодать: покажется немало
Лежать и тихо млеть. День целый впереди.

А тут горячий чай и липовый медочек
А тут и пирожки. А тут и вот и блинцы.
Вселенная большой покажется не очень,
Когда былых обид хороним мы концы.

За всё, за всё благодаренье Богу.
За липовый медок, душистый этот чай.
За то, что сочинил болезни я эклогу.
Случайно. На авось. Навскидку. Невзначай.
***
Как так случилось: мы живём
На этом белом свете.
Бездонный неба окоём.
И тишина, и ветер.

В лугах зелёная трава,
В барашках волн озёра.
И синева, и синева
В случайном чьём-то взоре.

И лес густой, берёз стволы
Так женственны, так белы.
И так за всё душа болит —
Нет этому предела!

За что, за что нам всё дано?
За что дано нам это?
И расставания вино,
И милосердность смерти.

Благословляю этот мир.
Тебя благословляю.
За что, за что нам жизни пир? —
Я этого не знаю.
***
Я много отдам за стихи.
За феи волшебную милость.
Чтоб плавили сердце легки,
Всем лучше от них становилось.

А если придут не ко мне,
Я Богу воздам всё ж осанну.
Чтоб как самоцветы на дне
Сияли они неустанно.
***
Нет книг хороших в магазине.
Особенно поэзии, стихов.
Зачем тогда мне виллы, лимузины.
И манекенщиц тоненьких любовь?

Зачем атолл мне в Тихом океане?
Зачем тогда мне личный самолёт?
Я, как помешанный хожу, в дурмане,
Как потерявший зрение пилот.
***
Живём мы мирно, не спеша.
Не безупречно.
Навеки ранена душа
На Чёрной речке.

Ах, Пушкин, Пушкин! Каково
Любить, смеяться.
Друзей-то рядом никого.
И быть паяцем

Пред сонмом вечных Полетик,
Тупых Дантесов.
А смерть уже с тобой впритык —
Без всяких «если».

И словно выдох: «Не могу»,
«И будь что будет»
Россия пред тобой в долгу,
Её все люди.

Но этот выстрел! Тишина
Вдруг гробовая.
А где же други и жена?
Так не бывает.

Но было именно ведь так.
Ещё немножко:
В предсмертьи ты просил пустяк:
Просил морошки.

Какая даль, какая боль
Сквозь два столетья!
Ты — Пушкин — вечности пароль.
Твои мы дети.

Не успокоится никак
Молва людская,
Убит за честь. Живёт в веках.
Не забываем.

А как забыть: твои стихи —
Мои скрижали.
Царь хочет выплатить долги —
Но то — едва ли.

Мы все перед тобой в долгу.
Не безупречны.
О этот выдох: «Не могу».
И камнем в вечность.
***
Разлучали розу с листвою,
Разлучали песнь с соловьём.
Так чего, так чего же я стою
Между старым живя и новьём?

Одиночеством контур мой распят.
И стою я, бесплотный как дым.
Разве старым я буду, и разве
Я когда-нибудь был молодым?

Всем живущим многия лета
Всем ушедшим: прощайте, адью.
В соловьином припеве балета
Я последнюю лажу ладью.

Босиком, в посконной рубахе,
Весь пропахший потом, жнивьём,
На былое смотрю я без страха,
А в грядущем пропал я живьём

Всё равно присягаю я небу,
Равно как присягаю земле,
На которой почти что и не был.
Ни на холоде, и не в тепле.
***
История его жизни.

Самые интересные события в его жизни —
Чемпионаты мира и Европы по футболу.
В отношениях с товарищами безукоризнен.
Закончил институт и музыкальную школу.
***
Когда б не вера та.
В Исуса и Мадонну,
Прихлопнула б плита,
И как во время о; но

Шли б годы и века
Но без меня. О боги,
Не была б старика,
Меня. И все дороги

Вели бы точно в Рим.
А, может, и подальше.
Что мир неповторим,
Что правда есть без фальши

Едва узнал бы я.
И зелены; е травы
Росли бы сквозь меня.
Попутал ли лукавый

Иль ангел мне помог —
Уже я, не узнаю.
Но есть на свете Бог.
И есть стезя иная.
***
Говорил Арине дед:
«Мне в субботу двести лет.
Говорит ему Арина:
Мне две тыщи с половиной».
***
Проиграть последнюю минуту,
Застрелиться было бы смешно
Датчиками мудрыми опутан,
Закусив губу, гляжу в окно.

Что-то в этой жизни не сбывается.
Значит это было не дано.
А душа как мается и мается!
Длится бесконечное кино.
***
Чего с собой не унесёшь —
Последнюю улыбку
Любимой, неразменный грош,
Фатальную ошибку.

Чего с собой не унесёшь —
Друзей своих объятья,
И то, чего ты только ждёшь,
Врагов своих проклятья.

Ты всё ж оставишь для себя
Последние печали
Тех, кто уверовал в тебя
И с кем ты был в начале.

Пусть мирно катятся года
Как в шахту вагонетки.
Да обойдёт тебя беда,
Смертельный холод едкий.

Ты — всё ж герой, по существу.
Друзья твои — герои.
И всё, что было наяву.
И всё, что было в Трое.

Так перепуталось: нельзя
Найти концы — начала.
Так дай же, бог, чтобы друзья
Всегда тебя встречали.

И чтоб любые вечера
Кончались мирной ночью.
Всё, что сегодня, что вчера
Сбывалось, между прочим.
***
 «Умереть — не встать» — как говорится.
«Умереть — не встать».
И горит свеча в моей божнице.
И равны ей тать.

И равны ей тать и отрок милый.
Для чего земля?
Никого нигде не отмолил я,
Господа моля.

И теперь все тени врассыпную
Для чего же стать?
Никого я больше не ревную —
Стоит ль ревновать?

И в ладонях вся земля большая.
Милая земля.
И печаль я с радостью мешаю.
Всё на короля.

Королю бубновому награда,
А не даме крест.
В этом только вся моя отрада.
Коль не надоест.

И бегут ручьи по всей вселенной,
Тают все снега.
Ты одна на тыщи лет нетленна.
Ты лишь дорога.

И когда закроют мне глазницы,
Спрячут пятаки.,
Будешь ты, лишь только ты мне сниться
Тенью от строки

Тенью от любой моей печали.
Ты лишь дорога.
Станут колыбелью и причалом
Синие снега.
***
Убийственна любовь незлых сердец
Как юная роса, в пустыне манна.
И всех она приводит наконец
К тягучей лжи, бессильному обману

Что предложить неропщущим устам?
К чему склонить усталую принцессу?
Её любовь и ненависть пуста,
От дьявола её святая месса.

И гаснут в полутьме её огни,
Выплясывают грусть Иродиады.
Но ты их добрым, словом помяни:
Так надо жить, и так грустить не надо.
***
У синей ласковой реки
Когда-то жили ****юки.

Они купались, загорали.
И думали о том едва ли,

Что эта не для них река. —
Возьмёшь что впрочем с ****юка.
***
Разговоры, одни разговоры.
А зачем они? — знает ли кто.
Полотняные жёлтые шторы.
Как заезжего ткань шапито.

А за ними идут разговоры.
Всхлипы, вздохи опять тишина
То ли радость живёт, то ли горе,
Непонятная чья-то вина.

Я не знаю — поэтому маюсь.
И хотел бы помочь — чем помочь
И не знаю: моя лишь вина ли
То ль чужая — уносится прочь
***
Сто лет пройдут как одиночества
Никем не понятные миги.
Всё было: и моменты творчества,
И ненаписанные книги.

Вода урчала в тёмных желобах.
И снег пластался по низине.
Чему-то улыбался Иегова
На нерисованной картине.

Всё уходило в память вечную
И непрожитые года.
И опрокинутая встречными
Потоками, лилась вода

Прощай шпана замоскворецкая!
Прощайте шумные вокзалы.
И серп луны как казнь стрелецкая
Войдёт в истории анналы.

Что горше гордого смирения?
Упала голова на плаху.
Звезда глядит без сожаления
На чернь, исполненную страха.

Беги от бед и одиночества.
Алкай великого простора.
И всё, чего лишь только хочется,
Сокрыто от пытливых взоров!
***
Все мы родились на свет,
Веря: однажды умрем.
Счастья и радости нет.
Пуст голубой окоем.

Все же чего-то нам жаль
Ветра, луны, тишины,
Кая и Герды печаль,
Чьи-то забытые сны.

***

Я в Бога не верю, не верил -
Высок этот слишком порог.
Не всяким распахнуты двери,
И примет, не каждого Бог.

***

Спасибо отцу, спасибо
За то, что гены мне дал.
В пустыню врезаясь Турксибом,
Родню я песок и металл.

И верю, что все не напрасно.
Хоть горя хлебнул я сполна.
Спасибо, отец мой прекрасный,
За все твои имена:

Ты был доброта и удача,
И ум, и насмешка, и честь.
Спасибо, родной мой, тем паче,
За все, что во мне только есть.

***

Руками машу я, как птица
Ногами, как зверь, я машу.
И солнца прозрачные спицы
Вонзаться мне в сердце прошу.

Люблю я ласкающий ветер
И легкой травы синеву.
Я все перевидел на свете,
Москва 41-го года.
Зениток огонь в темноте.
Морозы. Как будто природа
Россие в её правоте

Поддержку давала. Стонали
И небо Москвы и земля.
Шагали под знаменем алым
Войска от твердыни Кремля.

И сразу в сражение, в битву,
С фашистскими ордами в бой,
Как клятву твердя, как молитву:
«Москва, мы навеки с тобой».

И падал убитый в сраженье,
Но шел в наступленье живой,
Как клятву твердя поколенья:
«Москва, мы навеки с тобой».

Горела земля под ногами
Тевтонов, и плавился лёд.
Будь в памяти славен веками
Тот самый немеркнущий год,

В котором живёт сорок пятый
И сотен орудий салют,
Чтоб в мире, покоем объятом,
Царили и счастье, и труд. Со всем этим как-то живу.

***

Все в этом мире повторимо:
Земля и неба синева.
Так не случается с другими.
Иное все: слова, слова.

Пушинкой, брошенной на ветер,
Пожухшей зябкою травой,
Все возвращается на свете,
Вновь обольстительно живой,

Как молния необратимой,
Невозвратимой, как стрела,
Но только позабыл я имя:
Кто ты, кем раньше ты была?

***

От горя не прячемся. Стопку
Всегда выпиваем вина.
Не смелы хоть мы и не робки -
Рука на прицеле верна.

Мы верим в далекие дали
И трогаем нежно струну.
А все остальное - детали,
Которых уже не верну.

Ах время - беспечное время -,
Ушедшее вглубь далеко.
И все на авось, не по теме
И все так понять нелегко.

Но верю: и с этим мы сладим.
Ну, что же: война так война.
А счастья и нежности ради
За это и выпьем до дна.

***

Навеки в сердце верность сохранив
И свету дня, да и ночному свету.
Траву лаская и колосья нив,
Я говорю: «Ты на судьбу не сетуй.

Взгляни: какие в небе облака,
Какие в океане синем волны.
И это блещет все, течет века.
Так замыслы Господние просторны,

Что просто перехватывает дух,
К очам невольно подступают слезы
И ты молитвы произносишь вслух,
И под ногами вспыхивают розы».

***
Все мужики погибли на войне.
Мальчонки захудалые в цене.

***
Пергаменты души давно истерты.
На сердце погрустневшем тишина.
И гонит кровь напрасную аорта.
Как пес к руке припавшая весна.

Нам повторяет: были не напрасны
Вся эта жуть, весь этот долгий век.
И все на свете навсегда прекрасно:
И жизнь, и смерть, и Бог, и человек.

***
Ты спросишь вдруг: «За что боролись?»
И не отвечу я тебе.
Но страховой не выдан полис
В твоей немеркнущей судьбе.

И одиночеств виноградин
Уже тебе не разжевать.
А петь и плакать до упада.
И петь, и плакать все ж опять.

***
Пощады не проси — её не будет.
Не будет никогда — пощады не проси.
С зонтами под дождём гуляют люди,
Вальяжно катят мокрые такси.

И голуби гуляют по карнизу,
И шлёпаются капли о стекло.
И вся природа ждёт на солнце визу
И думает: «Опять не повезло».

И ветерок слегка колышет шторы,
На почерневшем небе облака.
А кажется: вздымает волны море,
Уносит жизни времени река.

***
Нет ни строчки – в воскресенье встреча.
В воскресенье встреча – ни строки.
Но зато какой сияет вечер!
И предметов тени так легки!

Чай рубином светится в стакане
И желтеет маслом бутерброд.
Сердце так и просится в нирвану
Из сплетенья грусти и невзгод.

Видишь ты – пойми – по воле рока
Бархатную ночи темноту.
Звёзд на небе золотые строки –
Точно милых ангелов мечту.

***
Ещё Дантесом и не пахло,
А в Натали влюбился царь.
И Петербург в восторге ахал
И скрежетал зубами «Тварь»–,

Поэт. Точней, поэт поэтов.
Над ним сгущалася гроза.
Рукой подать уже до смерти
И отказать ни в чем нельзя.

А Натали кружилась в балах,
И душу заливал восторг.
Потом заплатит кровью алой
Наш Александр. С судьбою торг

Вела прекраснейшая муза
И для пленительных стихов
Уже становится обузой
Гостеприимный милый кров.

Но гордость, честь всего превыше
И репутация жены
«У Господа холопом ниже
Не буду я». А рок все ближе.
Все переправы сожжены.

***

Когда умирают поэты,
Частичка и нас умирает.
На что-то наложено вето,
И чем-то нас боги карают.

И что-то ещё изменилось,
Чего и не поняли мы.
Какая-то высшая милость
Уходит из света и тьмы.

Прощайте, мои дорогие,
Мои дорогие, прощайте.
Придут уже, может, другие.
Но с нами быть обещайте

Хоть капелькой летнего ливня,
Снежинкой январского снега,
Хоть радугой, нежной и дымной,
В полночи сияющей Вегой.

Я знаю: однажды вернётесь
И вас заключим мы в объятья.
А песни раскроют в полёте
Свои драгоценные платья.

И знайте, что вы – наша вера.
И знайте: надежда вы наша.
Вы спущены в мир этот серый,
Чтоб стал он добрее и краше.

***

Москва 41-го года.
Зениток огонь в темноте.
Морозы. Как будто природа
Россие в её правоте

Поддержку давала. Стонали
И небо Москвы и земля.
Шагали под знаменем алым
Войска от твердыни Кремля.

И сразу в сражение, в битву,
С фашистскими ордами в бой,
Как клятву твердя, как молитву:
«Москва, мы навеки с тобой».

И падал убитый в сраженье,
Но шел в наступленье живой,
Как клятву твердя поколенья:
«Москва, мы навеки с тобой».

Горела земля под ногами
Тевтонов, и плавился лёд.
Будь в памяти славен веками
Тот самый немеркнущий год,

В котором живёт сорок пятый
И сотен орудий салют,
Чтоб в мире, покоем объятом,
Царили и счастье, и труд.
***

Чего прошу у Бога? Не ума,
Не рвусь в надменновзорые Атланты.
Я у него прошу умеренно весьма:
«О, дай хотя бы капельку таланта».
***
Безмерна жизнь, безмерно и ненастье
И с неба хлещет тёмная вода.
Быть нелюбимым – это ль не несчастье!
Но кто из вас был счастлив, господа?

А время жжёт, как тёмный пук крапивы
И счастье есть небывшего клише,
Ах, почему такой я несчастливый?
И почему так грустно на душе?
***

Россия – страна парадоксов.
Россия – загадок страна.
И если ты русским нарекся,
Удел твой – печаль и война.

И длинные–длинные песни.
О чем – не понять никому.
Россия – страна неизвестность.
Так значит, и быть посему.

И время стекает песочком
Из конуса в конус другой.
Россия – величье и точка!
Вот так-то, мой друг дорогой.
***

Гремит в веках легенда о поэте
И о его красавице – жене.
Они теперь принадлежат бессмертью –
Взгляд с высоты времён - и старине.

Но как все просто: два ствола «лепажа»,
«Сходитесь» крик и грянул пистолет.
Все кончено: и рухнули плюмажи
И с музою закончен тет-а-тет.

Как горько Пушкин и как славно Пушкин,
Что у России всё-таки ты есть!
Да, честь поэта – это не игрушка,
Влюблённого в жену мужчины честь.
***

Моя прошлая жизнь.

В прошлой жизни, может, был пиратом,
Галионы брал на абордаж.
И ценил я проклятое злато
Выше жизни. И такой куртаж

Не в диковинку мне был от Бога.
Кружится над реей воронье.
Это все - последняя дорога,
Это все - последнее вранье.

Но зато без счета пил мадеру
И ходил по бархатам - шелкам.
Был весьма я щедрым кавалером
И гризеток прибирал к рукам.

Ни о чем теперь я не жалею:
Все, о чем мне грезилось - сбылось.
Был бы я торговец бакалеей -
Из песчинки выжимал бы горсть -

Разве было б лучше? Звезды в небе,
Альбатросы, мачты, якоря…
С кем не дрался, где я только не был?
И, клянусь койотом, жил не зря.
***
Ах, душа моя, душа.
До чего ты хороша,
Что гуляешь не спеша.
И не ищешь барыша.
***
Когда-то в жилах кипела кровь
И было ясно: нет счастья с другими.
Простите за вашу ко мне нелюбовь
Пани Марина, о пани Марина.

Теперь разделяет нас океан
Там волны с барашками вовсе с другими.
А я был совсем не такой куртизан,
Пани Марина, о пани Марина.

Ну, что через годы сказать я могу? -
Путь вымощен в ад мечтами благими.
А я перед Вами навечно в долгу,
Пани Марина, о пани Марина.

Ясновельможная - как величать?
Ведь пошло и низко сравнить Вас с богиней.
Но я повторяю опять и опять:
«Пани Марина, о пани Марина».
***

Любовь, вино, глоток дурмана.
О, как мне жалко Дон-Жуана!

Забвенье, страсти, марафет -
Все, можешь отдыхать, привет.

Режь вены, мачо, Каракалла,
А мне и это даже мало.

Туман сознанье застилает -
Такого с вами не бывает?

Когда мерцает Млечный Путь,
Шепча: «Забудь, про все забудь»

И ты, конечно, забываешь,
Как будто свечи задуваешь.

Когда лакаешь Млечный Путь,
Шепча: «Забудь, про все забудь».
***

Калитка захлопнута. Двери
Распахнуты в утренний сад.
Понурые люди, как звери,
О чем-то небывшем грустят.

Трава молодая разлита,
По чёрной земле. Разлита? –
Как правильно мне подскажите.
Я знаю: вы мне не чета.

Среди белоствольных березок.
Среди белоствольных берёз.
Наряд твой и праздничн и розов.
Ты все принимаешь всерьёз.

И если скажу я: «Царевна!» -
То этой царевной и будь.
А если скажу: «Все плачевно» -
Забудь, ради Бога, забудь.

А помни, что утро прекрасно,
Что в самом разгаре весна.
Нельзя быть такою несчастной,
И птицам когда не до сна.

Они заливаются пеньем,
И клейка березок листва.
И все измененья мгновенны,
Ничто не решают слова.
***
С каждым годом ближе, ближе к смерти.
С каждым ливнем, с каждою пургой.
Смерть свои владения очертит,
Близя нас к реальности другой.

Что там будет? - Но кому известно,
Что там будет - вестников ведь нет.
Может будет счастье, будет песня,
Может просто будет только смерть.
***
Ничто бы, казалось, не вечно:
Ни горы, ни степь, ни река.
Но есть у столетий предтеча:
Пробилась Гомера строка.

И это вселяет надежду,
Что вечность у вечности есть.
И все, что родилося прежде,
Благую приносит к нам весть.
***

Конечно нет. Ничто не ново.
Ничто не ново под луной.
Тем паче мысль, тем паче слово,
Иль образ, яркий и шальной.

Но все приходит в час свой жданный
Бог весть с какого далека.
И кружат голову дурманом
В полете вечном облака.
***
Во вретище пойду по стогнам мира,
Иных миров не слыша голоса,
Отставив прочь подкупленную лиру,
Потупив долу скорбные глаза

Моля лишь об одном: «Христос, о боже,
Ты, душу грешную в объятия прими.
За то, что были мы когда-то тоже
Безвинными наивными детьми».
***

Весна, а, право не влюбиться
Смешно, нелепо - раз весна.
И штора желтая пылится
И мухам вовсе не до сна.

Они проснулись, зажужжали.
Берут прохожих в оборот.
А пламя в голубом серале
Лучей полдневных сердце рвет.

И хочется нам всех приветить,
И всех же как-то обласкать
Пришла весна, настанет лето -
И повторится все опять.
***

Смерть меня поражает
Пустотой, немотой.
Это - грусть. И большая.
В мире горше что той,

Где маячит разлука
И погаснут цвета.
И где нет даже скуки,
Где немеют уста.

Все равно буду петь я
Аж до самой зари.
Засыпают пусть дети
И горят фонари.
***

Весна прообразом поэзии
Ворвалась в мой холодный дом.
Наткнулся сердцем на железо я
И не опомнился потом.

Что было после - я не знаю.
Была весна, была любовь.
Цыганка - нищенка босая -
Плясала, волновала кровь.

И ливня голубые крылья
Затмили, может, целый свет.
Да, жили - были, жили - были.
Ну, а всего скорее, нет.

И плакала моя Мадонна.
И слезы пряча под дождем,
Не нанесла себе урона
Все остальное - обо всем

Уже не бывшем; всем нежившим
Дарю я эту благодать
Всем нелюбившим и любившим
Всем тем, кому пришлось страдать.
***

За каждый стих благодарю Аллаха.
За каждый миг, дарованный мне час.
Я смерти не боюсь. Во мне нет страха,
Застигнет что незваной гостьей нас.

Умру спокойно, сделал я, что надо.
А что не сделал - это все равно.
Я пил вино, плясал я до упада.
Но жаль, что это было так давно.

Красавицу любил - она мне изменила.
Не изменяли верные друзья.
А впереди лишь старость и могила
И ничего поделать тут нельзя.

Я верю, что сойдутся параллели,
Я точно знаю: круглая земля.
Уснула твердь, вся в ливнях и метелях,
Кометами роскошными пыля.
***

До последнего атома, милая,
Ты моя, и только моя.
Ну, а что там случилось, было ли,
Улетело навек в те края,

Где прощают и не такое,
Не берут за измену мзду.
Небо ясное, голубое -
Лишь такою тебя я жду.

Долго ль ждать - ничего не знаю,
И по правде знать не хочу.
Золотые пылинки играют
И взбегают вверх по лучу.

Время всех нас сполна карает
Все мы - люди - сходим на нет.
Над землею гроза играет,
Над землею встает рассвет.

Может, мне бы чего попроще.
Но попроще от бога нет.
Это твой, дорогая, почерк:
И гроза, и встающий рассвет.
***