Избранное Том 4

***
Георгию Ива; нову

У Вас папироса в зубах,
Как вечности знак и таланта,
Волос сверкающий лак
И запах шикарный «Спуманте»

У Вас брезглива губа,
У Вас надменные скулы.
Вы любите только себя
И моря далёкие гулы

Вы любите отсвет зари
И пыльные библиотеки,
Где ждут Ваших рук словари,
И ждут Ваши женщины смеха,

И шуток, а Ваши друзья
За Вас без раздумий на плаху.
Ни в чём отказать Вам нельзя,
Ни в чём Вы не знаете страха

Всё тот же насмешливый взор,
Всё те же холёные пальцы.
С судьбою удался Вам спор:
Вы в нём победили, признаться.

Ну кто ещё мог так писах:
Изысканно, скупо и жарко?
Вы притчей во многих устах,
От бога России подарком.
***
Я знала Вас ещё до этой встречи,
В потусторонности немых орбит,
В пылинках звёзд, в эфира серебре,
Где выгнулся дугою Млечный путь,
Где есть лишь сказки- только без начала,
Где есть лишь байки- только без конца.
И, право слово, не могу сказать я,
Что раньше я не понимала Вас,
Не принимала Ваше добросердье
И вежество распахнутой души.
Ну, а вчера внезапно поняла я,
Что вы меня не сыщете вовеки,
Что я сама должна торить дороги.
Без карты, без намека, без компа; са,
А полагаясь только на себя,
И зная, что при встрече Вас узнаю-
Да только состоится ли она?
***
Я в городе милом, в который не зван,
Где пахнет предательством каждый роман
Я в городе милом, которого нет,
В котором уже не наступит рассвет,
В который уже не пробьётся закат,
Где грома весеннего каждый раскат
Почти с канонадой военною схож,
Где молний зигзаги похожи на нож
В руке у бандита, в руке палача,
Где нет нам защиты, где рубят сплеча,
В котором от верности нет и следа.
Где каждому счастью- по чину- беда.
Где клятве положен обман и навет,
И где рассекретят вернейший секрет,
Где будут раскрыты любые дела,
И где никогда ни одна не жила
Принцесса, царевна и фея из грёз,
Где много печали, страданий и слёз.
Где счастья- на каплю, на вечность- беды-
Туда и направлю свои я следы.
***
Я забываю даты, лица,
Но забываю, не скорбя.
Кармен, весёлая блудница,
Как мне подняться до тебя?

Твоей испанской жаркой крови
Как ощутить горячий ток?
Всё это связано с любовью
И здесь отсутствует порок.

Тебя ведёт Андалузии
Великолепная звезда.
И волосы твои густые
В моих ладонях, как вода.

А это тело обжигает.
О, как прекрасен жадный рот!
И, словно тетива тугая,
Стрелу пустившая в полёт-

Так прихоть и твоё желанье
Тебя уносят навсегда.
Тебе не нужно оправданья
И дней веселых череда

Тебя подхватит и поднимет
И до небес превознесёт
Средь ниш с мадоннами святыми
Пусть беззастенчиво цветёт

Краса, доступная немногим.
Как ты безжалостна, Кармен?
Не властны смертные и боги
Над чередой твоих измен.

Рука, привычная к навахе1
И сердце, где любовь и месть.
И смерть ты приняла без страха-
Так высока в цыганке честь.
1- испанский нож с кривым лезвием.
***
Всё исподволь, всё исполу;.
С тобой мы спали на полу.
С ковра затёртым красным мехом.
И кто-то на тебя со смехом
Поставил ногу и ушёл.
И след заметен хорошо
На комбинации твоей.
И на комплекции моей
Не отразилась эта ночь.
Ступай, зови, чтоб мне помочь
Одеться в бриджи и сюртук.
И заодно готовь фриштюк
В окурках пол, заплёван весь.
Авось, тебе убавит спесь.
То, что ты спала на полу.
И с кем? Со мной! И не балуй
Уж ночь прошла. Я пуст и звонок.
А ты ещё совсем ребёнок.
***
О, Шемайя, Шемайя,
Лупоглазое божество.
Лишь пучок травы закрывает
Богоданное естество.

Три руки и четыре глаза
И отвислый овечий зад.
Но всего сильней поражает
Твой жестокий и хищный взгляд.

И четыре напруженных члена-
Им на жертву только девиц.
Точно угль горит раскаленный
Твой рубин в одной из глазниц.

О, Шемайя, Шемайя,
Негритянское божество.
Хитрый жрец судьбу открывает
Лишь за мзду, ну так что же с того?

Обожжёная в пламени глина-
Твой обширный всеядный живот
Прикоснуться к себе разреши мне,
Чтобы мне уйти от невзгод.

Ты даруешь слабым удачу,
Посылаешь оленя стрелку,
Исцеляешь хромых и незрячих.
И даруешь коня седоку.

О, Шемайя, Шемайя,
У тебя довольно невзгод.
Лупят палками, в реку бросают,
Набивают калом живот.

Пусть сегодня они покорны-
Завтра верят другим богам.
Подошли со смиреньем притворным
И сложили дары к ногам.

О, Шемайя, Шемайя-
Однодневное божество.
Мажут губы жиром, лобзают,
Лупят палками. Ничего.

У людей такая же участь:
Мало радостей, много невзгод.
Даже вера- и та по случаю.
Заклинанья жреца певучи-
Этот знает всё наперёд.
***
За что же любят красавицу?
За так. Понимаете, нравится.

А скромных любят, естественно,
За то, что отдали девственность.

А милых любят за обаяние-
На это есть у парней обоняние.

Скажите, за что же любят уродину?
Уж не за то ли, что любит Родину?
***
Выхожу один я на дорогу.
Выхожу один? И слава богу.
Но не шлёт всевышний мне попутку.
Я один топчусь по первопутку.
Мёрзну на ветру и на морозе.
Где-то рай, цветущие мимозы
И пижонят в юбочках девчата.
Я же крою незадачу матом.
Нет попуток- хоть умри, хоть тресни.
Умирать- так с музыкой, так с песней
Что же петь? Классическое б что-то
С губ застывших сходит безотчётно:
«Выхожу один я на дорогу».
Хоть одну машину, ради бога!
Но не шли, всевышний, легковушку.
В ней сидит предатель и двурушник-
На меня посмотрит равнодушно:
«Много вас и очень это нужно».
И промчит авто, обдав презреньем.
Я пою и легче мне от пенья.
Где-то мчат роскошные «Камазы»,
Что по двое забирают сразу.
И тепло, и вольно, и уютно.
Разговор завяжется попутно
И мои рассеет он сомненья.
И у бога попрошу прощенья:
Есть, мол, доброта и милосердье:
Посмотри, всевышний, на соседа.
Он рулит, из пачки тянет «Приму»
И глотает дым, как одержимый.
Это свой, трудяга терпеливый.
И в кабине я почти счастливый…
Всё мечты. До отчего порога
Остаётся, в общем-то, немного.
Лишь на градус повёрнулся глобус-
Не дождался и ушёл автобус
В рёве разыгравшейся метели
К небесам молитвой полетело:
«Ведь один я вышел на дорогу.
И прошу я, в общем-то, немного.
Не толпа весёлых экскурсантов,
А до дому рвущийся курсантик».
И услышал бог мою молитву.
Если б мог- поставил бы поллитру.
Тормозами взвизгнула машина,
И ушла дорожная кручина
Ведь для счастья нужно-то немного:
Я почти у отчего порога.
***
Финал. Свисток и взоры ребятни
Прикованы к хоккею и по праву.
А шведы рвутся так, как будто бы они
Не могут рассчитаться за Полтаву.

Иди вперёд. На обыгрыш рискни.
Сражайся до конца или умри со славой.
А шведы рвутся так, как будто бы они
Не могут рассчитаться за Полтаву.

Добро бы чехи. Но они в тени-
Сидят себе тихонечко над Влтавой.
А шведы рвутся так, как будто бы они
Не могут рассчитаться за Полтаву.

Уже секунды тянутся, как дни.
Нас меньше- так решил судья, сморчок плюгавый.
А шведы рвутся так, как будто бы они
Не могут рассчитаться за Полтаву.

Уже и ноги ватны- не стони!
И нас уже, как в качке, заболтало.
А шведы рвутся так, как будто бы они
Не могут рассчитаться за Полтаву.

Возьми, коль сможешь! Здесь мы, вот они-
Такой хоккей вам явно не по нраву!
Но в этот раз, хоть трижды осени,
Вы не сведёте счётов за Полтаву.
***
Легкоструйно, легковейно,
Осиянно лунным светом.
Я взирал с благоговеньем,
Верил колдовским приметам.

Был шершав песок залива,
Как котёнок, мягок ветер.
Ты была нежна, стыдлива
И прекрасней всех на свете.

Синих звёзд в ночи мерцанье,
Синий взор моей любимой.
Я не мучился незнаньем
И звезде присвоил имя.

Той, что ко плечу пристыла
И была со мною рядом.
Неужели ты забыла,
Что, отравлен грусти ядом,

Я предчувствовал измену:
Слишком было всё прекрасно.
И настали перемены,
Вместо звёзд пришло ненастье.

Мне одна звезда осталась
С нежным именем любимой.
Губы, может, улыбались,
Повторяя: «Ах, Марина».

Море сине, точно очи
Девушки моей любимой.
Шепчут звёзды среди ночи:
«Ах, Марина, ах, Марина».
***
Какая каменная скука
Сковала эти вечера?
Всё изменившая разлука,
Сегодня, ставшее вчера.

И руки отпускают руки,
Уже надежды не тая.
Любовник ли, любимый ль, друг ли? —
Не угадаешь, потеряв.

Надежды тоненькая свечка
Сгорит до самого конца.
Спокойной станет, но не легче.
Черты любимого лица-

Им воскресать и забываться,
Стереться, точно старый грим.
Какое счастье- не влюбляться!
Какое горе- не любим!
***
Я знаю: нужна со временем сверка,
Чтоб мы не забылись, а стали мудрей.
Идёт печальная пенсионерка.
В пальто, переросшем её дочерей.

Когда-то ходила в красной косынке,
Была комсомолка, ударник труда.
И если б в те годы её спросили
О будущем- страстно вскричала б: «О, да!»

И были близки грядущего дали,
До коммунизма- рукою подать.
Сейчас же плачет: «За что страдали?»
И чем ей юность свою оправдать?

Ведь было всё на митинго; вом крике.
Всё лозунг, порыв и страстность: «Даёшь!»
Давали. И как давали! И дико,
Что вместо счастья- истёртый грош.

По двадцать лет в общежитских покоях.
Чего уж о муже, о детях, семье!
О, если бы знали, что ждёт их такое,
Что их пригвоздят к позорной скамье!

И будет старость- ушедший поезд,
Который уже никому не догнать.
Вожди, в стене кремлёвской покоясь,
Если б могли на это взирать.

О как была бы скверна их усмешка!
О, как бы издёвка текла по устам!
Мы были пешки, обычные пешки,
Которые верили хитрым ферзям.

Я в это время и в плане не был:
Меня зачали много поздней
Но эти ломти засохшего хлеба,
Но эти гроздья созревшего гнева-
Они дошли и до наших дней.

И чем помогу я этой старухе,
Которая трудно жизнь прожила?
Кому б за неё влепил оплеуху?
Кого бы рвал за такие дела?

Ведь жребии были не идентичны:
Ведь кто-то с пайком имел лимузин.
И эта старушка- улика, поличное,
С которою схвачен социализм.
1990г.
***
Сквозь клубы пыли, сквозь тысячелетья.
Летят амазонки на лёгких коня; х.
А это- предвестник вернейшей смерти,
И тело скуют усталость и страх.

Они подскачут, и их царица
Взмахнёт копьём: «Расскажи о себе.
Посмей в своих надеждах открыться.
И вверься потом лучезарной судьбе:

Ведь ты уже на пороге рая
Один из этих жалких мужчин»
Но я рассказом своим отыграюсь-
Раз этого вы хотите — аминь.

Я буду мерзок и зол в квадрате,
Страшней, чем Синяя Борода.
И мне царица крикнет: «Предатель,
Тебя не отпустим мы никогда.

Ты будешь с нами в походах наших.
И смерть увидишь многих мужчин».
И я, бедолага, которому страшно,
Я буду смеяться почти без причин.

Я буду рад такой перспективе,
Хотя на лице- изумленье и гнев.
Я стану спутником их неучтивым,
Этих таких неженственных дев.
***
Рука не моющая руку.
Надёжная вполне рука,
Что открывает дверь без стука,
Как луч, пронзая облака.

И хватит ли моей удачи
Хоть отчасти, от всей души…
Лишь странником в толпе незрячей,
Считающей свои гроши.

Рука такая дорогая-
Как раз была б она по мне.
И, в смысл прожитого вникая,
Доволен я теперь вполне

Но не собою, а тобою:
Я за плечом- как за щитом.
О ты, не ставшая судьбою,
И не сказавшая мне ртом

Прекрасным, как и вся прекрасна
О дружбе или о любви.
И все ушедшие соблазны
Не растворяются в крови,

А канут в ночь, где в недотрогах
— Уж слишком далека! — луна.
Ах, ради бога, ради бога! —
Смеюсь- не ради же меня.
***
Я тяну золотую тоню:
Месяц, солнце и звёзды в ней.
Трепыхание звёзд полусонных
И мерцанье неясных теней

В ясном солнце, почти как медуза,
Дышит жабрами лунная муть.
И шаланда осела от груза
И трепещет от радости грудь.

Что ж, вкусил я рыбацкого фарта,
От удачи ликует душа.
Без печали теперь, без азарта
Отпускаю улов, не спеша.

Я на волю теперь отпускаю
Бледноватое злато луны.
Лёгкий месяц во тьму уплывает,
В шевеленье ночной тишины.

Солнце взвилось подобьем жар-птицы,
Освещая просторы земли.
И уставшие в лодке томиться,
Синий свет испуская, ушли

Звёзды- тихие, милые звери,
Безобидны, не плача, не злясь.
И, направив свой парус на берег,
Я лежал в этой лодке, смеясь.
***
Когда-то предок мой косматый
Огонь из камня добывал.
Щепа дымила; трижды клятый,
Вдруг в трубку бересту сгибал

Огонь, и были все довольны
И грелись возле очага.
И тянется рука невольно
К тому теплу; и так легка,

Приятна мысль об этом средстве,
Что через тысячу колен
Я представляю: с благородством,
Когда мелькнёт в пещере тень

Моя — меня к огню усадят,
Дадут глодать олений бок.
Пусть кзамы хитрые в засаде.
И лев пещерный недалёк.

В плетёнке золотое пламя,
И веточки в него суют.
Страшнее, чем Шекспира драма,
Ужаснее, чем божий суд,

Когда мерцающие угли
Становятся пустой золой-
Тогда весь род молчит в испуге.
И кто-то дерзкий, молодой

Идёт за краснозубым зверем
С палицей на литых плечах.
Быть может, он вернёт потерю,
Чтоб снова мог разжечь очаг

Старейшина, и будет праздник.
Все будут сыты и в тепле.
Виновник торжества, проказник
Лукаво прячется в золе,

Гудит средь веток ароматных
И песнь спасения поёт.
Косматый предок бубен схватит
И час камланья настаёт.
***
Всё в этом мире дышит тайной,
Всё- сил неведомых нам ков.-
Как облик красоты случайной
Из лёгких быстрых пузырьков

Ажурной пены- как же рады
Пленительной её красе
Чудищ подводных мириады!
И на песчаной на косе,

Куда её волна выносит,
Всё дышит таинством любви.
Как стебли водорослей, косы
И складка каждая таит

Дыханье неги, сладострастье
И ожиданья чистоту.
Но не приносит людям счастья
Пришедшая из вод в цвету.

Юпитер- счастливый избранник.
Как не завидовать богам!
Он лоно девственное ранит,
Склонив её к своим ногам.
***
Прекрасное- всегда неповторимо.
Какая попа у моей любимой!
***
О умри павиан: в этот сумрак
Бесполезно тебя опускать.
С темнотою приходит безумье,
И с себя полномочья слагать

Соглашаются твари земные,
Повелители светлого дня.
И приходят по праву иные,
Что страшат и ворожат меня.

То летучие юркие мыши
И болотная мерзкая тварь.
Ты прихода её не услышишь
И тебя заворожат, как встарь,

Неподвижные темные очи,
Беспощадное сердце ночных.
Павиан, в этом сумраке ночи
Ты застыл, ты угас, ты утих.

Да, хвалебное пение солнцу,
Ослепительной ярости дня.
Мы- дневные- умнее и тоньше.
И почти не боимся огня.

Мы познали и ярость, и силу.
Слишком жгуча в нас алая кровь.
И за то мы ночных не простили,
Что они не приемлют любовь,

Что они об удаче не знают,
Об охотничьем гоне дневном.
И за это мы их проклинаем,
И за всё, что творится тайком.

Пусть пучок ослепительный света
Ночью тёмною в сердце живёт.
Мы- дневные и кровью отметим
Златоглазого солнца приход.
***
Когда срываются с фундаментов,
Из флегмы вырвавшись, дома,
Идут, сметая всё в беспамятстве,
Как фурии, как смерть сама.

Зима настраивает скрипку,
Под музыку роится снег.
И неподвижная улыбка
Таит безумье, а не смех.
***
Из окон москательных лавок
Колониальные товары.
Из чешуи базарных давок,
Где греют воздух самовары.
И зычный глас и крик торговли
И голуби обсели кровли.
Кальян в руке у турка в феске.
Курильня опия рядком.
Дома, как волны в шумном плеске,
Застыли. Разве не знаком
Стамбула профиль авантажный,
Где уживаются отважно
Бродяги, воры, проститутки,
Кипят где страсти не на шутку? —
Восток ведь он и есть Восток-
Застывший на века восторг.
***
В расширяющейся вселенной,
В разбегающихся галактиках
Лишь любовь остаётся нетленной
И нетленна навеки Арктика

Сих торосов белейший лёд,
Ослепительно тугоплавкий.
Этих демонов белых полёт,
Этих самых податливо мягких,

Что тебя с головой погребут
Под сугробом и под забвеньем,
Белым саваном оплетут,
За безвестность взимая пени.

В расширяющейся вселенной,
В разбегающихся галактиках.
О тебе мои сожаленья
И восторги мои об Арктике.

Этот дактиль горчит мне рот,
Морщит губы нелепая рифма,
Потому что во мне живёт
Та забытая всеми нимфа,

Что пыталась сквозь гипсовый рот
Рассказать обо всём подробно
Я молчу и молчу, а речёт
То, что целое, а не дробно

Что белее сиятельных льдов
И честнее упругой метели.
Не считает своих годов
И не прячет надмирных целей.

Сожаления — свысока
И кивком разрешенье, прощенье.
Потому и бела рука
Потому и невнятно значенье

Всех, кто служит лишь белым льдам,
Поклоняясь лишь белой вьюге.
О кому же тебя отдам!
За какую отдам услугу!

Слава богу, что ты — одна,
Слава богу, что ты — бесцельна.
Наше дело теперь- сторона.
Преклоним же свои колена,

Поклоняясь лишь белым льдам,
Ослепительно тугоплавким.
Никому тебя не отдам-
Ни сутане, ни камилавке

И ни жёлтому янтарю,
И ни телу волны солёной-
Я самой себе подарю
Даром вещим и потаённым.

Володей же одна, одна
И теперь ничего не бойся,
Потому что моя вина-
Все твои бесполезные свойства.

Белый бубен и синий пень
И камланье слепящей вьюги.
Потому что настанет день-
Онемеют уста и звуки,

Станут звёздами и волной,
А волна засияет звездами
Лишь тогда ты будешь со мной.
И совсем никто между нами.

Лишь тогда- и молчанье, и тень
И охапки холодного ветра.
Он уж близок, твой главный день,
И совсем ничего до рассвета.

И глаза заслоняет ладонь
И звезда леденеет над нами.
Я тебя умоляю: не тронь
Бесполезно пустыми словами.

Не скажи, а смолчи и смолчи.
Пусть молчания совере; ны
Под твои голубые лучи,
На твои голубые ступени,

Что уводят на самое дно,
На чужбину далёкой вселенной.
С нами Арктика заодно.
С нами нощно и с нами денно

То, что ждёт и не ждёт свой час
В звёздном тереме, в сердце вселенной.
С нами Арктика и за нас
И её ослепительный гений.
***
Для пробы пера годится и ручка,
Годится дрянной пожелтелый листок,
Когда, отхандрив и себе же наскучив,
Ты ловишь струящий из сердца поток.

Он хлещет, блистает, в огнях и зарницах,
Такой же нетленный, как ночь рождества.
Затопит луга и затопит страницы,
И кругом, и кругом пойдёт голова.

Всё вспомнится разом, причудливо, странно
Изменит и облик, изменит и стать,
Чтоб сбыться твоим и чужим ожиданьям,
И чьи-то надежды тобой оправдать.
***
 «У Лукоморья дуб зелёный»
Сидит кикимора влюблённа.
И цепь грызёт златую ртом
И хочет убежать с котом
А кот- увы! — направо ходит.
И ничего там не находит.
Налево- сказки говорит.
— Но для кого их говорит? —
«Там чудеса: там леший бродит» —
— Орёт при всём честном народе-
«Русалка на ветвях сидит»
— Через пенсне на всех глядит-
«Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей».
Там сослуживец мой Серёжка
Гоняет пьяных егерей-
«Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон и дверей».
И бабка старая сторожко
Стоит навроде вратарей
У окон тех и тех дверей
«Там лес и дол видений полны»
— Пресыщен зритель полусонный-
«Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой».
А как же дальше баит сонник
Об этой сказке непростой?
«И тридцать витязей прекрасных»
— На тридцать всё-таки согласны-
Чредой из вод выходят ясных»
— А под водою не опасно? —
«И с ними дядька их морской»
— Смотри заботливый какой! —
«Там королевич мимоходом
— Опять пред всем честным народом-
Пленяет Грозного- царя.»
— А Грозный был хорош. И зря
«Там в облаках перед народом
— Каков у них прогноз погоды? —
Через леса, через моря
Чрез светлы очи рыбаря-
Колдун несёт богатыря»
— Летит чему благодаря?» —
«В темнице там царевна тужит»
— А бурый волк готовит ужин,
— Который никому не нужен.
— Ведь ясно сказано, что тужит-
«Там ступа с бабою- ягой
— Зачем связалася с каргой-
Идёт — бредёт сама собой».
И все кричат наперебой:
«Иди — бреди и черт с тобой».
«Там царь Кащей над златом чахнет».
— Но златом на Руси не пахнет-
«Там русский дух» — и как главбух
Ищу я этот самый дух.
Глушил Раскольников старух,
Но это- между прочим вслух-
«И я там был и мёд я пил»,
Затем, что гостем званым был.
«У моря видел дуб зелёный»
А кот с кикиморой влюблённой
Сбежал, поганец и злодей,
И цепь упрятал от людей.
И там сидел я до рассвета,
На дуб тот составляя смету.
***
Московский Блюз

Меня по ошибке взяла ты в метро
Под руку, под руку.
Тогда я не понял, как мне повезло,
В чём штука, в чём штука.

Нас снова и снова сводили пути,
Всё те же метровские линии.
Тебя я не мог- ну никак! — обойти,
Влепила мне под ватерлинию.

В кружении улиц, ночных площадей,
Скамеек у скверов,
Я понял, что вляпался я без затей,
И стало мне тошно и скверно.

Ну что бы судьбы повернуть колесо.
Левее, правее, но вывернуть
Но прямо, но прямо, но прямо и всё,
Точнёхонько под ватерлинию

С татарским лицом белокурый мой друг.
Скамейки подёрнуты инеем.
В кружении улиц, в скрещении вьюг
Судьба отыскала посыльного.

Горящие буквы ночного метро,
Порталы пустых стадионов
Какими ветрами тебя занесло,
И кто почтальоном?

И в стуке колёс, и в мерцанье огней
Всё та же, всё та же
А как бы мне спрятать тебя поверней
Авось, не отыщут пропажу.

И в солнечной скверне, и в лунной тени
Всё та же, всё та же.
А вот уже рядом, а вот уж они,
Судьбы непреклонные стражи.

Но я завещаю походку твою
Грядущему веку.
А я о бессмертье с тобой говорю:
Не дай же пропасть человеку.

В скрещении улиц, в мерцанье огней
Грядущему веку.
А вот и разлука из царства теней
Бредёт издалёка

Но что бы то ни было, солнцем клянусь
И первою встречей.
К тебе из любых расставаний вернусь.
Разлука не вечность.

А жизнь коротка: остановка метро,
Как свет из туннеля.
Мы встретились, — скажем, что нам повезло.
А в смерть я не верю
***
Ты- мой светоч, мессия,
Луч, пронзающий тьму
Твои боли, Россия,
Как свои, я приму.

Твои боли, Россия,
Твой высокий удел,
Знамена боевые,
Тяжесть мирных всех дел.

Присягаю, как небу
И как синей волне.
Твоим млеком и хлебом
Жить, как прочим, и мне!

Твои песни мне слушать,
В твои ночи любить
Твою нежную душу
Никогда не забыть.

Я твой колос, частица
Твоей чёрной земли.
Я — твой голос. Мне снится
Песнь за речкой вдали.

Присягаю, как звёздам,
Как метели твоей
Присягаю, как грозам
Средь сухих ковылей.

И, как матери, верю,
И, как мать свою, чту.
Твои боли, потери,
Твою грусть и мечту

Принимаю всем сердцем,
Каждым стуком его.
Твои крест, полумесяц-
Свет окна моего.

Я умру- раз родился
В свой положенный срок.
Лишь одним мне гордиться:
Что Россию берёг.

Что снега голубые,
Никогда не забыть
Может, мы и любые-
Только б Родине жить.

Только б шириться песням,
Только б веснам звенеть
Средь просторов чудесных
Василькам голубеть.

Только пели бы птицы,
И звенели б ручьи.
Только б девушкам сниться
Мы ночами могли.

Мы под ношу любую
Подставляем плечо.
Пусть враги не балуют
Воевать горячо

Мы умели, умеем,
Верю: будем уметь.
То, что мы не допели-
Нашим детям допеть.

Нашим внукам гордиться
Этим небом, землёй.
Кто в России родится-
Тот уже удалой.

Тот, кто пил её воды,
Тот и чист, как родник,
И в урочные годы
К её мощи приник

Я — пылинка средь нивы,
Я — всего колосок.
И покамест был жив я,
Помогал ей, как мог

Эта вера мне душу
Согревает теплом
Не согнусь и не струшу-
И стоять мне на том.
***
Я стою у края бездны,
Ночи на краю.
И шепчу я с укоризной:
«Быть тебе в раю».

Что ж ты ходишь и чаруешь
Молодость мою.
Всё равно потом забудешь
Про любовь свою.

Серый мох сказаний древних,
Леший на болоте
Ах, твои заботы мне бы-
Быть мне беззаботной.

Мне искать звезду и верить
Крохотной букашке.
Серый мох сказаний древних,
Белая рубашка.

В золотистом небосводе
Есть и наша доля
Я колдую год за годом
На песчаном поле.

И у речки синепенной
Где волна с барашком,
Брошу я без сожаленья-
Не вздыхай, бедняжка.

Обману и очарую
Синими цветами.
Ах, гореть напропалую
С тёмными очами

С сердцем, высушенным в звень
Мне в аду, в болоте ль.
Пусть померкнет белый день,
Я смирюсь с охотой.

И косматый леший пень-
Суженый и милый.
Ты ж- моя былая тень,
Я ль не говорила

Что сведу тебя с ума
Наговором лешим.
Подарю тебе дома-
Лешего скворешню.

Среди высохших болот,
Здесь твоя недоля.
Я- судьба, лишь чёт-нечёт.
Только лишь, не боле
***
Я знаю жизнь с ёё трудом вседневным,
С круговоротом буден и забот.
И сам я здесь работник не последний.
Не сомневаюсь я на этот счёт.

Я знаю: чтобы счастие запело,
Должна рубаха липнуть ко хребту.
Коль ты пижон, — мне до тебя нет дела,
Коль не встаёшь ты рано поутру.

Коль ты навильник сена не поднимешь
Мешки с зерном чрезмерно тяжелы.
Поверь, что ты удачу не обнимешь
И от судьбы не будет похвалы.

Я знаю, что вседневная работа,
Она важнее всяких кутежей.
И если нету до труда охоты,
И не твоё уменье протеже,

Поверь, ты зря на этот свет родился
Ты не поймёшь, что значит хлеба кус.
И пусть сейчас мильон других традиций,
Мильоны тех, кто знают наизусть,

Что надо вот урвать и жить барыгой.
«Купи- продай» — профессия одна
но для чего тогда читал ты книги,
не поняв в этой жизни ни рожна.

Но для чего тогда тебя любили
Отец и мать и вся твоя родня
В тебя коль пониманья не вдолбили,
Что без работы не прожить ни дня.

Хвала рукам! Но тем, что пахнут хлебом,
Навозом пахнут, пахнут топором.
Хвала за всё, за всё земле и небу,
Умению в обличии любом.

И радости свершенья, созиданья,
Удаче завершения трудов.
И служат пусть моёму оправданью
Моя работа и моя любовь.
***
Я встретил девушку мечты,
Прекрасней, чем газель
И чудо этой красоты
Мне подарил апрель.

Она не слишком- то строга
К желаниям моим.
Хватило б счастья на века:
Я понял, что любим.

И душу ей открыл свою
И пьесу показал.
Я дифирамбы ей пою,
За всё я власть благодарю.
Описка- вот скандал.

Частицу «не» влепил зазря-
Порукой честь моя
Меня, недолго говоря,
В далёкие края.

Теперь рисуюсь в зоне я
С окурком на губе-
Была любимая моя
Агентом КГБ

Потом, когда освобожусь,
Жениться всё-таки решусь-
Моя — дурнушки- масть.
А всех красивых, я клянусь,
Завербовала власть.
1989г
***
Как живёте? Да плохо живём.
Хлеб, картова. Ни мяса, ни рыбы.
Бражку гоним да песни поём,
Но за то, что живые- спасибо.

Нет войны, но как будто в Чечне
В городах, а особенно в сёлах
Утонули во тьме и дерьме.
В первый встречный заедьте посёлок.

Всё порушено: фермы, дома,
Дом культуры, столовая, баня.
Потихонечку сходим с ума.
Ну да что там! — всё знаете сами

Все в китайском давно барахле,
Все в обносках. Знакома картина?
Нет ни света, ни газа в селе.
Выручает покамест скотина.

Как зарежем хавронью- живём.
Спичек, сахара, чаю, водяры
Наберём, да и песни поём,
Как Кобзон и София Ротару.

Разговоры- ну сплошь! — о деньгах,
О муке, о зерне, о соляре.
Хоть там немец, хоть негр, хоть казах.
«А в России, повысят, сказали

И зарплату, и пенсию“. „Нам
На турецкую пасху — не раньше».
«Им — то что! Хоть пойти по ****ям,
Хоть на Кипры поехать, хоть дальше-

Денег хватит. Вот только народ
Уезжает и мрёт понемногу».
«Только живность, ещё огород
Держат здесь, а не то бы, ей — богу,

Всё продал и уехал“. „Куда?
Будто лучше всё в той же Рязани.
И одна у любого беда
Хоть в России, хоть здесь, в Казахстане».

«Обещали зарплату живьём-
Чей-то голос- а тянут резину» —
И такая трагедия в нём,
Будто взрыв прогремел в Хиросиме.

«Как живёте?» Всех лучше живём!
Всё ж на родине- там, где родились.
Водку пьём, после песни поём-
Кроме тех, что, конечно зашились.
1998г.
***
Твои сыны раскосые тебе,
Твои сыны, как степь широкоскулы,
Клянутся, что с тобой в одной судьбе
Они одно и то же. Те же бури,

Что сотрясают гордую Москву,
Трясут и наши ветхие кибитки,
Что за морем всего и всех — в избытке,
Но я в России — матушке живу.

И потому её беда- виной
Моей, сыновьей болью неизжитой.
За то, что в праздник пью твоё вино,
За то, что голод насыщаю житом

Твоим- за это вот моя рука.
Во дни побед и горьких поражений.
Но над тобой проносятся века
Отчаянья, страданья и боренья.

А я — лишь миг, а я — твой краткий слог
В той давней от времён Баяна книге,
В которой- поученье и урок,
В которой- озаренье и вериги,

В которой степи выжжены огнём,
В которой плачут белые берёзы,
Как наши сёстры; неба окоём
Лазурного дождят слепые слёзы

И я не оттого ли стебелёк
Твоей высокой золотой пшеницы,
Что был рождён в положенный мне срок,
Когда судьба назначила родиться!

И рос, и осенён твоим крестом,
Твоей высокой и печальной долей.
Во дни, когда пытают на излом,
Когда во бранном во широком поле

Сошлись беда и горькая нужда
И злом изьязвлены людские души.
Но всё же высока твоя звезда
И светит всем во тьму и свет идущим.
***
Метель царила над всей округой,
Хлестала по окнам картечи крупой.
Как будто зима, оказавши услугу,
— Тёплый декабрь- теперь за собой

Оставила право: сплошной стеною
Брать своё. Понимая толк
В осаде, шла волна за волною
На приступ, Раздёргав небрежный стог,

И разметав, разодрав на клочья,
Искала, что бы ещё натворить.
Чтоб все смогли оценить воочью,
Как умеет она чудить,

Как она всеохватна в движенье,
Как она всеобильна в любви.
Сторицей за каждую малую пеню
Платя, желая всё обновить,

Она наметала до крыш сугробы,
Она пристройки и двор замела,
Как будто демоны в белых робах
Метались в аврале всю ночь до утра.

А утром стихло, и потихоньку
Стали откапывать люди себя,
Затем соседей. У подоконников
Своих матерей за подол теребя,

Крутились чады, и им в новинку
И этот буран и за окнами тьма
И эту ночь, как часть поединка,
Вчистую на шпагу взяла зима.
***
Любовь, она бывает разной
Я все грехи себе скостил
И жар высокого соблазна
Мне кровь и душу горячил.

Нас развели пути земные,
Вновь реки входят в берега.
Все близкие и все родные
Ушли в холодные снега.

И я готовлюсь к этой казни,
Я вспомнил всех, кто сердцу мил.
И память прошлая, как праздник,
Средь одиночеств и могил.

Вы- близкие родные звёзды,
Туман забвенья вас покрыл.
Но я скажу светло и просто
Про всех иных, кто сердцу мил:

Я молод был, а жизнь прекрасна,
И я безумно вас любил.
И жар высокого соблазна
Мне кровь и душу горячил.
***
Летящие по небу шпили,
Распластанный в небе собор,
Гудящие автомобили,
Лощеной толпы разговор:

«О Рашен… Россия… Россия
О Рашен… Россия… О Русь!
Как девка, что вышла впервые
К сватам. Объяснить не берусь,

Где сердце твоё. А в соборах
Угасли уж колокола
Вновь божии храмы в разоре.
Ты с кем эти годы жила,

Что выцвели фрески и краски,
Загажен алтарь и притвор.
И, как чужеземная сказка,
Толпы неродной разговор.

Пусть щёлкают фотозатворы,
И пусть иностранец кричит:
«О Рашен!» Но русское горе,
Оно ведь от века молчит.

Как будто на речке Непрядве,
Срубила тебя татарва.
Как будто без солнца, без радуг,
И мысли тусклы, и слова.

Когда ж первозданной красою
Заблещут твои купола,
Малиновых звонов игрою
Душа насладится дотла, —

Не знаю. Автобусов морды
Хохочут спесиво в лицо.
Летят указатели с гордым:
Маршрут «Золотое кольцо».

***
Вы хотите заставить верить
В вашу вонючую политику,
Хотите доказать, что кворум
Важнее простого счастья.
К чёрту! Пойдём в луга
И нарвём ромашек,
Будем плести венки.
И водить хороводы.
И в самом деле:
Не стоит переживать,
Если декрет 2047-ой
По поводу моржей на Чукотке,
Их бедственного положения,
Был отклонён.
К тому же ведь есть надежда.
На то, что примут его
Хоть в чтении во втором,
Но всё-таки примут,
Так что не переживайте,
Товарищи- господа
Не всё так плохо,
Как кажется оппозиции
И не кажется
Правящему большинству.
***
В чём смысл профессии строитель?
Начало самое начал.
Любой герой, любой воитель
До срока в доме созревал.

А дом — он был всему основой.
Зачатья, ссоры — все в дому.
И создавался он с любовью,
Чтоб всё по ладу и уму.

Добавлю, что и бог — строитель,
В шесть дней поставил этот мир.
И может, вымолвил: «Живите.
И страдный труд, и бранный пир-

Всё начинается отсюда
От хижин или от хором».
Я большего не знаю чуда,
Чем свой родимый, отчий дом.
***
Одичавшие кони
Уносят в галоп.
Не достанет погоня.
Только поверх голов

Добродушные пули
Безобидно трещат.
Ну чего же взгрустнули,
Что же рыщет ваш взгляд?

Ведь они — только вслед,
Ведь они — наугад.
Это лёгкая смерть,
Ах, пардон, виноват!

Аксельбант на плече,
Точно шарф золотой,
Точно наперечёт.
Мимо нет ни одной

Безобидные пули
Догоняют друзей.
Ну чего же взгрустнули,
Ну давай же скорей.

Слева- лес, справа- лес.
Никуда не свернуть
Точно наперерез,
Не дают и дохнуть

Всё снега да снега,
И деревья в снегу,
Что поделать- тайга,
Я уйти не могу.

Догоняет меня,
Точно птичка, свистя,
Убивает коня,
Расстаюсь, не грустя.

Конь мой верный, мой конь,
Ты опять за меня.
Не уйти одвуконь-
Нет второго коня.

Точно так же скажу, —
Нет второго меня.
И со смертью схожусь,
Не любя, не кляня.

Наша честь, наша смерть,
Точно в бездну полёт.
Только надо суметь,
Чтоб не наоборот.

Ворожи на себя,
А она на друзей.
Ворожи на себя,
Не на верных коней.

Синеокий мой конь
С рыжей чёлкой своей,
Не уйти одвуконь,
Не хватает коней.

Это время — не пули,
Это сам виноват.
Никого не надули,
Это годы визжат.

Плющат наши тела,
Плющат наших коней.
Что ж, такие дела,
Смерти это видней.
***
Трубач, играй зарю,
Трубач, труби поход
У смерти на краю,
В черте горящих вод.

Расхечлить знамена
И пушки зарядить.
Война, война, война.
Нам некогда годить.

Прости меня, жена,
Прости, любимый край.
Что сделаешь- война.
Трубач, поход играй.

Пусть барабана дробь
Крепит чеканный шаг.
Красиво вздёрнув бровь,
В прелюдии атак

Идёт наш капитан,
На кортике рука.
Грохочет барабан
О славе на века.

И мушка ищет цель,
Она её найдёт.
Пред цепью офицер,
Ведь он её ведёт.

И вялая заря
По белизне лосин.
И всё, что будет- зря,
Конец всегда один.

Картечь развалит цепь,
И рухнет капитан.
И покачнётся твердь,
К бледнеющим устам

Слетятся имена
Его былых подруг.
Прости меня, жена,
Я скинул жизни вьюк.

Поэтому могу
Сказать другой: «Прости».
Последнему врагу
Грехи все отпустить.

Сегодня я сражён-
Все жребии равны-
Ни званий, ни имён,
Ни славы у войны.

Тверда её рука,
В крови её звезда.
Пред знаменем полка
Душа моя чиста.

И ангелы трубят
Последнюю зарю.
Спокойно спи, солдат,
Покой тебе дарю,

Теперь ни сухарей,
Ни спирта, ни рубах.
Теперь судьба добрей
И милосердней враг.

Трубач, труби отбой.
Увы! Трубач убит,
Полоской голубой
К земле покой пришит.

И в списках нет его.
Со всех довольствий снят.
И что нам до того,
Чему он нынче рад.

Знамёна шелестят
И на маневрах полк.
Спокойно спи, солдат,
Твой барабан умолк.

Другим сыграл трубач
Поход или отбой.
И твой солдатский плащ,
Как нимб над головой.

И каптенармус спирт
Другому. И другой,
Покуда не убит,
То всё-таки живой.

Со скаткой — по жаре.
В атаку со штыком.
А стяг горит зарей
И реет над полком.
…
Губы любимой трепетней, чем губы коня,
Глаза любимой пугливей, чем очи коня.
Имя любимой катится, как бубенчик, звеня.
Но что моя любимая одна, без меня?

Это как ветер без последней стрехи.
Это как без обонянья Шанель №5 духи.
Это как песня без ушей и без уст.
Без меня для моей любимой мир этот пуст.

Так пусть же ветры поют во славу мою.
Так пусть же реки текут во славу мою.
Так пусть же горы встают во славу мою.
Ибо что без меня любимая? — говорю.

Это как гладь океана, но без волны
Это как звуки достана, но без струны.
Это как на взводе лопающаяся струна
Ибо что моя любимая без меня?

Так пусть же гордятся птицы лишь мной одним,
Февральская вьюга струится дыханьем моим.
И маем разнеженным разольются мои соловьи.
Ибо что моя любимая без моей любви?

Я — пасынок неба, глашатай своей судьбы
Я — памятью древней, огнём посреди травы
Я — солнцем по небу, во всех души тайниках,
Ибо держит мои стопы земля на своих руках

Ибо целует ветер мои глаза,
Ибо синего цвета небесный казан,
Именуемый небом, ликует, от мысли звеня,
Ибо что это небо и эта земля без меня.

Я — ведь частица от прошлых и нынешних дней.
Я — слеза на мира ресницах, сказать верней,
Я — сам этот мир, его дыханье, глаза
Я — его при рожденьи купил и в этом мне отказать нельзя.

Но небо от неба, земля от земли-
моя любимая.
Но песня от песни, как гром, грохочет вдали-
Моя любимая.
Любя меня — обожайте того,
Кто мною любим,
От дыханья ветра,
От дыханья солнца таим

Этот цветок средь цветов
И пестиком, и лепестком.
Ибо это — любовь
В понимании никаком.

Это — ничто, ибо это- всё.
И катится, и катится колесо
Жизни, судеб, своим ароматом маня,
Полном цветов, полном грехов и огня,

Полном дождей, листопадов и тёмных ночей-
Имя любимой — звенящий во тьме ручей-
Полном маков и розовых лепестков,
Полном знаков и каждый из них таков:

Каждый живущий — да будет этому рад,
Почкой встающий — пусть опадёт в листопад.
С ветром пришедший — уйдёт за ветром вослед.
Больше, чем вечность — крыльев бабочки свет.

В пестроцветущем, жарком костре бытия.
Богом отпущена жизнь и её, и моя.
Пусть же растает облаком средь облаков
Тот, кто мечтает- тот и найдёт любовь.

Тем же, кто верит, — по вере воздастся им.
Настежь все двери, всё улетает, как дым.
Всё исчезает, тает, как эхо, вдали
Ибо что это небо без земной любви.
***
NOSTALGIE
В этом городе ходят трамваи,
В этом городе ездят в метро.
В этом городе ты пребываешь,
Поживая квасок и ситро.
***
Душа и рада, и не рада
Шипучей пене лимонада.
***
Чтоб горе не вошло в твой дом,
Всегда носи с тобой кондом.
***
Какой восторженная существо!
***
Я — без любви проживу,
Я — без жены проживу,
Я — без детей проживу.
Но как мне прожить без газет?
***
Ешь баурсаки, жуй бесбармак.
День твой последний приходит казах.
***
 «Бух», — сказал главбух.
***
Любовь, конечно, не картошка.
И ты люби меня немножко.
***
Он живёт в своей блочной трущобе.
Коротает земной свой век.
Между книг и картин. Незлобен,
Что не слишком уж часто в наш век.

Вечерами гуляя с собакой,
Он часами глядит на луну.
И на звезды. Обычен — не так ли?
И, конечно, любил не одну.

Но остался один он, как в небе
В этот час полуночный луна,
И ни с кем не преломит он хлеба,
И ни с кем он не выпьет вина

Помогите ему! Пропадает…
Пропадет! Помогите ему.
Усмехнётесь: и это бывает,
Что не нужен совсем никому.

Степень малая кандидата-
Невеликий уж, в общем, почёт.
Скромен, честен, умён и опрятен
В лыко — даже когда и соврёт.

Но один он, один он, один он.
В целом свете огромном один!
Любит книги читать на латыни.
Представляете: знает латынь!

И ещё кое-что он умеет.
Только кроху не может чудак:
Своё сердце никак не согреет,
Не согреет себя он никак.

Помогите ему, помогите-
Вам за это воздастся не раз.
Отыщите его, отыщите.
Не потом отыщите- сейчас.

И скажите ему: «Человече,
Мир и счастие дому сему».
И найдите и слово для встречи,
И вина и тепла. Одному-

Что песчинке, молекуле малой.
Среди прочих молекул- людей.
Подавляя печаль и усталость,
Он умрёт, он погибнет скорей,

Но признается вряд ли. Часами
Он один под багровой луной.
Пропадает в толпе между нами.
И тяжёлой густой тишиной.

Обрываясь, скользя, упадая.
В немоте средь людской суеты,
Безутешно и горько мечтая,
И смеясь над бессильем мечты.
***
Светская хроника №- го колхоза.

Ладони отмыв от тавота,
Садится колхозник в «Тойоту».

Доярка, как крови принцесса,
На дойку летит в «мерседесе»

Главбух — канцелярская крыса-,
Как герцог влюбился в маркизу.

А скотник убит на дуэли.
Коровы все осиротели.
***
Ехали боги в трамвае.
Сидя надменно Перуны,
Зевсы, а Ника — я знаю-
Где- то сошла в Камеруне.

Спали Афины Паллады,
В воздухе нимфы плескались.
Сет выводил серенады
Носом, а джинны смеялись.

С крыльями мальчик лукавый
Стрелами сыпал в прохожих.
Тихого скромного нрава
Были Камены пригожи.

Что же касается Тора,
Все разбегалися в страхе.
Вспыхнули синие шторы,
Чтобы рассыпаться прахом.

Рушились зданья от взгляда-
Взгляд, как лихой пулемётчик
Толпы косил, но от зада
Не отрывался наводчик

Геры — румянилась кожа,
С тела ползла лоскутами.
И рассердилася всё же
Зевса супруга и, камень

Бросили словно раздора,
Вдруг началась потасовка.
Прежде, чем выбросить Тора,
Бороду выдрали ловко.

Бились кентавры, сатиры,
Дрались титаны, лапифы.
Трус становился задирой,
Стать чтоб легендою, мифом.

Доблесть свою показали
Римляне, персы и греки.
А скандинавы бежали,
Точно от мести абреки.

Всё же трамвай развалился,
Грудою стал он железа.
Только Меркурий не бился,
Был потому что тверезым.

Перстни собрал золотые,
Нимбы святых, диадемы,
Стрелы из молний литые,
Утварь былого Эдема.

Слава не вечна, добыча
Всё же прочней мародёра.
Этот старинный обычай-
Главный исток волонтёров.

Вот и вербуются толпы
Алчных в войска, маркитанты
Всем заправляют, но сопли
Слов, золотых аксельбантов

Головы кружат поэтам-
Все ведь внимают Гомеру,
Думая вряд ли о смерти,
Вряд ли включая в потери

То ли себя, то ли сына,
То ли жену, то ли тёщу-
Умные славят наивных,
Мудро считая, что проще

Всё ж в стороне оставаться,
Толпы готовя к убою.
Вписаны смертники в святцы,
Злости полны с перепою.
***
Если вставить пистон удаётся,
Через раз, через два, через три,
Лишь в заборе сучок остаётся
С недоказанной дыркой внутри

Если время ломает и крутит
И всегда не на месте душа,
Всё же кто-то, наверное, кутит,
Входит в спальню к любимой дрожа

Значит, есть ощущение дрейва
Из неведомых мест в никуда.
Пусть тебя не коснутся ни слава,
Ни забвенья при жизни вода.

Пусть засыплют гремящие камни
Твоей жизни былой пустоту.
Бьётся то ли звезда под руками,
Точно птица, стремясь в высоту.

То ли жаждут на миг хоть забыться
В смерть ушедшие как покурить.
Остаются терпенье и песня
И глоточек любви, может быть
***
Эта сучка Красуева
Ну кому, ну кому ни давала!
Понимали игру её,
Второпях — второпях! — обнимали.

И топили свои наконечники
В её щели, широкой и сладкой
И шумела, как ветер в скворечнике,
Похоть в буйном и ярком припадке.

Как она выгибаться умела,
Как свои бесконечные ноги
Возносила на плечи, как млела,
Чтобы брызнула сладость в итоге.

Маникюром царапая спины,
По- кошачьи мурлыкала нежно.
Как она улыбалась, скотина,
Провожая потом безмятежно.

Как головкою крошечной после,
Когда шла по посёлку, качала-
Сквозь штанины вылазили гвозди
У прохожих, но слюни сначала

Всё же капали- бабы ругались,
За своих мужиков беспокоясь.
И мерцала то ль жалость, то ль зависть
В их глазах- бесконечное то есть.

Да, свобода всегда бесконечна.
Даже в похоти, даже в страданье.
И в глазах даже первого встречного
У Красуевой есть оправданье.
***
Сломаешь целку, да ещё не одну,
Когда твою не докажут вину.
И райских гурий полна кровать,
Но есть ли гарантия, что это- не ****ь.

Там райских Мичуриных
Сгибают ветви плоды.
Когда окочуришься,
Быть может, их есть будешь ты.

Там сладких мелодий
Полна у любого гортань.
Всё сходится вроде,
Но жизни мне нравится дрянь.

Пусть пьяной и нищей
Порою она предстаёт
Я б выбрал из тыщи
Лишь то, что меня не ждёт-

Уже существует,
Сгибает меня в три дуги.
Целую листву я
Зелёной весенней пурги.
***
За последнею самой чертою,
За последнею самой чертой
Покачнутся ли сердца устои
И рассудка гранитный устой?

Пенье ангельских лир не услышит
В рассиявшейся бездне душа,
Тише, тише, всё тише и тише
Недопетою грустью дыша.
***
О, счастливы Гомер и Еврипид:
Тогда не знали, что такое СПИД.
***
Я искал покой среди рощ.
В тростниках у большой реки.
Но остался во мне только дождь,
Вызывающий приступ тоски.

В набегавших лазурных волнах
Видел алчную пасть крокодила,
Но душа забыла про страх
И покой реки возлюбила.

Этот огненный жидкий зной,
Что окутывал стройные пальмы.
Оставался весь день со мной
И сбегались гиены стаями,

Чтобы терзать подарок льва-
Полусожранный труп антилопы.
И качалась небес синева
Посреди белооблачных хлопьев.

И вопила стая гиен,
Восхваляя царя животных.
Но ведь высший есть сюзерен,
Шлющий смерть из стволов коротких.

Будет вспышка и грянет гром,
Под лопатку пуля ударит.
Лишь бежит носорог напролом,
Всех ногами топчет и давит.

Расступайся честной народ,
Даже лев — уступи дорогу.
Даже если сафари идёт-
Никогда носорога не трогай.

В знойном небе кружат орлы,
И в саванне пасутся жирафы.
Носорог летит, как болид,
Подминая кусты и травы.

И опять воцаряется тишь-
Лишь нестойкая тень покоя.
Только ты напрасно грустишь
И мечтаешь над синей рекою.

Будет солнце и будет дождь,
Вечно небо и вечна саванна
Так забудь про сомненья и ложь-
Ведь природа не знает обмана.
***
Ах, донна Моралес
Каноны морали
Писаны верно- увы! — не для Вас
Ах, донна Моралес
Но, впрочем, едва ли
Отыщете пару прекраснее глаз.
***
Там, где клонится день на ущерб,
Иль восходит пьянящее солнце,
Меж склонённых изогнутых верб
Золотистое пламя пасётся.

Охватив розоватую гладь,
И блистая на гребнях волны,
И настроив на благостный лад,
Канет в омут лесной тишины.

Осязая на кончиках перьев,
Преврати в соловьиную трель.
Только глаз удивлённых не делай,
Розопёрстый насмешник апрель.

Соловьиные эти рулады
Я прошу: сохрани про запас.
Только глаз удивлённых не надо-
Это верный и точный компа; c.

И оно уведёт по тропинке,
И оно заведёт в глухомань
Пусть неяркой немаркой сарпинкой
Станет неба рассветная рань.

Все тревоги и все передряги
Отпусти за изгибом тропы.
Пусть насмешник и праведный скряга-
Луч рассветный — тебя окропит.

И пойдёшь, исцелясь и окрепнув,
Принимая как должное свет.
А апрель, и вихраст и растрепан,
Начинает обычный свой трёп.

И подслушай журчание листьев,
Бормотанье лесного ручья.
И с какою-то праведной грустью
Сунь мне руку — мол, мир и ничья.

И на донышке самом заката
Остаётся тягучая лень.
Это славно и честно, ребята,
Что не зря проворонили день.

Отпущаем и ныне, и присно
Миллион нерождённых грехов.
Пусть тягучей и клейкой ириской
День стекает к подножию мхов.

И свеченье невольной улыбки
Озаряет мальчишеский лик.
Это вовсе не было ошибкой,
Это было не грубо, старик.

Это чисто — и тем уже свято,
Это светло — и тем уже рай.
Только всё это — было, ребята,
И пролилось, как день через край.
***
Так ли, этак ли, с горя, с печали ли,
Но однажды привиделось мне:
Я иду безнадёжно отчаянный
И качаюсь как будто во сне,

По железному обручу глобуса
К медной шишке- на Северный Полюс.
И сюжетом нелепого опуса-
В каскадёры как будто бы пробуюсь.

С дирижабля следящий Рязанов,
Пароходом плывущий Гайдай.
А на плёнке плывущие заново
Кинокадры. Поди, угадай:

Где — удача, а где — неудача.
А забава — она не для всех.
Под рубашкой ознобом кусачим
И тревогой, упрятанной в смех,

Раскачнулся большой и великий
В горбах волн Мировой океан.
По команде я падаю с криком,
Но в движеньях таится изьян.

Вновь вхожу я с застывшей улыбкой
В светло- синюю толщу воды
А Гайдай недоволен ошибкой
А Рязанов кричит: «Повторить!»

И опять, балансируя телом,
Жду команды. Хоть плачь, хоть рыдай!
«До чего каскадёр неумелый», —
Улыбнулся весёлый Гайдай.

Я прошёл над экватором жарким,
Я купался в воде ледяной.
Только миг Михаилом Боярским,
А точнее — актёрской спиной

Я мелькнул у тебя на экране,
В кинофильме, снискавшем успех.
Рукоплещут далёкие Канны.
Я ж… болею теперь без помех.

Простудился в высоких широтах.
Что же делать: такая работа
Что же делать: работа такая.
Каскадёра ничто не пугает.
***
Дом Цветов, наверное, в Долине Цветущих Роз?
Из сиреневых туч, наверное, льются чернила? —
Что небо хочет сказать земле?
***
О, хмель молодого вина!
О, свежесть дождя и ветра!
Молчанье глазастых звёзд
На чёрном бархате ночи.
О, смуглость твоих коленей,
Волна блестящих волос
Засыпала мне лицо.
Лилейная кожа твоя
Осыпана блёстками света-
Лучи встающего солнца
Коснулись твоей наготы.
В изгибе моей руки
Уснула твоя головка,
Тяжёлые веки укрыли
Очей нестерпимую синь-
Осколки вчерашнего неба.
Надуты шторы, как парус,
Струей прилетевшего ветра.
Вплывает в тихое утро
Наш тихий и старый дом.
И гулкие ветви деревьев,
В другие часы молчащих,
Спугнули ночную темень,
Стучатся в твоё окно.
О, свежесть и ярость красок!
О, хмель молодого вина!
О, Мигель — Пинта дель, Мондо,
Моя молодая жена!
В твоих уснувших глазах
Таится новое небо.
Проснись же скорее, родная,
Впусти этот новый день.
О, гулкие ветви сада!
О, свежесть и ярость красок!
Размерные звуки танго-
По крыше стучащий дождь,
Приснившийся нам на рассвете.
***
Хрусталь струится в ржавых желобах,
В звенящих нежно трубах водосточных.
И бабочек- летуний милых- прах
Разбрасывает ветр поодиночке.

По воздуху, струящему тепло,
По нежному, струящему прохладу,
По воздуху и шепчет: «Всё прошло»
И, слава богу, ничего не надо.

И всё вернётся на круги своя.
И будет боль и будет, может, сила.
Всё отдавать, ни капли не тая,
Всё сделать так, как ты меня просила.

И босиком по тёплому песку
Пройти к реке, в спокойную прохладу.
Мне большего не надо на веку.
Мне — слава богу — большего не надо.
***
Хороший конь и добрая жена,
Клинок дамасский, меткая винтовка,
Тропа, что через пропасти ведёт
И, всё-таки, его приводит к дому-
Ещё что надо путнику от бога,
Когда он молод, весел и здоров?
***
Я и Пушкин, и Дантес-
Соблюдаю политес-
Я — и Петька, и Чапаев,
Я — и Анка, наконец.

Я — и ветер, и гроза,
Божьей матери слеза.
Я — и счастье, я — и горе-
Без меня никак нельзя.

Я — и честный, я — и вор,
На врага точу топор,
Потому что я — горячий-
Вот те крест, на руку скор.

Будут вёдро, и дожди,
И парады, и вожди,
Будет хлеб, и будет песня.
Коли веришь- верь и жди.

Увезут нас поезда,
Обольстят нас города
И девчонки- недотроги
Завлекут нас навсегда.

Будут: битвы огнь и дым,
Крики: «Горько!» — молодым,
И друзей своих обьятья,
Коли цел и невредим.

Утро, море и закат,
Дом казённый, адвокат.
Может статься, и отпустят,
Если ты невиноват.

Может петля, может нож,
Может быть, и сам помрёшь
Если только невиновен.
Иль хитёр, едрёна вошь.

Ран чужих не береди,
В шашках- лошадью ходи,
Если конь тебе подарен,
В зубы, значит, не гляди.

Если что украл- молчи,
Потерял — вдвойне молчи,
Чью- нибудь найдя пропажу,
Вслух об этом не кричи.

Знай, что сглазит карий глаз,
Без туза с хвалёнкой — пас.
Вообще, из игр азартных
Бейся только в преферанс.

Зря валюту не транжирь,
Не гуляй во всю ты ширь.
Если гость к тебе нагрянет-
Про запас держи пузырь.

Если пустишься в бега-
Помогают жемчуга
Прячь от женщин бриллианты-
Не наставили б рога.

Коль исчерпан твой кредит-
Сохраняй беспечный вид.
И кути напропалую-
Блеф тебе не повредит.

Шашни — это не беда,
Сплетни — как с гуся вода.
Не платить бы алиментов.
Остальное- ерунда.
***
Всё возвращается- душа-
Она от горя не стареет.
От счастья- тож. Но и греша,
И вольности канон лелея,

Как я уйду от этих глаз,
От этой речи своевольной?
Твоя привязанность- на час,
Но мне и этого довольно.

Но в памяти моей жива.
Свиданий прошлых вереница,
И мантии, и кружева,
И упоения страницы,

В которых прошлая мечта
Свой след оставила невечный.
И грусть измен, и маета,
И в этот список бесконечный

Тебя впишу. Короткий миг-
И гаснут трепетные свечи,
И старится твой юный лик.
И каждый шаг мой опрометчив.

Ведь времени не удержать.
Всё в огнь: улыбки, взоры, тайны…
И лучше бы тебя не знать.
Толику своего старанья

И ты внесла в ту суету,
В которой пребывать не вечность
И, расплескавши красоту,
Звезда сорвалась в бесконечность.
***
Фонарь качает миллион
Моих былых воспоминаний,
Вливая в Леты жуткий сон
Смешные прошлые преданья,

В которые погружена
Душа с восторгом и надеждой.
И, пробуждаясь ото сна,
Она уже не та, что прежде.

Найди для музыки рецепт,
Слова возвышенного лада,
Тот защемлённый страстью нерв,
В котором, словно розы сада,

Цветут былые времена,
Как бабочки, порхают дети,
Где вовсе не живёт она,
Как, вообще, на этом свете.
***
Я хочу тебя видеть в панёве,
Я хочу тебя зрить в зипуне.
Ну зачем тебе, радость, обновы.
Ведь обносков хватило б вполне.

Да и лапти- совсем не помеха.
И галоши, конечно, к лицу.
Подарю я фуфайку со смехом:
Так и надо, мол, мне подлецу.

Так и надо, мол, мне. Так и надо-
Подарю на ватине жилет.
Щеголяя в тряпье, моя радость,
Ты, авось, и не скажешь мне: нет.
***
Ты опоздала лет на тыщу.
Пустых, отполыхавших лет.
Моя душа тебя не ищет
И не бежит тебе вослед,

Зане она уже устала,
Отгоревала, отошла.
Но ты… тебе и горя мало-
Возносят легкие крыла

Тебя туда, куда по следу
Отгарцевавшего коня
Ведёт судьба, Психея, Леда,
Быть может, одного меня

Из сумасбродных всех пиитов,
Всех непродажных забулдыг.
И не горит в душе обида,
Когда я зрю прекрасный лик.
***
Надоели в любви безумия,
Чудеса надоели в природе:
И закаты, и полнолуния,
Звездопады и лунные воды,

Водопады, атоллы, пляжи,
Пирамиды, соборы, мечети.
Надоело мне солнце даже,
Надоел даже утренний ветер.

Мне по нраву зелёные травы,
И гуденье в цветке шмеля,
В середине июня дубравы
И объятая дремой земля.

Я люблю поплавок рыболова
И журчанье ленивой волны.
И ещё нерождённое слово
Посреди ночной тишины.
***
Я- точно вешняя вода-
В чужие вторгся я пределы.
Я — точно ранняя звезда
На небосклоне оробелом,

Я — точно синий небосвод,
Стеклянный, майский, акварельный
Я- как счастливый самый год,
Как лучшее стихотворенье.

Я — как сверкающий алмаз-
Мильон лучей на синих гранях.
Я — точно утренний намаз,
Я — словно сура из Корана.

Я — весть сородичей моих,
Что затерялись в мирозданьях.
Я — божества прекрасный лик,
Глоток пахучего дурмана,

Я — плавный ход лихих коней,
Качнувших маятник покоя,
Я — море городских огней,
Я — влажный лепесток левкоя,

В котором прячется роса
И коей испариться с утром,
Я — те прекрасные глаза,
О коих слова в « Кама- Сутре»

Не сыщете, но это- суть.
Ведь это- суть земных желаний.
Нет, не пытаюсь я блеснуть,
Найти пытаюсь оправданье

Летящим звёздам и годам,
Ушедшим тайнам и пирогам,
Иным, ещё небывшим дням
Не повода и не предлога,

А только сути, торжества
Обыденной прекрасной сути,
Убрав затёртые слова.
С моей неискренности мутью,

Оставив те лишь, что с умом,
С тончайшей мозговой корою.
И трезво, взвешенно притом
Притом, что и гора с горою

Не сходятся- должны сойтись,
Должно всё оправдаться, сбыться…
В единой круговерти- жизнь,
Пространства, таинства и лица.
***
Господи, прости меня.
Боже- это всё дорога.
Бес попутал: из огня
Примерещилась берлога.

Темнота и суета,
Прах, ничтожества и тени,
Но не вам они чета.
Нет, не вам, и вне сомнений

Это леший нагадал
Неба алую полоску.
Это леший зарыдал,
Тонкую обняв берёзку.

Нам же — ветра вой и свист,
Страхолюдная дорога.
Вот и вся — то, вся — то жизнь,
Если вдуматься немного,

Разобраться- такова
Вся- то, вся она такая:
В тёмной роще дерева,
В полуночи волчья стая.
***
Вдруг хлынув, тёмная вода
Зальёт созвездья- счёт им- тыщи
В ночи далёкая звезда
Меня лучом своим отыщет.

Свети, высокая звезда,
Сияй, полночная планета.
Ты смотришь в окна, как всегда,
Глядишь до самого рассвета.

И мыслю: жизнь и там кипит,
И кто-то, сонный, до рассвета
На нас задумчиво глядит,
Как на полночную планету.
***
Рука провиденья не очень щедра,
Не очень склонна на подарки.
Ты значишь не меньше, чем мать, чем сестра-
Костёр разгорается жаркий!

Я брошу вселенную к этим ногам:
Все звёзды… все чёрные дыры…
Всю нежность к сияющим млечным снегам,
Всё то, чего ты не просила.

Так будет! Любимая, милая, верь,
Чего б не судачили люди.
Так будет отныне… навеки… теперь…
Так будет! Так будет! Так будет!
***
Когда я умру,
И сомкнётся в ночи небосвод.
Когда я умру,
И угаснут пернатые птицы.
Когда я умру-
Да, когда я умру, и случится
Всё то, что известно
И внятно душе наперёд.

Когда в холодеющем сердце
Последняя горсть.
Последняя горстка,
Пылиночка лунного пепла,
Когда, как в тумане
Мерцанием звёздочным теплясь,
Ко мне на колени
Холодная тьма упадёт

Когда, одинокий,
Я буду, взрывая сердца,
Лететь сквозь туман,
Сквозь мерцание лунное вьюги.
Когда изнеможет
От снега и счастья округа,
Когда я, не пряча
Слепого от муки лица,

К тебе обернусь-
И увижу пустые глаза.
К тебе обернусь
И увижу холодные очи,
То всё, что когда-то
Тебе не сумел рассказать,
То всё, что когда-то
Тебе не сумел напророчить,

Всё это вернётся
И станет прозрачной водой.
Холодной водою,
Стеклянной водой ледяною.
И все по- иному звучало б
Иначе, иною-
Иною, совсем ни к чему
Долгожданной бедой.

Когда б головой,
Зарывался я в сумрачный снег,
Когда б от страданья и веры
Терзалась округа.
Когда б я смотрел
Как смотрел уходящей вослед,
Теряя любовь
И теряя последнего друга.
***
Гляжу на голое запястье-
И на бледности кожи
Проступают стрелки часов

Гляжу на тёмное небо-
И сквозь неясные звёзды
Яркой синью горит небосвод.

Гляжу на лицо любимой-
И на нём проступает нежность,
Многократно отражённая
Не то от неё,
Не то от меня.
***
Я — в контексте ушедших событий-
Так уж этого хочет душа! —
Обо всем расскажу. Извините, —
Даже йотой одной не греша! —

Против истин убогих, и всё же,
Ведь приемлемы только они.
Все любови и смерти итожа,
Все свои беспросветные дни.

Я — талантлив? Возможно, талантлив-
Всё равно под крылом пустота.
Завяжите, пожалуйста, бантик
Губ отцветших у лживого рта.

Я ведь только в обмане не грешен,
В остальном- беспросветная муть.
И своё самолюбие теша,
Я не помню о вашем ничуть.

Не раскрыться своей наготою.
Не осмелюсь. Здесь дело в ином:
Всем лежать под могильной плитою,
Утешаться при жизни вином.

Потому что не много я значу,
Потому что судьба — на распыл.
Потому что не помню о сдаче,
Лишь затем, что пускаю я пыль

Вам в глаза, но тревожусь не очень
О судьбе- но в контексте миров-
Человека люблю- это точно
Это именно в глаз, а не в бровь.

Это скажет мне ближний по судьбам,
По постелям и по городам.
А другие- они мне не судьи,
А порой- не судьею я сам.

Их не много, кого обманул я,
Чьи надежды, мечты растоптал.
И, несчастья ничьи не смакуя,
Я — как в миниатюре вокзал.

Здесь приходят, садятся на кресла,
Оправляются, ищут билет.
Я не против- чудесно, чудесно,
Даже если чудесного нет.

Всё равно я — вокзал и не больше.
В идеале- гостиничный двор.
Кто — на миг, на минуту, кто больше
Лишь в глаза заглянувши в упор.

Расстаюсь и теряю, теряю,
Не имея ни права, ни сил
Задержать и обнять. Обнимаю,
Понимая: уже отпустил.

Уезжают в купе и плацкартах.
К небесам мой прощальный хорал.
То ли ангелов хор, то ли маты.
Что поделаешь- это вокзал.
***
Новый год! Новый год!
Дети водят хоровод.

С ними пляшет Дед Мороз,
Очень- очень красный нос.

Всем подарки раздаёт
И Снегурочку зовёт.

У Снегурочки коса
И зелёные глаза

Плащ, обшитый серебром-
Звёзд мильон на голубом.

Здесь снежинок целый рой,
Здесь и витязь удалой.

Здесь медведи и ежи,
Здесь и волки, и моржи.

Здесь и зайцы, и сороки-
Знают точно белобоки,

Что случилося в лесу.
Сыплют белки на лису

Конфетти, гремят хлопушки,
На ветвях висят игрушки

И по просьбе детворы
Загораются. Гори,

Радуй всех весь Новый Год!
Всё быстрее хоровод.

Пой и прыгай, детвора!
Веселись хоть до утра!

Погадает всем цыганка,
Жок станцует молдаванка,

Чудеса покажет маг,
Шут, по- старому дурак,

Рассмешит честной народ,
Всё предскажет звездочёт.

Тут вот слон, а тут олень, —
Так и скачут целый день.

Потому что в Новый Год
Дети любят хоровод.
***
Когда в мои руки упадёт с неба звезда-
Не знаю, какой величины-
То я, наверное, и согнусь в три погибели,
То я, наверное, и не удержу её в руках,
То я, наверное, и расплющусь под ней.
Ибо что я перед целой звездой?
А что с вами будет,
Бедные вы мои современники?
Подальше, подальше от этих метафор!
Лишнее подтверждение того,
Что поэзия- игра с огнём!
***
Синее стихотворение

Синий, синий, синий дождь-
Вызывает в сердце дрожь.

Синий, синий, синий снег
Точно синий, синий смех.

Синий, синий, как вода,
Синий, синий, как звезда,

Как прохлада, как печаль,
Как досада, как причал.

Воеводой синий снег
В синем небе синий век

Тает, тает без следа,
Тают синие года,

Тают месяцы и дни,
Точно синие огни,

Блещет синяя капель,
Плещет синяя метель.

Ярко- синий небосвод
Звонким голосом поёт.

Точно тающий хрусталь,
Плачет синяя печаль

Зябнет синяя трава,
Льются синие слова,

Точно капли синих слёз,
Точно синий, синий дождь.

Точно в синие глаза,
Рвётся синяя гроза:

Точно грянул синий гром.
Синей молнии излом

Вторгся в глаз же синеву
В синем счастье наяву.

И качнулся синий мир,
Заструил журчанье лир,

Упоительно- живой
Мир наполнив синевой.
***
Омытая струёй кастальской влаги,
Лепечет безмятежная вода,
Забыв про вздор ничтожный, передряги,
Помолодев от света навсегда.

И вдаль течёт под райскими мостами,
Где ангелы, как планеры, кружат.
О, если б знать, что будет в жизни с нами,
Раскрыв листы той книги наугад.
***
Он был гениальный поэт,
Она — гениальный бухгалтер.
Но, делая другу минет,
Снимала зачем-то бюстгалтер.

Варила потом вермишель
И жарила долго котлеты.
«Ты кушай побольше, Мишель» —
Ведь знала же счастья секреты!
***
Девчонкой я ныряла в унитаз.
И там часами плавала, играла…
Совал седой Нептун свой карандаш
В мои неискушенные кораллы.

И я, войдя в неведомый экстаз,
Кусала губы, извивалась, млела.
Теперь не то- теперь кому ни дашь,
То вспомнишь старца каменное тело.

А он, всегда неистов и могуч,
В свою всех женщин обращает веру.
С фаянсовых соскальзывает круч
И унитаз становится Ривьерой.
***
С кинокамерой немец стоял,
Ломоносово наше снимал.
Он уедет в Германию, немец-
Там семья его, Родина, дом.
Я ему словно чукча иль ненец.
Он в меня если верит- с трудом.
Как живут! Как убого и дико!
Разве может так жить человек?
И от грусти, печали великой
Слёзы падали немца на снег.
***
Размышляю я снова и снова
— Леденят размышления кровь:
Кто крышует тебя, Пугачова?
Кто крышует тебя, Пугачов?
***
Вовсю бушует жизни карнавал,
Даря любовь, удачи и напасти.
И если кто-нибудь хоть что- нибудь давал
Поэтам, это — ****и, а не власти.
***
Маргарита, вот твой мастер.
Вот твой мастер, Маргарита.
Как зола, сгоревший кнастер1
И комедия финита.

Бледный, нищий, сумасшедший,
Потерявший всё до нитки.
Весь во времени прошедшем,
Лишь тобою не забытый.

И, заламывая руки,
Никогда ты не изменишь.
Может, женщины и суки.
Может быть, вскрывают вены,

Лезут в петлю или в воду
От наветов, бабьей злости.
Но сильнее чем природа
Страх, что как пришедший в гости

Бедный мастер, бедный мастер
Взгляд потухший, безразличный
И твоей сильнее власти
Рок. И знаешь ты отлично,

Что бессильна; но, лелеешь,
Хочешь вымолить у смерти.
Ни о чём ты не жалеешь
И, как радостные дети

Вы уходите к закату,
Растворяясь в алом свете
Ведь любовь сильней проклятий
И сильнее, может, смерти.

1 — сорт табака
***
Какие кристаллики соли
Играют в моём организме?
Какие кристаллики боли
Дают ощущение жизни?

Какая во мне торжествует
Горячая, нежная влага,
Что бденья средь ночи впустую?
Без вас мне не сделать ни шага:

Без вас умирают закаты,
Без вас торжествуют рассветы.
Какое такое заклятье,
Что раз или реже в столетье

Рождается голос туманный,
Поёт потаённое слово.
И как мне и грустно, и странно,
Что две через вечность с любовью

Протянуты руки навстречу.
И робко потуплены взоры.
Без вас мне и хуже, и легче.
Я с вами хотя и не в ссоре,

Но всё ж пролегают дороги
Меж звёзд, облаков и запретов.
Хоть вас не судил бы я строго,
Да муза ведь скажется в нетях.

И всё же и грусть, и потери,
И в небе уснувшем луна,
Как таинства прошлой недели,
Счастливой такой для меня.
***
Умирают не птицы,
Умирают не звери,
Умирают не рыбы,
Умирают не люди,
Умирают не горы,
Не моря и не реки-
Умирают слова.
Ведь в конечном- то счёте,
Позабыв, господа,
И Гомера отчасти,
И несметные тыщи
Неизвестных поэтов-
Мы забыли себя.
Наша ж память-
Как отсвет
Всех прошедших событий-
Это- память Земли,
Это- память Вселенной,
Точно спора, хранящей
Нашу прошлую жизнь.
И зародыш того,
Что случится в грядущем,
И зародыш того,
Что уже не случится,
И уйдёт, точно парус,
В мировое пространство,
Чтоб пульсировать вечно
Синусоидой света-
Наш ответ на посланье
Из безвестных миров.
***
Луна, луна, о милая луна!
О, райская печаль исчадья ада!
Да, ты в своих поступках не вольна.
И даже больше: вовсе ты не рада.

Ты изнываешь в плотскости своей
И жгут тебя волшебные желанья.
Луна… Луна… О сжалься! Пожалей!
И не казни покорного заране.

О, сбудься в еженощности своей!
Верши в ночи своё предначертанье!
Не требую: сойди и отогрей,
И не прошу обряда целованья.

А просто изнываю я в тоске.
В пустом белесом солнечном пространстве.
И бьётся пульс в напруженной руке
И превозмочь не в силах я упрямства.

И жду тебя, как женщину, в ночи
Под пологом сияющей полночи.
И нас ничто не в силах отлучить
От наших незабвенных одиночеств.
***
Снова в разводах жёлтое небо.
А там за рекою- рядом Китай.
Снова в разводах жёлтое небо.
Это- Индокитай. Индокитай.

Тут тебя всякий за доллар зарежет.
Правды здесь не ищи- не пытай
И коль не злато в цене- так железо.
Это- Индокитай. Индокитай.

Зреет манго и зреют бататы,
В сумерках джунглей кричит попугай.
Здесь каждый ребенок родится солдатом.
Это- Индокитай. Индокитай.

Только свобода дороже, чем опий.
А дальше как хочешь: сам понимай.
Здесь ценят женщин, деньги и опыт.
Это- Индокитай. Индокитай.

Здесь развалились Джоны и Сэмы.
Сядь в « Фантом» и скорей улетай.
Эта в напалме земля- из поэмы.
Это- Индокитай. Индокитай.

Смуглые тайки вам улыбнутся
Если хочешь- судьбу испытай.
Здесь любят опий и дым революций.
Это — Индокитай. Индокитай.

Там никогда не быть вам своими.
Сколько об этом мечтай- не мечтай.
Эта земля- для других. И с другими
Это- Индокитай. Индокитай.
***
Лютеция1 — холодный вечер,
Лютеция — ночной бульвар,
Влюблённой куртизанки плечи,
Над Сеною уснувшей пар.

Лютеция- мои желанья,
Лютеция- твоя печаль.
Нет и не будет оправданья
За все забытые преданья,
За уплывающую даль.

И шпаги звон вольней расскажет,
Лютеция твой вольный нрав.
Здесь с Музой дружен коль не каждый,
То каждый третий. Я — не прав?

А посему храни терцину2
На случай крайний, про запас
Лютеция, любя мужчину,
Сама как женщина у нас.

И нрав её капризно- волен,
Завидущ взгляд. И прихотлив
Обычай, так же неспокоен,
Как море шумное в отлив.

Или прилив. И перемена,
И настроений череда
Всё в ней прекрасно без сомнений,
Всё в ней прекрасно навсегда
1 — старое название Парижа
2 — стихотворная форма
…
Крещеный на вечную славу
И жизни изведавший всласть,
Пусть будет вино, как отрава,
Пусть будет воспеть, как украсть.

Пусть голубь- чернее, чем ворон,
И правды слова- как навет.
Изведавший счастья и горя
Ещё в изобилии лет,

Обретший и силу, и ветхость,
И вольность, и ношу раба,
Разбей повседневности клетку-
Познай до истоков себя

И вплоть до последнего шага,
За коим- бессмертия власть,
Найди и любовь, и отвагу,
Найди и безумство, и страсть.
***
Я обязательно тебя забуду,
Найду себе красавицу другую.
Такую, у которой мягче волос,
А руки пахнут ветром и кураем,
И дымом от вечернего костра,
Который собирает всё семейство
И дарит всех едою и теплом.
И будут у неё четыре брата.
Широких, как копна и круглолицых.
У каждого- кобыла под седлом.
Сама она- спокойна, молчалива
И станет тенью мужу своему.
Глаза её — степных пожаров жарче,
Доверчив взгляд, как взгляд у верблюжонка,
Который вслед за мамой ковыляет,
Боясь отстать и маму потерять.
Кто ты, скажи по совести такая?
И почему ты мне ночами снишься?
Зачем при встрече надо мной смеёшься?
Зачем меня «пустельгой» называешь
И делаешь посмешищем для всех?
Ты убедишься, что среди джигитов
Такого ты красавца не отыщешь.
Домбра ж моя и девушки послушней
И звонче, чем коровье молоко
Когда оно стекает в твой подойник
В часы вечерней дойки у реки.
***
Когда вослед твоей дороге
Порхнёт голубкою душа,
Когда взмолившись: «Ради бога»
И все сомненья разреша,

И всё отринув, будет биться
О неба синий переплёт-
То будь поласковее с птицей
И не стреляй по птице влёт.

А протяни свои ладони
В знак разрешения обид.
И пусть, нахохлясь, полусонной,
На рукаве твоем сидит.

И пусть проходят чередою
Холодный свет и тёплый свет.
Но разлучаться с ней не стоит.
И пусть- семь бед- один ответ

На все тупые притязанья
И золотые барыши
Ведь всё искуплено страданьем
Твоей бесхитростной души.
***
День падал в тишину прибоя,
Ломился в ветреное лоно,
Где вскрики чаек без отбоя,
Где ветер по губам солёный,

Где плавилась в горниле света
Моя последняя надежда,
Мои последние обеты.
— Увы- уже не те, что прежде.

А за холодным покрывалом
Заря холодная вставала.
И в проблеске картинно- алом,
Печалясь, руки умывала.

И понимая: не догонит
Звезды вослед луне ушедшей,
Была в азарте от погони,
Своей развязки не нашедшей.
***
Когда я молчу, понимая:
Сильнее мечтаний тщета.
Когда я молю, обнимая:
В обьятьях моих- пустота.

Когда упаду на колени,
Поняв: не осилить судьбы-
То господу благословенье
За всё, чего мне не забыть.

За то, что глядим в голубое
Зрачками в огне голубом.
Согласны почти на любое
Решенье судьбы. На любом

Погосте не те же ли травы?
Могиле- не тот же ль покой?
Хотя мы, скорее, не правы,
Чем правы, мой друг дорогой.
***
В Пьемонте точат палаши,
Скликают рати.
И итальянский курбаши,
Закончив врати,

Вдруг вырывает из ножон
Зеркальный отблеск.
Да, есть: немножко он пижон,
Но сколько пользы!

И вот ватага храбрецов,
Презревши негу,
Уходит к стану праотцов,
Бредя по снегу.

И, видя се, Наполеон.
Сердит, конечно.
Уж он-то, точно, не пижон
И бессердечно

Их он картечью положил-
Прощайте братья!
Свой жребий каждый заслужил,
Свои проклятья,

Свою удачу и беду.
И, смерть, конечно.
Любому- то, что на роду.
И так извечно.

В Генуе новый курбаши
Зовёт к отмщенью.
Зеркально блещут палаши.
Благословенье

Всем тем, кто в молодости был
Горячим, юным.
Кто слово чести не забыл,
В дрожащих струнах

Кто вдохновение ловил
В любви, в бою ли.
А то, что жизни на распыл
— Ну что вздохнули? —

Так смерть живи иль не дыши,
Придёт за вами.
Забыв про славы барыши,
Красавец, юный курбаши
Сквозь огнь и пламя…

Нет, нет, не рвётся он в цари.
Ведь он — всего карбонари.
Французов всех — на фонари,
А сердце — даме.
***
Золото моей души,
Жемчуга моей вселенной.
Быть влюбленным разреши
Безответно, к сожаленью.

Развели дороги нас,
По серебряным такырам.
Я лечу к тебе сейчас
К той, что вовсе не любила.

И не верила вовек,
Шла своим путем- дорогой
Самый нужный человек,
Ты опять уходишь в снег,
Несмеяной-недотрогой.
***
Прослойками: слой жира, мяса.
Корысть, нестойких всех маня
И тридцать сребренников в кассу,
Уже посыпались звеня.
***
Столь быстро выродилось мини,
Что лицезреем мы бикини.
***
А знаете, в этом что-то, по-моему, есть.
Быть может чья-то безбожная лесть?

А знаете, в этом что-то, по-моему, есть.
Быть может, гордыня и наглая спесь?

А знаете, в этом что–то, по-моему, есть,
Быть может, чья-то коварная месть?

А знаете, в этом что–то, по-моему, есть.
Быть может, чья-то неспетая песнь?

А знаете в этом что- то по-моему есть-
Чему не раскрыться ещё, чему ещё не расцвесть.

В закрытых бутонах ещё таит лепестки,
Бормочет спросонья, как волны спокойной реки.

И дышит тепло и спокойно, как сонные дети.
Неужто не поняли что? Ужель ещё не найдёте?

Сочный бутон с хрустом потянется к солнцу,
Как сладостный стон, как выстрел открывшейся почки.

Живёт и цветёт, конкретен и всеми признан.
Блажен, кто поймёт по самому первому признаку.
***
Обтекаем контур машины:
«Ситроена» или «Рено».
Убегаем не от кручины,
Созерцая пейзажи в окно.

На спидометре — двести двадцать,
Уноси меня «Мерседес».
Это главное: не казаться,
Это главное: верить в прогресс.

Потому что придут другие.
Скорость — символ и скорость- смысл.
Это понял и древний Киев,
И словенский князь Гостомысл.

И уже не бежим причины,
Обнажив сокровенную суть:
Будь машиной иль будь мужчиной-
Всё равно, но главное — будь.

Пусть несёт меня по бетонке
Авто, словно присевший зверь.
И мотор вожделенно стонет,
И урчанью его поверь.

Он не выдаст, и не обманет-
Он — машина, не человек.
На пределе возможного танец
Созерцай из-под спущенных век.

Уноси же меня от погони
«Ситроен» или «Мерседес»
Самый чуткий и самый стройный
Из авто-мото-велогрез.

Ты стремителен, век двадцатый.
Только скорость меня спасёт.
Что грозит: расщеплённый атом
Или турбонаддува рёв.

Всею мощью, упрятанной в поршни,
Всем расчётом мудрых таблиц
Устремляемся, но не в прошлое,
Потому что прошлое — блиц.

Это просто: казаться сильным.
И единственно верный ход.
Будь мужчиной, иль будь машиной,
Устремлённой за горизонт.
***
Неужто помню день,
Когда я был рождён
К позорному столбу
Судьбою пригвождён

Неужто помню день,
Когда я был сражён.
Ведь я — всего лишь тень-
И жалок, и смешон.

Я, может, тени тень
И отблеск тех лучей,
Когда казнили день
Во славу палачей

Ведь я — всего лишь тень,
Всего лишь жалкий шут.
Но мне — настанет день-
Осанну пропоют.
***
Минует и это время,
Минуют и эти года.
Как рад, что был я со всеми,
Как жаль, что один- никогда!

И в синей вечерней пороше
Тропинкой лесною бреду.
Я — гость в этом крае непрошеный,
Поймавший ночную звезду.

И в синей вечерней пороше
Иные встают времена.
И ласковой самой, хорошей
Готов я подать стремена.

Она, надо мною согнувшись,
Целует, почти как в бреду.
Я- стольник и верный конюший,
Поймавший ночную звезду!

Но вот засмеялась и хлыстик
Ударил по крупу коня.
Она засвистала мальчишкой:
«Конюший, держи стремена».

И вот она мчит без дороги,
Сбивая ромашки в цвету,
Я — верный конюший- о боги! —
Поймавший ночную звезду.

Застыть бы лесною шишигой
В глухом заозёрном краю
И к чёрту печаль и интриги:
Я лишь стремена подаю.

И конь вороной иль буланый,
Уносит тебя сквозь метель.
И как же печально и странно,
Что рядом другие теперь

И тот, кто подаст тебе стремя-
И губы подставит свои.
А звёзды дрожат в полудрёме,
В холодной степной полыньи.
***
Одиночество…
Как представить себе одиночество?
Падших ангелов грустное зодчество?
Нетворенья бесформенной тьмой?
Навсегда наступившей зимой?
Алым проблеском тщетных надежд?
Вдовьей скорбью неснятых одежд?
Без следа исчезают пророчества
Как усмешку невозданных почестей?
Одиночество…
Как представить себе одиночество?
Как полёт на последнем крыле?
Как молчанье лежащих в земле?
Неизбывным стремлением к творчеству?
Одиночество…
Как представить себе одиночество?
Чёрной глыбой, лежащей в земле?
Жарким светом, уснувшим в золе?
Нелюбовь, непечаль, одноночества…
Мне таким предстаёт одиночество:
Безнадёжны пустые глазницы,
Как большие умершие птицы,
В темноте пронеслись вереницы
Всех, летящих в своё одиночество.
Не мечтается им, и не хочется
Ни по имени чтоб, ни по отчеству.
Одиночество…
Как представить себе одиночество?
***
Простите меня за то, что кликуша,
Простите меня за то, что поэт
За то, что я никого не слушал,
За то, что знаться со мною не след.

За то, что я по базарам мира
Стою с протянутою рукой,
За то, что тени в моих кумирах,
За то, что с меня барыш никакой.

За то, что дева уходит к другому
С тугой, набитой златом мошной,
За то, что один, за то лишь, что кроме
Меня — никого. Ну какой же смешной!

Ведь разве стихи для счастья привада?
Ведь разве прокормом служат стихи?
За то, что всё время проходят рядом
Те, кто к цвету звука глухи,

Те, что моря не чувствуют запах,
То, что закаты пахнут бедой,
Те, к чьим цепким сосисочным лапам
Прилипнет хотя бы один золотой.

Но я, который не любит штампов
— Время смоет меня и стихи-
Опять один пойду по этапу
И снова тать мои потрохи

В холодную грязь густеющей ночью-
Так вот за слово какая цена!
Но мне судьба иного не прочит
И чаша будет испита до дна.

Я — это знаю, я — это знаю
И я не очень об этом грущу
Моя удача, моя вина ли
То, что этого я хочу.

С клеймом на лбу на базарах мира
Стою с протянутою рукой.
И плачет, в голос рыдает лира-
Цена за всех непоэтов покой.
***
Только вы меня не обманули,
Только вы со мною до конца.
А болезни, беды- точно пули-
На любого хватит храбреца

Я иду в верховья, точно рыба.
Через камни, через быстрину.
Ах, спасибо, милые, спасибо
Уж за то одно, что не тону.

Что тянусь и, вырывая клочья
Сердца, мяса — всё же не тону
Мне вы в жизни помогали очень,
Мне вы дали истину одну:

Умереть, пробившись через беды,
Глухоту, забвенье и прибой,
Чтобы плыли, точно белый лебедь
По весне вернувшийся домой,

Все стихи. Ах, милые, спасибо,
Ах, спасибо, милые, за всё.
За удачу умереть красиво,
Опираясь на волну плечом.

И качаться в синеве глубокой,
Опираясь песнею- крылом.
И мечтая об одной далёкой
И ещё мечтая об одном.

Друге. Это всё-таки красиво:
Умереть, ликуя и трубя.
Ах спасибо, милые, спасибо.
Милые, спасибо, за себя.
***
Я был на бюллетне, измучен гриппом,
Лежал в постели, доводам внимал
Рассудка: что-де вот нашлась же пытка,
Которой я никак не понимал.

За что, за что лежу в своей постели?
За что, за что же пытка мне сия?
Любезности родных мне надоели
И, вовсе отвращенья не тая,

Смотрел на апельсин, на два лимона,
На чай в стакане и кусок торта;
И отдых мой, желанный и хвалёный,
Отнюдь не то же, что о нём мечта

Здесь много маяты и много скуки,
В покое сем немало клеветы.
И я лежал, заламывая руки,
И понимал всесилие тщеты

Уйти от этой мысли. К телефону
Я руку протянул и стал звонить.
Своим знакомым. Да, своим знакомым,
Которые обязаны любить

Меня. За что? — Я этого не знаю,
Но всё- таки обязаны любить.
Я слышу в трубке: как они снимают
Её и начинают говорить.

Им некогда, одни успокоенья:
Мол, поскорей на ноги становись,
Наведаться не могут, к сожаленью.
Ну что поделать- замотала жизнь.

В милицию звоню, звоню пожарным.
И вызываю скорую: ноль три.
И в трубку тянет то дымком угарным,
То тошнотворно пахнет формалин.

И тут звонок. Вы кто? Да тот, имярек
Да; это я. Вы звоните ко мне
Какой судьбы божественный подарок!
Такое не приснится и во сне.

Ко мне графиня. В гости. На два слова:
«Нам надо объясниться тет- а- тет.
О вас, мол, слова не было худого.
У вас в моих глазах авторитет.

Я знаю: вы поэт, но из другого
Столетия. Всё ж ямбу вы верны.
И значит собеседника иного
Не надо мне“. „Нельзя ли объяснить

Точнее: почему, зачем поэт вам?
Какая в этом срочная нужда?
«Скажу потом. Так значит вы придёте?»
Болезнь моя забыта без следа.

Пижама снята, щёлкнули подтяжки,
И галстука захлёстнута петля.
Вздыхая и притворно, и нетяжко,
Из дома выхожу. Зачем и для

Чего? Ну, право, этого не знаю.
Вот дом, квартира, вот она сама,
Графиня. «Сударь, я вам обьясняю
Вы мне нужны. Обязана весьма

Я вам. Письмо из прошлого столетья
К несчастью, перепутались века.
Влюблённые страдают, словно дети
И между ними тёмная река

Годов, событий, жизни непрожитой,
Печали, слёз, забвенья и тоски,
И вы письмо сейчас передадите
И скажете, — что вашей, мол, руки

Просил прекрасный, нежный Казанова
Да-да, тот самый. Разве есть изъян
В его судьбе? И кувшины с любовью:
«Графиня». И с любовию стакан:

«Графиня». Как хрустальные виолы,
Посуда дребезжала на столе
«Я передам. И только лишь, не боле-
Я в этой не участвую игре».

Я взял письмо, облобызал ей руку.
И приподнял с почтеньем котелок.
Ах боже, ну какая в этом скука!
Ну почему всем это невдомёк,

Что могут перепутаться столетья!
Какая в сём безбожная игра!
Какая жаль: не сходятся приметы,
Бездарно пропадают вечера!

А мы? А мы? Ну чем и в чём мы лучше
Всё тот же сплин и та ж во всём хандра.
Событья ненаставшего попутчик,
Свидетель отошедшего вчера,

Принёс письмо. Она — преподаватель,
Брюнетка, остроумна, недурна.
И всё-таки ошибся мой приятель:
Признаюсь: не понравилась она.

О где ж ваш вкус, великий Казанова?
И правду говорят: любовь слепа
Но нам ведь нет хотя бы и такого
И в страхе мы не перекрестим лба.

Мол, чур, меня, мол, обойди сторонкой.
К чему и для чего напрасно ждать!
Ведь вот у нас доступные девчонки-
К чему же невозможного желать.

А ведь стрелялись, вешались, тонули,
Теряя обожания предмет.
И нам не страшны ни петля, ни пуля,
Утерян страсти пламенной секрет.

И снова грипп, и градусник под мышкой,
На диске палец: ноль- один, ноль-три.
Хоть не горю, не грабят, но без риска
С каким-то безразличием внутри

Звоню, звоню и всё осточертело:
Ах, если б можно к чьим-то пасть ногам!
И пел сверчок, и радуга шипела,
Когда лучи пронзали мой стакан.
***
Хочется, хочется
Песни и полёта.
Хочется, хочется
Хочется чего-то

Хочется улыбок,
Слёз и поцелуев.
Хочется ошибок,
Только не впустую

Хочется мороза,
Снега и бурана.
Только чтобы всё же
Поздно или рано

Синий сумрак мая
И сирени гроздья.
Чтоб любовь былая-
Не сплошные слёзы.

Чтоб былая дружба
Не была былою.
Чтобы легче служба,
Чтобы на постое.

Мягкая перина,
Пироги с блинами.
Чтобы всё как ныне
Было между нами

Чтобы летом — солнце,
Грозы и купанье,
Чтоб умней и тоньше.
Не всегда словами,

А порой — и делом,
Дружеской улыбкой.
Чтоб ты песни пела
Над ребячьей зыбкой.

Чтоб по-человечьи
Всё — как меж другими.
Может, и не легче,
А трудней, Марина

Но бывает разве
Лёгкою удача?
Всё — не в миг, не сразу
Так или иначе

Но однажды в праздник
Загудят колёса.
И колдун — проказник
Снимет все вопросы.

Всё само решится:
Подобрей начальство,
Понежней милиция.
Всякое канальство

Канет, может, в лету,
Девушкам — гвоздики,
А парням — билеты
На «Спартак» великий,

На «Милан» могучий,
«Олимпик» блестящий-
Всё ведь будет лучше,
Всё ведь — настоящее.

Хочется, хочется
Хочется чего-то
Хочется, хочется
Песни и полёта.

***
 «Роняет лес багряный свой убор»,
О, сколь мила разлука мирозданью!
Я помню голос этот до сих пор,
Его невыносимое страданье.

Его невыносимую тоску-
Ну что нам в том, что лес листву роняет?
Но вымолвить спокойно не могу-
Меня моё волненье обгоняет,

Моя печаль. Ах, всё же на веку
Не много дел, что равны этой муке.
Когда печаль, проникшая в строку,
Терзается, заламывает руки.

И нет ведь оправданья никому
За созерцанье, праздность и разлуку.
И ведомо лишь богу одному:
«За что, за что печаль сия и мука?

И, в серость неба, погружая взор,
Моя душа в строку сию вникает:
«Роняет лес багряный свой убор»
И ветер книгу судеб залистает

И шевельнёт, как лист, мою судьбу
И запорхает лист, как лист осенний,
И осени последнее табу-
Оно залог иного возвращенья.

И, в чью-то песню втиснутый весной,
Мой перст в себя же самоё вникает:
Уже и в жизни явленный иной-
Он по-иному всё переиграет

Но и тогда сквозь смутный разговор
Времён во мне музыкой возникает:
«Роняет лес багряный свой убор».
Ну что тут делать — лес листву роняет.
…
Июньский дождь струит средь нощи
Потоки ливня по стеклу
Блистает молния, рокочет
Далёкий гром. Не по нутру

Мне это увяданье цвета,
Июньской пламенной красы
Но дождь угаснет до рассвета.
Уже и счёт-то на часы.

Ему недолго красоваться,
Не долго молниям блистать.
Но я влюблён в него, признаться,
Боюсь я от него отстать.

Ведь среди мягкого покоя
И среди летнего тепла
Душа приемлет не любое
Не окончание, а зла

И правды, ливня разрешенья-
Чревато молнией оно.
Но дождь июньский в утешенье
Струит и брызжется в окно.
***
Вальс цветов

Цветы кружат по небу синему,
Цветы кружат, кружат, кружат
Средь облаков, покрытых инеем,
Всегда спешащих невпопад,

Среди веселого цветения,
Среди беспечной суеты.
Они кружат по вдохновению-
Кружись и ты.

У всех цветов, наверно, мания:
Как и у женщин- на виду
У всех кружить- хоть ноль внимания,
Хоть смотрят так, как на звезду.

Цветы кружат средь лета буйного.
В огне июньской новизны.
Ах, небо было бы лазурнее,
Ах, были б взгляды влюблены!

Они кружат, они- беспечнее,
Чем ваших взглядов мотыльки,
Упоены короткой вечностью,
Пестры, нарядны и легки.

А что за этою воздушностью,
Они и сами не поймут.
Они беспечные, цветущие,
Но красотой своей не лгут.

Они такие же ранимые,
Как мы во глубине души,
Никем от горя не хранимые
И не способные решить,

Что лучше: долгая морока
Иль яркий вальс средь облаков
Ценою нашего восторга
Им не короткая любовь,

Другое что-то. Среди лета,
Средь акварельной синевы,
Они в восторге от полета,
Они по- своему правы

Благословенно ваше счастье
И эта неба синева,
Что нашей радостью отчасти,
Отчасти юная трава,

Что тянет стебли, мотыльками
С неё вспорхнувшие цветы.
Кружат меж небом и домами
И не боятся высоты.
***
Глазастая моя печаль,
Неунывающее солнышко,
Мою ты освещаешь даль,
Улыбкой ласковою полнишься.

Неугомонная моя,
Моя веселая певунья,
Самозабвенная моя,
Моя беспечная шалунья.

Бутоны глаз твоих в ночи
Мне сердце полнят ароматом.
Хрустальный голос твой звучит,
И сердцу звук его понятен.

Сияй в ночи, мерцай звездой,
Плыви сквозь полдни и закаты,
И сердце мне сжимай уздой
Своих улыбок и объятий.

Хрустальная моя, сияй,
Мерцай, моя неугомонная.
Игривая моя, играй,
Не спи, не спи, моя бессонная.

Твой облик, тающий в ночи,
Вплывает пусть в мою дремоту.
И с новой силою звучит,
И сердца моего заботой

Не потускнеет никогда.
Пусть, никогда не унывая,
Плывёт, горит моя звезда,
Моя навеки дорогая.
***
У моей подружки
Вкусная ватрушка
Кто ни едал
«Спасибо» сказал.
***
Что делал я с женой до утра,
Не знает даже Кама-Сутра.
***
Я в юности дарил охапками,
Швырял я тысячи и сотни.
И не оставил сил на главное:
Мне нечего сказать сегодня.

И столь беспутно промотавши
И юность, и красу, и песню
Я — тот, тот самый, ненаставший,
Тот самый я, неинтересный,

Жующий мяту валидола,
И юность чуждую клянущий.
Да, я тот самый, невеселый,
Познавший: молодость упущена.

Я заклинаю: ради бога
Беречь любимых, чувства, песни.
И выйти всё же на дорогу,
Восстать, как феникс, столь чудесно,

Как мне судьба не отпустила,
Как мне уменья не достало.
Чтоб все страданья искупило,
Чтоб в силе зрелой бушевало,

То самое — что мимо, мимо…
То самое — что поздно, поздно…
Живите милые, любимые
В свои часы, мгновенья звёздные.

В своих размеренных орбитах
Храните силу настоящую
Живите милые, живите
Моею жизнью ненаставшею.
***
Ну чтоб судьбе не баловать Ахилла,
Когда б на пятки натянул бахилы.
***
Когда мой муж идёт в ревю
Когда от зависти ревю
Когда мой муж идёт в бистро,
Я ночевать иду к сестро.
***
Сугубо мирное.
Летят по небу головастики.
Прекрасно, что они без свастики.
***
За ночью вслед приходит день,
А, может быть, наоборот.
За встречею грядет разлука,
А, может быть, наоборот.
За счастьем вслед идет беда,
А, может быть, наоборот,
В лед превращается вода,
Или вода — обратно в лед.
За жизнью вслед приходит смерть,
А, может быть, наоборот.
Поглотит океаны твердь,
Спаси от этого господь!
Господь пасет своих овец,
А, может быть, наоборот.
Начало ищет свой конец,
А, может быть, наоборот.
Река течет меж берегов,
А, может быть, наоборот.
И явь — прекраснейший их снов,
А, может быть, наоборот.
Из тучи в пашню дождь идет,
А, может быть, наоборот.
Охотник льва подстережет,
А, может быть, наоборот.
На деве женится богач,
А, может быть, наоборот.
Всяк ищет повкусней калач,
Солдат, трактирщик и палач,
А, может, быть, наоборот.
Торговец продает товар,
Имея с этого навар.
А, может быть, наоборот.
Когда за нами смерть придет,
Всех за собою уведет-
А, может, — и не всех.
Про юность вспомнивший старик,
И старость позабывший -дик
В сетях самообмана,
В свои попавший невода,
Нелеп как твердая вода,
Нелеп, ведь правда, господа? —
Не ставь другим капкана.
Ленивый ценит лишь покой,
Ему сражения на кой?
Но нет и пораженья.
А то, что жизнь проходит зря-
Ленивому до фонаря,
Ему и вздох-движенье.
Скупой считает каждый грош,
Булавка как с алмазом брошь,
В мильон карат скупому
Но такова его душа:
Все взять себе и не шиша,
Ни крошечки — другому.
Но тем ценней иной делец:
И дни и ночи как скворец,
Поет самозабвенно.
Из всех удач лишь песню взял,
Всем по душе его вокал-
Их мало, к сожаленью.
Но тот, кто утром утру рад,
А ночью — ночи, тот богат,
Сокровища — несметны.
Луч солнца — только золотой.
Луна серебряна — постой!
Росинки самоцветны.
Он жизнь без злости проживет,
Хоть сыт всего два раза в год.
И жизнь ему-награда.
К такому ластятся ветра,
Такому и метель-сестра,
Ему богатств не надо.
Однажды каждый выйдет в путь,
Дорога-смысл, дорога-суть.
Призвание -дорога
Но каждый хочет отдохнуть:
Поесть-попить,
Потом уснуть-
Не так уж это много!
У зверя есть в лесу нора,
У горного орла –гора.
И у затычки есть дыра.
У листьев на ветру- ветра,
И дом –у человека.
Пусть будет дом его высок.
Пусть будет ближе, чем висок,
Рубцу его подушки.
Пусть будет у него жена,
Детей родит ему она,
В младые лета-как весна,
А в старости- старушка.
Пусть жизнь идет за годом год,
И жизни сей круговорот
Всех мудрых не смущает.
Ведь за труды их ждет почет,
За сыном внук уже встает,
И род его мужает.
Извечна жизнь, извечна смерть,
На том стоит земная твердь:
Все жаждет обновленья.
За жизнью вслед грядет покой,
И снимет нас, как сон рукой,
Иное поколенье.
Пора дорогу уступить,
Жизнь смерти карой искупить,
Но что на свете вечно?
Всему на свете есть конец,
Но жизнь-всего, что есть венец,
И благо бесконечно.
***
Сорок лет пройдут, как сорок тысяч веков.
И из белых, как снег и как лед, облаков
Будут люди строить себе дома,
Комфортабельные весьма.

Будут люди летать на любую звезду,
Колоссальные силы возьмут под узду.
И напишут люди тома и тома
Величайших прозрений, прорывов ума

Но и тогда, как тоненький стебелёк,
Невесомый порхающий мотылёк,
Будет так же тонок он и раним,
Хоть исчезнет понятье: подлец, аноним.

Всё равно он будет и плакать, и петь,
И о чём-то будет всегда жалеть,
И чего-то будет искать всегда
Да-да-да-да да-да — да, конечно, да

Потому что в холод и жгучий зной
Кто-то нужен ему такой же родной,
Как его же тело, его же душа-
Вот и будет ходить и ждать не спеша.

Или будет спешить, ошибаться, но ждать.
И бояться, бояться всегда опоздать.
Ах, забавный, наивный чудак — человек!
Что изменит сей век, что изменит тот век?

Что ты можешь поделать с самим собой,
Что ты можешь поделать, молчи или пой?
Но всегда и везде, но везде и всегда
Да-да-да-да-да да-да, конечно, да.
***
Это — моя земля:
Англия, Франция, Германия
Это — мои реки:
Амазонка, Нил, Миссисипи
Это — мои горы:
Кордильеры, Урал, Аппалачи
Это — мои братья:
Мексиканцы, бушмены, пигмеи.
Это — мои джунгли, это- моя тайга,
Это — моя Сахара, это — моя Невада,
И где бы в кого бы не стреляли
На этой прекрасной и страшной земле-
Они стреляют в меня.
Каждая пуля попадает мне прямо в сердце,
Каждый крик о помощи
И каждый крик отчаянья, боли-
Это мой крик,
Рвущийся из моего обугленного страданием рта
И все олени, и все белые медведи,
И все жуки, и все обезьяны,
И все птицы, и все рыбы-
Это мои младшие братья.
И в глубине души они верят человеку,
Надеются на его защиту.
И вся эта земля
Со всеми живущими на ней-
Это моя Родина.
Здесь я родился.
И здесь я умру.
И ныне, и присно,
И во веки веков
Благодать этой жизни со всеми нами
Аминь.
***
Как важно вовремя родиться,
Эпохи пламенем гореть,
Быть продолжателем традиций!
Важней лишь к спеху умереть.
***
Ужас какой!
Боженька, за что ты не любишь меня?
Может быть за то,
Что я не верю в тебя?
Но всё равно: ужас какой!
Ужас! Ужас! Ужас!
***
Я помню: в лавке букиниста
Высокая и светлая жила.
И в голосе звенящие мониста
Никак отдать другому не могла.

И на перстах и длинных и холёных
Сверкал где вызывающ маникюр,
Колечка не было, и невлюблённо
С обложки старой щурился авгур.

Портреты дам таращились глазасты,
Мерцала старых литографий медь.
В каком таком записано кадастре
Лет в двадцать восемь мужа не иметь.

И друга тоже. С узкими плечами,
Парящая, как будто на луче,
Хотя тебя не завлекал речами
И мало мы общались вообще.

Но видел я: умна, интеллигентна,
Особой деликатности полна.
На языке высоком без акцента
Со всеми говорить обречена.

А здесь важнее низкая рутина,
И сплетня актуальнее, чем стих.
Прекраснее, чем за спиной картины
С глазами- не найдёшь ведь у других:

Глаза оленьи, важенки- уж точно
Её заждался сказочный олень.
А время здесь бежит в часах песочных,
Песочку-то ведь сыпаться не лень.

И старится мечта моя былая,
Морщин незримо проступает вязь,
Всё также деликатно улыбаясь-
Улыбки этой где-то заждалась

Душа родная говорит: « Возьмите
«Двенадцать» Блока. Двадцать первый год».
Красавица, и вы меня простите
За то, что оголтелый мы народ.

И жаль, что до плеча Вам, а иначе
Пошёл бы без оглядки я ва-банк.
С душою что не требует ни сдачи,
Ни оговорок. Ринулся б как танк!

А может вышло б! — Этого не знаю,
Но к Вам определённый интерес
Имел. Какая светлая иная
И самых незатейливых чудес.

Исполненная жизнь ждала, быть может,
Но ты меня, конечно, не ждала.
Куда-то дальше уплывал тревожный
Твой взгляд. Из модернистского стекла

Выглядывала ты пленённой птицей-
Синицей, что в неволе не поёт,
И длинные бросали тень ресницы
На ярко-синий глаз твоих полёт.

И всё-таки такая неземная,
Наверно, ты обычного ждала,
А я ж стоял, лишь книжечки листая,
И уходил, — у каждого дела.
***
Бросил в море сеть рыбак-
С тиною вернулась.
Удивился: «Как же так?
Чем не приглянулась

Сеть моя; в морской воде
Миллионы гадов,
Рыб, медуз; всегда, везде
Был улов, что надо».

Бросил снова в море сеть-
С тиною вернулась.
Но блеснула в тине медь,
Наш рыбак был рад- заметь-
Чаша приглянулась.

Он в перстах её потёр-
Вылезла шишига.
В бородавках вся, остёр
Нос, в очках и с книгой.

«Ты почто меня позвал,
Вызволил из моря?
Али горя не видал? —
Дам тебе я горе»

Тут она свернула нос,
Выцарапав очи,
Щёку вырвала- нашлось
Много бед-короче,

Инвалидом стал рыбак
Самой первой группы,
Да вот так. Увы, вот так
Обошлись с ним грубо.

Он теперь судьбу клянёт-
Фарт свой проклинает.
Каждый что-нибудь найдёт-
Но чего? — не знает.

Не хватайте в руки зря:
Для беды и мига
Хватит: злобою горя,
Вылезет шишига.

Изуродует она
Вас, как бог верблюда.
Жизнь уже тогда ценна,
Если нет в ней худа.
***
И когда в зеркалах темнота.
Или то, что черней темноты.
И когда онемеют уста,
Чтоб не выдать заветной мечты.

И когда загорятся сердца
Робкой верой на светлый удел.
И когда ты дойдёшь до конца
И поймёшь: ничего не успел:

Даже слово, и даже любовь,
Даже птицу в чужой синеве-
То не верь, что родишься ты вновь-
Этот жребий уже не тебе.
***
Кара-кум- в первую очередь, это- не конфеты.
Кара-кум- в первую очередь, это- пустыня.
О чём вы песчинки поёте
С шоколада цветами густыми?
***
Чем больше тратишь денег,
Тем меньше их остаётся.
Смотришь порой на ценник,
Как на дно пустого колодца.
***
Глаза её… но что уж о глазах! —
Всё сказано о них давно не мною.
Здесь нового лишь то, что я — казах,
Не спутавшийся с чьею-то женою.
***
Сияние замедленного жеста-
Уже угасшей музыки чело.
Как дуновенье тихого оркестра,
Которое на нет само сошло.

И гаснут свечи, озаряют свечи
И бледность лиц, и бледность париков-
Той темноты струящейся предтечи,
В которой меркнут тени облаков.
***
Если ударить канделябром по голове,
Последняя расколется половины на две.
Если ударить головой по канделябру,
Едва ли пожнёшь подобные лавры.
Ерго: канделябр прочнее, чем голова-
Всё прочее только слова, слова.
***
Заря отражается в тающих линзах
Диоптрию ночи глотнувших озёр.
Но это и радость: ведь мы не одни же
Средь тёмных своих и средь светлых сестёр.

Шар воздуха полон уже белизною-
Она разбавляет уже темноту.
Куда-то уплывшее небо ночное
Уже потеряло свою высоту.

И смена свершилась уже декораций.
И солнце стеной золотого огня
Всё будит и всех заставляет смеяться
Над ночи печалью, над радостью дня.
***
Минерва спросила: «Минёр вы?»
А я ей ответил: « О, нет!» —
«Какие железные нервы
И явно, что вы не поэт!»

Конечно, права оказалась.
Судьба моя- вечный минор.
В одном лишь она ошибалась:
Я- плотник. Но я — не минёр.
***
Если хочешь плохо жить,
Надо с водочкой дружить.
***
В этом треугольнике
Неравные углы.
Мы почти как школьники-
В сумятице игры.

А куда нас вынесет,
Упаси, Господь!
Ты- всего лишь вымысел-
И душа, и плоть.
***
Вот прошло уж не меньше ста лет-
Может, тыща, а, может, и больше.
Завивается смерчами свет,
Вьюга ведьмой хохочет вослед-
В ожиданье напасти все горшей.

И твой юный сияющий лик
Обещает былые блаженства.
Не Аллах коль, так Эрос велик-
Искушает не грех — совершенство.

Совершенства так жаждет душа,
Совершенства так жаждут тела.
Как по свету пройти не греша-
Ведь душа молода и смела?

Не напастей, а счастия ждёт-
Может ждёт несказанная мука.
Не натягивай лука, Эрот,
Для любви, но всегда для разлуки.
***
Надо мной, надо мной, надо мной,
Над ещё не рождённою бездной,
Над тягчайшей, горчайшей виной,
Над страною моей сребро-звездной,

Над таящейся в туче пургой,
Над цветком, что таит целованье,
Над холодной печалью, тугой,
Позабывшей уже о страданье,

И над тайной забытых комет,
И над бездной слепящего света-
Только след, только след, только след
Той, что будет потом не воспета.
***
Над какой-то забытою тайной
Арфа вьюги поёт и поёт.
Все рожденья и смерти случайны,
Всё известно всегда наперёд.

Пусть лукавы друзья и подруги,
Постоянны, как кремни, враги.
Землю солнечной, райской округи
Для другого, Господь, сбереги.
***
Вымерли напрочь мамонты
В постледниковом периоде.
Но в чьей-то остались ведь памяти,
Ведь мы не совсем ещё ироды?
***
Нет холодного совершенства-
Вдохновенье всегда кипит.
Ходит совесть рядом с блаженством,
И с восторгом соседствует стыд.

И во что-нибудь вечно влипаешь-
Не тебе — это точно! — расчёт-
Вдохновения сила слепая
Прямо к цели тебя ведёт.

Будет пениться влага хмельная-
Здравствуй, здравствуй, Кастальский ключ!
Для другого и влага иная-
Не из этих- поверьте! — туч.
***
Приснилось то,
Что другим не снится.
Влюбился так,
Как другим не влюбиться.

И пелось так,
Как другому не петься-
Как терпишь только,
Скажи мне, сердце.
***
Циркулем её ног
Очерчена моя вселенная.
Хорош этот мир, или плох-
Он мой- он мой! — вне сомнения.

Сомненья уходят прочь,
Рождая- зачем? — надежды.
Кто может- кому? — помочь-
Кто мог это делать прежде?
***
Забыть- обо всём забыть!
Бежать- но куда бежать?
Любить- но кого любить? —
Как этот капкан разжать?

Всё в мире лишь «баш» на «баш»,
Всё в мире за «око- око».
Скажи, отчего, карандаш,
Так грустно мне, так одиноко?
***
Глаза её сияния полны
И вера в радость жизни горяча.
И не было бы лучшей мне жены.
И для души измученной врача.
***
Мир этот стал тесен,
Мир этот стал грязен.
Мне не хватает песен-
Песни не нужны разве?

Мне не хватает солнца,
Мне не хватает неба!
Пусть крикнет, кто может, громче-
Но нет в моём голосе гнева.

А есть печаль пониманья:
Всё смешано: радость и мука.
Расплатой за песню- страданье,
Расплатой за счастье- разлука.
***
Пора бы дать тебе имя,
Из тьмы выводя постепенно.
Быть может, зовут Марина?
Быть может, зовут Елена?

Не знаю, не знаю, не знаю…
И кто это в мире знаёт?
«Ты знаешь это, родная?» —
Лишь, молча, слёзы роняет.
***
Меняю, меняю, меняю… —
Всюду торговли посевы.
линяю, линяю, линяю-
Меняю землю на небо.
***
Пора бы лечь и уснуть
Чур, чур! — до утра- не навеки.
Конечно, и этот мне путь:
И степи, и горы, и реки.

И звёздная будет река,
И синее небо в итоге.
Как эти белы облака,
Как эти черны дороги!
***
Чтоб лучше узнать мужа,
Познайте его жену.
И вы станете тем, кому ужин
Оставляли всегда в старину.
***
В море полно воды,
Как в жизни полно беды.

Куда-то текут моря,
То вспышками янтаря,

То зеленью радуя глаз.
И волны за разом раз.

Качают лодки борта.
И не поймёшь ни черта,

Зачем здесь столько воды,
Смывающей все следы.
***
Уехать бы к чёрту куда подальше,
Покинув этот постылый свет.
Где много фальши, где много фальши,
Где сдох уже не один поэт.

Душа устала, душа устала.
Но нету жизни, и смерти нет.
Того, что будет- мне будет мало,
Того, что было- уж больше нет.

Всё то, что было, всё то, что было.
Неужто было со мной? — ау!
Забыло сердце, душа забыла-
Воспоминаний я не люблю.

Как много надо, как мало надо
Для человека в средине лет!
В чём моя сущность, моя монада
И кто докажет, что я — поэт.
***
Песенка

Жил да был,
Жил да был
Маленький бычок.
У него,
У него
Морда с пятачок.

Он любил,
Он любил
Хвостиком махать.
И совсем
Не любил
Сеять и пахать.
***
А на погосте
Лишь только кости
А перспективы
И вовсе нет.
«Вы это бросьте!» —
Кричу я в злости
И сочиняю
Лихой сонет.

А в нём, поверьте,
Пишу, что смерти
Намного лучше
Любая жизнь.
А мне соседка
Ввернула метко:
«Конечно, лучше-
Теперь молись».

А что в итоге:
Не сделать ноги.
Обратной вовсе
Дороги нет.
И на пороге
Своей берлоги
Встречаю хмуро
Скупой рассвет.

Идут девчонки,
На них юбчонки
Короче маек
Былых времён.
«Ах, погодите.
Ко мне зайдите!» —
Но заходить им
Какой резон?

И в этом горе.
Я всё проспорил.
Что не проспорил-
Сумел пропить.
Живите, люди,
С вас не убудет.
Авось, сумею
Вас не забыть.

А здесь лишь черти
Как хочут вертят.
И превращают
В бифштекс мой зад.
На сковородке
Пляшу чечётку.
Слова рифмую,
Но невпопад.

За это, может,
Меня, мой Боже
На кухню эту
Определил.
А я ведь смелый,
В себя лишь верю,
И тех лишь помню,
Кого любил.

Смерть больше жизни,
А горе- тризны,
Я в бесконечном
Уже пути.
Рукой махаю,
Не забываю
Всем тем, кто помнит
Кричать: «Прости».
***
Я вес набрал весьма успешно,
Теперь как похудаю, грешный?
***
Ничто не вечно в этом мире,
Не прочна ни одна судьба.
Пьёшь чай иль спишь в своей квартире,
Не знаешь ты, что ждёт тебя.
***
Кто знает, какие нас ждут перемены? —
Роди человека себе на замену!
***
Зарплата в десять тысяч рэ-
Давно предел моих мечтаний.
Ночь и деревья в серебре,
Осенних дней очарованье-

Давно всё это позади-
Свиданье, лунная дорожка,
Восторг, волнение в груди.
Хоть мягко стелет, падать жёстко-

Ты такова- что делать? — жизнь.
Крутые горки укатали.
И всё же горших укоризн
Дождутся от меня едва ли.
***
Хрустела костями солёными мышь,
А кошка урчала, мурчала: « Кишмиш!»
***
Уйдя из возраста Христа,
А также возраста Бальзака,
Она уже совсем не та,
Как в юности была, однако.

Покрылась сеткою морщин,
Седела, красилась, линяла.
И взоры нежные мужчин
Она собою не пленяла.

Лишь вспоминала иногда
Всех тех, кого она любила-
Неотразимая звезда
Мужчин посредственных и хилых.
***
Когда мне было сорок лет,
Уже мне было сто- не меньше.
Ведь я- несбывшийся поэт,
Изгой среди мужчин и женщин.

И, проклиная ремесло,
Что пропитанья не давало,
Писал стихи всему назло,
О том не думая нимало:

Зачем они и каковы,
Что ждёт меня в конце дороги? —
Я был подобием травы,
Чужие любящей пороги.
***
Оттянуть свой полтинник,
Ну, а больше- не надо.
Жить как ветке полыни,
Соловья серенаде.

У поэтов считают
Не года, только песни
Часто глупо решая:
«Автор слов неизвестен».
***
Нет, далеко не всё равно
С каким подходим мы итогом
К тому, что снилось нам давно,
Что мы зовём жилищем Бога.

А что там, как там? — всё равно
Не безразлично, что осталось.
И смотрим вниз мы, как в окно,
К живым испытывая жалость.
***
Как люблю я красотки корсаж
И французских духов фимиамы!
Но когда я включаю форсаж,
Она попросту «крутит динаму».
***
Всё кончится гангреной языка,
Начавшись слуха, зрения гангреной.
Беда вся в том: не скажешь ей: «Пока»,
Прощаясь навсегда без сожаленья,

Храня лишь только долга ипостась-
Всё остальное продано навынос.
Теперь, когда линяю не таясь,
И взглядом от него не отодвинусь.

И буду что-то вспоминать в уме.
Бравурное, фривольное на редкость.
Ведь если даже смерти не суметь,
В чём явлена в делах житейских меткость?

Прощайте, пани. Всё уже всерьёз.
Хотя, что в шутку- тоже непонятно.
Их бин влюблённый некогда барбос
Дороги не нашёл к себе обратной.

А это- клиника. Тогда с ума
Любой сойдёт совсем не понарошку
Не исключенье- правило весьма-
Покорный ваш слуга и друг немножко.

Оревуар, а попросту Адью.
И данке шён за прошлые страданья.
Успеть бы прыгнуть в чёрную ладью-
Ведь герр Харон не терпит опозданья.
***
Как описать сиреневую майку,
Всю в дырочках — Увы! — не дремлет моль-,
В башке твоей отвёрнутую гайку? —
Здесь виноват не только алкоголь.

Взамен платка хронические сопли
Рукою по привычке вытирать.
Писать стихи, точней сказать бы: вопли,
Глаза сощурив, думать: « Наплевать-,

Что думают- коль думают- другие.
Всё временно: и дружба и вражда.
Одрябли мышцы, некогда тугие,
Взамен стихов хороших- ерунда.

И, веря в правоту Екклезиаста,
Вручить свой жребий прихоти волны,
Что было б справедливо не отчасти-
Ведь музы счастья людям не верны.
***
Сообщение ТАСС
(Только для Вас)
Сегодня 37 июля.
(Поди взгрустнули?)
Двадцать тысяч сорок седьмого года.
На глазах у всего народа.
Астронавт Одиссей.
(Известный Галактике всей)
Улетает на К-8
Между прочим, уже осень,
Хотя и начало июля.
За ним Пенелопа, как за выстрелом пуля.
И их сынок, известный всем Телемак.
Между нами: такой дурак!
Ну, в общем, почтенная эта семейка
(Сказать по-другому, поди, посмей-ка!)
Улетает на К-8.
Календарное лето и настоящая осень.
Клин журавлиный тянется от Урана к Венере.
Скоро ядерная зима и наши потери.
Составляют два триллиона 6 миллиардов.
У противника- вдвое больше. Снарядов
Осталось не больше, чем на три века.
Враг увозит наши горы и реки,
Изменяя напрочь земные ландшафты,
Роет шеститысячекилометровые шахты,
Выкачивая земное ядро- меняется наша орбита.
Слово « атмосфера» давно забыто.
И, по- большому счёту мы проиграли
Космическое это ралли.
Ракетопланы Кассиопеи
С каждым столетием свирепеют
Их численность выше на два порядка.
Поэтому приходится нам несладко.
Но наше правительство поёт «Варяга».
Одиссей улетает. И, как дворняга,
Забытая хозяевами при переезде,
Себе уже не находит места-
Так мы- пора покидать эту Землю!
Любой вариант обмена приемлем.
Даже К-8 лучше «Варяга».
Лети, Одиссей! До-свиданья, бродяга!
Быть может, дождёмся через столетье
Если не мы, то хоть наши дети.
Будут cча; стливы (или счастли; вы) —
(Вместо говорящего- воронка от взрыва).
***
Может славословия страницы
Власть оценит. Может быть, и нет.
Но кому тогда ты будешь сниться,
Поведенья лёгкого поэт?

Слово- это молот и железо,
Слово- и расчёт оно и страсть.
В ярких перьях, глупый и облезлый,
Можешь в прах, в ничтожество ты впасть.

Ну, и где они, твои таланты,
Движущие горы и века,
Если чья-то прихоть и команда,
Если чья-то барская рука

Управляет Музами, но Музы
Так легко уходят от опек-
Стал для них ты тягостью, обузой,
Суть свою предавший человек.
***
Урони монету в темноту,
В праведные воды бытия,
Схоронив нелепую мечту:
Всё вернётся на круги своя.

Будет снова синим небосвод,
Будет снова влажною вода.
Ну, а то, что вовсе не придёт,
Не придёт, пожалуй, никогда.
***
У подлеца
Жуть пол-лица.
Взглядом вампирши
Рядом вам пир же.
И в том пиру
Слив том беру
Тёмную брюкву,
Томную букву.
Чьи -то следы-
Читан — с- лады
То не потеря.
Тонет поверя
В искренность чувств.
Рыскает грусть.
В поисках жертвы
Происки мертвых
То не досада
Тоня до сада
Трусики сняв
Русенький шкаф
Ветхозаветный
Метко заметив
Так мне не надо
Пахнет менада
Вечера грустью
Нечего русый
Юный хохол свой
Струны расстройства-
Песня синицы
Если приснится.
Всё же не вспомню
Можем огромным
Стало нам утро
Падала мудро
Навзничь и сразу.
Разных рассказов
Много на свете.
Тога бессмертья.
Впору тебе ли?
Порох, Тиберий
Годы, проказа.
Вот и доказан-
Истина светом
Выспренно пето.
Качество бога:
Плачено много
Это напрасно
Меток нам праздник
В тёплые руки
Сопли и муки.
Это — потеря.
Вето недели
Счастье у бога
Властвуй, убогий.
Плохо тебе ли?
Лох, но Тиберий
Сто легионов
То ли Гийома
Апполинера
Лапа ли Неру
Джавахарлара
Ржавы харь лары-
Попросту ряхи.
Опусы пряхи,
Режущей нити
Брезжущей мнити
Тенью вечерней
Мены плачевны.
Скупы подарки
Глупо под арки.
Рыбкой ночною,
Липкой от зноя.
Тщетны потуги
Смертной подруги.
Бешеной в страсти.
Тешат причастий
Алые розы.
Стало лепрозой
То, что манило.
Сочно, но мило.
Это анданте
Веток аканта
Чающих зноя
Чай уши Ноя
В ваты тампонах
Хватит — там помнят.
То, что забыто
Почта событий
Ветрено, скука
Мёртвого Кука
Аборигены
Абы рентгеном
Тёмные души.
Вспомнят неужто
Вкус того мяса
Чувства томятся-
Язва желудка
Разве не жутко
Стадия рака
Гадит двояко
Неисполнимы
Нерест Полины.
Волги верховья
Мог ли, легко ли
Кто же узнает? —
Кожа иная.
И альвеолы-
Вихорь виолы.
Пойте кретины.
Топот ратина.
С треском картона
Стрессы Катона.
Соек либидо
Стоек ль обида?
Ада ли корчи-
Падали кротче.
Вьётся тесьмою
Моцарта смою
Не современно
Не сов рамена.
Пьяные чресла.
Ранены если.
Не отвертеться
Невод ведь средство.
В тихой опале
Вы хоть пропали.
Кованы свечи-
Кто вы на вечер?
***
Нечеловеческого голоса
Почти неслышная струна
Вибрирует с такою скоростью,
Что лопнет, кажется, она.

И режет, режет наши души
Бесстрастный голос пополам…
Как я могу его не слушать,
Не верить дьявола словам?
***
Дюймовочка

Душистою росой омоет плечи
Из ландышей серебряных она
Зелёных трав качающихся свечи
Протянут руки синего огня.

Она порхнёт, хрупка и невесома-
Летящий прямо в счастье мотылёк.
Её несёт над облаком, над домом,
Купая в сини, лёгкий ветерок.
***
Честная женщина- неприступная крепость.
Но Измаил- неприступная крепость,
Но Карфаген- неприступная крепость,
Но Сиракузы- неприступная крепость,
И Троя тоже- неприступная крепость.
И где они теперь, эти неприступные крепости?
***
Когда кругом развал, рутина,
Пора лечить и медицину.
1993
***
О вредных привычках

Лучше грызть ногти,
Чем кусать себе локти:
Грызя ногти,
Не кусаем ведь локти.
***
Вечное, вечное, Вачнадзе, Надя Вачнадзе-
Имя и фамилия застряли в голове.
Не знал, а потому и не помню: кто такая.
И как камикадзе
Ломаю голову на равные две

Половины. В одной отложилось: Надя.
В другой: сияние, голубизна.
Какая-то непостижимая сердцем награда,
Какая-то головокружительная кривизна.

Как пропасть, страшнее: куда уж дальше!:
Вневременьем задымленные глаза.
Абсолютное отсутствие фальши,
Все смыслы разрывающая гроза.

И в то же время изысканная женщина:
Тонкая, хрупкая, сумасшедшие чёрные глаза
Разве можно после такой соглашаться на меньшее?
То есть уже ни на что соглашаться нельзя.

И крутится, вертится, упоительно, притягательно.
То отдаляясь, то приближаясь.
Кощунственно даже думать- нельзя!
Всеобьемлюща в смысле, скорее всего, отрицательном.
И о сумасшедших глазищах как выдох: вот это глаза!
***
 «Скажи, за что боролись, Надя:
Не дешевеют даже ****и.
***
Кирка, мотыга и лопата-
Оружье пролетариата.
***
Пусть не от мира я сего:
А что имею, итого?
***
Изрядно отвалив на лапу,
Вы станете хоть римским папой.
***
Зачем я не поляк, не чех,
А русский курам всем на смех
1989г
***
Прогноз погоды

И дождь, и снег, и листопад
Четыре месяца подряд.
***
Я провалилась в унитаз,
Но спас меня широкий таз.
***
Идея лучшей акварели:
На фоне пляжей и борделей.
***
Люблю, хоть, знаю, что шалава-
Не зря идёт такая слава.
***
Во сне мы видим горы мяса,
А на работе точим лясы.
1989г
***
Пусть взорвутся спиртные заводы-
Таково повеление моды.
Пусть взорвутся табачные фабрики-
Всё равно не богаче, чем Африка.
1989г
***
Я знал поэта Салимона.
Он был мудрее Соломона.
***
Меня судьба загнала в угол:
Ни дома, ни семьи, ни друга.
***
Зажми в кулачке пустоту.
Дивись на мою простоту.
Кусни мой медовый калач.
А после поглубже запрячь.
Дивись на мою простоту
И смех подхвати на лету.
И краешком глаза следи
Как лучик ползёт на груди.
Смешливой отчаянно будь.
Чтоб смехом своим отпугнуть.
И ухнуть, как филин, вослед.
И бросить ромашку посметь.
Как розан пунцово цвети.
Притворством своим оплети.
И в гладких холёных перстах
Крути карандашик и — ах! —
Нечаянно брось в глубину.
И дружески я подмигну.
Друг друга поймём с полуслова
Мы- дети огня голубого
И пёстрых сорочьих яиц
И в вечность глядящих глазниц.
И пахнущей мёдом травы.
Людской ненасытной молвы.
Мы- дети цветущих левкоев
И нам притворяться легко ли
Когда серебристый огонь
Опустится с неба в ладонь.
Когда зацветёт трын-трава
Найду для признанья слова
И каменно- сер небосвод.
А сердце- гляди-ка! — поёт.
Крути карандашик в перстах.
С улыбкой на алых устах
От всей чепухи открестись.
Посмей без оглядки нестись.
По лугу, к стремнине, к реке.
Как славно идти налегке.
Гуляя без дум, без вещей.
Сказать не для нежных ушей.
Покруче, порезче, смелей
Чем шут у былых королей
Себе позволял только шут
Всю правду сказать. Надают
Щелчков и погонят взашей.
Уж он-то не ждёт барышей:
Ах, милый и славный мой плут,
Горбатый и низенький шут.
Вельможа смолчит — нерасчёт,
А шут откровенно речёт.
А звёзды на небе ночном
Пылают холодным огнём.
Подругу обнявши слегка
Вот так и сидеть бы века
Без дум и без умыслов злых
Никто не ударит под дых.
И в пах не ударит ногой,
А скажут: « Сиди, дорогой»
Гляди на небесную рать.
Не миловать и не карать.
А только молчанье вдвоём
Далёких небес окоём
И руку сжимает рука
Луна серебрит облака
Сидеть голова к голове
Лампадки в холодной траве:
Звезда отразилась в росе.
Ползёт светлячок. Милосерд
И благостен неба собрат
И я улыбнусь невпопад
И буду ловить мимо рук.
Тебе отвечая не вдруг.
Вот так и сидеть до утра.
А мне закругляться пора
Засуну за пояс тетрадь,
До дома тебя провожать.
Пойду и дымящийся след
Я буду в траве лицезреть
А также — рассветный туман.
Бессонницы легкий дурман.
В чугунной гудит голове
Росинки искрятся в траве
И солнце встаёт из-за туч
И что-то смешней отчебучь.
Прощально качнётся рука.
До завтра, подруга, пока.
***
Омар Хайям, Омар Хайям
Не пьёт одеколон.
***
Кто его разгадать сумеет
— Так влюбляться и так грешить-
Кто его разгадать сумеет,
Черный ящик моей души.

Неподвластный ничьим хотеньям
— Из смирительных из рубах! —
Птица с розовым опереньем,
Потерявшая вовсе страх.

И летящая прямо в солнце.
Прямо в солнце большой любви,
Чьи до бритвы края истончены.
Чтобы пальцы и губы в крови.-

От обьятий и от поцелуев.
И от взглядов, от слёз, от бед-
Всё равно как весна бушует
И петляет лисицею след,

Закружившей среди чернотропа,
Уходящей от всех погонь.
Чтоб презрев и обман и опыт
Сесть доверчиво на ладонь

Чьей-то ласки- а как иначе? —
Чьей-то милости- льзя ли, вот так?
Ничего от других не пряча
За какой — нибудь за пустяк

Подаривши тепло и душу
— Пусть согреет и пусть спасёт-
Всё равно не бегу и не трушу
А насмешки и подлость не в счёт.
***
Хочу прекрасною легендой
Уйти во мрак небытия,
Не взяв за песню дивиденды.
И чувства роскошь не тая,

Остаться пламенным и верным
Во глубине своей души,
Соединить былые звенья
Былой любви, и не спешить,

Не суетиться понапрасну-
Жить так, как только я лишь жил.
Прекрасный, верный и несчастный,
Который тем лишь и грешил,

Что пламень, сердце озарявший,
Впитал в бумаги белой десть.
И всё до нитки потерявший,
Что только в этом мире есть.
***
Спаси меня, спаси меня, спаси меня,
Ирония моя, спаси меня.
Не знаю я ни отчества, ни имени,
Не грелся я у этого огня.

Как проклятый, ищу хотя бы проблеска-
Несметные нужны ли барыши?
Ни имени, ни отчества, ни доблести,
Пляши, мой паяц пламенный, пляши.

Канат качает, точно море палубу,
Опять канат уходит из-под ног.
Я- кто-то говорит- тебя разжалую.
Разжалует меня? Меня? Мой бог! —

В каких я только не бывал баталиях,
Какого не отведал я питья.
Ну, как такого кто-нибудь разжалует? —
Ведь задубело тело от битья.

Душа моя давно уже бетонная:
Не пропускает пули и любовь
Учиться горю ничего не стоило.
Твержу себе: «К сраженью приготовь

Свои ладони. Знаю эти почести,
Когда грозит мне чёрная беда.
Но верю я: не сбудутся пророчества,
Не сбудутся наветы никогда».

Спаси меня, спаси, моя ирония,
Ирония моя, спаси меня.
Ведь это…. Это- вовсе не агония,
Тем более, не линия огня.

Тем более, оно- не слово доброе.
Спасибо вам на слове на худом.
Спасибо вам за то, что вы не подлые,
За то, что вы не явитесь в мой дом,

В мой док, где я свою латаю души,
Пробоины, которых не хочу.
Хотя я понимаю: я не струшу
Нигде и никогда. Но, как врачу,

Хотел бы душу женщине доверить:
«Ах, лапушка, от жизни излечи.
В бог весть какую пятницу недели
Бог весть какой, в кромешной чтоб ночи

Вдруг замерцала робкая надежда,
Как скромная неяркая звезда.
И я смежу тогда устало вежды.
И больше не проснуся никогда.
***
Пока есть перья и бумага,
И есть в чернильнице чернила,
Пока в груди жива отвага,
Пока ещё не разлюбила

Меня любимая. Пока
Восходит солнце на Востоке,
Пока прельщают облака,
Пока ещё по воле рока

Я чудным даром наделён
Живописать теченье жизни,
Пока я в этот мир влюблён,
Пока ещё мила отчизна-

Клянусь: я буду волновать
Высокий строй чужого лада,
За Музу буду воевать,
Себе не требуя награды.

Я буду биться за тебя,
Стиха высокая планида.
Пока живу, пока любя,
Пока ещё терпя обиды,

Я начертаю в небесах,
Как молний огненных зигзаги,
Свою любовь, любовь и страх
Перед листом пустой бумаги,

Перед лицом моих друзей,
Перед лицом моей любимой.
И не обижусь я- Ей- ей!_
Когда случатся: втуне, мимо

Мои усилья. Но хула
Врагов- она почётней лести.
Хвала, поэзии! Хвала!
Хвала её высокой чести!

Хвала бессоннице ночей
И перьям, рвущимся к бумаге!
Как синим отблескам мечей,
Когда лавиной, шаг за шагом,

Сминая ворога, идут
Ватаги мери, веси, чуди.
А, впрочем, как и всякий труд,
Она обыденна по сути.
***
Не умирай моя надежда,
Прошу тебя: не умирай.
Не умирай, моя надежда,
Не умирай, не умирай.

Все сожаления о прошлом,
Успехов прошлых мишуру.
Я сбросил так как листья роща
В осенний сумрак на ветру.

Я отошёл от всех ушедших,
От всех растаявших во тьме,
Я распрямил под грузом плечи,
Шепча себе: «Ещё не вечер,
Имея про себя в уме

Тебя, мой парусник крылатый,
Тебя, летящий в небо шар.
И я стою, как рыцарь в латах,
А на небесных циферблатах
Последних чаяний пожар.

Хоть всё давно не так, как прежде.
И жизнь давно уже не рай.
Не умирай, моя надежда,
Прошу тебя: не умирай.
***
Я — жив? Я- жив? Покамест жив.
И всё, и всё и всё- покамест.
И жизни трепетный порыв,
И счастия непрочный замес-

Они покудова со мной,
Они покудова со мною.
Но- что? Но что моей виной?
Но всё же, что моей виною?

И почему я не один.
А, кстати, почему один я?
И кто решил, чтоб до седин
Приправой горькою полыни

Приправили мою судьбу.
И, жизни голосу не внемля,
Я глухо, глухо, как в гробу-
Так отдалённо через землю

Услышал милых голоса.
Давным- давно я с ними близок
Был- иль не был? На полчаса
Ну, так, как из … … … … … на лыжах

Явились милые. Ну, что ж…
Ну, что ж. И мне пора не в землю ль?
И, отвергая жизни ложь,
Я правду савана приемлю.
***
Умножаются наши потери
В соответствии: три к одному.
В наступление сердца не верю
И его никогда не пойму.

Как алмазную эту твердыню
Можно штурмом, осадою взять-
Это звонкое, чистое имя,
Эту гордую, нежную стать?
***
Дай матери бог здоровья-
А больше я не прошу.
Своей заплатил бы я кровью-
Направь в меня смерти пращу.

Но ты не даёшь такого-
Даёшь за праведность рай.
Дай матери бог здоровья
И жизни побольше дай.
***
Предсказание

Как тонкий рисунок гравёра,
Прекрасное стихотворенье.
Вас будет помнить, сеньора,
Не только моё поколенье:

Ханыг, забулдыг и прожженных,
Пропитых, пропетых донельзя.
А всё же в кого-то влюблённых,
А всё таки верящих в песню!
***
Вдруг крякну во сне- час неровен-
И мне не сносить головы:
В деяниях я невиновен,
В мечтаниях грешных- увы!
***
Расти, расти — расти большой.
Расти- большее не бывает.
А то, что нету за душой
Ни капли — кто об этом знает?

А что душа твоя пуста.
Пуста — пустее не бывает.
А что вина твоя густа.
Густа- ну, кто об этом знает?

Вот потому твоя бутыль,
Вот потому стенанья, вопли.
Вот потому глухой пустырь,
Стихов (последних самых) сопли.
***
Все были императоры суровые —
В них брали только жестких мужиков.
Но лишь один из них- поэт! — попробовал
Рагу из соловьиных языков.

Как были соловьи самозабвенны,
И пели, осторожность позабыв.
Но даже в этих гибельных мгновеньях
Хранили к песне верности мотив.
***
Средь Дантова ада Вергилий
Бродил в окаянных кругах,
Как много с тех пор мы забыли,
Совсем растеряли свой страх!

Конечно, и ад изменился.
И гид уже, может, другой.
Но если ты в жизни не сбылся,
Как сбудешься там, дорогой?
***
Ветр осенний и зол, и неистов,
И готов даже землю смести.
Лишь в гербариях футболистов
Сохранятся « сухие листы»
***
Разлучили меня с темнотой
И теперь разлучают со светом.
Под Твоей стопудовой пятой
Глаголают лишь правду поэты.

В сердце вырванном жгучий глагол,
Стали очи свирепы, как кони.
И трепещет душа, как Эол,
В предвкушении новых агоний.
***
Проблемы у всех людей одинаковы.
Независимо от происхождения и пола.

Голубая луна на темени лаковой
Плывёт во рту мертвеца для Харона оболом.

Постепенно увеличиваются пофигистские настроения,
Унижая пацифистские построения

И уже хочется войны, а не мира.
Пылью покрылась забытая лира,

Потому что её хозяин ругается матом,
Зловещий как ворон, как мирный атом.

Потому что не любит просить одолжения,
И не ищет во встречах и снах продолжения.

А уходит, уходит от всякой погони,
Предвкушая ссору, потирает ладони.

Потому что возраст, потому что время.
Долбит, как дятел, в полое темя,

Выковыривая мозга белое насекомое,
Ценя выше всяких яств вещество искомое….
А этого боялись и во время оное.

Потому и ходили как странные кони из шахмат.
Обмирая сердцем: «Как волосы милой пахнут!»,

Прятали от других величайшее в мире открытие.
Теперь не прячут — приходите завтра на вскрытие.

Событие весьма интимное- для самых близких.
И уже затмился неон от краснеющих лысин.

«Как много врагов в короткое время нажито! —
Вздохнув, если только вздохнуть сумеете, скажете:

«Как мало друзей, как быстро забыли женщины!» —
Решите, считая неопромечивым

Шагом, уход в совсем другие пространства,
Где главный критерий — сохранение постоянства.

Даже если, допустим, танцуешь там буги — вуги,
В таком же магическом, Хомою Брутом очерченном, круге.
***
Поднимайте выше огарок
Парафиновой самой свечи.
Я — щегол, говорун, перестарок,
Не хранивший от сердца ключи.

А забросивший с лёгкостью в небо-
Кто их в небе найдёт и когда?
Ах, каким я тогда ещё не был,
Ах, не стану каким никогда!
***
И он вошёл, и он спросил: «Где брат твой?»
С усмешкою понятной одному
В ответ прошелестело еле внятно:
«Я разве сторож брату своему?»
***
О несбывшейся плачу я доле,
Упиваясь прекрасным стихом.
Он мне снится порой- но не боле! —
Вожделенным и чутким грехом.

Как ровны его влажные строфы,
Апельсиново — ярки бока!
Как отчаянны облики слов и
Мыслей лики дерзки на века
***
Воздух спёрт-
Это спорт.
Воздух спит-
Это спирт.
***
Прошу одного я у бога-
О чём просил и вначале:
Дай радости мне немного,
И дай мне немного печали.
***
Замученный работой и болезнями,
Нажал он кнопку «финиш» и теперь
В астрале кружит тело бесполезное,
Где трёхшестёрочный стирает память зверь.
***
Убей меня, убей меня, о боже.
О, боже, боже, как-нибудь убей.
Хоть тресни тепловозом мне по роже
В какой-нибудь ненужный юбилей.
***
В этой мясорубке миллионы
Стали фаршем, пищею богов.
О поэте бедном и не вспомнят,
Чьи поэзы — подлинная новь.

Был до жути скромен он — дичайше
Был влюблён в прекрасные стихи.
И погиб он в этой жизни чаще-
Птах, своей не ведавший стрехи.
***
Рассуждение о том, кто должен делать искусство.

Какая сила тащит в небо,
Взрывая синь и облака,
Какая пища — выше хлеба,
Какая ноша так легка,

Что гнутся плечи и атлантов,
И кости демонов трещат-
Она всегда звалась талантом-
Пусть все иные не пищат.
***
Я не влюблён, мне это состоянье
Раз от разу родить в себе трудней.
Бесспорно наших женщин обаянье,
Пребудет их краса всегда в цене,

Но я-то, я со временем ветшаю-
Уже я стар как камни пирамид!
Чем их прельщу, что им пообещаю,
Опричь своих печалей и обид?
***
Хочется в цепь жемчуга собирать,
Хочется птиц выпускать на волю,
Хочется миловать, а не карать,
Счастью учить людей, а не боли.

Охота пиры горой задавать,
Дарить немыслимые подарки.
Хочется мне чудеса затевать,
Неба хрусталь головой задевать,
Вбегать под радуг сияющих арки.

И знать, что жизнь прекрасна весьма,
Хотя порою нас сильно мучит.
В жилищ захлопнутые тома
Вползёт надежды сияющий лучик.

И всё переменит, когда навзрыд
Метель заплачет, нас обнимая
Наградой за горечь былых обид
Однажды станет нам роскошь мая.

Не веря в это, не стоит жить,
Стремленье к свету рождает волю.
Но держит в мире лишь эта нить.
В помине нету другой тем боле.
***
Ещё кружится этот шар сапфировый,
В жемчужной дымке тают острова,
Река петляет лентою муаровой,
Вулканы извергают красный дым.

И в городе — огромном муравейнике-
Бегут куда-то люди — муравьи,
И лишь поэты, милые бездельники,
Свои слагают вирши о любви.

«Оно им надо?», может быть, вы скажете.
Пусть вам не надо- надо всё же им.
Молчите! — А не то, двух слов не свяжете,
Мол, вы — ответит гордый пилигрим

По весям, городам — коней крылатых
За что-то Апполон им подаёт.
И вот в свои родимые пенаты
Они впускают римский небосвод.
***
Много было сказано слов не мною,
Много было также сказано мною слов.
Качество речи не измеряется её длиною-
То же скажу про любовь.
***
Дома скользят вдоль улицы,
Стоят автомобили.
И светофор зажмурился-
Его уговорили.

Леса стекают зеленью.
И просто к горизонту.
Пусть медленно, пусть медленно
Меняются резоны.
***
Над летейскими водами пыль водяная.
Здесь избушка стоит моя лубяная

Здесь живу я, построив его для лисы.
И стекают столетья как будто часы,

То ли в гаснущий Леты простор безымянный-
Здесь не будет порухи, не будет обмана.

То ли снова туда, где другие, как лисы-
Вот и бегай, вопи, обижай, материся,

Но упустишь своё так, как в сказке когда-то
Может, станешь потом оловянным солдатом.
***
Заблудился я среди ста дорог,
Затерялся я среди ста тревог.

И молился тебе сто ночей и дней.
А как примешь меня, то тебе видней

То тебе видней, ну, а я — твой раб.
И поставить свечу разреши хотя б.

Дай мне мой удел посреди небес:
Я б хотел допеть, что не дал мне бес.

Я б хотел любить лишь Её одну.
Хоть во всем себя, не Её виню.

Ну, а если мне снова дашь тот же мрак.
На семи горах пусть развеют прах.

И забудут пусть навсегда, насовсем
То ли семь людей, то ли сто по семь.
***
Переделан Гораций, Овидий,
Переписан верлибром Шекспир.
Черт всё видел, и ангел всё видел.
И никто никого не убил.

Всё опять повторяется в мире.
Через век, через два, через пять.
И играют на каменной лире
Те, кто в камень вернутся опять.
***
В голосе твоём чту
То, что в нём звучит: чужь.

Речь твоя почти неслышна,
Злость твоя почти нестрашна.

Как хрустальный камень течёт
В золотые створы ворот,

Так твоя узорчата тень.
И она не снится уж мне.
***
Как тяжела вода,
Ставшая камнем забвенья!
Как прекрасна беда-
Чьей-то любви отраженье!

Как белы облака-
Черной земли негативы!
Как безмятежны века,
Если полны наива!

Как легко уходить,
Если это прощанье! —
Рвётся непрочная нить
Наших с тобой свиданий.

Дальше ковчег, завет,
Дальше холодная Лета…
Голос, сказавший «нет»,
Полон сияния, света.
***
Не скоро родимся на свет мы.
И песни свои пропоём.
Кто мы? Вурдалаки и ведьмы.
И вечно играем с огнём.

Среди поножовщин закатов,
Разборок средь света и тьмы
Несём своих песен заклятье,
Смущая сердца и умы.

И с голосом флейты воспрянут
На светлое небо права.
А если нас снова обманут,
То снова увянет трава.
***
 «Я надела на правую руку»
Ботинок с левой ноги.
***
Посредством моей души
Пытаюсь связать два мира:
Тот, в котором грешил
И тот, где бряцал на лире.

Хотелось о многом спеть
Успеть мне хотелось много.
Но как же трудно лететь,
Совсем не зная дороги.

Но как же трудно сказать
Мимикой взглядом, жестом.
И как избегает зла
Любая форма протеста.

Как нравственность бьёт поддых
Как честность подводит к петле
И так же возможен стих,
Как в море высохшем сети.

Как глаз мозаичен у тех,
Кто жалит, жужжа, под носом,
Так сложен и стих, и смех,
И столько таит вопросов,

Сколь моря морская гладь
Песчинок и прочего сора.
Заставить меня страдать,
Заставить без разговоров…

Спасибо. Но я умен.
Отдайте лиру другому
Тиран, сатрап, фараон
В обличии мне знакомом

Толкает меня к столу:
«Бери перо и бумагу»
И я подхожу, беру.
И та маслянистая влага,

Что в черепе, как прибой,
Вздымает валы всё выше.
Мне шепчет настырно: «Пой
Да так, чтоб любой услышал.

Да так, чтоб душа пополам.
Потом отдохнешь, в могиле»
И я вверяюсь волнам
И делаю то, что в силе

Я сделать- я воспою.
Не этого мне хоть надо.
Я снова и снова сдаю
И карты рву от досады.

Опять пораженье. Ну что ж,
Не многому учат победы.
Не многому учит ложь
И мне ли сего не ведать.

Мозаика прошлых дней,
Картины грядущего лада-
Всё это нужно не мне.
И в этом моя досада.

И слабость моя Воспой.
Пусть кровь перейдёт в чернила.
А если совсем слепой-
Пусть те, что тебя любили

Запишут — а ты воспой.
Гомер — всего лишь предтеча.
Хоть я не такой слепой,
От этого мне не легче.

И в сумерках гаснущих дня
Есть чуткому сердцу отрада
Простите за всё меня.
И — если можно — не надо,

Не надо меня ругать,
Ведь я не волен в поступках
Вам ли сего не знать? —
И пусть, как ядро в скорлупке,

Таится во мраке мир.
И прячет свою досаду,
Забыв бряцание лир
Под звездную канонаду.
***
Когда бы сродни
Этим пажитям, нивам.
Когда бы сродни
Позлащенному лесу-
Когда бы ты поднял
Как знамя оливу
Когда бы взглянул
На неё с интересом
Когда б усмехаясь
Холодному шуму-
Влепил ты по небу
Своей пятернею.
Когда б улещал
Как монаха игумен
То все же не терзался б
Ты мнимой виною.
Ну право немногого
Стоит природа.
Ведь так не хватает
И ей человека
Скажи, для чего ей
И лиры, и оды
И мрак и любовь
И дыхание снега.
Горит на щеке
Поцелуем Иуды
Последний твой лист
О последняя осень
И мы ничего
Никогда не забудем.
За всё мы сторицей
Когда-нибудь спросим.
За всех убиенных
Во чреве природы
За копоть, за нефть
И за говор берданок.
Мы квиты, природа,
И нам бы не оды.
В сумятице буден,
Где столько изнанок
И сам я хожу
Как чумной по неделям
У песни моей
Заплетаются ноги.
А если приспичит,
А если приспело-
То мой апартамент
— Лесная берлога-
Готова. Уступим
Мы с братом- медведем
А сами к поселкам
Уйдём шатунами.
Прости за никчемность
Случайной беседы.
Надеюсь, останется
Всё между нами
Надеюсь: как будто
Пунцовые розы
Стыдом заалеют
Прекрасные щечки.
А если серьезно,
А если серьезно-
Природа больна
И доходит до точки
Спасайте природу
Безумные люди.
Жалейте природу
Безумные братья
Пока ещё солнце
В вечерней полуде
Не шлёт нам на землю
С лучами проклятий.
***
Как моя рука
Да с твоей рукой.
Как моя река
Да с твоей рекой.
Ни на запад дня
Ни на запад звезд.
Не забудь меня
Мой веселый гость
Умирающей
Да лебедушкой
Унывающей
Да сударушкой
Не была тебе
Свет мой ласковый
Очи — звезды мои
Полуночные
Не забудь меня
Вспоминай меня
Как посланца звезд
Как посланца дня.
Посреди миров
Посреди тщеты-
Мой последний кров
И мои цветы.
***
Ты опять ко мне
Полуночница
Ты опять ко мне
Рукодельница
Где ж твоих стежков,
Злая вольница?
Так, пустяк всего,
И безделица.
Где ж твои шелка?
Где ж твои снега?
Где заря твоя?
Розоперстая?
Так легка рука,
Так строка долга.
Так тиха печаль,
Моя вострая.
А и все ж тебе,
Сорока мои
Соболя мои
Мягкорунные.
А и все ж тебе
Да стихи мои
Ай стихи мои
Да безумные.
Пусть в нощи твоей,
Да моя звезда.
Да моя звезда
Окаянная.
Так что нет гнезда,
И ладонь пуста.
Да зато душа
Безобманная.
***
Меня любили блатари,
И гасли в небе алтари
Дымились знойно янтари
Крича чуть слышно: «Не дари».
Я, умирая, говорил
И дальше как ни странно жил.
Я робок был и неумел.
Не то твердил, а если пел-
То пел я вовсе не о том.
Я сам прозрачным янтарем
Висел меж хмурым январем
И отошедшим декабрем.
Я в прошлом был. Я был не здесь.
И не щадя чужую спесь
Я говорил что это — смесь
Я врал что это — ассорти
И умирали алтари.
И таял дымчатый янтарь
И было всё вокруг — как встарь.
***
Ты вся настояна на травах,
На постоянстве, на любви.
Шепчу с восторгом: «Боже правый»
За всё её благослови.

Благослови за свет весенний
За дымный сумрак и за ночь.
Она приходит, как спасенье,
Моей запетой песни дочь,

Дитя моей забытой славы,
Моих восторгов шелуха.
Она способна, боже правый
Меня довесть и до греха,

До смуты, бунта и крещендо
Землетрясения вполне.
Пусть всё закончится плачевно-
И это было бы по мне.

И это было бы спасенье,
Вполне приемлемый исход
И пусть мне будет утешеньем
Мой самый светлый, яркий год.
***
Усе мы стали эгоисты.
Вся мова: « А кого бы зьисты?»
***
На базаре аксакала
Отдают за два сайкала.
***
Всё прекрасное в мире — Ирина
Несказанное в мире — Ирина.
Дщерью Савскою между другими,
Потому что родилась Ириной.
***
Меньше блеска — больше смысла,
Форма стала содержаньем.
Наконец-то научился,
Подобрал всему названья.

Всё назвал: ловца и зверя,
Птице дал простор и небо.
И стою еще не веря:
Стал мой стих горячим хлебом

Прямо с пылу, прямо с жару.
А душа- попировала.
***
Она доступна всякой швали
И оттого моя едва ли.
***
Она прекрасна, но она-
Любому встречному жена.
***
Проси меха и бриллианты,
Рубин, топаз и изумруд.
Проси любые фолианты
И всё с поклоном принесут.

И даже то, о чём не знаешь,
Но будешь этого хотеть.
Ведь там, за юностью, смекаешь,
Не будешь ничего иметь.

Не поднесут ни фолиантов,
Ни жемчуга, ни изумруд.
Сейчас сама ты бриллиантом,
Когда глаза мои не врут:

И нецелованные груди
И мягкий мех на своде ног.
Ты таинства и нег сосудом,
Который мне дарует бог.
***
Не надо догонять ушедший ветер.
И звезды среди света догонять.
А надо верить счастливым приметам
А просто верить, если и не знать.

И потому, коль молодость умчалась
Тебе ли девы чистые глаза.
А мне уже одно с тобой осталось:
Смириться с тем, что можно, что нельзя.

И потому, коль молодость умчалась
Найдутся ль скакуны, что ей под стать.
И в чаше жизни с горечью смешалось
Вино любви и мне ли не понять,

Что всё уже отринуто не мною,
Что отлучён от синего луча.
И я смотрю с печалью и покоем,
На чью-то упоенность не ропща.

И потому, коль молодость умчалась
А что ещё осталось- всё равно.
Налей в бокал, чтоб пенилось, звучало
Прекрасное и терпкое вино.

Оно, как юность, было виноградом
И вот под старость сделалось вином.
Но всё ж вину в душе мы больше рады
И живы, удовольствуясь вином.

А что прошло- то горечь и обманка,
Сухое пламя с голубым огнём.
А мы с тобой — душистые останки,
Что называют ласково вином.

И уж не от вины ли это слово,
Ведь в нём, бесспорно, юности вина
И с прежним фанфаронством и любовью
Я кравчему кричу: «Налей вина.

И лей с краями, чтобы было вровень.
С той мерою, что юности дана
Ведь что-то в этой красноте от крови,
И радость столь пугающе красна,

Что я доволен этой терпкой влагой,
Душа моя отчаянно хмельна.
И я с задором прежним и отвагой
Кричу: « Эй, кравчий, нацеди вина.

Фалернского, токайского, а может
И Афродиты пьяный поцелуй.
Но я в душе не очень-то тревожусь.
Не говорю: «Эй, кравчий, не балуй».

Налей, что можешь, что ещё осталось.
А что осталось — это всё равно.
И в чаше жизни с горечью смешалось
Толковое и мудрое вино.
***
Поём под гитару, хотя и не барды.
Единственной в мире поём мы: «Прости».
Но спутает карты, но спутает карты
Тридцатая сука на нашем пути

Хотя в пониманье высоких материй
Мы всё ж шимпанзе и горилл обошли
Но самки не хуже задами вертели
А мы и подавно б за предков сошли

И все разговоры, и все уговоры
Они не напрасны: ведь множится род.
Подкрутим усы и в серебряных шпорах
Уж мы наведём и веселье и шорох
И саблей махнёт Казанова: «Вперёд!»

Здесь юбок хватает, потом вылезают
Из юбок и дальше в чём мать родила.
А кто-то мечтает — о чём он мечтает,
Когда от обьятия женщина тает
А там: не заметишь — уже родила.

Мы пользу приносим большую народу
Всё это потом называется жизнь.
Чтоб «это» возвысить, слагаются оды.
Напрасно, ведь «это» не выйдет из моды
И брюха у женщин висят как комоды
И с «этим» пораньше, сеньор, подружись.

А всё же прекрасны и рифмы, и суки-
Об этом никто не ведёт разговор.
Всё это культурно зовётся «досугом»
И мы, обьясняясь случайным подругам,
Пришпорив матрац, подтянувши подруги,
Всё скачем и скачем всю ночь до сих пор.

Зачем философия эпикурейцам?
Они ведь от жизни и так всё возьмут
Чтоб только согреться,
Чтоб плавилось сердце
Они будут еться, пока не сотрут
И лучшего вряд ли придумаешь тут.

Прощаясь, напомню маркиза де Сада.
И славный Гуана пример приведу.
Чтоб вспомнить про юность свою без досады,
Стыдитесь не больше зверей в зоосаде
И знайте, что вам благодарны и рады.
И верьте в счастливую жизни звезду.
***
Умрёшь — не единожды даже.
Родишься — в который уж раз!
И в этом судеб вернисаже
Не чаешь покупок — продаж.

А хочешь лишь истины, воли,
Покоя уже не найти.
И входишь с удачею в долю-
Хоть временно, но по пути.

А после всё те же зигзаги,
Судьбы озорной виражи
Но эту прекрасную сагу
Ты внукам уже расскажи.
***
Дождь, дождь, дождь,
Плещущий чернотой.
Дрожь, дрожь, дрожь.
Ночи явно не той.

Явно не тот поток,
Гладящий кожу ног.
Даже этот восторг,
Стынущий между строк.

Даже зарниц огонь-
Полная темнота.
Та, что нашла ладонь,
Тоже явно не та.

Ну, так забудь как сон,
Выплесни из души.
После приснится он
В какой-то другой глуши

Время не обозначь,
После его поймёшь-
Луны золотой пернач
И в темень булькает дождь.
***
Однажды всё случается на свете,
Ключ ко всему небывшему — «однажды».
Так начинают речь свою и дети,
Молчаньем тяготясь, и в слова жажде.

Так начинают речь свою мужчины,
Всё мыслимое знавшие на свете.
И женщины рыдают без причины,
Как без причин особых дует ветер.

Как кода к сказке слово: жили-были
Ах, как любил всегда я эти сказки!
Одновременность жизни и могилы-
Есть кода счастья полного, развязка

Но всё равно однажды смерть и счастье-
И та и то всегда благословенны.
Благословенно будет хоть отчасти
И это, ни о чём стихотворенье.
***
Умри, умри, умри.
Не жди, не жди, не жди.
Внутри, внутри, внутри.
Дожди, дожди, дожди.

Появится трава,
Растает белый снег.
Но где найду слова
И где найду ночлег?

В сиянье ухожу
И в спелый шелест звёзд.
И там, куда гляжу,
Я вижу млечный мост

И это- путь бродяг.
И мой, наверно, путь
А если что не так-
Забудь, забудь, забудь.
***
Облобызал я в обе щеки
Её достоинства, пороки.
И тот сияющий фиал,
Что бог душою называл.
***
Всё это когда- нибудь будет:
Детишки, дом и жена.
Греметь в нём будут посудой,
И книжки читать допоздна.

В нём будут мириться и драться,
И песни в нем будут петь.
А если мне постараться,
Пройдёт стороною смерть.

А будут греметь в нем балы,
А будут смеяться и петь.
Да-да, я смогу, пожалуй,
Чтоб в нём не гостила смерть.
***
Болезни витязя ломают
И в три дуги гнут молодца.
О, где ты пламень синий мая
И отблеск розовый лица.
***
Кто там ходит напрасно, извне
Пустоту подпирая
Очевидно об этом не мне
Рассуждать. — Рассуждаю

Горячусь- и бешусь сгоряча,
Наломаю поленницу дров
Буду плакать в четыре ручья,
Покидая неласковый кров.

И чему суждено на веку
Сбыться — значит тому суждено
Как не всякое слово в строку,
Как из глаза бревно.

Эта сущность бесполых пространств,
Пустоты притяженье.
Это вопли впадающих в транс
И протест без движенья,

Оголение сущностей всех
Это впрочем всегда бесполезно.
Только подлость имеет успех,
Но имеет железно.

Акробатом софистики стать,
Превращая всё в символ и знак.
И к рукам потихоньку прибрать.
Это так, это именно так.

Очевидцы- порода- увы-
Нелюбимая мною.
Лишь тому не сносить головы.
Кто приемлет виною

Что творится во тьме, на свету
Лучше ль было родиться незрячим?
И как женщин в любовном поту
Раскалённые груди горячи.

Так и истина. Ведь не абстрак-
Ция. Очень и очень конкретна.
Концентрация или экстракт
Всех духовных секреций.

Не скрывайте за парою шор-
Не помогут и шторы.
И конкретен всегда разговор.
Как конкретны всегда разговоры.

Оттого и молчу, что кричу.
Оттого и спокоен, что взбешён.
Буду плакаться сам палачу
Чтоб рыдал безутешен.

Чтоб пыльца опыляла тела
И пространство вокруг до рассвета
Наслаждением жгучим жила
Но ведь есть и на это

Запрещение, договор.
На манер социальных утопий.
Или жертва всегда или вор-
Это жизненный опыт.

Но кончаю: к чему выпендрёж?
Здесь желанье одно: потрепаться.
Всё равно среди лиц, среди рож
Первых меньше раз в двадцать.
***
Вторая половина сути-
Твои прекрасные стихи.
А с тем, что в первой много мути,
Твои сомнения, грехи,

Смирись. В условии задачи-
И тьмы и света пополам.
А если было бы иначе,
Скользнуло мёдом по устам

И улетело? — как бы плакал
И о небывшем сожалел!
Да, есть плевелы среди злаков
И много больше тех плевел-

Но делают тебе погоду
Всё ж эти серые хлеба.
Вся суть стиха, его природа
Стоит горою за тебя.
***
Французы — это французы,
Японцы — это японцы,
Казахи — это казахи,
А туркмены — это туркмены.
***
В серебряных путах признаний
Пойду у тебя под уздой.
Но только придумай заранее
Маршрутик весьма непростой.

Чтоб в мыле я был по колена,
Чтоб ситец пространств разрывал,
Чтоб в общих трудах постепенно
О прошлом своём забывал.
***
В пчелиных сотах городов растет
Какая-то сияющая вьюга.
Тьма тем роинок света воздух ткёт,
Крючками тьмы цепляясь друг за друга.

И благостна земля и воздух свеж,
И валится сияние снопами.
И музыка исходит из мереж
Молчанья, оставаясь нам на память.

Но темнота, вползая в эти соты,
Сиянье убивает на лету.
И умирает музыка в полете
И небо набирает высоту.
***
Над позлащенною водою
Какой-то зыбился провал.
Балда стоял там под балдою,
Чертей из бездны вызывал.

Кружились черти, как чаинки
Средь закипающей воды.
И злились: «Знай, Балда, скотина,
К тебе не выйдем никогды»
***
Над тучами тучи взлетают,
Над лесом воспрянут леса.
Подняться- затея пустая
Пустая. Но я поднялся.

Витаю теперь выше неба,
Морочу теперь облака.
Весь в мыслях: спуститься как мне бы,
Но та ж подо мною река.

Из сини, сияющей сини,
Из белых как лед облаков
Нетающий вечности иней
На сердце накинул покров.
***
Два глаза золотых на тёмно-голубом
Лице его, слоистом, точно камень
Об этот взгляд я буду биться лбом,
И буду взглядом этим я изранен.

Два золотых жука, ползущих к переносью,
Два слитка золотых — несметна им цена.
Немолод ты уже, уже настала осень,
Пришли уже совсем другие времена.

Такие мысли мне навеяли те взгляды,
Как странно мыслью той я в сердце ублажён.
Пусть осени златой вливается отрада,
Пусть осень дарит мне нерадостный свой сон.

Но золото в цене всегда, всегда пребудет.
За пару глаз вдвойне ведь ценится оно.
И плещется печаль из алого сосуда,
Как из сосуда тёмного вино.
***
В любом из годов бывает минута,
О коей с гордостью вспомним наутро.

В любом из веков бывает намек:
Ты вечность не зря перешел человек.

В любом из столетий, тысячелетий
Есть миг, когда мы мудрее, чем дети.

Пусть светит нам в вечности эта минута,
Пусть яростным ветром в пожары раздута,

Бушует над миром, как вечность, она-
Такой наша жизнь быть когда-то должна.
***
Чего ищу — о том и сам не знаю.
О том, что потерял — и не грущу.
И, как хрусталь я жизнь свою роняю,
И в небо запускаю, как пращу.

И не ищу ответов на вопросы,
Всегда мешаю с удалью серьез.
Пунцовую целую в губы розу,
А, может, и тебя — не разберешь.

Иду уже стотысячной дорогой.
Как цыган, весь в рванье, как цыган, бос.
Ищу себе всё то ж: любви немного
Иль верности- но где ж её возьмешь?

Луна монетой крутится по небу,
Как блюдо, солнце крутится. Одна
Мысль в голове: на жизнь свою не сетуй,
Ведь лишь твоей является она.

А прочему — все прочие напасти,
Болезнь, погибель- с жизни есть ли спрос?
Вот говорим: удача, слава, счастье,
Не говорим: беда и море слез.

А есть и то и это в жизни нашей.
Умей сказать об этом без стыда
Пусть будет полной нашей жизни чаша,
Хоть не вино в ней будет, а вода.
***
Тягучею струей стекает меда
То ль грусть, то ль радость — явно не беда.
И губы сластолюбца и рапсода
Нектара этого вкушают иногда.

Текут года, текут тысячелетья,
И мёд течёт, как рыжая вода.
То знают мудрецы и знают дети,
Чего другим не ведать никогда.

Граниты скал со временем ветшают,
И высыхает лужей океан.
Но боги ничего не обещают
И наши судьбы — утренний туман.

Грохочут по равнинам колесницы
И рвут ракеты синий целлофан
Небес. На эти синие страницы
Да не запишут подлость и обман

Пусть станет льдом вода, пусть лед растает,
Деревья сбросят легкую листву.
Мечтанья наши время наверстает,
И сбудутся мечтанья наяву.

И вот тогда, шатаясь, точно пьяный
Аллах сорвется в сумасшедший пляс.
И сбудутся пророчества Корана,
А Библию писали не для нас.
***
Так много белизны вокруг-
О непорочности невесты.
Мне в голову приходит вдруг
Мысль. Ну, а кто она по чести?

Иль долгожданная зима,
Иль долгожданное ненастье
Я всё равно схожу с ума,
При мысли о коротком счастье.
***
Он должен написать себя,
Он должен написать об этом.
Не умирает, не любя,
Тот, кто рождается поэтом.
***
Эти высокие девочки,
Пишущие стихи.
Истово, без издевочки,
К дешевым посулам глухи,

Они добывают золото,
Ищут и ищут слова,
От коих и проку немного-то,
Но кругом от них голова.

Эти высокие девочки-
Поэзии маяки.
Не шелуха, не обсевочки.
Моё Вам пожатье руки.

Дай бог, дописаться до счастья,
Словесную плавя руду.
Я верю в Вас не отчасти,
От Вас я многого жду.
***
Лови ту ускользающую нить,
Соединяй собой те мирозданья,
Которые нельзя соединить,
Чуть раньше не сказав им: «До свиданья».

Струятся параллельные миры,
Суля не сомневавшимся спасенье.
Я не приму условия игры-
Не для меня в тех кущах растворенье

Пусть эта благодатная игра
Дана нестойким душам или стойким
А мне б лишь равновесье до утра
В слоеном торте трезвости с попойкой.

Живи, живи надеждою одной,
Не отвергай всю горечь сожалений
И, восхищаясь жизни глубиной,
Не отвергай возможности паденья.

Когда же доиграешь до конца,
Когда уже не сможешь отпереться,
Сотри лишь грим с усталого лица
И с более морщинистого сердца.

И доживи хотя бы до утра-
Как верят все, то утро мудренее.
Но кончена, но кончена игра-
Не начата, сказал бы- что вернее.

Но крутится ещё веретено,
И вспыхнут напоследок ярче свечи.
Забыв про поминальное вино,
Вскричи хоть для себя: ещё не вечер.
***
Стихи ещё неочевидны,
Стиха ещё неясна вязь.
Сшивают в тишине друиды
Времен оборванную связь.
***
Кто-то может от удачи сбрендил,
У кого-то на несчастья вето.
Все мы- нераскрученные бренды,
Все мы- неизвестные поэты.

И летает в небесах удача,
Сыплет перьев огненных метелью.
А у нас немножечко иначе.
Может, не сработали поверья.

Всё равно поймаем эту птицу.
Привезём прекрасной королевне.
И не надо на невзгоды злиться.
И набраться надо нам терпенья.
***
Наверно, выкован из злата
И солнца очежгущий круг.
Сказал бы: будем мы богаты.
Быть может, будем. Но не вдруг.

Из серебра, наверно, вылит
Луны в сиянье нежном таз.
В богатстве будем. Только мы ли?
Быть может, зря вошёл в экстаз?

Вот так по зрелом размышленьи
Везде отыщут очи клад.
Протянешь руку в нетерпенье,
Ан после думаешь: навряд.

Не наше то. И слава богу.
И ум в спокойствии опять.
А мне хватило бы немного:
Квадриллионов тысяч пять.
***
Ты коснешься меня глазами,
Я коснуся тебя рукою.
Между явью и милыми снами
Нега счастья течёт рекою.
***
Я думал: ты — игла Адмиралтейская.
А ты — всего портняжная игла.
***
Каким покажется предвзятым
Мой стих в грядущие века:
Картонный меч, в картонных латах
Ненастоящая рука.

Как будет мне тогда обидно,
Как стыдно будет мне вдвойне-
Ведь стих, нелепый и невидный,
Не поднимается в цене.
***
Мотив, мотив, мотив
Сгорает недопетый.
Забыв, забыв, забыв
Открыть свои секреты.

И снова тишина,
Ласкающая уши.
Опять во время сна
Летают наши души.

Что встретится? — бог весть.
Вернется ли, родная?
Но что-то в этом есть,
Чего с тобой не знаем.
***
Мотив, мотив, мотив
Сгорает недопетый.
Забыв, забыв, забыв
Открыть свои секреты.

И снова тишина
Ласкающая уши.
Опять во время сна
Летают наши души.

Что встретится? — бог весть.
Вернется ли, родная?
Но что-то в этом есть
Чего с тобой не знаем!

Но что-то в этом есть,
Известное лишь богу.
Быть может, с неба весть,
Зовущая в дорогу.

Быть может, что ещё-
Не ведаю, не знаю,
Целуя горячо.
Тебя, моя родная.

Как странен этот мир,
Как злы его законы!
Не яства и не пир-
Предчувствие агоний.

Всем надо уходить
— Что сделаешь? — когда-то
Попозже, может быть-
Сейчас не те года-то.

Сейчас душа поёт,
Как раненная скрипка.
Целуя нежный рот
И атлас шеи гибкой.

Потом, потом, потом.
Когда? — сказать не смею.
Листая жизни том,
От робости немею.

Впиваю сладость струн
Всей жаждущей душою.
Хотя уже не юн
И ничего не стою.

Но так же хороши
Закаты и рассветы.
И пишут для души
Пока ещё поэты.
***
Зачем-то читаешь стихи,
Вниманья достойную прозу.
А музы, наверно, глухи,
Подвержены, может, неврозам-

Не дарят и строчки одной,
Метафоры сочной не дарят,
Что делать? — опять выходной.
И не о чем, значит, гутарить.
***
Поплачь над моею могилой.
Хотя бы немного поплачь.
Тебе, и далекой, и милой,
Твержу, как судья, как палач,

Тебе, и далекой, и милой,
Прекрасной на все времена.
Чтоб ты никогда не забыла
Того, что на свете одна,

Твержу я: поплачь над могилой,
Положь ты на камень сирень.
Чтоб звездами темень искрила,
Чтоб птицы ложилася тень

На плиты, сирень увядала.
И пели всю ночь соловьи.
Чтоб ты никогда не узнала
Как дороги слезы твои.

Чтоб сердце, тебе присягая
Любило во все времена.
Чтоб темень ночная, тугая,
Была всё же света полна.
***
Я с каждым годом не моложе,
А лишь старее становлюсь.
Но старишься, мой друг, ты тоже.
И это вызывает грусть.
***
Женщины с неудавшимися судьбами.
Растения побитые морозами.
Не выпустившие завязь,
Не расцветшие пышно и благоуханно,
Не радующие взоры своим сияньем.
Но всё равно женщины,
Но всё равно растения.
***
Это поэзия — и это непереводимо.
Хотя прекрасно.
Это любовь-
И это непереводимо.
Хотя прекрасно
Это — звездное небо.
И это прекрасно на всех языках.
Это — поющее море.
И это прекрасно на всех языках
Это — шепот листвы.
И это прекрасно на всех языках
Это — люди, животные, птицы.
И это прекрасно на всех языках.
И это прекрасно на всех языках.
***
Поэзия должна быть глуповата
Как стеганые лифчики на вате!
***
Среди умных молчу,
Среди глупых — вития.
Жгу я жизни свечу
И — авось — не впервые.

Может раньше я был
Человеком, скотом ли.
В этот мир приходил
И чудной, и огромный.

И уже возносил
К небесам я молитвы.
То ли счастья просил,
То ли просто ловитвы.

Я узрел этот мир
В дрожи всех шестеренок
Снова наг я и сир,
Хоть уже не ребёнок.

И опять я прошу.
То, что просят другие.
За плечами ношу
Снова крылья тугие.
***
Есть женщины прекрасные на свете
Не эти — те, ну, а не те- так эти.
***
Кипит душа, пылает тело,
Виски порошит серебро.
Адама Ева не хотела:
Она была его ребро.

Но плод был дьявольский познанья.
И змей шептал: вкуси, вкуси.
Теперь есть боль, но нету тайны,
А прочего и не проси.

И как бог на душу положил
Живи свой человечий век.
Хоть на творца лицом похожий,
Но всё же смертный человек.
***
Всё от бога и даже вино
Значит, благостен вкус алкоголя.
Значит, третьего нам не дано.
Третьим будешь? — звучит хоть паролем.
***
Бог создал вино и от скляниц
Душой молодеем вина
Бог создал вино, ну а пьяниц
Неужто создал сатана?
***
Надо было жену
— Слог мой как в старину-,
Надо было детей нарожать
Сердцем чую вину:
Потерял не одну.
И ладони судьбы не разжать

В нем лежит серебро,
Я на это добро
Может счастья б купил для себя.
Всё по ветру, всё в дым.
Надо быть молодым
Чтоб с тобой флиртовала судьба.

Слишком короток век.
Не горюй человек,
Всё на свете уже потеряв.
Видишь, где-то вдали
Паруса, корабли
И сияние меди и слав.

Там высокий штандарт,
Настоящий азарт,
Там двуглавая птица царит.
Там прошёл Бонапарт.
И на зелени карт
Красной кровью победа горит.
***
Так думал я во время оно,
Так буду думать и теперь:
Быть может, с порванным гондоном
Кому-то в мир открылась дверь.
***
Осталось свистеть в кулак,
Высвистывать пустоту,
Гадая: когда и как
На шалом тугом ветру

Плясать точно желтый лист-
Последний осени флаг.
Пусть холоден вечер и мглист,
Пусть праведник бос и наг

Но ветер! Но пустота!
Но синью сияющий глаз!
Целует ветер в уста
Число несчётное раз.
***
Краснотой налита изнутри
Дорогая, как смерть, темнота.
Слезы жалости легкой утри.
И забудь обо всём до утра.

Ведь внутри ослепительный свет-
Темноты драгоценной изнанка.
И ликует несбывшийся смерд,
Бескорыстно гадает цыганка.
***
Звезды падают в утра подол,
Синевой закипает пространство.
Много туч — серебристых гондол,
Вдаль с завидным плывут постоянством.

Ртутью легкой струится река,
Между скал, что горят киноварью.
И завидуют мигу века,
А пространство навеки в опале.
***
Когда поёшь стихи о смерти-
Освобождается гортань-
Исходят бесы или черти,
Или ещё какая дрянь.

И наливается как слива
Уже здоровый, спелый плод-
Дитя печали и наива,
Или ещё каких невзгод.
***
Продавится плоть стиха
Под пальца мягкостью нежной
Туга эта плоть, туга,
Юна эта плоть, безмятежна.

Рождается в вышине,
Бог весть почему прилетает
Ко многим, порой ко мне.
Бог весть почему улетает.

Останется горечь строф,
Написанных не навеки.
А там и печаль, и любовь,
И степи, и горы, и реки
***
Я не копал колодцы-
Раритеты глубины в пещерах самосознания.

Я не родил ребенка — сверкающее семя
Не нашло плодородной ложбины.

Не сажал деревья — символ плодородия
В сахарах неосуществимости.
***
Всё о чём-то жалею, жалею.
Всё жалею, жалею о чём-то
От одной только мысли шалею,
Что всю жизнь проблуждал я в потёмках.

Лучик света манил и манил
Он и манит теперь как когда-то
Фиолетовых этих чернил,
Этих ямбов с тобою солдаты.

Этот гордый и честный хорей,
Этот доблестный, смелый анапест.
В мою душу отчаянье влей,
И заветный черкни ещё адрес,

Где надежда, как раньше, жива
Где поют и печали осанну
Перелей мою душу в слова
Чтобы радость была несказанна.
***
Под камнем и рыжим, и ржавым
Который уж год или век
Лежит свет Гаврила Державин-
Великой души человек.

Дав Пушкину благословенье,
Отчалил в иные миры,
Где радость, сияние, тленье,
И творческой почерк игры.

Уж там-то его пригодился
Могучий и пламенный дар.
Он ямбом, хореем излился
И радостно как-то устал.

Со временем этой дорогой,
Мы двинемся тоже, друзья.
И музе, и нежной, и строгой,
Не быть благосклонной нельзя.

И синие перья тумана
В рассветные кущи летят.
Была бы игра без обмана
И твердым, и пристальным взгляд.
***
Этой ночью дарованы дни,
Этой ночью дарованы сны.
Этой ночью дарованы очи,
Этой ночью, ах да, этой ночью.

Эта ночка была высока,
Изумрудны во тьме облака
Изумрудны они изумрудны
На просторе и тёмном, и рудом.

Только память осталась одна
Не на все, не на все времена.
На короткое только лишь время,
Молоточком стучащее в темя.
***
Как хочется не разменяться в слове!
Как хочется остаться в паре строк,
Которые прочтут потом с любовью-
Приемлемый для музыки итог.
***
Пусть плавится в котле смола,
А в ней, озябший грешник греется
«Алла» — кто скажет — Бисмилла»
Уже на что-нибудь надеется.
***
Какие-то снились им сны,
Которые всё не сбывались.
Ах, сонник, хоть то обьясни,
Тогда почему забывались?

А тёмною шли чередой,
Неведомой яви дорогой,
Грозя то ли грозной бедой,
Та ль просто печалью нестрогой.

Не в силах понять человек.
Какую-то малую малость.
Но всё забывалось навек,
Но всё никогда не сбывалось.
***
Когда в середине строки
Запала уже не хватает.
То ангел шепнёт: не реки,
А бес- то под руку толкает.

И скук заливала вода
Тебя, мой читатель случайный.
Бросал ли перо я тогда?
Нет, случай то был чрезвычайный.

Упёртый характер такой-
Знаком я себе до йоты.
Подумав порою с тоской
Весь вздрогну я вдруг отчего-то.
***
Вернешься когда — нибудь может,
Вернешься к себе самому.
И, кто всё на свете итожит,
Вдруг скажет: «Вернулся в тюрьму».

И мрачные эти глубины
Затянут уже с головой.-
Так было, наверно, с другими,
Так будет, наверно, с тобой.
***
Глотну я стихов как озона.-
Немного, лишь каплю стихов.
В душе прояснеет до звона
И копится к жизни любовь.
***
Очень любит Алка Олю.
Приучает к алкаголю.

Алкаголь ты, алкаголь-
Не для Алок, не для Оль.

Почему молчит Минздрав?
Или, может, я не прав?

Или он полезный что ль,
Этот самый алкоголь?

Хуже только никотин
Для животных из разинь-

В смысле пламенных идей
Убивает лошадей.

Ну, а пиво и вино
Только сами пьём давно.
***
Можно жить и так,
Можно жить и этак.
Жил один мастак
Белкой среди веток,

Жил один мастак
Рыбой в океане.
Ну, а я, дурак,
Проживу в стакане.

Протяну стакан
И скажу: «Налейте».
Водка, мол, — обман,
Никогда не пейте.-

Кто сказал бы мне.-
Ведь никто не скажет.
Истина в вине,
А вино — в продаже.
***
Пусть плещет мелодия неба
В хрустальном и синем стакане.
Вздохнешь ты невольно — и мне бы,
Как ты не вздыхал ещё ране.

И вспомнишь тяжелые очи
И душу пытающий взгляд.
Сказал бы об этом короче
Я день иль столетье назад.

А нынче уж брошены карты,
По-крупному ныне игра.
И пишешь стихи без азарта
В тетрадку свою до утра.
***
Пусть мы не вечны и не вечна
Печаль, и радость, и любовь.
Но как они чисты и млечны,
Как нам они волнуют кровь!

В какие бездны упадая,
В какие выси мы летим.
И ничего не ожидаю,
Забытый всеми пилигрим.
***
Маленький мальчик в песочке играл,
Вдруг на него наскакал генерал,
Шашка блеснула, упал паренёк,
Охнула мама только: «Сынок».
***
Коты не ведают заботу,
Коты не ходят на работу.
Им наплевать на депозит
И на начальника визит.
Диплом коту совсем не нужен,
С учёбой кот совсем не дружен.
Он предан ловле лишь мышей,
Чесанью пальцем меж ушей.
Ему бы молока да мяса.
Жива лишь тем кошачья раса.
Как я завидую коту,
Какую пылкую мечту
Храню: однажды стать котом,
Баклуши чтобы бить потом.
***
Конечно, исторгнуть шедевра
Не в силах из сердца перо.
Как струны гудящие нервы
Залей алкоголем, Пьеро.

Залей их, залей алкоголем.-
Ведь нашего близко там нет.
Смешное и детское горе
Не в силах излиться в сонет.
***
Почти родимые пенаты
Своим присутствием поэт.
Отсюда вылетев когда-то
Узнал ты, как хорош полёт.

И держит сила молодая
В прозрачном воздухе пока.
И муза, плача и рыдая,
Готова пережить века.

Но старость, этот гений злого,
Вернёт на круги всё своя.
А ведь и не было иного
В раскладе жутком бытия.

И те ж родимые пенаты,
Откуда начал свой полёт.
И всё почти что как когда-то
Да только ты уже не тот.
***
Мезозойские белые скалы,
Антрацитово чёрную кровь
Пей из камня литого бокала,
Наполняя его вновь и вновь.

Птеродактили в небе трепещут,
Жжёт хвощи золотая гроза.
Может, выпадет чёт, может, нечет-
Догадаться об этом нельзя.

Но в лазури сияющей твари-
Первоптицы о чём-то поют
Жилы в недрах полны киноварью
И земле красноту отдают.

Так о чём же поёт на рассвете
Средь девонския тьмы стегозавр?
Это ветер, усни, это ветер
Прикасается к лону гитар.
***
Все кофе пьют-
Быстро кофе кончается.
А мало пить-
Не получается.
***
Всё меньше непрожитых дней,
Заглавий, запятых и точек.
Сказать верней:
В часах всё сыплется песочек.
И думаешь порой: верну
Ту темноту, ту тишину,
Которой нет уж и в помине.
Как на латыни
На русском, на родном гутаришь
Не то «мой друг», не то «товарищ».
Ну, как начать бы обращенье
К тем, кто не жаждут в нетерпенье
Твои услышать вдруг слова.
Да-да, конечно, не нова
История. Других историй
В помине нет; из этой доли
Берешь и радость, и печаль.
А жаль.
Нам не сносить бы головы,
Но мы не панцирные львы,
Не рыцари в железных латах.
И кони наши хоть крылаты,
Но всё ж для битвы не годятся
Совсем не те и сны нам снятся.
То белое, то голубое.
Возьми любое
Из продолжений этих снов.
И явственно видна любовь,
Которой хоть не обделили,
Но дать забыли.
***
Держава богата железом,
Держава богата культурой.
И вот мы сидим, словно Крезы,
На этом богатстве, в натуре.

И что-то ещё сочиняем,
Как Пушкины, как Мандельштамы.
А нужно ли это- не знаем.
И знать не желаем упрямо.
***
Временами пугающе сходство
Двух племянниц: одной и другой.
Как чужая молва, как сиротство,
Как копейка в казне дорогой.

Но ведь мать и у той и у этой
Та же самая; что же гадать
Что похожи они, как две смерти,
Двум любовям прекрасным под стать.
***
Вот я работаю руками,
Бью по железу молотком.
А кто-то бьёт железом в камень,
А кто-то с этим незнаком:

Живёт и в ус, себе не дует,
И жизнь прекрасна, хороша.
Но в эту истину святую
Не верит всё–таки душа.
***