Ночной гость

Стоит памятник в вечернем тумане,
Свидетель многих горестных годин.
И в этом призрачном, сыром обмане
Из-под земли является один.

Не человек, но то, что им когда-то
Звалось и знало суету сует.
Теперь из мрака, холодом объятый,
Он лезет вновь на ненавистный свет.

Скрипят суставы, кости обнажая,
Иссохший перст сжимает мокрый дёрн.
Душа его, ни ада и ни рая
Не зная, ищет средь живых свой корм.

Глазницы пусты, но глядят с укором
На мир, что пел, пока он тихо гнил.
И движется он к спящим сёлам, к бору,
Покинув тесный сумрак из могил.
               
Он брёл, качаясь, по сырой тропинке,
Где днём играли дети без забот.
Теперь лишь тени, словно паутинки,
Сплетали свой ночной круговорот.

Он помнил дом, где смех звучал и слёзы,
Где ждал его горячий ужин, кров.
Теперь там ветер воет сквозь берёзы,
И на дверях — заржавевший засов.

Он подошёл к окну, где свет сочился,
И заглянул в чужую жизнь, в тепло.
Там кто-то спал, а кто-то веселился,
И время их так беззаботно шло.

И в черепе пустом, где мыслей нет,
Проснулась зависть, чёрная, как ночь.
Зачем им дан и ужин, и рассвет,
А он судьбою изгнан был навеки прочь?               

Он поднял руку, костяной и белой,
Чтоб постучать в оконное стекло.
Но плоть его, что стала горсткой мела,
Коснуться жизни больше не могло.

Стекло не дрогнуло, не пропустило
Ни вздоха нет, ни ледяной тоски.
Его для мира будто не существовало,
Все чувства, мысли — были далеки.

Он тенью был, фантомом, привиденьем,
Пустым сосудом прожитых страстей.
Лишь боль была его единственным владеньем,
И память о тепле минувших дней.

И он отпрянул, осознав бессилье,
Свой страшный, безнадёжнейший удел.
Не для него рассвет и птичьи трели,
Он в царстве мёртвых свой нашёл предел.