Течёт созвездий млечная река

 Вот уже  более четырёх лет нет с нами замечательного поэта Глана Онаняна , но Поэзия его живёт, обретая всё новых  поклонников .
Вспоминая Глана , приведу несколько публикаций о нём и его  стихотворения разных лет …

2005год - моя рецензия на книгу стихов Г.Онаняна "Моей судьбы бегущая строка".

Александр Сичанин
СОСУЛЬКА ВЕЧНОСТИ

      
 Глан Онанян, "Моей судьбы бегущая строка", — М., МГО СП России, 2005г
     Меня просто поразили и заворожили такие строчки Глана Онаняна из его новой книги стихов:
      "Ликуй! Вода сочится талая
      Как жидкий свет небесных сот,
      И Муза умственно отсталая
      Сосульку вечности сосёт…"
      ("Весна фаталиста", стр. 52)
      
     отсюда и название статьи…
     Книга начинается с удивительного пролога:
      
     Стихи поэта не судите строго:
     Земная жизнь сурова и строга,
     Но в храм небесный прянет из острога
     Моей судьбы бегущая строка,
      
     Её огни намечены пунктиром —
     Течёт созвездий млечная река,
     Но в некий час взойдёт над целым миром
     Моей судьбы бегущая строка:
      
     Пускай я шут, пускай я презираем
     В своей дежурной маске остряка,
     Но знаю: ад соединяет с раем
     Моей судьбы бегущая строка!
      ("Название книги", стр. 8).
      
В 1996 году В.Баевский в своей
книге для "нового поколения" "История русской поэзии" задаёт в предисловии к ней вопрос: "Что такое поэзия"? И перечисляя, по его мнению, свойства настоящей поэзии, он особо останавливается на нескольких: "умение располагать слова так, чтобы в них одновременно мерцали, просвечивали одно сквозь другое несколько значений, искусство внушать чувства и мысли окольным путём помимо прямых значений слов, умение увидеть и показать мир с неожиданной стороны, непривычное в привычном, говорить одновременно о вечности и своём времени…"
     Меня не покидает мысль, что В. Баевский, описывая эти свойства, как бы предвосхищал, что спустя десятилетие появится на свет книга стихов Глана, в которой собраны воедино все эти свойства, более того, находясь во власти русского языка, такой поэт, как Глан Онанян, ещё и сам "в известном смысле берёт на себя функцию народа: отбирает слова, вводит новые, меняет их значения, правила их соединения" и что самое главное, он не только имеет свой взгляд на мир, не только "свои смыслы, но и свои построения смысла":
      
     Что там в мире за окном
     Лес, охваченный огнём
     Бледно-золотого листопада,
     Или серый зимний день,
     Или синей ночи тень
     Да луны лимонная лампада?
      
     …Как там в мире без меня,
     Без волшебного огня,
     Чей полёт — от ада до рая?
     Ах, спешат мои часы,
     И безбожно врут весы,
     Меру дел моих определяя…
      ("Что там в мире за окном",
      стр. 168)
      
     "Свои построения смысла"— это удел поэтов с особым поэтическим мышлением, и здесь на первый взгляд должен выйти диктат языка. Но как сказал в своей нобелевской речи И. Бродский: "Диктат языка — это есть то, что в просторечии именуется диктатом музы, на самом деле это не муза диктует вам, а язык, который существует у вас на определённом уровне помимо вашей воли". Какой же должен быть уровень языка Глана Онаняна, когда рождаются такие строки?:
      
     "В чём счастье, если разобраться,
     А может быть, ответ таков:
     На крышу старую взобраться,
     Минуя рухлядь чердаков,
      
     К шершавой смуглой черепице
     Прильнуть обветренной щекой,
     И никуда не торопиться,
     Вкушая солнечный покой,
      
     Смежить усталые ресницы,
     И улыбнуться детворе,
     И самому себе присниться
     Мальчишкой вечным во дворе…"
     ("Тёплая крыша", стр.32)
      
     Когда я прочитал это стихотворение одной известной актрисе, не буду называть её имени, она меня попросила ещё раз его повторить, а потом неожиданно воскликнула: "Неужели не перевелись ещё такие поэты на земле русской?" И мне показалось тогда, что она прослезилась. Но когда она узнала, каким тиражом вышла эта книга, была очень удивлена…
     И тут я вспомнил мытарства поэта, который по оценке Якова Козловского "давно и прочно занял в русской поэзии своё достойное незаёмное место", с волнением ожидавшего выхода этой книги, чтобы она стала достоянием людей и ещё, быть может, потому, что муза его, с которой он прожил "много дней и много ночей" отпустила, дала добро:
      
     "…Муза моя, мы жили — как не жили
     И в мире дела нет никому,
     Какие думы мы в душах нежили,
     Прежде чем тихо уйти во тьму"
     ("Верность", стр. 104)
      
      "Поэт стремится,— как отмечал в своёй статье "О том, что над нами" прозаик и кинодраматург А. Зурабов,— к осознанию жизни как очищающего испытания, как свидетельства всемогущества Духа". И Глан Онанян, "как истинный поэт, пишущий только по очень серьёзному внутреннему поводу, на нелёгком пути своего творчества вплотную подошёл к Богу, который в нас. Бог для поэта — это Поэзия, с таким же успехом он мог быть назван Совестью — это уловка атеиста, избегающего слова (но не понятия), лишающего нас права на разочарование и потерю надежд". И в новой книге стихов этот большой поэт близок к обретению веры:
      
      "Поплутав по дорогам
     И совсем без дорог,
     Я стою перед Богом,
     Я без веры продрог —
      
     Я стою перед Богом
     Нищ и наг, сир и сед,
     Как-то косо и боком,
     Как подвальный сосед:
      
     Без защиты негоже
     И в последнем строю —
     Принимай меня, Боже,
     Под защиту свою!"
     ("Я стою перед Богом…",
      стр. 190)
      
     У Глана Онаняна есть одна тайна, которую он никогда не выказывает, но и ни от кого не скрывает. Какой бы темы он ни коснулся, он всегда верен себе — всё начинать как в первый раз, значит, всё видеть в новом свете сквозь призму чудотворства, и он готов "оставить перо и лампу потушить", чтобы уйти по "взгорьям и оврагам в окрестности души". Именно там сокрыта, мне кажется, тайна поэта…
     На этой высокой ноте, я хочу закончить статью о книге Г.Онаняна "Моей судьбы бегущая строка".
2020г  - часть моего  предисловия  к книге  стихов Глана Онаняна « ЛЕНИВОЙ МОЛНИИ ИЗЛОМ» - излательство «У Никитских ворот»…  с его вступительным стихотворением:
ЛЕНИВОЙ МОЛНИИ ИЗЛОМ…
Как зов, предгрозьем унесённый,
Ашуга жизнь туда влекла,
Где песнопений унисоны
И запах роз из-за угла,

Дудука хриплое рыданье,
Зурнач с навьюченным ослом,
По-над базарными рядами
Ленивой молнии излом –

Кто скажет: жизнь аляповата? –
Она волшебна с тайных пор,
Кувшинов гладь голубовата
От винных капиллярных пор,

Порой дожди перепадают.
Небесной свежестью дыша,
И куры к лужам припадают.
Как к вечной истине – душа,

Дождинки в замше пухлой пыли,
А зной – часов ещё на пять…
Мы есть, но до того мы были,
А после будем мы опять!

…В завалах памяти капризной
Извечный бой Добра со Злом,
А в чёрном небе с укоризной
Ленивой молнии излом,

                Свистульки глиняной рулады
В гончарном горле петушка –
Не  сам ли Демиург крылатый
Свистит в него исподтишка?

…В балладах боль былого пыла
Воспоминаний о былом,
А надо всем, что в жизни было,
Ленивой молнии излом –

Он блицем в темноте кромешной
Вдруг раскаляет добела
И ужас смерти неизбежной,
И радость жизни, что была…



                ПРЕДИСЛОВИЕ   
 
                СВЕТОЗАРНЫЕ РОСЧЕРКИ  ЗОЛОТОГО  ПЕРА 
 
«Дождинки в замше пухлой пыли,
А зной – часов ещё на пять…
Мы есть, но до того мы были,
А после будем мы опять»!
 
(Глан   Онанян)
 
         Давно и справедливо замечено: в томительном предгрозье дальние вспышки зарниц чем-то напоминаю вспышки то ленивых, а то стремительных росчерков золотого пера…
Предисловие к сто одиннадцатой книге стихов  Глана Онаняна «Ленивой молнии излом»  мне хочется начать с её оценки  признанным  классиком современной литературы Михаилом Синельниковым:
     «Слава Амону Ра, дорогой Глан! Но какая концентрация тоски и грусти, ну, и лиризма, в этой твоей новой истину взыскующей книге стихов!
  Мне кажется, что это лучший твой сборник. Притом цельный и пронизанный одним настроением.
   Все же перечисляю стихи наиболее впечатляющие: «Три осетинских пирога», «Утешение», « В раю пасутся ангелов стада», «Вы слышите?», «Кто мы?», «Казино», «Распятие» «Тире», «Божьи одуванчики», «Тифлисские ландо», «Валя Истомина» (какая мысль написать о ней! Я иногда подумывал о её судьбе), «Гоможаб», «Там в краю далеком», “Медовый Спас»”, ”Дождись меня, сынок!” и так далее -- трудно остановиться!
    Поздравляю, держись! "И твой закат пышней, чем день»... Да, вечер, но еще не ночь …  Твой М.С.  Михаил Синельников.
    Да , признание того, что это  лучший сборник стихов, написанный    в 87 лет -- дорогого стоит!  И все   пятнадцать стихотворений, которые  особо отметил Михаил Синельников,  непременно войдут   в сокровищницу современной поэзии! Но после этих произведений, так впечатливших маститого поэта и историка литературы, стоит многоточие…  И я на правах автора предисловия,  продолжая своё отважное восхождение на сияющий литературный Олимп,  начну со скромного названия одного из циклов рецензируемой книги: «РАЗМАШИСТАЯ ПРОБА АВТОРСКОГО ПЕРА В 40 РОСЧЕРКАХ»
  Может быть, именно в этих рабочих  пробах золотого пера  Глана Онаняна и заключается  разгадка его феноменального взлёта:
 
«А ещё мне досталась в придачу
             Долгим эхом умчавшихся дней
             Неизбывная вера в Удачу –
             Но удастся ли встретиться с ней»?
( 7«Сомнение»).
 
                Эта вера в свою счастливую путеводную звезду присутствует  даже тогда,
         когда автор   « грех унынья искупает и до первых петухов, душу вещую купает  в лучезарности стихов»!
                (10.»Камо Грядеши»).
 
                И эта лучезарность сквозит во всём , чего бы ни коснулся росчерк его золотого пера, даже в том,  что было так давно:
 
                «Это было! Я любил,
                И меня любили,
                Я смешариков лепил
                Из цветочной пыли,
 
                Над стихами морщил лоб
                В кайфе вдохновенья,
                Полной чашей пил взахлёб
                Пьяный сок забвенья –
 
                Скисло прошлого вино,
                Нет былого пыла:
                Это было так давно,
                Что едва ли было»…      
                (17.  «Это было так давно» ).    
 
    Креативная лучезарность  стихов поэта  не гаснет даже тогда, когда    «соты памяти примяты, из ячеек каплет мёд» , даже тогда, когда сложно   ответить на главный вопрос бытия : «Кто же мы и куда стремимся в этом мятущемся мире»?
 
                … «Кто мы – ангелы, приматы?
               Сам Всевышний не поймёт:
 
               Дни идут, бегут недели,
               Вдаль уносятся года –
               Ну, а кто же мы на деле,
              И торопимся куда»?
  (29. «Кто мы»?)
 
    И здесь, Глан Онанян, как поэт и как   видный  невыездной трижды остепенённый  учёный» (он доктор философских, технических и физико-математических  наук), в поисках истины бросает  своеобразный  вызов  «взгляду» самого  Эйнштейна  – творцу теории относительности: 
 
«Ты смотришь так вопросительно,
              Не веришь словно,
              Что всё на свете относительно,
              Приблизительно и условно,
   ,
              Но это так! Мироздание зыблется,
              Трясёт устои классической физики,
              И штукатурка канонов сыплется,
              И в хламе догм копошатся шизики»…
(6.»Реверанс Эйнштейну».)
 
    Возможно ,  « мироздание и зыблется» , но   Глан – «физик с лирой, играющий со Словом в мяч» --  призывает дерзать и в те минуты, когда «трясутся устои классической физики»,  и не отказываться от мечты :
 
            «Рискуйте!  Идите на дно,
       Рисуйтесь в огнях казино,
            Играйте и знайте одно:
            К вам скоро заглянет в окно
           Зари золотое руно»!
(31.Казино.)
 
     Глан  пророчески и трагически ощущает и сейчас , что «шар земной с пол-оборота разбег космический берёт»(«Аз есмь»)  и .  казалось бы,  поэт ещё совсем недавно  « в слепом безрассудстве азарта  грядущее  ставил на кон»(31.«Казино») , но порою наступает такая  «концентрация тоски и грусти», что он  ностальгически вспоминает  даже свой юношеский смех:
 
 «Ты в юности смеялся от души –
              Грусть не помеха!
              Теперь с тобой, как память ни души,
              Лишь эхо смеха:
 
              Вся жизнь прошла за вехой веха,
               А что осталось? Только эхо,         
 
              Лишь затухающее эхо
               Былого смеха…
              Эх, где тот смех»? 
(30.»Эхо смеха»)

    Эти сорок росчерков золотого пера заставляют читателя не только наслаждаться поэзией самой высокой пробы, но и сопереживать с автором каждое движение его  «неизбалованной» души :   

Ах, душа, ты мной не избалована –
                Я живу, забыть тебя стараясь,
                Ну, а ты, как воздух из баллона,
                Всхлипываешь, в мире растворяясь …

                Не горел, а сердце опалённое,
                Не болел, а голова седая,
                И машина жизни запылённая
                Стала у кювета, оседая…         
(23. Хмуро в небе…)

Да ,это только  у   «опалённого  сердца» может родиться , как я уже отмечал в послесловии  к 109 книге стихов Глана  Онаняна «Дошутился», такое  всеобъемлющая  идея:

«Моё желанье, чтобы в мире жалость
                К нам, как младенчик к матери, прижалась,
                Не зная ни холопа, ни вождя,
                Чтоб в слове «жалость» не таилось «жало»,
                Чтоб над землёй людей слеза дрожала
                У Бога на реснице в час дождя»…

Это всего лишь шесть строк из  «Баллады о безжалостной жалости» , произведения, стоящего  особняком не только в новой 111-й по счёту оригинальной книге стихов  “маститого  московского  поэта  и учёного» Глана Онаняна , но и из всего того, что сделал он для нашей русской, и не побоюсь сказать, всемирной литературы --  недаром он нам обещал , что вернётся на «крыльях сна песней пастушьей» неожиданно, «как приходит весна в город , истомлённый стужей» – и вот он вернулся, и на каком же сияющем витке высочайшего служению слову!
    И пусть   поэта «память  упирается, минувшее хранит ,как будто собирается запрятать боль в гранит», он разбивает гранитный плен только для того , «чтоб в слове «жалость» не таилось «жало», чтоб над землёй людей слеза дрожала у Бога на реснице в час дождя!»
Как отмечал известный исследователь литературы Вадим Кожинов, изучая законы поэтического творчества,  духовная культура способна оплодотворить поэзию лишь тогда, когда она не просто накопленная сумма идей, но когда она воплощена в самом жизненном поведении поэта». И тогда в наше время возникает вопрос : «почему поэзия – если даже её  в данный момент никто не потребляет – всё же необходима»?
Глан Онанян всем своим творчеством и жизнью  отвечает: «Поэзия есть оправдание нашего бытия, она решительно  утверждает за нами  право на ту жизнь, которую мы проживаем»:             

«Время, увы, не отхлынет вспять,
              Хоть стихами оправлено –
               Ты волен и петь, и пить, и спать,
                Но это тоже неправильно!

               Не мудрствуй лукаво, мой брат пиит,
               Не вешай на уши вирши,
                Ибо ни днём, ни ночью не спит
                Хроноса зрак, нависший

                Над каждым сущим с утра до утра…
( 39.«Завтра»)

Привожу несколько стихотворений Глана   Онаняна разных лет:

АЗ  ЕСМЬ…
Триптих

                1

Кто я? – поэт и переводчик,
На переправе перевозчик,
Ведущий опытным пером
Свой лингвистический паром:

Как роль певучая натуры,
Мне эта участь дорога –
Разноязыкие культуры
Соединять как берега!

Перелагатель, пересмешник,
Я – драгоман, я грич-толмач,
Я – физик с лирой, словом, смежник,
Играющий со Словом в мяч:

Удар – и мяч летит в ворота,
Удар – и больше нет ворот,
И шар земной с пол-оборота
Разбег космический берёт,

Мосты, сожжённые над Летой
Взлетают из небытия –
Что ж, к воплощенью сказки этой
Причастен, может быть, и я…

Кто? Меланхолик и флегматик,
Философ, физик, математик,
Ну, и пиит  - само собой
Не избалованный судьбой,

Кто? Перевёртыш, переводчик,
Паромщик, мостовик, связной,
И добрый гений спящих почек
На стыке осени с весной,


Эпохи нищеброд гонимый,
Со здравым смыслом на ножах,
Мятущийся, реальный, мнимый
Во всех возможных падежах –

Кто?  Экстрасенс, многостаночник,
Поэзии мастеровой,
Чудак, лунатик--полуночник
С сиянием над головой!

Суровый Рок насупил брови,
Обозначая жизни суть –
Путь от профана и до профи –
Воистину тернистый путь:

Я горд профессией отважной
Высоких трудностей и прав –
Я перевозчик самой важной
Из всех на свете переправ,
В астрале смертью смерть поправ!


                П

Старик, видавший  виды,
Вкушавший мёд и яд,   
Я в мартовские иды
Родился век назад,

Но Жизнь необратима,
Как ленту ни крути  --
Что ж Смерть, как побратима,
Пригрел я на груди?

Девятый свой десяток
Я разменял теперь,
И сдулся мой достаток
Под прессингом потерь:

Ведомый чувством долга
Во сне и наяву,
Поверьте – я так долго
Не для себя живу!

В самой серёдке марта
Под гороскопом Рыб,
Я в жизнь рванул со старта,
И, стало быть, погиб  --

Без страха, без обиды
Покинув райский сад,
Я в мартовские иды
Родился век назад…   

            Ш

Без уколов и таблеток,
На пороге в мир иной,
Я семнадцать пятилеток
Оставляю за спиной:


Жизнь чернила, обеляла,
Обольщала без затей --
Жизнь любила юбиляра,
И замучила, ей-ей!

Вот и всё!  Мой день рожденья
Под конец в краю родном
Станет без предупрежденья
Неизбежным Судным днём



ПИРОСМАНИ

Поют в подвальчике кутилы –
Малюй же вывеску, молю,
Чтоб на извозчиках катили
Сюда клиенты во хмелю,

Чтоб рыба прыгала, как надо,
Живьём на пиршественный стол,
Чтоб в каждом зёрнышке граната
Сиял поэзии простор,

Рисуй – душа твоя открыта
Всем дуновеньям, всем ветрам,
И роза сердца – Маргарита
Не знает золочёных рам…

Пусть тяжкий, как топор над плахой,
Мир чистогана жрёт и ржёт,
И оловянный дворник с бляхой
Твои метанья стережёт,

Пускай, дрожа и оплывая,
Чадит вагонная свеча,
Пускай болит душа живая
В застенках жизни-палача –

Переступи порог духана,
Забудь тоску и пыль дорог,
Во здравье каждого дыханья
Опорожни до капли рог!

Достань же кисти из котомки
И краски с горем пополам,
Чтоб воскуряли днесь потомки
Тебе музейный фимиам,

Чтоб персонажи примитива,
Дар Прометея промотав,
Под всхлипы пряного мотива
Навек вписались в примитив,

Чтоб навсегда они застыли,
Реальные, как жизнь сама –
Рыбак и рыцари застолий,
Богач и бедная семья…

Рисуй, художник, Орточала
Великолепные сады
Так, чтоб картина источала
Любовь, как запах резеды,

Рисуй, безгрешный, оленёнка –
Ведь у тебя в запасе есть
Рогожа, чёрная клеёнка
И громыхающая жесть –

Живая жизнь твоя натура,
Твой мир взъерошенно пригож,
Когда охотник целит в тура
Из глубины твоих рогож…

Ты модный шлягер нам оставил
О миллионах алых роз,
И подпевать ему заставил,
И в зной мурлыча, и в мороз!


Пиросмани – художник-самоучка, примитивист, гениально рисовавший рекламные вывески духанов на рогоже и жести.
Орточала – загородное место увеселений жителей старого Тифлиса.

МЕДОВЫЙ   СПАС

Половодье цветов на выпасах,
В медунице пирует жук,
Колонковой кисточкой выписан
Каждый листик и каждый сук,

Пчёлы деток ещё не вывели,
Не намяли пока бока
Кочевые ли, кучевые ли,
Нежно взбитые облака,

Жизнь причудлива и затейлива,
Жизнь податлива и жестка  --
Как слепит закат из-за дерева,
Как божествен хитин жука!

…Почему-то сейчас мне кажется:
Если даже на склоне дней
Недоказанное докажется,
Недосказанное – важней


В бездны времени, в глубь агатовую
Я заглядывать не спешу  --
Ничего уже не загадываю,
Ни о чём уже не прошу:

Все мы – падчерицы и пасынки,
Вечно ищущие Отца,
Но над ульями Божьей пасеки
Только марево и пыльца…

Солнце мёртвых встаёт над пасекой,
Я вощину для сот припас –
С дымарём и с ножом за пазухой
Крестит   улья   Медовый   Спас!


 На фото : Глан Онанян и поэтесса Амалия Исаян, первую книгу ,которой "Заря вечерняя" перевелена  Гланом Онаняном на русский язык!