***
Ах ты, степь, ты степь моя,
степь широкая.
Да звезда горит над ней,
одинокая.
Да гуляют в ней ветра,
ветры буйные,
Да ещё течёт река
в ней небурная.
Как я сяду на коня
да буланого,
Как я сабельку возьму
безобманную,
Да уеду с ветром в даль
безымянную,
Где судьба моя совсем
да туманная.
Как я встречу во пути
злого ворога,
Он заплатит за неё
очень дорого.
Да и я паду в ковыль
ароматную-
Пусть плывёт душа в страну
невозвратную.
Пусть рассыплет по степи
ветер косточки,
Пусть оплачут смерть мою
в небе звездочки,
Пусть поёт по мне метель
похоронную.
Эх, за удаль за мою
беззаконную.
Чтоб летал я на коне
в чистом полюшке,
Эх, как сокол в вышине
да на волюшке,
Чтоб мне пилось и спалось,
как боярину,
Чтоб на сечу выходить
с басурманином.
Да не жалко мне себя
бесталанного-
Своего мне жаль коня
да буланого
Только матушку мне жаль
да родимую!
Если я уеду в даль
нелюдимую,
С кем останется она
да сердешная?-
Будет век свой куковать
безутешная.
Да ещё мне жаль сестру
беззащитную:
Если я в бою умру-
не обидели б.
Ну, а больше мне не жаль
никогошеньки,
Не прольёт по мне никто больше
слезоньки
Ах, седлайте мне коня
да горячего,
Опояшьте вы меня
да удачею.
Поклонюсь я до земли
на три стороны,
А в четвёртой стороне
злые вороны,
Да гуляют в ней ветра,
ветры буйные,
Да ещё течёт река
в ней небурная.
***
Тогда даже фотографии были не цветными,
Понятие «модно одетый» включало всего один атрибут.
И таяло на губах, как персика мякоть, имя.
И лишь всеведущий ветер шептал и тогда мне: «Забудь».
Тогда и сорок рублей были большие деньги,
Новая «шестёрка»- недостижимая для студента мечта:
Пик Коммунизма, пик Ленина или Хан- Тенгри,
Но наличность в кармане была тогда не густа.
Тогда после экзамена шли кутить в кафе, в рестораны,
Тогда срывались с лекции на итало-французский фильм.
А вечером, насосавшись какой-то подкрашенной дряни,
Спорили о чём попало, уже готовые в дым.
Тогда запрещалась громкая музыка вечерами,
Требовалась виза коменданта на день рожденья и пр.
В Красном уголке проводилась встреча с героями Афганистана,
Килограмм колбасы со шпротами считался за пир.
Тогда, приглашая на чашечку чая даму,
Покупали бутылку шампанского и шоколад-
Джентльменский набор, говорящий прямо-
Чему имярек будет сегодня рад.
Тогда, презрев миллионы возможностей к счастью,
Я выбрал к несчастью, быть может, единственный путь.
Как юный валет червонной, как золото, масти,
Упавший беспечно пиковой даме на грудь.
***
Как клемма- к языку, вторая- к низу-
Прости, стыдливость наша!- живота.
Чтоб, пробежав по телу, ток бесстыжий,
Свёл с жизнью окончательно счета.
И в свой журнал в отличницы манере
Приборов показанья Люда Вольф
Вписала: «Сила тока- два ампера
И напряженье- десять тысяч вольт».
***
Славно жить на белом свете,
В золотой катить карете
Чтоб корона набекрень.
День угас, родился день.
А карета катит, катит.
А дороги хватит, хватит.
На весь день и на весь век.
Вдруг пастушки звонкий смех
Услыхал монарх и прыг-
Все услышали тут крик.
Бьётся бедная пастушка-
Нет и мысли у простушки
Осчастливить короля.
Тут такие кренделя
Начали творить; потехе
Лишь ответствовало эхо.
Рад король, и дева рада:
Королевская награда-
Бриллиантовая брошь
Успокоит кого хошь.
Вновь царит покой в природе.
И молва идёт в народе:
Как он щедр и как богат-
Наш король- ему виват!
Как он любит свой народ-
Не на смерть, а на живот.
***
Как будто из Корана
Клянусь священными дарами
К престолу сущего всего.
И чалмоносными горами
И светлой белизной снегов,
Клянусь верблюжьим караваном
В пространстве пламенных песков.
И книгой вечною- Кораном,
Дыханьем смерти у висков.
Клянусь рождением ребёнка
И негой хлеба и воды;
Звездой, мерцающей в потёмках
И счастьем видеть свет звезды.
Клянусь зрачком и силой чресел
И мощью праведной меча.
Чтоб в Рамадан- священный месяц-
Благословением луча
Послал отраду в этой жизни
И дал надежду в жизни той
Всё претерпеть без укоризны,
С Его смирившись правотой.
***
Я – Моцарт и я же- Сальери-
В обоих я лицах един.
Хоть временно я не при деле,
Но всё ж никогда не один.
Всегда мой двойник и подельник
Со мною и всё мне – вдвойне.
Порою беспечный бездельник,
Но чаще гораздо на мне,
Такая великая тяжесть,
Что кости в суставах трещат.
И что-то мой Моцарт мне скажет,
Что он бормотнёт невпопад.
Что скажет коварный Сальери,
Изыскан, умён, деловит?
И каждый мне вечер премьера,
Прощение бед и обид.
Душа возопила от гнева:
«Доколе такое со мной?»
О Матерь, пречистая Дева,
Такою жестокой ценой
Даются волшебные звуки
Однажды лет в тыщу иль в сто.
И огненно светит разлука,
И Моцарт уже распростёр
Над миром волшебную гамму
Певучих лирических снов
И яда коснулся губами-
Опять потрясенье основ.
И вечное это боренье,
И вечный судьбы приговор.
Но господу благодаренье
За этот немеркнущий спор.
***
Я – рикша, изгой босоногий,
Под солнцем палящим бегу.
До йоты знакомы дороги.
И я всё бегу и бегу.
Сагибы, сеньоры и леди,
Кого я возил на себе,
Не знать никогда вам, не ведать,
Чем были в моей вы судьбе,
Я – рикша, но я вечерами
Писал о вселенной стихи,
О Шиве великом и Раме,
О том, что не пахнут грехи,
О том, что прекрасная роза
Меж бёдер у женщин цветёт,
О лживости счастья и позы
И что никогда не умрёт
Работа- тяжёлое бремя
Писать о прекрасном стихи
Под солнцем, стреляющим в темя,
Под гнётом дающей руки.
Но честен мой хлеб и тернисты,
Тернисты господни пути.
И вы все склонитесь, склонитесь,
Чтоб солнце таланта почтить.
Но я благодарен и спицы
Сверкают, сливаются в круг.
И песнь в моё сердце стучится-
Высокая песня разлук.
***
Можно ли быть высоким,
В чём-то себе потакая?
Можно ли быть высоким?
Можно ли? Кто его знает.
Можно обманывать, можно
Чьею-то мукой питаться
То, что не делал острожник,
Делать и чистым остаться.
Можно ль, в дерьме утопая,
Стать с исполинами вровень?
Можно ли? Кто его знает.
Только бы алою кровью
Вот как Есенин Серёжа
Кровью последнее слово.
Всё прожитое итожа,
Лягут цветы к изголовью.
И позабудут о многом,
Только ведь души- не тело.
Бей барабанщик тревогу:
Песня в силки залетела!
Песня - она не сдаётся:
Можно в крови, но не в тлене.
Жизнь- это как уж споётся,
Знать бы лишь главному цену.
***
Как много скепсиса в стихах-
Всё: от иронии до боли.
А счастье было в двух шагах,
И сей разлад не оттого ли,
Не оттого ли эта ночь,
Что сердце обручем сковала-
Что не могу ничем помочь,
Как помогал тебе бывало.
И как по свету ты идёшь
Такая хрупкая, как свечка
Чего теперь от жизни ждёшь,
Какая ожидает встреча?
Ах, всё игра: лишь чёт- нечёт.
Чёт- горе, а нечёт- не лучше.
И что тебя теперь влечёт?
Какой подстерегает случай?
Всё- мимоходом, второпях.
Всё- из тумана, издалече.
Всё- в ожидания цепях
Всё – мимо, как и наша встреча.
***
В кругах концентрических света- борьба
С размаха, с разлёта, с навала- гурьба.
Мелькание лиц, мельтешенье теней.
Чем хуже- тем лучше, точней и верней.
Сердоликом вспыхнул ласкающий глаз
И замерло сердце: сейчас вот, сейчас!
Кружатся лучи в золотистых кругах.
Ну что ж- не молчи и всего в двух шагах.
Ведь рядом же, рядом, скорее, скорей.
И сердце и руки мои отогрей!
Пульсирует свет и сужается круг.
Всё сходит на нет и без всякого вдруг
Накатисто, хлёстко, сейчас вот, сейчас
Сердоликом вспыхнул ласкающий глаз
И синий, как сейнер, в мигающей тьме
Он выплыл, он выплыл и сразу ко мне.
Настойчиво- ласков, кудряв и лобаст.
С улыбкой, с хитринкой, красив и глазаст.
И сразу- улыбка и сразу- поклон.
Ошибка, ошибка! Ведь это не он.
И руки не эти, не эта мольба…
Всё к чёрту. Какая же это судьба!
***
Я – полурыцарь полутьмы,
Я- полудемонполвселенной.
Зажав в ладони поллуны,
Вскрываю ночи тёмной вены
***
Если я проживу
Десять лет- хорошо.
Маргариткой во рву-
Это лучше ещё.
И хребтиной и тягой
И крылом ломовым.
Но ни шага, ни шага
Ни в обман и ни в дым.
О, пустот пустота!
О, хребтина хребтин!
О, моя немота!
О, молчанье пустынь!
В уходящем ряду
Молчаливых крестов
Я иду и иду-
Не стрелять из кустов!
Мне и этак хана,
Всё едино пропасть.
Душу тянет со дна
Сквозняковая снасть.
Вся продута до дна,
Вся холодная страсть.
Вся до рёбер видна-
Потому не попасть.
***
Главное- путь, И ночлег-
Это всего лишь приманка.
Стрелок устойчивых бег,
Сути и формы изнанка.
Главное- путь, а ночлег-
Алый и пьяный твой смех,
Огненной мглы колыханье.
Точечка маленькой раны.
С капелькой крови и света,
В мерном движении четок,
И в уголечке кальяна,
В неприхотливом обмане,
И в незатейливой лжи.
В чём же ещё? Подскажи.
***
Вся в жгутиках и мотыльках,
В цветных фазаньих опахалах.
С сирени веткою в руках.
Одно горячее дыханье.
Из красной пасти жемчуга,
Отборных, чистых и белейших.
И вся лучиста, как снега,
Как потемневшая скворешня,
Как талый лёд твоих дорог,
Как грубое коры шуршанье,
Как исполнение тревог
И искупленье ожиданий.
Как веер синих облаков
И первый дождик. Частый, частый.
Как запахи твоих духов,
Как нелюбовь моя отчасти.
***
Какие были времена!
Какие были имена!
Какие девушки любили,
Хотя потом о нас забыли!
Какие утра и закаты,
Ветра какие и раскаты
Громов среди каких дождей,
Каких имели мы вождей,
Какие были магазины,
Где со знакомой тетей Зиной.
В подсобках велся тет-а-тет,
За что у нас авторитет
Имелся пред лицом соседей,
Каких имели мы медведей
В берлогах в сумрачной тайге,
И были на одной ноге
С NN – писателем известным,
С WW- не очень может честным,
Но добродушным человеком.
И мы меж мёдом и меж млеком
Не выбирали молоко.
Ходить не надо далеко:
Два-двадцать стоили колбасы,
Всегда имелись деньги в кассе,
На чай давали мы таксисту,
С TT- знакомым морфинистом
Трепались о модерне- пост,
И даже в стенке глупый гвоздь
Сидел с достоинством огромным.
А мы своим трудом упорным
Давали хлеба на гора,
Ещё озонова дыра
Нас беспокоила ужасно,
И были многие несчастны
От злополучной сей дыры,
И покупали мы шары
За три копейки, пара- шесть,
И торопились мы прочесть
Макулатурного Дюма,
Что было здорово весьма!
Писатель был такой Леонов,
Известный диссидент Аксёнов.
Ругали дружно все «Гулаг»,
Хотя понять за что и как,
Обыкновенья не имели,
Мы мало смелости имели,
Работать вовсе не умели.
И немцы морщились: «Утиль»-
Зато могли купить бутыль
Прекрасной самой бормотухи.
В Париже, Лондоне по слухам
Фуфайки наши были в моде.
И даже сам «отец народов»,
Сказав: «Жить стало веселей»,
Был почитаемым ей-ей
утеряно
И средь немногих изобилий
Благополучен сытый юг.
И вот пришёл всему каюк.
Сейчас мы нищи и несчастны.
И это всё- таки ужасно.
Тогда ….мы все…. моложе были.
И как бы мы о том забыли.
Ведь наша юность, наш полёт
Всегда, всегда в душе живёт.
Те времена воспоминая,
Слезу натужную роняя,
Конечно, плачем о себе,
О злой насмешнице судьбе.
Мешая ложечкой в стакане,
«Какая грудь была у Ани!»-
Вдруг задыхаемся порой.
И сам я тоже удалой
Конечно был- ведь там- о боже!-
Все были женщины моложе.
***
Броситься бы на шею
- Да некому, к сожаленью!-
Выть, кататься как зверю
По полу, одолженья
Прося – у мечты? У бога?
У тех сквозняков, что душу
Губя, роднее немного,
Чем те, кто твердя: «Не струшу.
Люблю… Люблю…» Но на деле
Любят себя и только.
А нас полюбить не успели.
«А вам отрезать на сколько
Заветных самых желаний?
Самых любимых песен?»
Прощая за опозданья,
За то, что наш мир так тесен,
Что сталкиваемся лбами,
Иль тем, что спины пониже.
И очень редко губами,
Да так, что порою дышим
Из губ да обратно в губы-
«Искусственное дыханье».
Хотя и страстно, но грубо.
А следом идут желанья.
За ними- удов- летворенье
Желаний, а, значит, их гибель.
Какое-то помраченье.
Умов, где путями кривыми
Выходят опять к свободе.
Синонимом- бестелесность,
А, значит, она – не в моде,
А, значит, опять окрестность,
Как-то кусты, беседки,
Полна сокровенных вздохов.
Опять золочёные клетки,
Что тоже в общем неплохо.
***
Был я и паном,
И челядью был.
Был я Иваном,
И Фролом я был.
Был я и богом,
И червем я был.
Кем я не был-
О том позабыл.
Это не вспомню
Во сне, наяву.
Тихий и скромный
Живу и живу.
Синее небо
Копчу и копчу.
Ферязь надену
И епанчу.
Буду я воевода
И смерд.
В слове «свобода»
Тысяча «сметь».
В слове «удача»
Сто тысяч «ура».
К небу подвешены
Прожектора.
Синее пламя
Бьётся в окно.
Неба динамо
Крутить всё равно
Ангелам, грешникам
Или чертям.
Бог из скворешника
Смотрит упрям.
Тихо качает
Седой головой.
Мы забываем-
Нам не впервой
Эти дороги,
Эта луна.
Чем они стали
Теперь для меня?
Чем они станут
Когда-то потом.
Сердце, как знамя,
Забрали в полон.
Песня, как крепость,
Сдалася врагу.
Глупо, нелепо-
Но я не могу.
Чёрные дыры,
Космос, беда!
Бьётся в квартире,
Как птица, звезда.
***
Я весь в ухабах, в колеях,
Во мне ни крошечки асфальта.
Я весь в давно прошедших днях,
В тисках ушедшего азарта.
Я громогласен, суетлив
И весь изнеженность обмана.
И я ж, про всё и всех забыв,
Гляжу через проём стеклянный
Моей души на костерок,
Что замерцал и залукавил.
И мне же, мне же невдомёк,
Что я уже тебя оставил.
И помутнело волокно
Сердечной огненной спирали.
Ведь ты была уже давно,
И не была уже едва ли.
Ни в чём, ни даже в пустоте,
Сквозь призматические стёкла.
И все чужие, все не те,
И сплошь, и рядом, и не окло.
И вся вдали, и под рукой,
И вся оттяжка, и отсрочка.
И, если бог создал такой
Тебя, он вылепил до точки.
С любовью, с истовой душой,
И с упоеньем, и с заботой.
Шептал: «Прекрасно», «Хорошо»,
«Какая тонкая работа!».
***
Повелителем шара земного,
Обладателем неба и туч,
Рассыпается жёлтой половой,
Растекается утренний луч.
И своей не подскажет приязни.
Он усмешлив, конкретен вполне
И росу подвергающий казни,
И скользнувший небрежно по мне
Он рождает земли созерцанье,
Жёлтой спермой стекая на луг.
И копается в серых туманах,
Уловляя предметы на слух.
Преломляется в линзе озёрной,
Достигая забытого дна.
И кидает нескромные взоры,
Розоватую свежесть ценя
Угнездившихся в мелком заливе,
Оголившихся смело девчат.
И соперник его суетливый
Той же самой картиною смят:
Из кустов наблюдает пристрастно
И смакует любую деталь.
Появляясь, как белые астры,
Через дымчатый водный хрусталь,
Засияли и юность, и девство,
Золочёные хрупким лучом.
Только лучше б на них не глядеться-
Не забудешь потом нипочём.
И продетая в ушко жемчужин,
Спица света пылает в росе.
И поэтому чист и воздушен
В первозданно- нелепой красе
Этот синий, туманящий взоры,
И тепло набирающий свет-
Над землею пролитое море
В белых пятнах медуз и комет.
***
Любимая! Как это слово прекрасно.
Любимая, милая! Сказка и жуть.
Ты помнишь, что этот начавшийся праздник
Ещё баснословен. Моление: будь.
Будь солнцем и светом, будь верой и белой
Тоской, что ползёт на ромашковый луг.
Отдай мне, родная, и душу и тело,
И изморозь звёзд и томление вьюг.
Все эти красоты отдай без остатка.
За дней непроглядную серость отдай.
Чтоб сердце моё озарилось догадкой,
Что это- земной, непридуманный рай.
***
Раздвигая густую, как тёмное масло, печаль,
Кто-то кролем плывёт и плывёт в для себя неизвестную даль.
А за ним, и надеждой и розовым светом полна,
Через зыбкие тёмные волны плывёт на буксире луна.
И сияньем и розовым дымом нежнейшим полна,
Отрицая свою невозможность, качается в море она.
Для того, чтоб хоть кто-то светил в темноте; наконец,
Чтоб дорогу обратно нашёл, заблудившись во мраке, пловец.
***
Я ещё подожду, я ещё подожду-
Мне не время ещё торопиться.
За собой заманю, за собой уведу.
Заскользили по солнечным спицам
Голубые огни. В голубую траву
Осыпаются сонные звёзды.
За собой позову, за собой позову,
Совершу для тебя невозможное.
Стану кротким огнём и горящей водой,
Стану алыми летними зорями.
Я тебя уведу, уведу за собой,
И к себе привяжу заговорами.
И живою водой, и дурманной травой,
Привяжу колдовскими настоями.
Я тебя уведу, уведу за собой
Самой нежной и самой покорною.
Я ещё подожду, я ещё подожду-
Мне не время ещё торопиться.
Всё равно я тебя за собой уведу.
Никуда не уйти, не укрыться.
Стану ветром степным-
И тебя догоню.
Стану в небе лучом-
И тебя догоню.
Стану в море волной-
Догоню всё равно,
Чтоб ночами холодными сниться.
Чтоб ты рядом со мной,
Чтоб ты рядом со мной,
Золотая из сказки Жар-птица.
***
Когда квадригами примят
Песок бушующей арены.
И честен пота аромат,
И лавра почести надменны.
И слава обрамит чело
Всех жаждавших и заслуживших.
И лёгкой маленькой пчелой,
В стеклянной выси закружившей,
Пусть будет упоенья миг,
И раздаются славословья.
И мир к стопам его поник,
Сограждане его с любовью,
Сломав тяжёлую стену
Через пролом проносят славу.
И медленно идёт ко дну,
Как всё, что не умеет плавать,
И город и его кумир
Всё в темноту, и в угасанье.
И гаснет день, как гаснет мир,
Который не нашёл призванья.
***
Над морем, над небом, над солнцем,
Над ветром, над песней, под богом,
Над хрупкой цыплячьей мимозой,
Над нежной кровавой гвоздикой,
Над пышной боярскою розой,
Над жёлтым лукавым тюльпаном,
Над трав вылезающей щёткой,
Над глины сырой пластилином,
Над тучей, прижатою к морю,
Над тихим ночным разговором,
Над городом, мирно уснувшим
И видящим прежние сны.
***
Я потолстел. Притом изрядно.
Да, я изрядно потолстел.
Я облысел. Притом изрядно.
Да, я изрядно облысел.
Давно страдаю от запоров.
На смену им идёт понос.
Как жаль, что я умру не скоро.
И не утру знакомым нос.
***
Можно было и не возвращаться.
Можно было и не приходить
Продолжать беззаботно смеяться,
Продолжать безутешно любить.
И за тысячной, может, дорогой
Отыскать и тепло, и покой.
У чужих и ненужных порогов
За чужой и ненужной рекой.
Можно было поверить в удачу
И чужую Жар-птицу ловить
Можно было и как-то иначе,
Может быть.
***
Стекают в Лету наши годы,
Совсем как в марте ручейки
Что все элегии и оды
Перед лицом сией реки!
Река забвенья не обманет,
Она прозрачна, как стекло.
Зеркальный блеск её туманит
Харона чёрное весло.
Где все герои и поэты,
Красавицы былых времён?
Не слышно даже об эстетах-
Всё минуло, ушло, как сон.
И отражают наши лики
Все зеркала из всех времён.
Как ни печально, как ни дико-
Никто из живших не спасён.
Все переплыли реку эту
Под плач, стенания родных.
Нет жребия сильнее смерти,
Нет вовсе жребиев иных.
***
Среди ночей сиянья голубого,
Средь медных лун неяркого огня.
Я позабыл все отблески былого-
Они теперь не мучают меня.
Всё кануло в туманы безвозвратно,
Всё кануло во тьму и тишину
И мне теперь воспоминать приятно,
Как чьей-то чуждой были старину.
***
Моя любимая центурия,
Мой позолоченный штандарт.
Моя любимая центурия,
Тебе от цезаря виват.
И в громыхающих доспехах
Мне поступь мерная слышна.
И пусть везде разносит эхо
Как ты могуча и грозна.
Как ты прекрасна! Ветеранов
В боях изрублены тела.
Покрыта славою и ранами,
Полмира ты в боях прошла.
И отступали галл могучий,
И бешеный самнит, и грек.
Как гром, разящий из-за тучи,
Как колесниц военных бег,
Так ты была неудержима,
Так ты безжалостна была.
Моё в боях прославив имя,
Синонимом моим слыла.
Моя любимая центурия,
Мой позолоченный штандарт.
Моя любимая центурия,
Тебе от цезаря виват.
***
На каком-то чудесном подкладе
Моих снов незатейливый драп:
В пенных струях играют наяды,
Не наяды – русалки хотя б.
Там красивые ведьмы летают
Среди сонно мерцающих звёзд.
Там закаты в полнеба пылают,
И рассветы доводят до слёз.
Прямо с неба летят водопады,
Озаряя окрестную тьму.
И сирен голубые рулады
Не грозили бедой никому.
Не грозят. Только лиственным чадом
Изумляют до смерти леса.
И другой красоты мне не надо,
И другие не мне чудеса.
Просыпаться- такое несчастье!
Снов не видеть- такая беда!
Серебром оживлённым лучася,
Греет душу и плоть мне звезда.
На каком-то чудесном подкладе
Бремя ярких загадочных снов,
Где русалки поют серенады,
Будоража ленивую кровь.
***
Я родился в этот мир влюблённым,
Не по дням мужал, а по часам.
Что венцы терновые, что троны,
Что толпы разгорячённой гам!
Что над морем голубым ветрила,
Что над снастью нежная волна,
Что любовь твоя, коль ты любила.
И любила именно меня!
У меня в груди такая сила
- Множится она день ото дня- ,
Что все беды, подлости простил я.
Коль виновен- грешника- меня
Не судите. Не об этом речи:
Я принадлежу грядущим дням.
И, сквозь звёзды вглядываясь в вечность,
Я своей удачи не отдам.
Хоть сожгите на костре высоком,
Хоть в застенках мучайте кнутом-
Рукоположён по воле рока
Я в поэты. И поэт во всём.
Это только глупые Исавы
Продают высокую судьбу.
А у нас есть перья, пули, сабли
И одно заветное табу:
Я, навеки в этот мир влюблённый,
Следую заветам и мечтам.
Всё отдам: и славу, и корону.
Только первородства не отдам.
***
Семь громов прогремело над нами,
В семь завес прошумели дожди.
Над землею дожди пробегали,
Над землею шумели дожди.
Затихали и снова стегали
Водной плетью уснувшую твердь.
А грома над землею шагали,
А грома продолжали греметь.
Разноцветная радуги дрожь
В небесах, а казалось догонят
В тёмных тучах копившийся дождь,
В старых дуплах заснувшие громы.
***
Моление о Челябинске
О боже, сей город туманов и труб
До щепки, до камня мне дорог и люб.
О боже, сей город, но всуе слова.
Он будет, как поезд в ночи, наплывать.
И он заполонит, и он вознесёт,
И он околдует, и он же спасёт
О боже, сей город, но к чёрту слова.
А мне б перед ним на колени вставать
О боже, сей город- не голос, а крик-,
Что к склонам уральским по- зверьи приник.
Он - память, он - юность и он же - любовь.
Чарует как прежде, волнует мне кровь.
Весь в копоти, гари и звездной пыли,
Его через юность свою пронесли.
К нему возвращаться, его поминать,
До смертушки самой его почитать.
***
Пусть, пусть, пусть
Будет так, как есть.
Грусть, грусть, грусть
У меня вот здесь
Где душа живёт,
Где горячий ток.
А душа поёт:
«Есть на свете бог».
А душа в крови,
Но нежна печаль.
Так и жить в любви,
Как велела даль.
Как и бог велел,
Приходи во сне
Я тебя жалел-
Вдруг приснишься мне.
***
Где-то свадьбы играют,
Где-то пушки стреляют,
Где-то в небе плывёт паровоз.
Где-то злые душманы
Всех воруют за мани-
Моджахеды, едрёная вошь.
Нет полгода получки,
Рыщут стайками сучки
В оживлённых хоть малость местах
Мысль одна, как липучка,
Как средь синего тучка:
Денег- йок и дела мои швах.
А страна- то нищает,
Но славян защищает.
В незнакомых совсем рубежах.
Нивы, горы тощают
Мыши в норах пищают-
Но куда мне отсюда бежах?
Вот и плачу, как все, я
Всенародной плачеей.
Ну а на фиг кому плачея?
Гой еси ты, Расея,
Всё добро ты посеяла,
Не осталась уже ни … … …
Погребальные звоны,
Подьебальные стоны.
Ноги врозь в XXI-ую тьму.
К небесам вознесённая,
С бодуна или сонная? –
Я и сам с бодуна – не пойму.
Похмелисярассольчиком
Иль ширнисяукольчиком
И поправь на груди автомат.
Всё не начато- кончено,
Всё в начале- но звонче бы.
- Неужели остался лишь мат?
Время слишком тяжёлое.
Да, дела невесёлые,
Хоть бравурных немало речей.
То не злато, а олово,
То не кочки, а головы,
То кровавый, как время, ручей.
Вот сижу я и думаю:
Есть ли головы умные? –
То ли благовест, то ли набат.
А в Москве- то игумены
Нам готовят изюмину.
И проглотишь, хоть рад- хоть не рад.
И под корень всё дочиста.
Нам за что эти почести? –
Лес не рубят, а щепки летят.
Ты Отчизна без отчества.
Позабыла пророчества.
Третьим Римом была говорят.
А теперь лишь покаяться
И с горы кувыркаемся,
Голым задом сверкая толпе.
Вновь здесь круг замыкается,
Богатырь просыпается.
Да впервой пропадать ли тебе?
***
Ну не нравится мне авангард.
Не по разуму соль авангарда
Ну, а мы, мой продвинутый брат,
В арьегарде?
***
Сжёг стихи свои поэт-
Уходя, гасите свет.
***
Десантники прыгают с четвёртого этажа,
Солнце крутит ежедневное сальто-мортале.
А у трав и деревьев уходит в пятки душа,
Если она у них есть- как мы бы сказали,
Если б у нас было желание говорить,
Помнящих о горе, разрешившейся мышью
Губами трав шепча пересохшими: «Пить»,
Природа мается в зной с одной- единственной мыслью.
Когда это кончится? Извечен круговорот,
Банальна радость, тем более смерть банальна.
И нужен ей, в сущности, какой-нибудь приворот,
Прививка к жизни. Нерадостна, непечальна,
Взметая к небу, как пыль, скворцов щебетню,
Ломая льдины, как вафли, в весеннем экстазе.
Она мудра. «Догоню, догоню»-
Лепечет ветер звезде, хотя не догнал ни разу.
Не жаль десантников, ломающих ноги вотще-
Все они- отличники боевой подготовки.
А всего остального не жаль вообще-
У флоры и фауны законы страшней уголовки:
Прав сильнейший, а всякий другой- не прав.
И в лучшем случае светит жизнь в качестве атавизма.
Но маются губы бледных, желтеющих трав
И каждой клеточкой тянутся, тянутся к жизни.
***
Чем-нибудь да заплатим за хамство.
Обязательно. Чем-нибудь.
Мне из странствий да в новое странствие:
То ль земной, то ль небесный мне путь.
Я плачу золотою валютой.
Не скажу, что несметна казна.
Наплевать. Для того ведь и утро,
Чтоб в полнеба горела вина.
Чтоб, оплёванный и недалёкий,
Всё равно ушагал далеко
По каким-то несбывшимся строкам,
Утончённей, чем шифр рококо.
***
Метафорой мир толкаю,
Как будто поэзия- ралли.
Ведь я- не дурак, понимаю:
Развитие идёт по спирали.
Но видим мы только прямую,
Где белая пыль да Эол.
Да девочку глухонемую,
Которую я произвёл
В принцессы, но жесты и знаки
Пора менять на слова.
И сверху все Зодиаки
Мне шепчут: «Ну, ты- голова»
И девочку эту немую
И глухо- за руку повёл.
Я в мире всё зарифмую.
Ты веришь хоть в это Эол?
И всё не пустая затея:
Она цветёт, как пион.
И я оживил Галатею,
Как новый Пигмалион.
Теперь хрустальные своды
Дробит золотая вода.
И ночь разьедает, как сода,
Всё светлое и без следа.
Исчезнут во мраке и кущи
Когда-то зелёных лесов,
И облак по небу бегущий.
Средь всех часовых поясов
Воздам похвалу пространству,
Что льётся потоком миль.
Учёный- физик в прострации,
Но я и его умыл.
И вот, выходя в дорогу
И веря в конец пути,
Я знаю: метафор- много,
Но как мне свою найти?
Ведь миг попирает вечность.
А вечность- не тот же ли миг?
Поэт подпирает млечность.
И этим лишь он и велик.
***
А после смерти слава слаще.
Как поздне яблоко она-
В ней чувств избыточных, горячих
Совсем нам мера не дана.
Она – строга, она – печальна,
Она – возвышенна всегда.
Себе лишь равен стих опальный,
Пробившийся через года,
Как сквозь асфальт травы былинка-
Раздроблен зеленью асфальт.
И в этом мрачном поединке
В последнем соло льётся альт.
И говорим себе мы с грустью:
Здесь нет докучной мишуры.
Осталась чистота искусства,
Осталось таинство игры.
***
А Карфаген не должен пасть.
Не должен милый принц жениться.
Он должен горевать и клясть-
Журавль ведь выше, чем синица.
Вода должна струиться, течь,
А лёд- синоптика оплошность.
Рубить железо должен меч,
Что под железом- тоже можно.
Должна ладья по ветру плыть.
И раздувать свой белый парус.
Красотка ветреною слыть-
Быть ветреной хотя бы малость.
Должно нам пламя руки жечь,
Любовь же- обжигает губы.
Над алебастром нежным плеч
Должны довлеть похода трубы.
Так пусть же славится война-
Ребят невыросших игрушка.
Всегда ведь рядом тишина
И голос промолчавшей пушки.
Зима- затем она зима.
Что за зимою- голос лета.
Рассветной сини терема
Ночными звёздами воспеты.
И не лаская чьих-то рук
Прожить на свете всё же можно.
Есть слово «враг», есть слово «друг»,
Ещё есть слово «невозможно».
Ещё есть слово «никогда»-
Приходят к нам слова какие!
И есть рассветная звезда,
Что тает в солнечной стихии.
***
Колебания небу
И душе вопреки.
Всё, чем был я и не был.
Не чурался руки
Вражьей, друга тем паче
Я всегда находил
И не требовал сдачи:
Хризолит и берилл.
И у аквамарина
Тишины я просил.
И путями любыми
В Поднебесье спешил.
Ошивался у самой
Широчайшей тоски.
И с рекою упрямой
Мановеньем руки
Управлялся. Лишь звёздам
Свой докладывал путь.
И не прятал я слёзы
И на женскую грудь
Упадая, хмелел я
От любви без вина.
Выше синего неба
Мне когда-то одна
Стала- или не стала
Я и сам не пойму.
Лишь молочность опала,
Изумруда волну
Почитая, смелел я
И, смелея, не пел:
И какое мне дело,
Если что не успел.
Останавливал взглядом
Птицу в небе, звезду.
И одну лишь награду
Почитал на роду.
И остались мне вёсны
И осенние дни.
И осталось мне просо,
Маков ярких огни.
И осталось мне лето,
Первоцвет, огнецвет.
И до самой до смерти
Сладу господу нет
И со мною и с силой
Огнецветной моей,
Меня зори вспоили,
Синеоких коней
Мне Россия седлала,
Каждый тополь мне- кмет.
Бирюзы и опала
Чище камушка нет.
***
Любовь- во благо и печаль- во благо,
Тревожной криптограммой- Орион.
И терпит всё безропотно бумага,
Любой дурацкой мысли в унисон.
И радуется вешнему покою
Эрозией обьятая земля.
И есть ли для неё словарь толковый?
Что скажет лепесток календаря?
Печальный вижу сон. Все сны печальны,
По сути. Лишь кусочек бытия,
Задуманный иным первоначально,
И, что-то несвершенное тая,
Ласкает нас неведомою негой.
Мы перед ним безропотны, тихи.
И ни о чём не скажет сонник снега.
И эти- ни о чём, по случаю- стихи.
***
Семена твоих взглядов в благодатную почву ложатся,
Прорастает из них сомнение: почему?
Ну, что ж, во всяком случае рано стреляться,
Но поздно уже оставаться всегда одному.
И твой локон, русый и милый, качается прямо в сердце,
Задевая его каждым своим завитком.
Так зачем сомневаться: во благо ли встреча
И смотреть на тебя, минуя взгляды, тайком.
Прорастает во мне желание встречи
И разная ей подобная чепуха.
И тает, и тает во мне недоверия глетчер,
И мои к твоим стремятся уже облака.
И сердце уже изранено каждым взглядом,
Щупают взгляды небо с тоской: спасения нет.
И, как маленький ребёнок, жмурясь, шепчу я: «Не надо»,
Но сладкая боль пронзает мне сердце в ответ.
***
Над верою моей рождается печаль:
Как втиснуть в узкий день огромность мира?
Скорей, скорее в ночь, беспечный мой, отчаль
И не купись на ангельскую лиру!
Скорей, скорей огонь возьми в свою ладонь,
И оживляй его своим дыханьем.
Забудь, что было днём, забудь, что было днём-
Не выше ли его ночная тайна?
Над городом моим в небесных тростниках
Летит луна, как огненная цапля.
И звёзды, как пунктир ночного дневника-
Средь темноты мерцающие капли
Не нанеси урон дневному рубежу,
Не вспоминай про день, его заботы.
Я никому про ночь, клянусь, не расскажу-
Фантазии немеркнущие соты.
***
Кредо твоих фиаловых губ-
Дорог и люб.
Кредо твоих распахнутых рук-
Счастия круг.
Кредо твоих сияющих глаз-
Только сейчас.
Кредо твоих агатовых ног-
Вот он- мой бог.
Там он таинственно чудный цветок-
Нежен и строг.
Не сожалея! – вся хороша!-
Жаждет душа.
Сердце бушует, как в мае метель-
Милая, верь.
Неба дороги, земные пути-
Вместе летим.
Будет прекрасен этот полёт-
Солнце встаёт.
Солнце огромное плещет в груди-
Милая, жди.
Каждому стуку наших сердец-
Звёздный венец.
И, поверяя счастьем свой путь,
Милая, будь.
***
Мера длины поглощается мерою света,
Центнера три забот висят на моих плечах
Ночь на день налагает своё безупречное вето,
Частично день идёт кое-где, при свечах.
Все мадонны, взрослея, уходят в путаны,
Все путаны, в конечном итоге, вершат повсеместно мораль.
Все декабри, январи, феврали хрустят под ногами,
Но даже этого грешного хруста не жаль.
О господи, в чём виноваты мы все пред тобою?
И какова сентенции этой мораль?
Неужто всё небо в апрелях во всех голубое.
И сердце сжимает в любом из мартов печаль?
Да, вы правы: мы все потихоньку доходим до ручки.
Под тяжестью всех уколов, насмешек, обид.
Между добром и злом не яственна очень разлучка.
Эта тончайшая грань и есть и совесть, и стыд.
Но всё равно потихоньку мужают все вёсны,
Все феврали проползают сквозь щелочки в март.
И не поймёшь: не то рано, ещё, не то уже поздно.
И по ветру летит колода разбитая карт
Не то растаявших дней, сифонящих острой жалью,
Не то несбывшихся, канувших в Лету потерь.
И застит не суета сует- суета обычная- дали,
В которые верить приходится даже теперь.
Потом тем более. Дней позвонки считая,
Вправляя их и слушая радостный хруст.
И не то живя, и не то не живя- обитая,
Помня лишь то, что когда-то тебя наизусть
Заставили помнить: присягу, что должен дневальный
И что не должен дежурный по роте, тем паче начкар1.
И в груде пёстрой событий этих обвальных
Зияют, как вспышка, бемоль, диез и бекар.
1 – начальник караула
***
Августовские любовники лежат, пересыпаны хмелем,
Перевиты цветами,
Полные той тяжестью наслаждения,
Которая даётся лишь зрелой страсти.
Они слышат щебет звёзд,
Крики ветра, паденье яблок,
Их мирозданье полно с краями,
Как чан с бродящей насыщенной брагой.
Они ощущают запахи ветра,
Стрелы, дождей, сырое дыханье туманов.
Августовские любовники лежат,
Уткнувшись плечом в плечо,
Ощущая свою наготу
И наготу юного сильного мира,
Чьей частицей, в общем-то, они и являются
И у них странные желания появляются:
Увидеть Марс, походить по Луне
А как там на дне морском?
И много вопросов о разном другом.
Им можно: они- августовские любовники.
***
Светила сгорали средь мрака,
Сто раз обновлялась земля.
И хрупкие тонкие злаки,
О свете и зное моля,
Тянулись к высокому небу,
К короткоживущей звезде,
Что «солнцем» мы звали издревле.
И славим всегда и везде.
Сменялись эпохи и эры,
И ящер пером обрастал.
На сушу стремилися звери
И тот, кто икринки метал,
Уже из скорлуп вылуплялся,
И даже рождался живьём.
Муфлоны, трубящие басом,
Стелились над первым жнивьём.
Средь этой красы первозданной,
Ища и еду и ночлег
Скитался по джунглям веками
Творенья венец- человек.
«Ещё не написаны Вертер»,
Ромео, Джульетта, Тристан.
Ещё он, спасаясь от смерти,
Не слишком-то верит мечтам.
Ещё он не Рембрандт- рисует
На скалах, в пещерах углём
Ещё он не Гёте- тоскует
О вечности; молний излом-
Он обожествляет и Фидий
Таится в угрюмом зверьке,
И всё, что он слышал и видел,
В своей первобытной тоске
Он запечатлеет и в звуках,
И в охре, и в глины кусках.
И проблеском первой науки-
Осмыслить извечный свой страх
Попытка, из темени - к свету,
Вперёд- к небоскрёбам, к мостам,
В неведомый космос полётам,
К ещё непрожитым векам!
Скитаясь, плутая во мраке-
Средь жизни стеблей стебелёк-
По тайным неведомым знакам
Средь тысяч неверных дорог
Восходит по древу он жизни,
К вершине, к вершине самой.
Когда-то комочек лишь слизи,
Качаемый мутной волной.
Когда-то всего звероящер-
Мелькают девон, мезозой.
И вот уже прямоходящий,
Упёрся он в землю стопой.
И вот уже взял он дубину,
И вот уже лук изобрёл.
Обрёл он сознанье и имя,
Среди городов он и сёл
Торговец, пастух, землепашец,
Творец пирамид и плотин.
Но старше, и старше, и старше,
Сильней и сильней исполин.
Но где же предел его роста-
Быть может, начало конца?
И лишь равнодушные звёзды.
Спокойны к делам храбреца:
Всё это случалось и раньше
На сушах случайных планет.
Восторг созиданья, а дальше
Итог эволюции – смерть.
Так было. Так было и будет:
Средь вихрей, пылающих звёзд
Глядят в Мироздание люди,
Решая извечный вопрос.
***
Позлащённые купола.
Рифма рифму и родила.
Позабытые- всех миров
Ненадёжный вполне покров.
Сомне- ваешься- уезжай,
Оставляя себя на чай,
На улыбку, на горький смех,
На мыслишку: «Один из тех».
Не из тех, кого я не встретил.
По- иному: один из этих.
Эта горняя высота.
На обычности дух- клевета
Нет ведь низкого без высот.
Верно также наоборот.
И песчинка родной земли-
Незабвенные корабли,
Что уносят в далёкий край.
Тот на память простую пай,
Что даётся любому из-
Окончанье его- карниз,
Мостовая; лягушкой тел
Кто с карниза того не летел.
Встречь- протест души- мостовой,
Торжествуя пока живой.
Вот и встреча, чужая земля,
Этой временем муки не для.
И вломившись не в этот свет
И- найдя ли? – себе ответ
На морокою из морок
Всех вопросом измучивший бог:
Существует ли? – если нет
Для чего тот и этот свет.
И летят на помин души
Небоскрёбов чужих этажи,
Усмехается Бруклинский мост,
Проплывая по курсу «ост».
Усмехаются корабли
И на кромке самой зари
Ангел белый, чище чем снег
Принимает смирение век
Понимает смирение рта
Слаще миро- была б клевета.
Слаще правды- любой навет.
После смерти- смирения нет.
Тот же колокол, тот же бунт,
Та же правда и тот же шут.
Злоязыкого правда рта
Не постыдная ль клевета.
Для других? – для себя же нет.
Что изменит банальная смерть?
Даже в смерти банален слог.
Пожинай свою истину бог.
Тот же в жизни, и тот же в смерть
Поубавившая на треть
Спеси, смеха- трепещет душа.
Или чем-то другим глуша
Вопль отчаяния, уход-
Никогда уже не соврёт.
Скажем проще: изменит суть
Ну а где же громовое: будь.
Ну а где же творящее- стань.
Или смерти обычная дань
Изменение сути, слов,
Всей фонетики, вся любовь
Разменялась на новый слог.
Дай ответ, если можно- бог.
Все ответы на той стороне
Эхо ночи ответствует мне
Все ответы получишь потом.
Отвечает мне эхо ртом
Скал, ущелий, оврагов, рвов
После смерти и вся любовь
Весь веками накопленный пыл-
Понимает тот, кто любил
А не понявший- не поймёт.
В поцелуе сгорающий рот.
Мукой неба, отрадой земли
Через ночь плывут корабли.
А на них не один Харон.
Тьма Харонов- поёт Эон
Аонид излюбленный край-
Остановка последняя: рай.
Предпоследняя верно: ад
Каждый будет знакомству рад.
С чуждой сутью, чужим огнём.
Ну а дальше: шуми Эон.
Дальше, дальше, иному встречь.
Где совсем по-иному речь.
Обозначит иную суть
Не для всех предначертанный путь.
И желанный не всем; не для всех,
Как купи;на горящий грех.
Или правильней - купина;.
Весь синтаксис - не для меня.
Вся фонетика, высший смысл
Для души непонятных числ.
Звезд, созвездий, иных миров,
Не разгаданных мною снов,
Яви, понятой мной не так,
Умирающей на устах
Правдой- правда- не та же ли ложь?
А иного- не предположь.
Всё иное- иному; иной
Не моею совсем виной.
А иная- иная и есть
Недоступная сердцу взвесь.
Слово чуждое мне, фантом,
Не моим изречённое ртом.
***
Золотая джонка
По простору жёлтого Меконга,
Где рыбёшку ловит ребятня,
Джонка, джонка, золотая джонка
Вся из пены синего огня.
И вьетнамка с чёрными глазами
И пушистой чёрною косой.
Смотрит, смотрит на тебя часами,
Просто смотрит, смотрит- вот и всё.
Пусть не знает: чья же это джонка.
Да и ждёт, наверно, не меня.
По простору жёлтого Меконга,
Мешковинным парусом звеня,
Проплывает чудо расписное,
Приподняв высокую корму.
Над Меконга желтою волною
Поплыву в родную сторону.
Там- то встретит девушка другая.
Да такая: лучше и нельзя.
Для меня её коса тугая
И её красивые глаза
И раскинет руки для свиданья,
Забредёт в высокую волну.
Поскорее девушку отдай мне,
А не то от горя утону
Потому и парус мешковинный,
Потому и быстрая волна,
Чтобы встретить поскорей дивчину,
Чтобы не забыла про меня
По простору жёлтого Меконга,
Где рыбёшку ловит ребятня,
Джонка, джонка, золотая джонка
Вся из пены синего огня.
***
Путём генной мутации
Мы получим летающие акации.
Путём генной инженерии
Мы получим человека- машинерию.
***
Вся рассыпаяся на брызги,
И камешки и тишину.
Вся рассыпаяся на искры,
На радуги, волна волну
Пронзает в блеске изумрудов,
В сияньи пенно- голубом.
Как будто с синевой сосуды
Вдруг опрокинулись вверх дном.
***
Георгию Ива;нову
У Вас папироса в зубах,
Как вечности знак и таланта,
Волос сверкающий лак
И запах шикарный «Спуманте»
У Вас брезглива губа,
У Вас надменные скулы.
Вы любите только себя
И моря далёкие гулы
Вы любите отсвет зари
И пыльные библиотеки,
Где ждут Ваших рук словари,
И ждут Ваши женщины смеха,
И шуток, а Ваши друзья
За Вас без раздумий на плаху.
Ни в чём отказать Вам нельзя,
Ни в чём Вы не знаете страха
Всё тот же насмешливый взор,
Всё те же холёные пальцы.
С судьбою удался Вам спор:
Вы в нём победили, признаться.
Ну кто ещё мог так писах:
Изысканно, скупо и жарко?
Вы притчей во многих устах,
От бога России подарком.
***
Я знала Вас ещё до этой встречи,
В потусторонности немых орбит,
В пылинках звёзд, в эфира серебре,
Где выгнулся дугою Млечный путь,
Где есть лишь сказки- только без начала,
Где есть лишь байки- только без конца.
И, право слово, не могу сказать я,
Что раньше я не понимала Вас,
Не принимала Ваше добросердье
И вежество распахнутой души.
Ну, а вчера внезапно поняла я,
Что вы меня не сыщете вовеки,
Что я сама должна торить дороги.
Без карты, без намека, без компа;са,
А полагаясь только на себя,
И зная, что при встрече Вас узнаю-
Да только состоится ли она?
***
Я в городе милом, в который не зван,
Где пахнет предательством каждый роман
Я в городе милом, которого нет,
В котором уже не наступит рассвет,
В который уже не пробьётся закат,
Где грома весеннего каждый раскат
Почти с канонадой военною схож,
Где молний зигзаги похожи на нож
В руке у бандита, в руке палача,
Где нет нам защиты, где рубят сплеча,
В котором от верности нет и следа.
Где каждому счастью- по чину- беда.
Где клятве положен обман и навет,
И где рассекретят вернейший секрет,
Где будут раскрыты любые дела,
И где никогда ни одна не жила
Принцесса, царевна и фея из грёз,
Где много печали, страданий и слёз.
Где счастья- на каплю, на вечность- беды-
Туда и направлю свои я следы.
***
Я забываю даты, лица,
Но забываю, не скорбя.
Кармен, весёлая блудница,
Как мне подняться до тебя?
Твоей испанской жаркой крови
Как ощутить горячий ток?
Всё это связано с любовью
И здесь отсутствует порок.
Тебя ведёт Андалузии
Великолепная звезда.
И волосы твои густые
В моих ладонях, как вода.
А это тело обжигает.
О, как прекрасен жадный рот!
И, словно тетива тугая,
Стрелу пустившая в полёт-
Так прихоть и твоё желанье
Тебя уносят навсегда.
Тебе не нужно оправданья
И дней веселых череда
Тебя подхватит и поднимет
И до небес превознесёт
Средь ниш с мадоннами святыми
Пусть беззастенчиво цветёт
Краса, доступная немногим.
Как ты безжалостна, Кармен?
Не властны смертные и боги
Над чередой твоих измен.
Рука, привычная к навахе1
И сердце, где любовь и месть.
И смерть ты приняла без страха-
Так высока в цыганке честь.
1- испанский нож с кривым лезвием.
***
Всё исподволь, всё исполу;.
С тобой мы спали на полу.
С ковра затёртым красным мехом.
И кто-то на тебя со смехом
Поставил ногу и ушёл.
И след заметен хорошо
На комбинации твоей.
И на комплекции моей
Не отразилась эта ночь.
Ступай, зови, чтоб мне помочь
Одеться в бриджи и сюртук.
И заодно готовь фриштюк
В окурках пол, заплёван весь.
Авось, тебе убавит спесь.
То, что ты спала на полу.
И с кем? Со мной! И не балуй
Уж ночь прошла. Я пуст и звонок.
А ты ещё совсем ребёнок.
***
О, Шемайя, Шемайя,
Лупоглазое божество.
Лишь пучок травы закрывает
Богоданное естество.
Три руки и четыре глаза
И отвислый овечий зад.
Но всего сильней поражает
Твой жестокий и хищный взгляд.
И четыре напруженных члена-
Им на жертву только девиц.
Точно угль горит раскаленный
Твой рубин в одной из глазниц.
О, Шемайя, Шемайя,
Негритянское божество.
Хитрый жрец судьбу открывает
Лишь за мзду, ну так что же с того?
Обожжёная в пламени глина-
Твой обширный всеядный живот
Прикоснуться к себе разреши мне,
Чтобы мне уйти от невзгод.
Ты даруешь слабым удачу,
Посылаешь оленя стрелку,
Исцеляешь хромых и незрячих.
И даруешь коня седоку.
О, Шемайя, Шемайя,
У тебя довольно невзгод.
Лупят палками, в реку бросают,
Набивают калом живот.
Пусть сегодня они покорны-
Завтра верят другим богам.
Подошли со смиреньем притворным
И сложили дары к ногам.
О, Шемайя, Шемайя-
Однодневное божество.
Мажут губы жиром, лобзают,
Лупят палками. Ничего.
У людей такая же участь:
Мало радостей, много невзгод.
Даже вера- и та по случаю.
Заклинанья жреца певучи-
Этот знает всё наперёд.
***
За что же любят красавицу?
За так. Понимаете, нравится.
А скромных любят, естественно,
За то, что отдали девственность.
А милых любят за обаяние-
На это есть у парней обоняние.
Скажите, за что же любят уродину?
Уж не за то ли, что любит Родину?
***
Выхожу один я на дорогу.
Выхожу один? И слава богу.
Но не шлёт всевышний мне попутку.
Я один топчусь по первопутку.
Мёрзну на ветру и на морозе.
Где-то рай, цветущие мимозы
И пижонят в юбочках девчата.
Я же крою незадачу матом.
Нет попуток- хоть умри, хоть тресни.
Умирать- так с музыкой, так с песней
Что же петь? Классическое б что-то
С губ застывших сходит безотчётно:
«Выхожу один я на дорогу».
Хоть одну машину, ради бога!
Но не шли, всевышний, легковушку.
В ней сидит предатель и двурушник-
На меня посмотрит равнодушно:
«Много вас и очень это нужно».
И промчит авто, обдав презреньем.
Я пою и легче мне от пенья.
Где-то мчат роскошные «Камазы»,
Что по двое забирают сразу.
И тепло, и вольно, и уютно.
Разговор завяжется попутно
И мои рассеет он сомненья.
И у бога попрошу прощенья:
Есть, мол, доброта и милосердье:
Посмотри, всевышний, на соседа.
Он рулит, из пачки тянет «Приму»
И глотает дым, как одержимый.
Это свой, трудяга терпеливый.
И в кабине я почти счастливый…
Всё мечты. До отчего порога
Остаётся, в общем-то, немного.
Лишь на градус повёрнулся глобус-
Не дождался и ушёл автобус
В рёве разыгравшейся метели
К небесам молитвой полетело:
«Ведь один я вышел на дорогу.
И прошу я, в общем-то, немного.
Не толпа весёлых экскурсантов,
А до дому рвущийся курсантик».
И услышал бог мою молитву.
Если б мог- поставил бы поллитру.
Тормозами взвизгнула машина,
И ушла дорожная кручина
Ведь для счастья нужно-то немного:
Я почти у отчего порога.
***
Финал. Свисток и взоры ребятни
Прикованы к хоккею и по праву.
А шведы рвутся так, как будто бы они
Не могут рассчитаться за Полтаву.
Иди вперёд. На обыгрыш рискни.
Сражайся до конца или умри со славой.
А шведы рвутся так, как будто бы они
Не могут рассчитаться за Полтаву.
Добро бы чехи. Но они в тени-
Сидят себе тихонечко над Влтавой.
А шведы рвутся так, как будто бы они
Не могут рассчитаться за Полтаву.
Уже секунды тянутся, как дни.
Нас меньше- так решил судья, сморчок плюгавый.
А шведы рвутся так, как будто бы они
Не могут рассчитаться за Полтаву.
Уже и ноги ватны- не стони!
И нас уже, как в качке, заболтало.
А шведы рвутся так, как будто бы они
Не могут рассчитаться за Полтаву.
Возьми, коль сможешь! Здесь мы, вот они-
Такой хоккей вам явно не по нраву!
Но в этот раз, хоть трижды осени,
Вы не сведёте счётов за Полтаву.
***
Легкоструйно, легковейно,
Осиянно лунным светом.
Я взирал с благоговеньем,
Верил колдовским приметам.
Был шершав песок залива,
Как котёнок, мягок ветер.
Ты была нежна, стыдлива
И прекрасней всех на свете.
Синих звёзд в ночи мерцанье,
Синий взор моей любимой.
Я не мучился незнаньем
И звезде присвоил имя.
Той, что ко плечу пристыла
И была со мною рядом.
Неужели ты забыла,
Что, отравлен грусти ядом,
Я предчувствовал измену:
Слишком было всё прекрасно.
И настали перемены,
Вместо звёзд пришло ненастье.
Мне одна звезда осталась
С нежным именем любимой.
Губы, может, улыбались,
Повторяя: «Ах, Марина».
Море сине, точно очи
Девушки моей любимой.
Шепчут звёзды среди ночи:
«Ах, Марина, ах, Марина».
***
Какая каменная скука
Сковала эти вечера?
Всё изменившая разлука,
Сегодня, ставшее вчера.
И руки отпускают руки,
Уже надежды не тая.
Любовник ли, любимый ль, друг ли?-
Не угадаешь, потеряв.
Надежды тоненькая свечка
Сгорит до самого конца.
Спокойной станет, но не легче.
Черты любимого лица-
Им воскресать и забываться,
Стереться, точно старый грим.
Какое счастье- не влюбляться!
Какое горе- не любим!
***
Я знаю: нужна со временем сверка,
Чтоб мы не забылись, а стали мудрей.
Идёт печальная пенсионерка.
В пальто, переросшем её дочерей.
Когда-то ходила в красной косынке,
Была комсомолка, ударник труда.
И если б в те годы её спросили
О будущем- страстно вскричала б: «О, да!»
И были близки грядущего дали,
До коммунизма- рукою подать.
Сейчас же плачет: «За что страдали?»
И чем ей юность свою оправдать?
Ведь было всё на митинго;вом крике.
Всё лозунг, порыв и страстность: «Даёшь!»
Давали. И как давали! И дико,
Что вместо счастья- истёртый грош.
По двадцать лет в общежитских покоях.
Чего уж о муже, о детях, семье!
О, если бы знали, что ждёт их такое,
Что их пригвоздят к позорной скамье!
И будет старость- ушедший поезд,
Который уже никому не догнать.
Вожди, в стене кремлёвской покоясь,
Если б могли на это взирать.
О как была бы скверна их усмешка!
О, как бы издёвка текла по устам!
Мы были пешки, обычные пешки,
Которые верили хитрым ферзям.
Я в это время и в плане не был:
Меня зачали много поздней
Но эти ломти засохшего хлеба,
Но эти гроздья созревшего гнева-
Они дошли и до наших дней.
И чем помогу я этой старухе,
Которая трудно жизнь прожила?
Кому б за неё влепил оплеуху?
Кого бы рвал за такие дела?
Ведь жребии были не идентичны:
Ведь кто-то с пайком имел лимузин.
И эта старушка- улика, поличное,
С которою схвачен социализм.
1990г.
***
Сквозь клубы пыли, сквозь тысячелетья.
Летят амазонки на лёгких коня;х.
А это- предвестник вернейшей смерти,
И тело скуют усталость и страх.
Они подскачут, и их царица
Взмахнёт копьём: «Расскажи о себе.
Посмей в своих надеждах открыться.
И вверься потом лучезарной судьбе:
Ведь ты уже на пороге рая
Один из этих жалких мужчин»
Но я рассказом своим отыграюсь-
Раз этого вы хотите - аминь.
Я буду мерзок и зол в квадрате,
Страшней, чем Синяя Борода.
И мне царица крикнет: «Предатель,
Тебя не отпустим мы никогда.
Ты будешь с нами в походах наших.
И смерть увидишь многих мужчин».
И я, бедолага, которому страшно,
Я буду смеяться почти без причин.
Я буду рад такой перспективе,
Хотя на лице- изумленье и гнев.
Я стану спутником их неучтивым,
Этих таких неженственных дев.
***
Рука не моющая руку.
Надёжная вполне рука,
Что открывает дверь без стука,
Как луч, пронзая облака.
И хватит ли моей удачи
Хоть отчасти, от всей души…
Лишь странником в толпе незрячей,
Считающей свои гроши.
Рука такая дорогая-
Как раз была б она по мне.
И, в смысл прожитого вникая,
Доволен я теперь вполне
Но не собою, а тобою:
Я за плечом- как за щитом.
О ты, не ставшая судьбою,
И не сказавшая мне ртом
Прекрасным, как и вся прекрасна
О дружбе или о любви.
И все ушедшие соблазны
Не растворяются в крови,
А канут в ночь, где в недотрогах
- Уж слишком далека!- луна.
Ах, ради бога, ради бога!-
Смеюсь- не ради же меня.
***
Я тяну золотую тоню:
Месяц, солнце и звёзды в ней.
Трепыхание звёзд полусонных
И мерцанье неясных теней
В ясном солнце, почти как медуза,
Дышит жабрами лунная муть.
И шаланда осела от груза
И трепещет от радости грудь.
Что ж, вкусил я рыбацкого фарта,
От удачи ликует душа.
Без печали теперь, без азарта
Отпускаю улов, не спеша.
Я на волю теперь отпускаю
Бледноватое злато луны.
Лёгкий месяц во тьму уплывает,
В шевеленье ночной тишины.
Солнце взвилось подобьем жар-птицы,
Освещая просторы земли.
И уставшие в лодке томиться,
Синий свет испуская, ушли
Звёзды- тихие, милые звери,
Безобидны, не плача, не злясь.
И, направив свой парус на берег,
Я лежал в этой лодке, смеясь.
***
Когда-то предок мой косматый
Огонь из камня добывал.
Щепа дымила; трижды клятый,
Вдруг в трубку бересту сгибал
Огонь, и были все довольны
И грелись возле очага.
И тянется рука невольно
К тому теплу; и так легка,
Приятна мысль об этом средстве,
Что через тысячу колен
Я представляю: с благородством,
Когда мелькнёт в пещере тень
Моя - меня к огню усадят,
Дадут глодать олений бок.
Пусть кзамы хитрые в засаде.
И лев пещерный недалёк.
В плетёнке золотое пламя,
И веточки в него суют.
Страшнее, чем Шекспира драма,
Ужаснее, чем божий суд,
Когда мерцающие угли
Становятся пустой золой-
Тогда весь род молчит в испуге.
И кто-то дерзкий, молодой
Идёт за краснозубым зверем
С палицей на литых плечах.
Быть может, он вернёт потерю,
Чтоб снова мог разжечь очаг
Старейшина, и будет праздник.
Все будут сыты и в тепле.
Виновник торжества, проказник
Лукаво прячется в золе,
Гудит средь веток ароматных
И песнь спасения поёт.
Косматый предок бубен схватит
И час камланья настаёт.
***
Всё в этом мире дышит тайной,
Всё- сил неведомых нам ков.-
Как облик красоты случайной
Из лёгких быстрых пузырьков
Ажурной пены- как же рады
Пленительной её красе
Чудищ подводных мириады!
И на песчаной на косе,
Куда её волна выносит,
Всё дышит таинством любви.
Как стебли водорослей, косы
И складка каждая таит
Дыханье неги, сладострастье
И ожиданья чистоту.
Но не приносит людям счастья
Пришедшая из вод в цвету.
Юпитер- счастливый избранник.
Как не завидовать богам!
Он лоно девственное ранит,
Склонив её к своим ногам.
***
Прекрасное- всегда неповторимо.
Какая попа у моей любимой!
***
О умри павиан: в этот сумрак
Бесполезно тебя опускать.
С темнотою приходит безумье,
И с себя полномочья слагать
Соглашаются твари земные,
Повелители светлого дня.
И приходят по праву иные,
Что страшат и ворожат меня.
То летучие юркие мыши
И болотная мерзкая тварь.
Ты прихода её не услышишь
И тебя заворожат, как встарь,
Неподвижные темные очи,
Беспощадное сердце ночных.
Павиан, в этом сумраке ночи
Ты застыл, ты угас, ты утих.
Да, хвалебное пение солнцу,
Ослепительной ярости дня.
Мы- дневные- умнее и тоньше.
И почти не боимся огня.
Мы познали и ярость, и силу.
Слишком жгуча в нас алая кровь.
И за то мы ночных не простили,
Что они не приемлют любовь,
Что они об удаче не знают,
Об охотничьем гоне дневном.
И за это мы их проклинаем,
И за всё, что творится тайком.
Пусть пучок ослепительный света
Ночью тёмною в сердце живёт.
Мы- дневные и кровью отметим
Златоглазого солнца приход.
***
Когда срываются с фундаментов,
Из флегмы вырвавшись, дома,
Идут, сметая всё в беспамятстве,
Как фурии, как смерть сама.
Зима настраивает скрипку,
Под музыку роится снег.
И неподвижная улыбка
Таит безумье, а не смех.
***
Из окон москательных лавок
Колониальные товары.
Из чешуи базарных давок,
Где греют воздух самовары.
И зычный глас и крик торговли
И голуби обсели кровли.
Кальян в руке у турка в феске.
Курильня опия рядком.
Дома, как волны в шумном плеске,
Застыли. Разве не знаком
Стамбула профиль авантажный,
Где уживаются отважно
Бродяги, воры, проститутки,
Кипят где страсти не на шутку?-
Восток ведь он и есть Восток-
Застывший на века восторг.
***
В расширяющейся вселенной,
В разбегающихся галактиках
Лишь любовь остаётся нетленной
И нетленна навеки Арктика
Сих торосов белейший лёд,
Ослепительно тугоплавкий.
Этих демонов белых полёт,
Этих самых податливо мягких,
Что тебя с головой погребут
Под сугробом и под забвеньем,
Белым саваном оплетут,
За безвестность взимая пени.
В расширяющейся вселенной,
В разбегающихся галактиках.
О тебе мои сожаленья
И восторги мои об Арктике.
Этот дактиль горчит мне рот,
Морщит губы нелепая рифма,
Потому что во мне живёт
Та забытая всеми нимфа,
Что пыталась сквозь гипсовый рот
Рассказать обо всём подробно
Я молчу и молчу, а речёт
То, что целое, а не дробно
Что белее сиятельных льдов
И честнее упругой метели.
Не считает своих годов
И не прячет надмирных целей.
Сожаления - свысока
И кивком разрешенье, прощенье.
Потому и бела рука
Потому и невнятно значенье
Всех, кто служит лишь белым льдам,
Поклоняясь лишь белой вьюге.
О кому же тебя отдам!
За какую отдам услугу!
Слава богу, что ты - одна,
Слава богу, что ты – бесцельна.
Наше дело теперь- сторона.
Преклоним же свои колена,
Поклоняясь лишь белым льдам,
Ослепительно тугоплавким.
Никому тебя не отдам-
Ни сутане, ни камилавке
И ни жёлтому янтарю,
И ни телу волны солёной-
Я самой себе подарю
Даром вещим и потаённым.
Володей же одна, одна
И теперь ничего не бойся,
Потому что моя вина-
Все твои бесполезные свойства.
Белый бубен и синий пень
И камланье слепящей вьюги.
Потому что настанет день-
Онемеют уста и звуки,
Станут звёздами и волной,
А волна засияет звездами
Лишь тогда ты будешь со мной.
И совсем никто между нами.
Лишь тогда- и молчанье, и тень
И охапки холодного ветра.
Он уж близок, твой главный день,
И совсем ничего до рассвета.
И глаза заслоняет ладонь
И звезда леденеет над нами.
Я тебя умоляю: не тронь
Бесполезно пустыми словами.
Не скажи, а смолчи и смолчи.
Пусть молчания совере;ны
Под твои голубые лучи,
На твои голубые ступени,
Что уводят на самое дно,
На чужбину далёкой вселенной.
С нами Арктика заодно.
С нами нощно и с нами денно
То, что ждёт и не ждёт свой час
В звёздном тереме, в сердце вселенной.
С нами Арктика и за нас
И её ослепительный гений.
***
Для пробы пера годится и ручка,
Годится дрянной пожелтелый листок,
Когда, отхандрив и себе же наскучив,
Ты ловишь струящий из сердца поток.
Он хлещет, блистает, в огнях и зарницах,
Такой же нетленный, как ночь рождества.
Затопит луга и затопит страницы,
И кругом, и кругом пойдёт голова.
Всё вспомнится разом, причудливо, странно
Изменит и облик, изменит и стать,
Чтоб сбыться твоим и чужим ожиданьям,
И чьи-то надежды тобой оправдать.
***
«У Лукоморья дуб зелёный»
Сидит кикимора влюблённа.
И цепь грызёт златую ртом
И хочет убежать с котом
А кот- увы!- направо ходит.
И ничего там не находит.
Налево- сказки говорит.
- Но для кого их говорит? -
«Там чудеса: там леший бродит»-
- Орёт при всём честном народе-
«Русалка на ветвях сидит»
- Через пенсне на всех глядит-
«Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей».
Там сослуживец мой Серёжка
Гоняет пьяных егерей-
«Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон и дверей».
И бабка старая сторожко
Стоит навроде вратарей
У окон тех и тех дверей
«Там лес и дол видений полны»
- Пресыщен зритель полусонный-
«Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой».
А как же дальше баит сонник
Об этой сказке непростой?
«И тридцать витязей прекрасных»
- На тридцать всё-таки согласны-
Чредой из вод выходят ясных»
- А под водою не опасно?-
«И с ними дядька их морской»
- Смотри заботливый какой!-
«Там королевич мимоходом
- Опять пред всем честным народом-
Пленяет Грозного- царя.»
- А Грозный был хорош. И зря
«Там в облаках перед народом
- Каков у них прогноз погоды?-
Через леса, через моря
Чрез светлы очи рыбаря-
Колдун несёт богатыря»
- Летит чему благодаря?»-
«В темнице там царевна тужит»
- А бурый волк готовит ужин,
- Который никому не нужен.
- Ведь ясно сказано, что тужит-
«Там ступа с бабою- ягой
- Зачем связалася с каргой-
Идёт – бредёт сама собой».
И все кричат наперебой:
«Иди – бреди и черт с тобой».
« Там царь Кащей над златом чахнет».
- Но златом на Руси не пахнет-
«Там русский дух» - и как главбух
Ищу я этот самый дух.
Глушил Раскольников старух,
Но это- между прочим вслух-
« И я там был и мёд я пил»,
Затем, что гостем званым был.
«У моря видел дуб зелёный»
А кот с кикиморой влюблённой
Сбежал, поганец и злодей,
И цепь упрятал от людей.
И там сидел я до рассвета,
На дуб тот составляя смету.
***
Московский Блюз
Меня по ошибке взяла ты в метро
Под руку, под руку.
Тогда я не понял, как мне повезло,
В чём штука, в чём штука.
Нас снова и снова сводили пути,
Всё те же метровские линии.
Тебя я не мог- ну никак!- обойти,
Влепила мне под ватерлинию.
В кружении улиц, ночных площадей,
Скамеек у скверов,
Я понял, что вляпался я без затей,
И стало мне тошно и скверно.
Ну что бы судьбы повернуть колесо.
Левее, правее, но вывернуть
Но прямо, но прямо, но прямо и всё,
Точнёхонько под ватерлинию
С татарским лицом белокурый мой друг.
Скамейки подёрнуты инеем.
В кружении улиц, в скрещении вьюг
Судьба отыскала посыльного.
Горящие буквы ночного метро,
Порталы пустых стадионов
Какими ветрами тебя занесло,
И кто почтальоном?
И в стуке колёс, и в мерцанье огней
Всё та же, всё та же
А как бы мне спрятать тебя поверней
Авось, не отыщут пропажу.
И в солнечной скверне, и в лунной тени
Всё та же, всё та же.
А вот уже рядом, а вот уж они,
Судьбы непреклонные стражи.
Но я завещаю походку твою
Грядущему веку.
А я о бессмертье с тобой говорю:
Не дай же пропасть человеку.
В скрещении улиц, в мерцанье огней
Грядущему веку.
А вот и разлука из царства теней
Бредёт издалёка
Но что бы то ни было, солнцем клянусь
И первою встречей.
К тебе из любых расставаний вернусь.
Разлука не вечность.
А жизнь коротка: остановка метро,
Как свет из туннеля.
Мы встретились, - скажем, что нам повезло.
А в смерть я не верю
***
Ты- мой светоч, мессия,
Луч, пронзающий тьму
Твои боли, Россия,
Как свои, я приму.
Твои боли, Россия,
Твой высокий удел,
Знамена боевые,
Тяжесть мирных всех дел.
Присягаю, как небу
И как синей волне.
Твоим млеком и хлебом
Жить, как прочим, и мне!
Твои песни мне слушать,
В твои ночи любить
Твою нежную душу
Никогда не забыть.
Я твой колос, частица
Твоей чёрной земли.
Я - твой голос. Мне снится
Песнь за речкой вдали.
Присягаю, как звёздам,
Как метели твоей
Присягаю, как грозам
Средь сухих ковылей.
И, как матери, верю,
И, как мать свою, чту.
Твои боли, потери,
Твою грусть и мечту
Принимаю всем сердцем,
Каждым стуком его.
Твои крест, полумесяц-
Свет окна моего.
Я умру- раз родился
В свой положенный срок.
Лишь одним мне гордиться:
Что Россию берёг.
Что снега голубые,
Никогда не забыть
Может, мы и любые-
Только б Родине жить.
Только б шириться песням,
Только б веснам звенеть
Средь просторов чудесных
Василькам голубеть.
Только пели бы птицы,
И звенели б ручьи.
Только б девушкам сниться
Мы ночами могли.
Мы под ношу любую
Подставляем плечо.
Пусть враги не балуют
Воевать горячо
Мы умели, умеем,
Верю: будем уметь.
То, что мы не допели-
Нашим детям допеть.
Нашим внукам гордиться
Этим небом, землёй.
Кто в России родится-
Тот уже удалой.
Тот, кто пил её воды,
Тот и чист, как родник,
И в урочные годы
К её мощи приник
Я – пылинка средь нивы,
Я – всего колосок.
И покамест был жив я,
Помогал ей, как мог
Эта вера мне душу
Согревает теплом
Не согнусь и не струшу-
И стоять мне на том.
***
Я стою у края бездны,
Ночи на краю.
И шепчу я с укоризной:
«Быть тебе в раю».
Что ж ты ходишь и чаруешь
Молодость мою.
Всё равно потом забудешь
Про любовь свою.
Серый мох сказаний древних,
Леший на болоте
Ах, твои заботы мне бы-
Быть мне беззаботной.
Мне искать звезду и верить
Крохотной букашке.
Серый мох сказаний древних,
Белая рубашка.
В золотистом небосводе
Есть и наша доля
Я колдую год за годом
На песчаном поле.
И у речки синепенной
Где волна с барашком,
Брошу я без сожаленья-
Не вздыхай, бедняжка.
Обману и очарую
Синими цветами.
Ах, гореть напропалую
С тёмными очами
С сердцем, высушенным в звень
Мне в аду, в болоте ль.
Пусть померкнет белый день,
Я смирюсь с охотой.
И косматый леший пень-
Суженый и милый.
Ты ж- моя былая тень,
Я ль не говорила
Что сведу тебя с ума
Наговором лешим.
Подарю тебе дома-
Лешего скворешню.
Среди высохших болот,
Здесь твоя недоля.
Я- судьба, лишь чёт-нечёт.
Только лишь, не боле
***
Я знаю жизнь с ёё трудом вседневным,
С круговоротом буден и забот.
И сам я здесь работник не последний.
Не сомневаюсь я на этот счёт.
Я знаю: чтобы счастие запело,
Должна рубаха липнуть ко хребту.
Коль ты пижон, - мне до тебя нет дела,
Коль не встаёшь ты рано поутру.
Коль ты навильник сена не поднимешь
Мешки с зерном чрезмерно тяжелы.
Поверь, что ты удачу не обнимешь
И от судьбы не будет похвалы.
Я знаю, что вседневная работа,
Она важнее всяких кутежей.
И если нету до труда охоты,
И не твоё уменье протеже,
Поверь, ты зря на этот свет родился
Ты не поймёшь, что значит хлеба кус.
И пусть сейчас мильон других традиций,
Мильоны тех, кто знают наизусть,
Что надо вот урвать и жить барыгой.
«Купи- продай»- профессия одна
но для чего тогда читал ты книги,
не поняв в этой жизни ни рожна.
Но для чего тогда тебя любили
Отец и мать и вся твоя родня
В тебя коль пониманья не вдолбили,
Что без работы не прожить ни дня.
Хвала рукам! Но тем, что пахнут хлебом,
Навозом пахнут, пахнут топором.
Хвала за всё, за всё земле и небу,
Умению в обличии любом.
И радости свершенья, созиданья,
Удаче завершения трудов.
И служат пусть моёму оправданью
Моя работа и моя любовь.
***
Я встретил девушку мечты,
Прекрасней, чем газель
И чудо этой красоты
Мне подарил апрель.
Она не слишком- то строга
К желаниям моим.
Хватило б счастья на века:
Я понял, что любим.
И душу ей открыл свою
И пьесу показал.
Я дифирамбы в ней пою,
За всё я власть благодарю.
Описка- вот скандал.
Частицу «не » влепил зазря-
Порукой честь моя
Меня, недолго говоря,
В далёкие края.
Теперь рисуюсь в зоне я
С окурком на губе-
Была любимая моя
Агентом КГБ
Потом, когда освобожусь,
Жениться всё-таки решусь-
Моя – дурнушки- масть.
А всех красивых, я клянусь,
Завербовала власть.
1989г
***
Как живёте? Да плохо живём.
Хлеб, картова. Ни мяса, ни рыбы.
Бражку гоним да песни поём,
Но за то, что живые- спасибо.
Нет войны, но как будто в Чечне
В городах, а особенно в сёлах
Утонули во тьме и дерьме.
В первый встречный заедьте посёлок.
Всё порушено: фермы, дома,
Дом культуры, столовая, баня.
Потихонечку сходим с ума.
Ну да что там!- всё знаете сами
Все в китайском давно барахле,
Все в обносках. Знакома картина?
Нет ни света, ни газа в селе.
Выручает покамест скотина.
Как зарежем хавронью- живём.
Спичек, сахара, чаю, водяры
Наберём, да и песни поём,
Как Кобзон и София Ротару.
Разговоры- ну сплошь!- о деньгах,
О муке, о зерне, о соляре.
Хоть там немец, хоть негр, хоть казах.
«А в России, повысят, сказали
И зарплату, и пенсию». «Нам
На турецкую пасху – не раньше».
«Им – то что! Хоть пойти по ****ям,
Хоть на Кипры поехать, хоть дальше-
Денег хватит. Вот только народ
Уезжает и мрёт понемногу».
«Только живность, ещё огород
Держат здесь, а не то бы, ей – богу,
Всё продал и уехал». «Куда?
Будто лучше всё в той же Рязани.
И одна у любого беда
Хоть в России, хоть здесь, в Казахстане».
«Обещали зарплату живьём-
Чей-то голос- а тянут резину» -
И такая трагедия в нём,
Будто взрыв прогремел в Хиросиме.
«Как живёте?» Всех лучше живём!
Всё ж на родине- там, где родились.
Водку пьём, после песни поём-
Кроме тех, что, конечно зашились.
1998г.
***
Твои сыны раскосые тебе,
Твои сыны, как степь широкоскулы,
Клянутся, что с тобой в одной судьбе
Они одно и то же. Те же бури,
Что сотрясают гордую Москву,
Трясут и наши ветхие кибитки,
Что за морем всего и всех – в избытке,
Но я в России – матушке живу.
И потому её беда- виной
Моей, сыновьей болью неизжитой.
За то, что в праздник пью твоё вино,
За то, что голод насыщаю житом
Твоим- за это вот моя рука.
Во дни побед и горьких поражений.
Но над тобой проносятся века
Отчаянья, страданья и боренья.
А я – лишь миг, а я – твой краткий слог
В той давней от времён Баяна книге,
В которой- поученье и урок,
В которой- озаренье и вериги,
В которой степи выжжены огнём,
В которой плачут белые берёзы,
Как наши сёстры; неба окоём
Лазурного дождят слепые слёзы
И я не оттого ли стебелёк
Твоей высокой золотой пшеницы,
Что был рождён в положенный мне срок,
Когда судьба назначила родиться!
И рос, и осенён твоим крестом,
Твоей высокой и печальной долей.
Во дни, когда пытают на излом,
Когда во бранном во широком поле
Сошлись беда и горькая нужда
И злом изьязвлены людские души.
Но всё же высока твоя звезда
И светит всем во тьму и свет идущим.
***
Метель царила над всей округой,
Хлестала по окнам картечи крупой.
Как будто зима, оказавши услугу,
- Тёплый декабрь- теперь за собой
Оставила право: сплошной стеною
Брать своё. Понимая толк
В осаде, шла волна за волною
На приступ, Раздёргав небрежный стог,
И разметав, разодрав на клочья,
Искала, что бы ещё натворить.
Чтоб все смогли оценить воочью,
Как умеет она чудить,
Как она всеохватна в движенье,
Как она всеобильна в любви.
Сторицей за каждую малую пеню
Платя, желая всё обновить,
Она наметала до крыш сугробы,
Она пристройки и двор замела,
Как будто демоны в белых робах
Метались в аврале всю ночь до утра.
А утром стихло, и потихоньку
Стали откапывать люди себя,
Затем соседей. У подоконников
Своих матерей за подол теребя,
Крутились чады, и им в новинку
И этот буран и за окнами тьма
И эту ночь, как часть поединка,
Вчистую на шпагу взяла зима.
***
Любовь, она бывает разной
Я все грехи себе скостил
И жар высокого соблазна
Мне кровь и душу горячил.
Нас развели пути земные,
Вновь реки входят в берега.
Все близкие и все родные
Ушли в холодные снега.
И я готовлюсь к этой казни,
Я вспомнил всех, кто сердцу мил.
И память прошлая, как праздник,
Средь одиночеств и могил.
Вы- близкие родные звёзды,
Туман забвенья вас покрыл.
Но я скажу светло и просто
Про всех иных, кто сердцу мил:
Я молод был, а жизнь прекрасна,
И я безумно вас любил.
И жар высокого соблазна
Мне кровь и душу горячил.
***
Летящие по небу шпили,
Распластанный в небе собор,
Гудящие автомобили,
Лощеной толпы разговор:
«О Рашен … Россия… Россия
О Рашен… Россия … О Русь!
Как девка, что вышла впервые
К сватам. Объяснить не берусь,
Где сердце твоё. А в соборах
Угасли уж колокола
Вновь божии храмы в разоре.
Ты с кем эти годы жила,
Что выцвели фрески и краски,
Загажен алтарь и притвор.
И, как чужеземная сказка,
Толпы неродной разговор.
Пусть щёлкают фотозатворы,
И пусть иностранец кричит:
« О Рашен!» Но русское горе,
Оно ведь от века молчит.
Как будто на речке Непрядве,
Срубила тебя татарва.
Как будто без солнца, без радуг,
И мысли тусклы, и слова.
Когда ж первозданной красою
Заблещут твои купола,
Малиновых звонов игрою
Душа насладится дотла, -
Не знаю. Автобусов морды
Хохочут спесиво в лицо.
Летят указатели с гордым:
Маршрут «Золотое кольцо».
***
Вы хотите заставить верить
В вашу вонючую политику,
Хотите доказать, что кворум
Важнее простого счастья.
К чёрту! Пойдём в луга
И нарвём ромашек,
Будем плести венки.
И водить хороводы.
И в самом деле:
Не стоит переживать,
Если декрет 2047-ой
По поводу моржей на Чукотке,
Их бедственного положения,
Был отклонён.
К тому же ведь есть надежда.
На то, что примут его
Хоть в чтении во втором,
Но всё-таки примут,
Так что не переживайте,
Товарищи- господа
Не всё так плохо,
Как кажется оппозиции
И не кажется
Правящему большинству.
***
В чём смысл профессии строитель?
Начало самое начал.
Любой герой, любой воитель
До срока в доме созревал.
А дом - он был всему основой.
Зачатья, ссоры - все в дому.
И создавался он с любовью,
Чтоб всё по ладу и уму.
Добавлю, что и бог - строитель,
В шесть дней поставил этот мир.
И может, вымолвил: «Живите.
И страдный труд, и бранный пир-
Всё начинается отсюда
От хижин или от хором».
Я большего не знаю чуда,
Чем свой родимый, отчий дом.
***
Одичавшие кони
Уносят в галоп.
Не достанет погоня.
Только поверх голов
Добродушные пули
Безобидно трещат.
Ну чего же взгрустнули,
Что же рыщет ваш взгляд?
Ведь они - только вслед,
Ведь они – наугад.
Это лёгкая смерть,
Ах, пардон, виноват!
Аксельбант на плече,
Точно шарф золотой,
Точно наперечёт.
Мимо нет ни одной
Безобидные пули
Догоняют друзей.
Ну чего же взгрустнули,
Ну давай же скорей.
Слева- лес, справа- лес.
Никуда не свернуть
Точно наперерез,
Не дают и дохнуть
Всё снега да снега,
И деревья в снегу,
Что поделать- тайга,
Я уйти не могу.
Догоняет меня,
Точно птичка, свистя,
Убивает коня,
Расстаюсь, не грустя.
Конь мой верный, мой конь,
Ты опять за меня.
Не уйти одвуконь-
Нет второго коня.
Точно так же скажу, -
Нет второго меня.
И со смертью схожусь,
Не любя, не кляня.
Наша честь, наша смерть,
Точно в бездну полёт.
Только надо суметь,
Чтоб не наоборот.
Ворожи на себя,
А она на друзей.
Ворожи на себя,
Не на верных коней.
Синеокий мой конь
С рыжей чёлкой своей,
Не уйти одвуконь,
Не хватает коней.
Это время - не пули,
Это сам виноват.
Никого не надули,
Это годы визжат.
Плющат наши тела,
Плющат наших коней.
Что ж, такие дела,
Смерти это видней.
***
Трубач, играй зарю,
Трубач, труби поход
У смерти на краю,
В черте горящих вод.
Расхечлить знамена
И пушки зарядить.
Война, война, война.
Нам некогда годить.
Прости меня, жена,
Прости, любимый край.
Что сделаешь- война.
Трубач, поход играй.
Пусть барабана дробь
Крепит чеканный шаг.
Красиво вздёрнув бровь,
В прелюдии атак
Идёт наш капитан,
На кортике рука.
Грохочет барабан
О славе на века.
И мушка ищет цель,
Она её найдёт.
Пред цепью офицер,
Ведь он её ведёт.
И вялая заря
По белизне лосин.
И всё, что будет- зря,
Конец всегда один.
Картечь развалит цепь,
И рухнет капитан.
И покачнётся твердь,
К бледнеющим устам
Слетятся имена
Его былых подруг.
Прости меня, жена,
Я скинул жизни вьюк.
Поэтому могу
Сказать другой: «Прости».
Последнему врагу
Грехи все отпустить.
Сегодня я сражён-
Все жребии равны-
Ни званий, ни имён,
Ни славы у войны.
Тверда её рука,
В крови её звезда.
Пред знаменем полка
Душа моя чиста.
И ангелы трубят
Последнюю зарю.
Спокойно спи, солдат,
Покой тебе дарю,
Теперь ни сухарей,
Ни спирта, ни рубах.
Теперь судьба добрей
И милосердней враг.
Трубач, труби отбой.
Увы! Трубач убит,
Полоской голубой
К земле покой пришит.
И в списках нет его.
Со всех довольствий снят.
И что нам до того,
Чему он нынче рад.
Знамёна шелестят
И на маневрах полк.
Спокойно спи, солдат,
Твой барабан умолк.
Другим сыграл трубач
Поход или отбой.
И твой солдатский плащ,
Как нимб над головой.
И каптенармус спирт
Другому. И другой,
Покуда не убит,
То всё-таки живой.
Со скаткой - по жаре.
В атаку со штыком.
А стяг горит зарей
И реет над полком.
***
Губы любимой трепетней, чем губы коня,
Глаза любимой пугливей, чем очи коня.
Имя любимой катится, как бубенчик, звеня.
Но что моя любимая одна, без меня?
Это как ветер без последней стрехи.
Это как без обонянья Шанель № 5 духи.
Это как песня без ушей и без уст.
Без меня для моей любимой мир этот пуст.
Так пусть же ветры поют во славу мою.
Так пусть же реки текут во славу мою.
Так пусть же горы встают во славу мою.
Ибо что без меня любимая? – говорю.
Это как гладь океана, но без волны
Это как звуки достана, но без струны.
Это как на взводе лопающаяся струна
Ибо что моя любимая без меня?
Так пусть же гордятся птицы лишь мной одним,
Февральская вьюга струится дыханьем моим.
И маем разнеженным разольются мои соловьи.
Ибо что моя любимая без моей любви?
Я - пасынок неба, глашатай своей судьбы
Я - памятью древней, огнём посреди травы
Я - солнцем по небу, во всех души тайниках,
Ибо держит мои стопы земля на своих руках
Ибо целует ветер мои глаза,
Ибо синего цвета небесный казан,
Именуемый небом, ликует, от мысли звеня,
Ибо что это небо и эта земля без меня.
Я - ведь частица от прошлых и нынешних дней.
Я - слеза на мира ресницах, сказать верней,
Я - сам этот мир, его дыханье, глаза
Я – его при рожденьи купил и в этом мне отказать нельзя.
Но небо от неба, земля от земли-
моя любимая.
Но песня от песни, как гром, грохочет вдали-
Моя любимая.
Любя меня – обожайте того,
Кто мною любим,
От дыханья ветра,
От дыханья солнца таим
Этот цветок средь цветов
И пестиком, и лепестком.
Ибо это - любовь
В понимании никаком.
Это - ничто, ибо это- всё.
И катится, и катится колесо
Жизни, судеб, своим ароматом маня,
Полном цветов, полном грехов и огня,
Полном дождей, листопадов и тёмных ночей-
Имя любимой - звенящий во тьме ручей-
Полном маков и розовых лепестков,
Полном знаков и каждый из них таков:
Каждый живущий - да будет этому рад,
Почкой встающий – пусть опадёт в листопад.
С ветром пришедший – уйдёт за ветром вослед.
Больше, чем вечность - крыльев бабочки свет.
В пестроцветущем, жарком костре бытия.
Богом отпущена жизнь и её, и моя.
Пусть же растает облаком средь облаков
Тот, кто мечтает- тот и найдёт любовь.
Тем же, кто верит, - по вере воздастся им.
Настежь все двери, всё улетает, как дым.
Всё исчезает, тает, как эхо, вдали
Ибо что это небо без земной любви.
***
NOSTALGIE
В этом городе ходят трамваи,
В этом городе ездят в метро.
В этом городе ты пребываешь,
Поживая квасок и ситро.
***
Душа и рада, и не рада
Шипучей пене лимонада.
***
Чтоб горе не вошло в твой дом,
Всегда носи с тобой кондом.
***
Какой восторженная существо!
***
Я – без любви проживу,
Я - без жены проживу,
Я – без детей проживу.
Но как мне прожить без газет?
***
Ешь баурсаки, жуй бесбармак.
День твой последний приходит казах.
***
«Бух»,- сказал главбух.
***
Любовь, конечно, не картошка.
И ты люби меня немножко.
***
Он живёт в своей блочной трущобе.
Коротает земной свой век.
Между книг и картин. Незлобен,
Что не слишком уж часто в наш век.
Вечерами гуляя с собакой,
Он часами глядит на луну.
И на звезды. Обычен - не так ли?
И, конечно, любил не одну.
Но остался один он, как в небе
В этот час полуночный луна,
И ни с кем не преломит он хлеба,
И ни с кем он не выпьет вина
Помогите ему! Пропадает…
Пропадет! Помогите ему.
Усмехнётесь: и это бывает,
Что не нужен совсем никому.
Степень малая кандидата-
Невеликий уж, в общем, почёт.
Скромен, честен, умён и опрятен
В лыко - даже когда и соврёт.
Но один он, один он, один он.
В целом свете огромном один!
Любит книги читать на латыни.
Представляете: знает латынь!
И ещё кое-что он умеет.
Только кроху не может чудак:
Своё сердце никак не согреет,
Не согреет себя он никак.
Помогите ему, помогите-
Вам за это воздастся не раз.
Отыщите его, отыщите.
Не потом отыщите- сейчас.
И скажите ему: «Человече,
Мир и счастие дому сему».
И найдите и слово для встречи,
И вина и тепла. Одному-
Что песчинке, молекуле малой.
Среди прочих молекул- людей.
Подавляя печаль и усталость,
Он умрёт, он погибнет скорей,
Но признается вряд ли. Часами
Он один под багровой луной.
Пропадает в толпе между нами.
И тяжёлой густой тишиной.
Обрываясь, скользя, упадая.
В немоте средь людской суеты,
Безутешно и горько мечтая,
И смеясь над бессильем мечты.
***
Светская хроника №- го колхоза.
Ладони отмыв от тавота,
Садится колхозник в «Тойоту».
Доярка, как крови принцесса,
На дойку летит в «мерседесе»
Главбух - канцелярская крыса-,
Как герцог влюбился в маркизу.
А скотник убит на дуэли.
Коровы все осиротели.
***
Ехали боги в трамвае.
Сидя надменно Перуны,
Зевсы, а Ника - я знаю-
Где- то сошла в Камеруне.
Спали Афины Паллады,
В воздухе нимфы плескались.
Сет выводил серенады
Носом, а джинны смеялись.
С крыльями мальчик лукавый
Стрелами сыпал в прохожих.
Тихого скромного нрава
Были Камены пригожи.
Что же касается Тора,
Все разбегалися в страхе.
Вспыхнули синие шторы,
Чтобы рассыпаться прахом.
Рушились зданья от взгляда-
Взгляд, как лихой пулемётчик
Толпы косил, но от зада
Не отрывался наводчик
Геры - румянилась кожа,
С тела ползла лоскутами.
И рассердилася всё же
Зевса супруга и, камень
Бросили словно раздора,
Вдруг началась потасовка.
Прежде, чем выбросить Тора,
Бороду выдрали ловко.
Бились кентавры, сатиры,
Дрались титаны, лапифы.
Трус становился задирой,
Стать чтоб легендою, мифом.
Доблесть свою показали
Римляне, персы и греки.
А скандинавы бежали,
Точно от мести абреки.
Всё же трамвай развалился,
Грудою стал он железа.
Только Меркурий не бился,
Был потому что тверезым.
Перстни собрал золотые,
Нимбы святых, диадемы,
Стрелы из молний литые,
Утварь былого Эдема.
Слава не вечна, добыча
Всё же прочней мародёра.
Этот старинный обычай-
Главный исток волонтёров.
Вот и вербуются толпы
Алчных в войска, маркитанты
Всем заправляют, но сопли
Слов, золотых аксельбантов
Головы кружат поэтам-
Все ведь внимают Гомеру,
Думая вряд ли о смерти,
Вряд ли включая в потери
То ли себя, то ли сына,
То ли жену, то ли тёщу-
Умные славят наивных,
Мудро считая, что проще
Всё ж в стороне оставаться,
Толпы готовя к убою.
Вписаны смертники в святцы,
Злости полны с перепою.
***
Если вставить пистон удаётся,
Через раз, через два, через три,
Лишь в заборе сучок остаётся
С недоказанной дыркой внутри
Если время ломает и крутит
И всегда не на месте душа,
Всё же кто-то, наверное, кутит,
Входит в спальню к любимой дрожа
Значит, есть ощущение дрейва
Из неведомых мест в никуда.
Пусть тебя не коснутся ни слава,
Ни забвенья при жизни вода.
Пусть засыплют гремящие камни
Твоей жизни былой пустоту.
Бьётся то ли звезда под руками,
Точно птица, стремясь в высоту.
То ли жаждут на миг хоть забыться
В смерть ушедшие как покурить.
Остаются терпенье и песня
И глоточек любви, может быть
***
Эта сучка Красуева
Ну кому, ну кому ни давала!
Понимали игру её,
Второпях - второпях! – обнимали.
И топили свои наконечники
В её щели, широкой и сладкой
И шумела, как ветер в скворечнике,
Похоть в буйном и ярком припадке.
Как она выгибаться умела,
Как свои бесконечные ноги
Возносила на плечи, как млела,
Чтобы брызнула сладость в итоге.
Маникюром царапая спины,
По- кошачьи мурлыкала нежно.
Как она улыбалась, скотина,
Провожая потом безмятежно.
Как головкою крошечной после,
Когда шла по посёлку, качала-
Сквозь штанины вылазили гвозди
У прохожих, но слюни сначала
Всё же капали- бабы ругались,
За своих мужиков беспокоясь.
И мерцала то ль жалость, то ль зависть
В их глазах- бесконечное то есть.
Да, свобода всегда бесконечна.
Даже в похоти, даже в страданье.
И в глазах даже первого встречного
У Красуевой есть оправданье.
***
Сломаешь целку, да ещё не одну,
Когда твою не докажут вину.
И райских гурий полна кровать,
Но есть ли гарантия, что это- не ****ь.
Там райских Мичуриных
Сгибают ветви плоды.
Когда окочуришься,
Быть может, их есть будешь ты.
Там сладких мелодий
Полна у любого гортань.
Всё сходится вроде,
Но жизни мне нравится дрянь.
Пусть пьяной и нищей
Порою она предстаёт
Я б выбрал из тыщи
Лишь то, что меня не ждёт-
Уже существует,
Сгибает меня в три дуги.
Целую листву я
Зелёной весенней пурги.
***
За последнею самой чертою,
За последнею самой чертой
Покачнутся ли сердца устои
И рассудка гранитный устой?
Пенье ангельских лир не услышит
В рассиявшейся бездне душа,
Тише, тише, всё тише и тише
Недопетою грустью дыша.
***
О, счастливы Гомер и Еврипид:
Тогда не знали, что такое СПИД.
***
Я искал покой среди рощ.
В тростниках у большой реки.
Но остался во мне только дождь,
Вызывающий приступ тоски.
В набегавших лазурных волнах
Видел алчную пасть крокодила,
Но душа забыла про страх
И покой реки возлюбила.
Этот огненный жидкий зной,
Что окутывал стройные пальмы.
Оставался весь день со мной
И сбегались гиены стаями,
Чтобы терзать подарок льва-
Полусожранный труп антилопы.
И качалась небес синева
Посреди белооблачных хлопьев.
И вопила стая гиен,
Восхваляя царя животных.
Но ведь высший есть сюзерен,
Шлющий смерть из стволов коротких.
Будет вспышка и грянет гром,
Под лопатку пуля ударит.
Лишь бежит носорог напролом,
Всех ногами топчет и давит.
Расступайся честной народ,
Даже лев – уступи дорогу.
Даже если сафари идёт-
Никогда носорога не трогай.
В знойном небе кружат орлы,
И в саванне пасутся жирафы.
Носорог летит, как болид,
Подминая кусты и травы.
И опять воцаряется тишь-
Лишь нестойкая тень покоя.
Только ты напрасно грустишь
И мечтаешь над синей рекою.
Будет солнце и будет дождь,
Вечно небо и вечна саванна
Так забудь про сомненья и ложь-
Ведь природа не знает обмана.
***
Ах, донна Моралес
Каноны морали
Писаны верно- увы! – не для Вас
Ах, донна Моралес
Но, впрочем, едва ли
Отыщете пару прекраснее глаз.
***
Там, где клонится день на ущерб,
Иль восходит пьянящее солнце,
Меж склонённых изогнутых верб
Золотистое пламя пасётся.
Охватив розоватую гладь,
И блистая на гребнях волны,
И настроив на благостный лад,
Канет в омут лесной тишины.
Осязая на кончиках перьев,
Преврати в соловьиную трель.
Только глаз удивлённых не делай,
Розопёрстый насмешник апрель.
Соловьиные эти рулады
Я прошу: сохрани про запас.
Только глаз удивлённых не надо-
Это верный и точный компа;c.
И оно уведёт по тропинке,
И оно заведёт в глухомань
Пусть неяркой немаркой сарпинкой
Станет неба рассветная рань.
Все тревоги и все передряги
Отпусти за изгибом тропы.
Пусть насмешник и праведный скряга-
Луч рассветный – тебя окропит.
И пойдёшь, исцелясь и окрепнув,
Принимая как должное свет.
А апрель, и вихраст и растрепан,
Начинает обычный свой трёп.
И подслушай журчание листьев,
Бормотанье лесного ручья.
И с какою-то праведной грустью
Сунь мне руку - мол, мир и ничья.
И на донышке самом заката
Остаётся тягучая лень.
Это славно и честно, ребята,
Что не зря проворонили день.
Отпущаем и ныне, и присно
Миллион нерождённых грехов.
Пусть тягучей и клейкой ириской
День стекает к подножию мхов.
И свеченье невольной улыбки
Озаряет мальчишеский лик.
Это вовсе не было ошибкой,
Это было не грубо, старик.
Это чисто - и тем уже свято,
Это светло – и тем уже рай.
Только всё это – было, ребята,
И пролилось, как день через край.
***
Так ли, этак ли, с горя, с печали ли,
Но однажды привиделось мне:
Я иду безнадёжно отчаянный
И качаюсь как будто во сне,
По железному обручу глобуса
К медной шишке- на Северный Полюс.
И сюжетом нелепого опуса-
В каскадёры как будто бы пробуюсь.
С дирижабля следящий Рязанов,
Пароходом плывущий Гайдай.
А на плёнке плывущие заново
Кинокадры. Поди, угадай:
Где - удача, а где – неудача.
А забава - она не для всех.
Под рубашкой ознобом кусачим
И тревогой, упрятанной в смех,
Раскачнулся большой и великий
В горбах волн Мировой океан.
По команде я падаю с криком,
Но в движеньях таится изьян.
Вновь вхожу я с застывшей улыбкой
В светло- синюю толщу воды
А Гайдай недоволен ошибкой
А Рязанов кричит: «Повторить!»
И опять, балансируя телом,
Жду команды. Хоть плачь, хоть рыдай!
«До чего каскадёр неумелый»,-
Улыбнулся весёлый Гайдай.
Я прошёл над экватором жарким,
Я купался в воде ледяной.
Только миг Михаилом Боярским,
А точнее - актёрской спиной
Я мелькнул у тебя на экране,
В кинофильме, снискавшем успех.
Рукоплещут далёкие Канны.
Я ж … болею теперь без помех.
Простудился в высоких широтах.
Что же делать: такая работа
Что же делать: работа такая.
Каскадёра ничто не пугает.
***
Дом Цветов, наверное, в Долине Цветущих Роз?
Из сиреневых туч, наверное, льются чернила?-
Что небо хочет сказать земле?
***
О, хмель молодого вина!
О, свежесть дождя и ветра!
Молчанье глазастых звёзд
На чёрном бархате ночи.
О, смуглость твоих коленей,
Волна блестящих волос
Засыпала мне лицо.
Лилейная кожа твоя
Осыпана блёстками света-
Лучи встающего солнца
Коснулись твоей наготы.
В изгибе моей руки
Уснула твоя головка,
Тяжёлые веки укрыли
Очей нестерпимую синь-
Осколки вчерашнего неба.
Надуты шторы, как парус,
Струей прилетевшего ветра.
Вплывает в тихое утро
Наш тихий и старый дом.
И гулкие ветви деревьев,
В другие часы молчащих,
Спугнули ночную темень,
Стучатся в твоё окно.
О, свежесть и ярость красок!
О, хмель молодого вина!
О, Мигель - Пинта дель, Мондо,
Моя молодая жена!
В твоих уснувших глазах
Таится новое небо.
Проснись же скорее, родная,
Впусти этот новый день.
О, гулкие ветви сада!
О, свежесть и ярость красок!
Размерные звуки танго-
По крыше стучащий дождь,
Приснившийся нам на рассвете.
***
Хрусталь струится в ржавых желобах,
В звенящих нежно трубах водосточных.
И бабочек- летуний милых- прах
Разбрасывает ветр поодиночке.
По воздуху, струящему тепло,
По нежному, струящему прохладу,
По воздуху и шепчет: «Всё прошло»
И, слава богу, ничего не надо.
И всё вернётся на круги своя.
И будет боль и будет, может, сила.
Всё отдавать, ни капли не тая,
Всё сделать так, как ты меня просила.
И босиком по тёплому песку
Пройти к реке, в спокойную прохладу.
Мне большего не надо на веку.
Мне - слава богу - большего не надо.
***
Хороший конь и добрая жена,
Клинок дамасский, меткая винтовка,
Тропа, что через пропасти ведёт
И, всё-таки, его приводит к дому-
Ещё что надо путнику от бога,
Когда он молод, весел и здоров?
***
Я и Пушкин, и Дантес-
Соблюдаю политес-
Я – и Петька, и Чапаев,
Я – и Анка, наконец.
Я – и ветер, и гроза,
Божьей матери слеза.
Я – и счастье, я – и горе-
Без меня никак нельзя.
Я – и честный, я – и вор,
На врага точу топор,
Потому что я – горячий-
Вот те крест, на руку скор.
Будут вёдро, и дожди,
И парады, и вожди,
Будет хлеб, и будет песня.
Коли веришь- верь и жди.
Увезут нас поезда,
Обольстят нас города
И девчонки- недотроги
Завлекут нас навсегда.
Будут: битвы огнь и дым,
Крики: «Горько!»- молодым,
И друзей своих обьятья,
Коли цел и невредим.
Утро, море и закат,
Дом казённый, адвокат.
Может статься, и отпустят,
Если ты невиноват.
Может петля, может нож,
Может быть, и сам помрёшь
Если только невиновен.
Иль хитёр, едрёна вошь.
Ран чужих не береди,
В шашках- лошадью ходи,
Если конь тебе подарен,
В зубы, значит, не гляди.
Если что украл- молчи,
Потерял – вдвойне молчи,
Чью- нибудь найдя пропажу,
Вслух об этом не кричи.
Знай, что сглазит карий глаз,
Без туза с хвалёнкой – пас.
Вообще, из игр азартных
Бейся только в преферанс.
Зря валюту не транжирь,
Не гуляй во всю ты ширь.
Если гость к тебе нагрянет-
Про запас держи пузырь.
Если пустишься в бега-
Помогают жемчуга
Прячь от женщин бриллианты-
Не наставили б рога.
Коль исчерпан твой кредит-
Сохраняй беспечный вид.
И кути напропалую-
Блеф тебе не повредит.
Шашни – это не беда,
Сплетни – как с гуся вода.
Не платить бы алиментов.
Остальное- ерунда.
***
Всё возвращается- душа-
Она от горя не стареет.
От счастья- тож. Но и греша,
И вольности канон лелея,
Как я уйду от этих глаз,
От этой речи своевольной?
Твоя привязанность- на час,
Но мне и этого довольно.
Но в памяти моей жива.
Свиданий прошлых вереница,
И мантии, и кружева,
И упоения страницы,
В которых прошлая мечта
Свой след оставила невечный.
И грусть измен, и маета,
И в этот список бесконечный
Тебя впишу. Короткий миг-
И гаснут трепетные свечи,
И старится твой юный лик.
И каждый шаг мой опрометчив.
Ведь времени не удержать.
Всё в огнь: улыбки, взоры, тайны…
И лучше бы тебя не знать.
Толику своего старанья
И ты внесла в ту суету,
В которой пребывать не вечность
И, расплескавши красоту,
Звезда сорвалась в бесконечность.
***
Фонарь качает миллион
Моих былых воспоминаний,
Вливая в Леты жуткий сон
Смешные прошлые преданья,
В которые погружена
Душа с восторгом и надеждой.
И, пробуждаясь ото сна,
Она уже не та, что прежде.
Найди для музыки рецепт,
Слова возвышенного лада,
Тот защемлённый страстью нерв,
В котором, словно розы сада,
Цветут былые времена,
Как бабочки, порхают дети,
Где вовсе не живёт она,
Как , вообще, на этом свете.
***
Я хочу тебя видеть в панёве,
Я хочу тебя зрить в зипуне.
Ну зачем тебе, радость, обновы.
Ведь обносков хватило б вполне.
Да и лапти- совсем не помеха.
И галоши, конечно, к лицу.
Подарю я фуфайку со смехом:
Так и надо, мол, мне подлецу.
Так и надо, мол, мне. Так и надо-
Подарю на ватине жилет.
Щеголяя в тряпье, моя радость,
Ты, авось, и не скажешь мне: нет.
***
Ты опоздала лет на тыщу.
Пустых, отполыхавших лет.
Моя душа тебя не ищет
И не бежит тебе вослед,
Зане она уже устала,
Отгоревала, отошла.
Но ты… тебе и горя мало-
Возносят легкие крыла
Тебя туда, куда по следу
Отгарцевавшего коня
Ведёт судьба, Психея, Леда,
Быть может, одного меня
Из сумасбродных всех пиитов,
Всех непродажных забулдыг.
И не горит в душе обида,
Когда я зрю прекрасный лик.
***
Надоели в любви безумия,
Чудеса надоели в природе:
И закаты, и полнолуния,
Звездопады и лунные воды,
Водопады, атоллы, пляжи,
Пирамиды, соборы, мечети.
Надоело мне солнце даже,
Надоел даже утренний ветер.
Мне по нраву зелёные травы,
И гуденье в цветке шмеля,
В середине июня дубравы
И объятая дремой земля.
Я люблю поплавок рыболова
И журчанье ленивой волны.
И ещё нерождённое слово
Посреди ночной тишины.
***
Я- точно вешняя вода-
В чужие вторгся я пределы.
Я – точно ранняя звезда
На небосклоне оробелом,
Я – точно синий небосвод,
Стеклянный, майский, акварельный
Я- как счастливый самый год,
Как лучшее стихотворенье.
Я – как сверкающий алмаз-
Мильон лучей на синих гранях.
Я – точно утренний намаз,
Я – словно сура из Корана.
Я – весть сородичей моих,
Что затерялись в мирозданьях.
Я – божества прекрасный лик,
Глоток пахучего дурмана,
Я – плавный ход лихих коней,
Качнувших маятник покоя,
Я – море городских огней,
Я – влажный лепесток левкоя,
В котором прячется роса
И коей испариться с утром,
Я – те прекрасные глаза,
О коих слова в « Кама- Сутре»
Не сыщете, но это- суть.
Ведь это- суть земных желаний.
Нет, не пытаюсь я блеснуть,
Найти пытаюсь оправданье
Летящим звёздам и годам,
Ушедшим тайнам и пирогам,
Иным, ещё небывшим дням
Не повода и не предлога,
А только сути, торжества
Обыденной прекрасной сути,
Убрав затёртые слова.
С моей неискренности мутью,
Оставив те лишь, что с умом,
С тончайшей мозговой корою.
И трезво, взвешенно притом
Притом, что и гора с горою
Не сходятся- должны сойтись,
Должно всё оправдаться, сбыться …
В единой круговерти- жизнь,
Пространства, таинства и лица.
***
Господи, прости меня.
Боже- это всё дорога.
Бес попутал: из огня
Примерещилась берлога.
Темнота и суета,
Прах, ничтожества и тени,
Но не вам они чета.
Нет, не вам, и вне сомнений
Это леший нагадал
Неба алую полоску.
Это леший зарыдал,
Тонкую обняв берёзку.
Нам же – ветра вой и свист,
Страхолюдная дорога.
Вот и вся – то, вся – то жизнь,
Если вдуматься немного,
Разобраться- такова
Вся- то, вся она такая:
В тёмной роще дерева,
В полуночи волчья стая.
***
Вдруг хлынув, тёмная вода
Зальёт созвездья- счёт им- тыщи
В ночи далёкая звезда
Меня лучом своим отыщет.
Свети, высокая звезда,
Сияй, полночная планета.
Ты смотришь в окна, как всегда,
Глядишь до самого рассвета.
И мыслю: жизнь и там кипит,
И кто-то, сонный, до рассвета
На нас задумчиво глядит,
Как на полночную планету.
***
Рука провиденья не очень щедра,
Не очень склонна на подарки.
Ты значишь не меньше, чем мать, чем сестра-
Костёр разгорается жаркий!
Я брошу вселенную к этим ногам:
Все звёзды… все чёрные дыры…
Всю нежность к сияющим млечным снегам,
Всё то, чего ты не просила.
Так будет! Любимая, милая, верь,
Чего б не судачили люди.
Так будет отныне … навеки… теперь…
Так будет! Так будет! Так будет!
***
Когда я умру,
И сомкнётся в ночи небосвод.
Когда я умру,
И угаснут пернатые птицы.
Когда я умру-
Да, когда я умру, и случится
Всё то, что известно
И внятно душе наперёд.
Когда в холодеющем сердце
Последняя горсть.
Последняя горстка,
Пылиночка лунного пепла,
Когда, как в тумане
Мерцанием звёздочным теплясь,
Ко мне на колени
Холодная тьма упадёт
Когда, одинокий,
Я буду, взрывая сердца,
Лететь сквозь туман,
Сквозь мерцание лунное вьюги.
Когда изнеможет
От снега и счастья округа,
Когда я, не пряча
Слепого от муки лица,
К тебе обернусь-
И увижу пустые глаза.
К тебе обернусь
И увижу холодные очи,
То всё, что когда-то
Тебе не сумел рассказать,
То всё, что когда-то
Тебе не сумел напророчить,
Всё это вернётся
И станет прозрачной водой.
Холодной водою,
Стеклянной водой ледяною.
И все по- иному звучало б
Иначе, иною-
Иною, совсем ни к чему
Долгожданной бедой.
Когда б головой,
Зарывался я в сумрачный снег,
Когда б от страданья и веры
Терзалась округа.
Когда б я смотрел
Как смотрел уходящей вослед,
Теряя любовь
И теряя последнего друга.
***
Гляжу на голое запястье-
И на бледности кожи
Проступают стрелки часов
Гляжу на тёмное небо-
И сквозь неясные звёзды
Яркой синью горит небосвод.
Гляжу на лицо любимой-
И на нём проступает нежность,
Многократно отражённая
Не то от неё,
Не то от меня.
***
Я – в контексте ушедших событий-
Так уж этого хочет душа!-
Обо всем расскажу. Извините, -
Даже йотой одной не греша!-
Против истин убогих, и всё же,
Ведь приемлемы только они.
Все любови и смерти итожа,
Все свои беспросветные дни.
Я – талантлив? Возможно, талантлив-
Всё равно под крылом пустота.
Завяжите, пожалуйста, бантик
Губ отцветших у лживого рта.
Я ведь только в обмане не грешен,
В остальном- беспросветная муть.
И своё самолюбие теша,
Я не помню о вашем ничуть.
Не раскрыться своей наготою.
Не осмелюсь. Здесь дело в ином:
Всем лежать под могильной плитою,
Утешаться при жизни вином.
Потому что не много я значу,
Потому что судьба – на распыл.
Потому что не помню о сдаче,
Лишь затем, что пускаю я пыль
Вам в глаза, но тревожусь не очень
О судьбе- но в контексте миров-
Человека люблю- это точно
Это именно в глаз, а не в бровь.
Это скажет мне ближний по судьбам,
По постелям и по городам.
А другие- они мне не судьи,
А порой- не судьею я сам.
Их не много, кого обманул я,
Чьи надежды, мечты растоптал.
И, несчастья ничьи не смакуя,
Я – как в миниатюре вокзал.
Здесь приходят, садятся на кресла,
Оправляются, ищут билет.
Я не против- чудесно, чудесно,
Даже если чудесного нет.
Всё равно я – вокзал и не больше.
В идеале- гостиничный двор.
Кто – на миг, на минуту, кто больше
Лишь в глаза заглянувши в упор.
Расстаюсь и теряю, теряю,
Не имея ни права, ни сил
Задержать и обнять. Обнимаю,
Понимая: уже отпустил.
Уезжают в купе и плацкартах.
К небесам мой прощальный хорал.
То ли ангелов хор, то ли маты.
Что поделаешь- это вокзал.
***
Новый год! Новый год!
Дети водят хоровод.
С ними пляшет Дед Мороз,
Очень- очень красный нос.
Всем подарки раздаёт
И Снегурочку зовёт.
У Снегурочки коса
И зелёные глаза
Плащ, обшитый серебром-
Звёзд мильон на голубом.
Здесь снежинок целый рой,
Здесь и витязь удалой.
Здесь медведи и ежи,
Здесь и волки, и моржи.
Здесь и зайцы, и сороки-
Знают точно белобоки,
Что случилося в лесу.
Сыплют белки на лису
Конфетти, гремят хлопушки,
На ветвях висят игрушки
И по просьбе детворы
Загораются. Гори,
Радуй всех весь Новый Год!
Всё быстрее хоровод.
Пой и прыгай, детвора!
Веселись хоть до утра!
Погадает всем цыганка,
Жок станцует молдаванка,
Чудеса покажет маг,
Шут, по- старому дурак,
Рассмешит честной народ,
Всё предскажет звездочёт.
Тут вот слон, а тут олень, -
Так и скачут целый день.
Потому что в Новый Год
Дети любят хоровод.
***
Когда в мои руки упадёт с неба звезда-
Не знаю, какой величины-
То я, наверное, и согнусь в три погибели,
То я , наверное, и не удержу её в руках,
То я, наверное, и расплющусь под ней.
Ибо что я перед целой звездой?
А что с вами будет,
Бедные вы мои современники?
Подальше, подальше от этих метафор!
Лишнее подтверждение того,
Что поэзия- игра с огнём!
***
Синее стихотворение
Синий, синий, синий дождь-
Вызывает в сердце дрожь.
Синий, синий, синий снег
Точно синий, синий смех.
Синий, синий, как вода,
Синий, синий, как звезда,
Как прохлада, как печаль,
Как досада, как причал.
Воеводой синий снег
В синем небе синий век
Тает, тает без следа,
Тают синие года,
Тают месяцы и дни,
Точно синие огни,
Блещет синяя капель,
Плещет синяя метель.
Ярко- синий небосвод
Звонким голосом поёт.
Точно тающий хрусталь,
Плачет синяя печаль
Зябнет синяя трава,
Льются синие слова,
Точно капли синих слёз,
Точно синий, синий дождь.
Точно в синие глаза,
Рвётся синяя гроза:
Точно грянул синий гром.
Синей молнии излом
Вторгся в глаз же синеву
В синем счастье наяву.
И качнулся синий мир,
Заструил журчанье лир,
Упоительно- живой
Мир наполнив синевой.
***
Омытая струёй кастальской влаги,
Лепечет безмятежная вода,
Забыв про вздор ничтожный, передряги,
Помолодев от света навсегда.
И вдаль течёт под райскими мостами,
Где ангелы, как планеры, кружат.
О, если б знать, что будет в жизни с нами,
Раскрыв листы той книги наугад.
***
Он был гениальный поэт,
Она – гениальный бухгалтер.
Но, делая другу минет,
Снимала зачем-то бюстгалтер.
Варила потом вермишель
И жарила долго котлеты.
«Ты кушай побольше, Мишель»-
Ведь знала же счастья секреты!
***
Девчонкой я ныряла в унитаз.
И там часами плавала , играла…
Совал седой Нептун свой карандаш
В мои неискушенные кораллы.
И я, войдя в неведомый экстаз,
Кусала губы, извивалась, млела.
Теперь не то- теперь кому ни дашь,
То вспомнишь старца каменное тело.
А он, всегда неистов и могуч,
В свою всех женщин обращает веру.
С фаянсовых соскальзывает круч
И унитаз становится Ривьерой.
***
С кинокамерой немец стоял,
Ломоносово наше снимал.
Он уедет в Германию, немец-
Там семья его, Родина, дом.
Я ему словно чукча иль ненец.
Он в меня если верит- с трудом.
Как живут! Как убого и дико!
Разве может так жить человек?
И от грусти, печали великой
Слёзы падали немца на снег.
***
Размышляю я снова и снова
- Леденят размышления кровь:
Кто крышует тебя, Пугачова?
Кто крышует тебя, Пугачов?
***
Вовсю бушует жизни карнавал,
Даря любовь, удачи и напасти.
И если кто-нибудь хоть что- нибудь давал
Поэтам, это – ****и, а не власти.
***
Маргарита, вот твой мастер.
Вот твой мастер, Маргарита.
Как зола, сгоревший кнастер1
И комедия финита.
Бледный, нищий, сумасшедший,
Потерявший всё до нитки.
Весь во времени прошедшем,
Лишь тобою не забытый.
И, заламывая руки,
Никогда ты не изменишь.
Может, женщины и суки.
Может быть, вскрывают вены,
Лезут в петлю или в воду
От наветов, бабьей злости.
Но сильнее чем природа
Страх, что как пришедший в гости
Бедный мастер, бедный мастер
Взгляд потухший, безразличный
И твоей сильнее власти
Рок. И знаешь ты отлично,
Что бессильна; но, лелеешь,
Хочешь вымолить у смерти.
Ни о чём ты не жалеешь
И, как радостные дети
Вы уходите к закату,
Растворяясь в алом свете
Ведь любовь сильней проклятий
И сильнее, может, смерти.
1 - сорт табака
***
Какие кристаллики соли
Играют в моём организме?
Какие кристаллики боли
Дают ощущение жизни?
Какая во мне торжествует
Горячая, нежная влага,
Что бденья средь ночи впустую?
Без вас мне не сделать ни шага:
Без вас умирают закаты,
Без вас торжествуют рассветы.
Какое такое заклятье,
Что раз или реже в столетье
Рождается голос туманный,
Поёт потаённое слово.
И как мне и грустно, и странно,
Что две через вечность с любовью
Протянуты руки навстречу.
И робко потуплены взоры.
Без вас мне и хуже, и легче.
Я с вами хотя и не в ссоре,
Но всё ж пролегают дороги
Меж звёзд, облаков и запретов.
Хоть вас не судил бы я строго,
Да муза ведь скажется в нетях.
И всё же и грусть, и потери,
И в небе уснувшем луна,
Как таинства прошлой недели,
Счастливой такой для меня.
***
Умирают не птицы,
Умирают не звери,
Умирают не рыбы,
Умирают не люди,
Умирают не горы,
Не моря и не реки-
Умирают слова.
Ведь в конечном- то счёте,
Позабыв, господа,
И Гомера отчасти,
И несметные тыщи
Неизвестных поэтов-
Мы забыли себя.
Наша ж память-
Как отсвет
Всех прошедших событий-
Это- память Земли,
Это- память Вселенной,
Точно спора, хранящей
Нашу прошлую жизнь.
И зародыш того,
Что случится в грядущем,
И зародыш того,
Что уже не случится,
И уйдёт, точно парус,
В мировое пространство,
Чтоб пульсировать вечно
Синусоидой света-
Наш ответ на посланье
Из безвестных миров.
***
Луна, луна, о милая луна!
О, райская печаль исчадья ада!
Да, ты в своих поступках не вольна.
И даже больше: вовсе ты не рада.
Ты изнываешь в плотскости своей
И жгут тебя волшебные желанья.
Луна… Луна… О сжалься! Пожалей!
И не казни покорного заране.
О, сбудься в еженощности своей!
Верши в ночи своё предначертанье!
Не требую: сойди и отогрей,
И не прошу обряда целованья.
А просто изнываю я в тоске.
В пустом белесом солнечном пространстве.
И бьётся пульс в напруженной руке
И превозмочь не в силах я упрямства.
И жду тебя, как женщину, в ночи
Под пологом сияющей полночи.
И нас ничто не в силах отлучить
От наших незабвенных одиночеств.
***
Снова в разводах жёлтое небо.
А там за рекою- рядом Китай.
Снова в разводах жёлтое небо.
Это- Индокитай. Индокитай.
Тут тебя всякий за доллар зарежет.
Правды здесь не ищи- не пытай
И коль не злато в цене- так железо.
Это- Индокитай. Индокитай.
Зреет манго и зреют бататы,
В сумерках джунглей кричит попугай.
Здесь каждый ребенок родится солдатом.
Это- Индокитай. Индокитай.
Только свобода дороже, чем опий.
А дальше как хочешь: сам понимай.
Здесь ценят женщин, деньги и опыт.
Это- Индокитай. Индокитай.
Здесь развалились Джоны и Сэмы.
Сядь в « Фантом» и скорей улетай.
Эта в напалме земля- из поэмы.
Это- Индокитай. Индокитай.
Смуглые тайки вам улыбнутся
Если хочешь- судьбу испытай.
Здесь любят опий и дым революций.
Это - Индокитай. Индокитай.
Там никогда не быть вам своими.
Сколько об этом мечтай- не мечтай.
Эта земля- для других. И с другими
Это- Индокитай. Индокитай.
***
Лютеция1 - холодный вечер,
Лютеция – ночной бульвар,
Влюблённой куртизанки плечи,
Над Сеною уснувшей пар.
Лютеция- мои желанья,
Лютеция- твоя печаль.
Нет и не будет оправданья
За все забытые преданья,
За уплывающую даль.
И шпаги звон вольней расскажет,
Лютеция твой вольный нрав.
Здесь с Музой дружен коль не каждый,
То каждый третий. Я – не прав?
А посему храни терцину2
На случай крайний, про запас
Лютеция, любя мужчину,
Сама как женщина у нас.
И нрав её капризно- волен,
Завидущ взгляд. И прихотлив
Обычай, так же неспокоен,
Как море шумное в отлив.
Или прилив. И перемена,
И настроений череда
Всё в ней прекрасно без сомнений,
Всё в ней прекрасно навсегда
1 - старое название Парижа
2 - стихотворная форма
***
Крещеный на вечную славу
И жизни изведавший всласть,
Пусть будет вино, как отрава,
Пусть будет воспеть, как украсть.
Пусть голубь- чернее, чем ворон,
И правды слова- как навет.
Изведавший счастья и горя
Ещё в изобилии лет,
Обретший и силу, и ветхость,
И вольность, и ношу раба,
Разбей повседневности клетку-
Познай до истоков себя
И вплоть до последнего шага,
За коим- бессмертия власть,
Найди и любовь, и отвагу,
Найди и безумство, и страсть.
***
Я обязательно тебя забуду,
Найду себе красавицу другую.
Такую, у которой мягче волос,
А руки пахнут ветром и кураем,
И дымом от вечернего костра,
Который собирает всё семейство
И дарит всех едою и теплом.
И будут у неё четыре брата.
Широких, как копна и круглолицых.
У каждого- кобыла под седлом.
Сама она- спокойна, молчалива
И станет тенью мужу своему.
Глаза её – степных пожаров жарче,
Доверчив взгляд, как взгляд у верблюжонка,
Который вслед за мамой ковыляет,
Боясь отстать и маму потерять.
Кто ты, скажи по совести такая?
И почему ты мне ночами снишься?
Зачем при встрече надо мной смеёшься?
Зачем меня «пустельгой» называешь
И делаешь посмешищем для всех?
Ты убедишься, что среди джигитов
Такого ты красавца не отыщешь.
Домбра ж моя и девушки послушней
И звонче, чем коровье молоко
Когда оно стекает в твой подойник
В часы вечерней дойки у реки.
***
Когда вослед твоей дороге
Порхнёт голубкою душа,
Когда взмолившись: «Ради бога»
И все сомненья разреша,
И всё отринув, будет биться
О неба синий переплёт-
То будь поласковее с птицей
И не стреляй по птице влёт.
А протяни свои ладони
В знак разрешения обид.
И пусть, нахохлясь, полусонной,
На рукаве твоем сидит.
И пусть проходят чередою
Холодный свет и тёплый свет.
Но разлучаться с ней не стоит.
И пусть- семь бед- один ответ
На все тупые притязанья
И золотые барыши
Ведь всё искуплено страданьем
Твоей бесхитростной души.
***
День падал в тишину прибоя,
Ломился в ветреное лоно,
Где вскрики чаек без отбоя,
Где ветер по губам солёный,
Где плавилась в горниле света
Моя последняя надежда,
Мои последние обеты.
- Увы- уже не те, что прежде.
А за холодным покрывалом
Заря холодная вставала.
И в проблеске картинно- алом,
Печалясь, руки умывала.
И понимая: не догонит
Звезды вослед луне ушедшей,
Была в азарте от погони,
Своей развязки не нашедшей.
***
Когда я молчу, понимая:
Сильнее мечтаний тщета.
Когда я молю, обнимая:
В обьятьях моих- пустота.
Когда упаду на колени,
Поняв: не осилить судьбы-
То господу благословенье
За всё, чего мне не забыть.
За то, что глядим в голубое
Зрачками в огне голубом.
Согласны почти на любое
Решенье судьбы. На любом
Погосте не те же ли травы?
Могиле- не тот же ль покой?
Хотя мы, скорее, не правы,
Чем правы, мой друг дорогой.
***
В Пьемонте точат палаши,
Скликают рати.
И итальянский курбаши,
Закончив врати,
Вдруг вырывает из ножон
Зеркальный отблеск.
Да, есть: немножко он пижон,
Но сколько пользы!
И вот ватага храбрецов,
Презревши негу,
Уходит к стану праотцов,
Бредя по снегу.
И, видя се, Наполеон.
Сердит, конечно.
Уж он-то, точно, не пижон
И бессердечно
Их он картечью положил-
Прощайте братья!
Свой жребий каждый заслужил,
Свои проклятья,
Свою удачу и беду.
И, смерть, конечно.
Любому- то, что на роду.
И так извечно.
В Генуе новый курбаши
Зовёт к отмщенью.
Зеркально блещут палаши.
Благословенье
Всем тем, кто в молодости был
Горячим, юным.
Кто слово чести не забыл,
В дрожащих струнах
Кто вдохновение ловил
В любви, в бою ли.
А то, что жизни на распыл
- Ну что вздохнули?-
Так смерть живи иль не дыши,
Придёт за вами.
Забыв про славы барыши,
Красавец, юный курбаши
Сквозь огнь и пламя…
Нет, нет, не рвётся он в цари.
Ведь он - всего карбонари.
Французов всех - на фонари,
А сердце - даме.
***
олото моей души,
Жемчуга моей вселенной.
Быть влюбленным разреши
Безответно, к сожаленью.
Развели дороги нас,
По серебряным такырам.
Я лечу к тебе сейчас
К той, что вовсе не любила.
И не верила вовек,
Шла своим путем- дорогой
Самый нужный человек,
Ты опять уходишь в снег,
Несмеяной-недотрогой.
***
Прослойками: слой жира, мяса.
Корысть, нестойких всех маня
И тридцать сребренников в кассу,
Уже посыпались звеня.
***
Столь быстро выродилось мини,
Что лицезреем мы бикини.
***
А знаете, в этом что-то, по-моему, есть.
Быть может чья-то безбожная лесть?
А знаете, в этом что-то, по-моему, есть.
Быть может, гордыня и наглая спесь?
А знаете, в этом что–то, по-моему, есть,
Быть может, чья-то коварная месть?
А знаете, в этом что–то, по-моему, есть.
Быть может, чья-то неспетая песнь?
А знаете в этом что- то по-моему есть-
Чему не раскрыться ещё, чему ещё не расцвесть.
В закрытых бутонах ещё таит лепестки,
Бормочет спросонья, как волны спокойной реки.
И дышит тепло и спокойно, как сонные дети.
Неужто не поняли что? Ужель ещё не найдёте?
Сочный бутон с хрустом потянется к солнцу,
Как сладостный стон, как выстрел открывшейся почки.
Живёт и цветёт, конкретен и всеми признан.
Блажен, кто поймёт по самому первому признаку.
***
Обтекаем контур машины:
«Ситроена» или «Рено».
Убегаем не от кручины,
Созерцая пейзажи в окно.
На спидометре - двести двадцать,
Уноси меня «Мерседес».
Это главное: не казаться,
Это главное: верить в прогресс.
Потому что придут другие.
Скорость - символ и скорость- смысл.
Это понял и древний Киев,
И словенский князь Гостомысл.
И уже не бежим причины,
Обнажив сокровенную суть:
Будь машиной иль будь мужчиной-
Всё равно, но главное - будь.
Пусть несёт меня по бетонке
Авто, словно присевший зверь.
И мотор вожделенно стонет,
И урчанью его поверь.
Он не выдаст, и не обманет-
Он - машина, не человек.
На пределе возможного танец
Созерцай из-под спущенных век.
Уноси же меня от погони
«Ситроен» или «Мерседес»
Самый чуткий и самый стройный
Из авто-мото-велогрез.
Ты стремителен, век двадцатый.
Только скорость меня спасёт.
Что грозит: расщеплённый атом
Или турбонаддува рёв.
Всею мощью, упрятанной в поршни,
Всем расчётом мудрых таблиц
Устремляемся, но не в прошлое,
Потому что прошлое - блиц.
Это просто: казаться сильным.
И единственно верный ход.
Будь мужчиной, иль будь машиной,
Устремлённой за горизонт.
***
Неужто помню день,
Когда я был рождён
К позорному столбу
Судьбою пригвождён
Неужто помню день,
Когда я был сражён.
Ведь я – всего лишь тень-
И жалок, и смешон.
Я, может, тени тень
И отблеск тех лучей,
Когда казнили день
Во славу палачей
Ведь я – всего лишь тень,
Всего лишь жалкий шут.
Но мне – настанет день-
Осанну пропоют.
***
Минует и это время,
Минуют и эти года.
Как рад, что был я со всеми,
Как жаль, что один- никогда!
И в синей вечерней пороше
Тропинкой лесною бреду.
Я - гость в этом крае непрошеный,
Поймавший ночную звезду.
И в синей вечерней пороше
Иные встают времена.
И ласковой самой, хорошей
Готов я подать стремена.
Она, надо мною согнувшись,
Целует, почти как в бреду.
Я- стольник и верный конюший,
Поймавший ночную звезду!
Но вот засмеялась и хлыстик
Ударил по крупу коня.
Она засвистала мальчишкой:
«Конюший, держи стремена».
И вот она мчит без дороги,
Сбивая ромашки в цвету,
Я - верный конюший- о боги!-
Поймавший ночную звезду.
Застыть бы лесною шишигой
В глухом заозёрном краю
И к чёрту печаль и интриги:
Я лишь стремена подаю.
И конь вороной иль буланый,
Уносит тебя сквозь метель.
И как же печально и странно,
Что рядом другие теперь
И тот, кто подаст тебе стремя-
И губы подставит свои.
А звёзды дрожат в полудрёме,
В холодной степной полыньи.
***
Одиночество…
Как представить себе одиночество?
Падших ангелов грустное зодчество?
Нетворенья бесформенной тьмой?
Навсегда наступившей зимой?
Алым проблеском тщетных надежд?
Вдовьей скорбью неснятых одежд?
Без следа исчезают пророчества
Как усмешку невозданных почестей?
Одиночество…
Как представить себе одиночество?
Как полёт на последнем крыле?
Как молчанье лежащих в земле?
Неизбывным стремлением к творчеству?
Одиночество…
Как представить себе одиночество?
Чёрной глыбой, лежащей в земле?
Жарким светом, уснувшим в золе?
Нелюбовь, непечаль, одноночества…
Мне таким предстаёт одиночество:
Безнадёжны пустые глазницы,
Как большие умершие птицы,
В темноте пронеслись вереницы
Всех, летящих в своё одиночество.
Не мечтается им, и не хочется
Ни по имени чтоб, ни по отчеству.
Одиночество…
Как представить себе одиночество?
***
Простите меня за то, что кликуша,
Простите меня за то, что поэт
За то, что я никого не слушал,
За то, что знаться со мною не след.
За то, что я по базарам мира
Стою с протянутою рукой,
За то, что тени в моих кумирах,
За то, что с меня барыш никакой.
За то, что дева уходит к другому
С тугой, набитой златом мошной,
За то, что один, за то лишь, что кроме
Меня – никого. Ну какой же смешной!
Ведь разве стихи для счастья привада?
Ведь разве прокормом служат стихи?
За то, что всё время проходят рядом
Те, кто к цвету звука глухи,
Те, что моря не чувствуют запах,
То, что закаты пахнут бедой,
Те, к чьим цепким сосисочным лапам
Прилипнет хотя бы один золотой.
Но я, который не любит штампов
- Время смоет меня и стихи-
Опять один пойду по этапу
И снова тать мои потрохи
В холодную грязь густеющей ночью-
Так вот за слово какая цена!
Но мне судьба иного не прочит
И чаша будет испита до дна.
Я – это знаю, я - это знаю
И я не очень об этом грущу
Моя удача, моя вина ли
То, что этого я хочу.
С клеймом на лбу на базарах мира
Стою с протянутою рукой.
И плачет, в голос рыдает лира-
Цена за всех непоэтов покой.
***
Только вы меня не обманули,
Только вы со мною до конца.
А болезни, беды- точно пули-
На любого хватит храбреца
Я иду в верховья, точно рыба.
Через камни, через быстрину.
Ах, спасибо, милые, спасибо
Уж за то одно, что не тону.
Что тянусь и, вырывая клочья
Сердца, мяса - всё же не тону
Мне вы в жизни помогали очень,
Мне вы дали истину одну:
Умереть, пробившись через беды,
Глухоту, забвенье и прибой,
Чтобы плыли, точно белый лебедь
По весне вернувшийся домой,
Все стихи. Ах, милые, спасибо,
Ах, спасибо, милые, за всё.
За удачу умереть красиво,
Опираясь на волну плечом.
И качаться в синеве глубокой,
Опираясь песнею- крылом.
И мечтая об одной далёкой
И ещё мечтая об одном.
Друге. Это всё-таки красиво:
Умереть, ликуя и трубя.
Ах спасибо, милые, спасибо.
Милые, спасибо, за себя.
***
Я был на бюллетне, измучен гриппом,
Лежал в постели, доводам внимал
Рассудка: что-де вот нашлась же пытка,
Которой я никак не понимал.
За что, за что лежу в своей постели?
За что, за что же пытка мне сия?
Любезности родных мне надоели
И, вовсе отвращенья не тая,
Смотрел на апельсин, на два лимона,
На чай в стакане и кусок торта;
И отдых мой, желанный и хвалёный,
Отнюдь не то же, что о нём мечта
Здесь много маяты и много скуки,
В покое сем немало клеветы.
И я лежал, заламывая руки,
И понимал всесилие тщеты
Уйти от этой мысли. К телефону
Я руку протянул и стал звонить.
Своим знакомым. Да, своим знакомым,
Которые обязаны любить
Меня. За что? – Я этого не знаю,
Но всё- таки обязаны любить.
Я слышу в трубке: как они снимают
Её и начинают говорить.
Им некогда, одни успокоенья:
Мол, поскорей на ноги становись,
Наведаться не могут, к сожаленью.
Ну что поделать- замотала жизнь.
В милицию звоню, звоню пожарным.
И вызываю скорую: ноль три.
И в трубку тянет то дымком угарным,
То тошнотворно пахнет формалин.
И тут звонок. Вы кто? Да тот, имярек
Да; это я. Вы звоните ко мне
Какой судьбы божественный подарок!
Такое не приснится и во сне.
Ко мне графиня. В гости. На два слова:
«Нам надо объясниться тет- а- тет.
О вас, мол, слова не было худого.
У вас в моих глазах авторитет.
Я знаю: вы поэт, но из другого
Столетия. Всё ж ямбу вы верны.
И значит собеседника иного
Не надо мне». «Нельзя ли объяснить
Точнее: почему, зачем поэт вам?
Какая в этом срочная нужда?
«Скажу потом. Так значит вы придёте?»
Болезнь моя забыта без следа.
Пижама снята, щёлкнули подтяжки,
И галстука захлёстнута петля.
Вздыхая и притворно, и нетяжко,
Из дома выхожу. Зачем и для
Чего? Ну, право, этого не знаю.
Вот дом, квартира, вот она сама,
Графиня. «Сударь, я вам обьясняю
Вы мне нужны. Обязана весьма
Я вам. Письмо из прошлого столетья
К несчастью, перепутались века.
Влюблённые страдают, словно дети
И между ними тёмная река
Годов, событий, жизни непрожитой,
Печали, слёз, забвенья и тоски,
И вы письмо сейчас передадите
И скажете, - что вашей, мол, руки
Просил прекрасный, нежный Казанова
Да-да, тот самый. Разве есть изъян
В его судьбе? И кувшины с любовью:
«Графиня». И с любовию стакан:
«Графиня». Как хрустальные виолы,
Посуда дребезжала на столе
«Я передам. И только лишь, не боле-
Я в этой не участвую игре».
Я взял письмо, облобызал ей руку.
И приподнял с почтеньем котелок.
Ах боже, ну какая в этом скука!
Ну почему всем это невдомёк,
Что могут перепутаться столетья!
Какая в сём безбожная игра!
Какая жаль: не сходятся приметы,
Бездарно пропадают вечера!
А мы? А мы? Ну чем и в чём мы лучше
Всё тот же сплин и та ж во всём хандра.
Событья ненаставшего попутчик,
Свидетель отошедшего вчера,
Принёс письмо. Она – преподаватель,
Брюнетка, остроумна, недурна.
И всё-таки ошибся мой приятель:
Признаюсь: не понравилась она.
О где ж ваш вкус, великий Казанова?
И правду говорят: любовь слепа
Но нам ведь нет хотя бы и такого
И в страхе мы не перекрестим лба.
Мол, чур, меня, мол, обойди сторонкой.
К чему и для чего напрасно ждать!
Ведь вот у нас доступные девчонки-
К чему же невозможного желать.
А ведь стрелялись, вешались, тонули,
Теряя обожания предмет.
И нам не страшны ни петля, ни пуля,
Утерян страсти пламенной секрет.
И снова грипп, и градусник под мышкой,
На диске палец: ноль- один, ноль-три.
Хоть не горю, не грабят, но без риска
С каким-то безразличием внутри
Звоню, звоню и всё осточертело:
Ах, если б можно к чьим-то пасть ногам!
И пел сверчок, и радуга шипела,
Когда лучи пронзали мой стакан.
***
Хочется, хочется
Песни и полёта.
Хочется, хочется
Хочется чего-то
Хочется улыбок,
Слёз и поцелуев.
Хочется ошибок,
Только не впустую
Хочется мороза,
Снега и бурана.
Только чтобы всё же
Поздно или рано
Синий сумрак мая
И сирени гроздья.
Чтоб любовь былая-
Не сплошные слёзы.
Чтоб былая дружба
Не была былою.
Чтобы легче служба,
Чтобы на постое.
Мягкая перина,
Пироги с блинами.
Чтобы всё как ныне
Было между нами
Чтобы летом – солнце,
Грозы и купанье,
Чтоб умней и тоньше.
Не всегда словами,
А порой - и делом,
Дружеской улыбкой.
Чтоб ты песни пела
Над ребячьей зыбкой.
Чтоб по-человечьи
Всё – как меж другими.
Может, и не легче,
А трудней, Марина
Но бывает разве
Лёгкою удача?
Всё - не в миг, не сразу
Так или иначе
Но однажды в праздник
Загудят колёса.
И колдун - проказник
Снимет все вопросы.
Всё само решится:
Подобрей начальство,
Понежней милиция.
Всякое канальство
Канет, может, в лету,
Девушкам - гвоздики,
А парням - билеты
На «Спартак» великий,
На «Милан» могучий,
«Олимпик» блестящий-
Всё ведь будет лучше,
Всё ведь - настоящее.
Хочется, хочется
Хочется чего-то
Хочется, хочется
Песни и полёта.
***
«Роняет лес багряный свой убор»,
О, сколь мила разлука мирозданью!
Я помню голос этот до сих пор,
Его невыносимое страданье.
Его невыносимую тоску-
Ну что нам в том, что лес листву роняет?
Но вымолвить спокойно не могу-
Меня моё волненье обгоняет,
Моя печаль. Ах, всё же на веку
Не много дел, что равны этой муке.
Когда печаль, проникшая в строку,
Терзается, заламывает руки.
И нет ведь оправданья никому
За созерцанье, праздность и разлуку.
И ведомо лишь богу одному:
«За что, за что печаль сия и мука?
И, в серость неба, погружая взор,
Моя душа в строку сию вникает:
«Роняет лес багряный свой убор»
И ветер книгу судеб залистает
И шевельнёт, как лист, мою судьбу
И запорхает лист, как лист осенний,
И осени последнее табу-
Оно залог иного возвращенья.
И, в чью-то песню втиснутый весной,
Мой перст в себя же самоё вникает:
Уже и в жизни явленный иной-
Он по-иному всё переиграет
Но и тогда сквозь смутный разговор
Времён во мне музыкой возникает:
«Роняет лес багряный свой убор».
Ну что тут делать - лес листву роняет.
***
Июньский дождь струит средь нощи
Потоки ливня по стеклу
Блистает молния, рокочет
Далёкий гром. Не по нутру
Мне это увяданье цвета,
Июньской пламенной красы
Но дождь угаснет до рассвета.
Уже и счёт-то на часы.
Ему недолго красоваться,
Не долго молниям блистать.
Но я влюблён в него, признаться,
Боюсь я от него отстать.
Ведь среди мягкого покоя
И среди летнего тепла
Душа приемлет не любое
Не окончание, а зла
И правды, ливня разрешенья-
Чревато молнией оно.
Но дождь июньский в утешенье
Струит и брызжется в окно.
***
Вальс цветов
Цветы кружат по небу синему,
Цветы кружат, кружат, кружат
Средь облаков, покрытых инеем,
Всегда спешащих невпопад,
Среди веселого цветения,
Среди беспечной суеты.
Они кружат по вдохновению-
Кружись и ты.
У всех цветов, наверно, мания:
Как и у женщин- на виду
У всех кружить- хоть ноль внимания,
Хоть смотрят так, как на звезду.
Цветы кружат средь лета буйного.
В огне июньской новизны.
Ах, небо было бы лазурнее,
Ах, были б взгляды влюблены!
Они кружат, они- беспечнее,
Чем ваших взглядов мотыльки,
Упоены короткой вечностью,
Пестры, нарядны и легки.
А что за этою воздушностью,
Они и сами не поймут.
Они беспечные, цветущие,
Но красотой своей не лгут.
Они такие же ранимые,
Как мы во глубине души,
Никем от горя не хранимые
И не способные решить,
Что лучше: долгая морока
Иль яркий вальс средь облаков
Ценою нашего восторга
Им не короткая любовь,
Другое что-то. Среди лета,
Средь акварельной синевы,
Они в восторге от полета,
Они по- своему правы
Благословенно ваше счастье
И эта неба синева,
Что нашей радостью отчасти,
Отчасти юная трава,
Что тянет стебли, мотыльками
С неё вспорхнувшие цветы.
Кружат меж небом и домами
И не боятся высоты.
***
Глазастая моя печаль,
Неунывающее солнышко,
Мою ты освещаешь даль,
Улыбкой ласковою полнишься.
Неугомонная моя,
Моя веселая певунья,
Самозабвенная моя,
Моя беспечная шалунья.
Бутоны глаз твоих в ночи
Мне сердце полнят ароматом.
Хрустальный голос твой звучит,
И сердцу звук его понятен.
Сияй в ночи, мерцай звездой,
Плыви сквозь полдни и закаты,
И сердце мне сжимай уздой
Своих улыбок и объятий.
Хрустальная моя, сияй,
Мерцай, моя неугомонная.
Игривая моя, играй,
Не спи, не спи, моя бессонная.
Твой облик, тающий в ночи,
Вплывает пусть в мою дремоту.
И с новой силою звучит,
И сердца моего заботой
Не потускнеет никогда.
Пусть, никогда не унывая,
Плывёт, горит моя звезда,
Моя навеки дорогая.
***
У моей подружки
Вкусная ватрушка
Кто ни едал
«Спасибо» сказал.
***
Что делал я с женой до утра,
Не знает даже Кама-Сутра.
***
Я в юности дарил охапками,
Швырял я тысячи и сотни.
И не оставил сил на главное:
Мне нечего сказать сегодня.
И столь беспутно промотавши
И юность, и красу, и песню
Я - тот, тот самый, ненаставший,
Тот самый я, неинтересный,
Жующий мяту валидола,
И юность чуждую клянущий.
Да, я тот самый, невеселый,
Познавший: молодость упущена.
Я заклинаю: ради бога
Беречь любимых, чувства, песни.
И выйти всё же на дорогу,
Восстать, как феникс, столь чудесно,
Как мне судьба не отпустила,
Как мне уменья не достало.
Чтоб все страданья искупило,
Чтоб в силе зрелой бушевало,
То самое - что мимо, мимо…
То самое - что поздно, поздно…
Живите милые, любимые
В свои часы, мгновенья звёздные.
В своих размеренных орбитах
Храните силу настоящую
Живите милые, живите
Моею жизнью ненаставшею.
***
Ну чтоб судьбе не баловать Ахилла,
Когда б на пятки натянул бахилы.
***
Когда мой муж идёт в ревю
Когда от зависти ревю
Когда мой муж идёт в бистро,
Я ночевать иду к сестро.
***
Сугубо мирное.
Летят по небу головастики.
Прекрасно, что они без свастики.
***
За ночью вслед приходит день,
А, может быть, наоборот.
За встречею грядет разлука,
А, может быть, наоборот.
За счастьем вслед идет беда,
А, может быть, наоборот,
В лед превращается вода,
Или вода - обратно в лед.
За жизнью вслед приходит смерть,
А , может быть, наоборот.
Поглотит океаны твердь,
Спаси от этого господь!
Господь пасет своих овец,
А, может быть, наоборот.
Начало ищет свой конец,
А, может быть, наоборот.
Река течет меж берегов,
А, может быть, наоборот.
И явь – прекраснейший их снов,
А, может быть, наоборот.
Из тучи в пашню дождь идет,
А, может быть, наоборот.
Охотник льва подстережет,
А, может быть, наоборот.
На деве женится богач,
А, может быть, наоборот.
Всяк ищет повкусней калач,
Солдат, трактирщик и палач,
А, может, быть, наоборот.
Торговец продает товар,
Имея с этого навар.
А, может быть, наоборот.
Когда за нами смерть придет,
Всех за собою уведет-
А, может, - и не всех.
Про юность вспомнивший старик,
И старость позабывший -дик
В сетях самообмана,
В свои попавший невода,
Нелеп как твердая вода,
Нелеп, ведь правда, господа? -
Не ставь другим капкана.
Ленивый ценит лишь покой,
Ему сражения на кой?
Но нет и пораженья.
А то, что жизнь проходит зря-
Ленивому до фонаря,
Ему и вздох-движенье.
Скупой считает каждый грош,
Булавка как с алмазом брошь,
В мильон карат скупому
Но такова его душа:
Все взять себе и не шиша,
Ни крошечки - другому.
Но тем ценней иной делец:
И дни и ночи как скворец,
Поет самозабвенно.
Из всех удач лишь песню взял,
Всем по душе его вокал-
Их мало, к сожаленью.
Но тот, кто утром утру рад,
А ночью – ночи, тот богат,
Сокровища - несметны.
Луч солнца - только золотой.
Луна серебряна – постой!
Росинки самоцветны.
Он жизнь без злости проживет,
Хоть сыт всего два раза в год.
И жизнь ему-награда.
К такому ластятся ветра,
Такому и метель-сестра,
Ему богатств не надо.
Однажды каждый выйдет в путь,
Дорога-смысл, дорога-суть.
Призвание -дорога
Но каждый хочет отдохнуть:
Поесть-попить,
Потом уснуть-
Не так уж это много!
У зверя есть в лесу нора,
У горного орла –гора.
И у затычки есть дыра.
У листьев на ветру- ветра,
И дом –у человека.
Пусть будет дом его высок.
Пусть будет ближе, чем висок,
Рубцу его подушки.
Пусть будет у него жена,
Детей родит ему она,
В младые лета-как весна,
А в старости- старушка.
Пусть жизнь идет за годом год,
И жизни сей круговорот
Всех мудрых не смущает.
Ведь за труды их ждет почет,
За сыном внук уже встает,
И род его мужает.
Извечна жизнь, извечна смерть,
На том стоит земная твердь:
Все жаждет обновленья.
За жизнью вслед грядет покой,
И снимет нас, как сон рукой,
Иное поколенье.
Пора дорогу уступить,
Жизнь смерти карой искупить,
Но что на свете вечно?
Всему на свете есть конец,
Но жизнь-всего, что есть венец,
И благо бесконечно.
***
Сорок лет пройдут, как сорок тысяч веков.
И из белых, как снег и как лед, облаков
Будут люди строить себе дома,
Комфортабельные весьма.
Будут люди летать на любую звезду,
Колоссальные силы возьмут под узду.
И напишут люди тома и тома
Величайших прозрений, прорывов ума
Но и тогда, как тоненький стебелёк,
Невесомый порхающий мотылёк,
Будет так же тонок он и раним,
Хоть исчезнет понятье: подлец, аноним.
Всё равно он будет и плакать, и петь,
И о чём-то будет всегда жалеть,
И чего-то будет искать всегда
Да-да-да-да да-да – да, конечно, да
Потому что в холод и жгучий зной
Кто-то нужен ему такой же родной,
Как его же тело, его же душа-
Вот и будет ходить и ждать не спеша.
Или будет спешить, ошибаться, но ждать.
И бояться, бояться всегда опоздать.
Ах, забавный, наивный чудак – человек!
Что изменит сей век, что изменит тот век?
Что ты можешь поделать с самим собой,
Что ты можешь поделать, молчи или пой?
Но всегда и везде, но везде и всегда
Да-да-да-да-да да-да, конечно, да.
***
Это - моя земля:
Англия, Франция, Германия
Это – мои реки:
Амазонка, Нил, Миссисипи
Это - мои горы:
Кордильеры, Урал, Аппалачи
Это - мои братья:
Мексиканцы, бушмены, пигмеи.
Это - мои джунгли, это- моя тайга,
Это - моя Сахара, это – моя Невада,
И где бы в кого бы не стреляли
На этой прекрасной и страшной земле-
Они стреляют в меня.
Каждая пуля попадает мне прямо в сердце,
Каждый крик о помощи
И каждый крик отчаянья, боли-
Это мой крик,
Рвущийся из моего обугленного страданием рта
И все олени, и все белые медведи,
И все жуки, и все обезьяны,
И все птицы, и все рыбы-
Это мои младшие братья.
И в глубине души они верят человеку,
Надеются на его защиту.
И вся эта земля
Со всеми живущими на ней-
Это моя Родина.
Здесь я родился.
И здесь я умру.
И ныне, и присно,
И во веки веков
Благодать этой жизни со всеми нами
Аминь.
***
Как важно вовремя родиться,
Эпохи пламенем гореть,
Быть продолжателем традиций!
Важней лишь к спеху умереть.
***
Ужас какой!
Боженька, за что ты не любишь меня?
Может быть за то,
Что я не верю в тебя?
Но всё равно: ужас какой!
Ужас! Ужас! Ужас!
***
Я помню: в лавке букиниста
Высокая и светлая жила.
И в голосе звенящие мониста
Никак отдать другому не могла.
И на перстах и длинных и холёных
Сверкал где вызывающ маникюр,
Колечка не было, и невлюблённо
С обложки старой щурился авгур.
Портреты дам таращились глазасты,
Мерцала старых литографий медь.
В каком таком записано кадастре
Лет в двадцать восемь мужа не иметь.
И друга тоже. С узкими плечами,
Парящая, как будто на луче,
Хотя тебя не завлекал речами
И мало мы общались вообще.
Но видел я: умна, интеллигентна,
Особой деликатности полна.
На языке высоком без акцента
Со всеми говорить обречена.
А здесь важнее низкая рутина,
И сплетня актуальнее, чем стих.
Прекраснее, чем за спиной картины
С глазами- не найдёшь ведь у других:
Глаза оленьи, важенки- уж точно
Её заждался сказочный олень.
А время здесь бежит в часах песочных,
Песочку-то ведь сыпаться не лень.
И старится мечта моя былая,
Морщин незримо проступает вязь,
Всё также деликатно улыбаясь-
Улыбки этой где-то заждалась
Душа родная говорит: « Возьмите
«Двенадцать» Блока. Двадцать первый год».
Красавица, и вы меня простите
За то, что оголтелый мы народ.
И жаль, что до плеча Вам, а иначе
Пошёл бы без оглядки я ва-банк.
С душою что не требует ни сдачи,
Ни оговорок. Ринулся б как танк!
А может вышло б! – Этого не знаю,
Но к Вам определённый интерес
Имел. Какая светлая иная
И самых незатейливых чудес.
Исполненная жизнь ждала, быть может,
Но ты меня, конечно, не ждала.
Куда-то дальше уплывал тревожный
Твой взгляд. Из модернистского стекла
Выглядывала ты пленённой птицей-
Синицей, что в неволе не поёт,
И длинные бросали тень ресницы
На ярко-синий глаз твоих полёт.
И всё-таки такая неземная,
Наверно, ты обычного ждала,
А я ж стоял, лишь книжечки листая,
И уходил, - у каждого дела.
***
Бросил в море сеть рыбак-
С тиною вернулась.
Удивился: «Как же так?
Чем не приглянулась
Сеть моя; в морской воде
Миллионы гадов,
Рыб, медуз; всегда, везде
Был улов, что надо».
Бросил снова в море сеть-
С тиною вернулась.
Но блеснула в тине медь,
Наш рыбак был рад- заметь-
Чаша приглянулась.
Он в перстах её потёр-
Вылезла шишига.
В бородавках вся, остёр
Нос, в очках и с книгой.
«Ты почто меня позвал,
Вызволил из моря?
Али горя не видал?-
Дам тебе я горе»
Тут она свернула нос,
Выцарапав очи,
Щёку вырвала- нашлось
Много бед-короче,
Инвалидом стал рыбак
Самой первой группы,
Да вот так. Увы, вот так
Обошлись с ним грубо.
Он теперь судьбу клянёт-
Фарт свой проклинает.
Каждый что-нибудь найдёт-
Но чего? – не знает.
Не хватайте в руки зря:
Для беды и мига
Хватит: злобою горя,
Вылезет шишига.
Изуродует она
Вас, как бог верблюда.
Жизнь уже тогда ценна,
Если нет в ней худа.
***
И когда в зеркалах темнота.
Или то, что черней темноты.
И когда онемеют уста,
Чтоб не выдать заветной мечты.
И когда загорятся сердца
Робкой верой на светлый удел.
И когда ты дойдёшь до конца
И поймёшь: ничего не успел:
Даже слово, и даже любовь,
Даже птицу в чужой синеве-
То не верь, что родишься ты вновь-
Этот жребий уже не тебе.
***
Кара-кум- в первую очередь, это- не конфеты.
Кара-кум- в первую очередь, это- пустыня.
О чём вы песчинки поёте
С шоколада цветами густыми?
***
Чем больше тратишь денег,
Тем меньше их остаётся.
Смотришь порой на ценник,
Как на дно пустого колодца.
***
Глаза её… но что уж о глазах!-
Всё сказано о них давно не мною.
Здесь нового лишь то, что я – казах,
Не спутавшийся с чьею-то женою.
***
Сияние замедленного жеста-
Уже угасшей музыки чело.
Как дуновенье тихого оркестра,
Которое на нет само сошло.
И гаснут свечи, озаряют свечи
И бледность лиц, и бледность париков-
Той темноты струящейся предтечи,
В которой меркнут тени облаков.
***
Если ударить канделябром по голове,
Последняя расколется половины на две.
Если ударить головой по канделябру,
Едва ли пожнёшь подобные лавры.
Ерго: канделябр прочнее, чем голова-
Всё прочее только слова, слова.
***
Заря отражается в тающих линзах
Диоптрию ночи глотнувших озёр.
Но это и радость: ведь мы не одни же
Средь тёмных своих и средь светлых сестёр.
Шар воздуха полон уже белизною-
Она разбавляет уже темноту.
Куда-то уплывшее небо ночное
Уже потеряло свою высоту.
И смена свершилась уже декораций.
И солнце стеной золотого огня
Всё будит и всех заставляет смеяться
Над ночи печалью, над радостью дня.
***
Минерва спросила: «Минёр вы?»
А я ей ответил: « О, нет!»-
«Какие железные нервы
И явно, что вы не поэт!»
Конечно, права оказалась.
Судьба моя- вечный минор.
В одном лишь она ошибалась:
Я- плотник. Но я – не минёр.
***
Если хочешь плохо жить,
Надо с водочкой дружить.
***
В этом треугольнике
Неравные углы.
Мы почти как школьники-
В сумятице игры.
А куда нас вынесет,
Упаси, Господь!
Ты- всего лишь вымысел-
И душа, и плоть.
***
Вот прошло уж не меньше ста лет-
Может, тыща, а, может, и больше.
Завивается смерчами свет,
Вьюга ведьмой хохочет вослед-
В ожиданье напасти все горшей.
И твой юный сияющий лик
Обещает былые блаженства.
Не Аллах коль, так Эрос велик-
Искушает не грех - совершенство.
Совершенства так жаждет душа,
Совершенства так жаждут тела.
Как по свету пройти не греша-
Ведь душа молода и смела?
Не напастей, а счастия ждёт-
Может ждёт несказанная мука.
Не натягивай лука, Эрот,
Для любви, но всегда для разлуки.
***
Надо мной, надо мной, надо мной,
Над ещё не рождённою бездной,
Над тягчайшей, горчайшей виной,
Над страною моей сребро-звездной,
Над таящейся в туче пургой,
Над цветком, что таит целованье,
Над холодной печалью, тугой,
Позабывшей уже о страданье,
И над тайной забытых комет,
И над бездной слепящего света-
Только след, только след, только след
Той, что будет потом не воспета.
***
Над какой-то забытою тайной
Арфа вьюги поёт и поёт.
Все рожденья и смерти случайны,
Всё известно всегда наперёд.
Пусть лукавы друзья и подруги,
Постоянны, как кремни, враги.
Землю солнечной, райской округи
Для другого, Господь, сбереги.
***
Вымерли напрочь мамонты
В постледниковом периоде.
Но в чьей-то остались ведь памяти,
Ведь мы не совсем ещё ироды?
***
Нет холодного совершенства-
Вдохновенье всегда кипит.
Ходит совесть рядом с блаженством,
И с восторгом соседствует стыд.
И во что-нибудь вечно влипаешь-
Не тебе – это точно!- расчёт-
Вдохновения сила слепая
Прямо к цели тебя ведёт.
Будет пениться влага хмельная-
Здравствуй, здравствуй, Кастальский ключ!
Для другого и влага иная-
Не из этих- поверьте!- туч.
***
Приснилось то,
Что другим не снится.
Влюбился так,
Как другим не влюбиться.
И пелось так,
Как другому не петься-
Как терпишь только,
Скажи мне, сердце.
***
Циркулем её ног
Очерчена моя вселенная.
Хорош этот мир, или плох-
Он мой- он мой!- вне сомнения.
Сомненья уходят прочь,
Рождая- зачем?- надежды.
Кто может- кому?- помочь-
Кто мог это делать прежде?
***
Забыть- обо всём забыть!
Бежать- но куда бежать?
Любить- но кого любить?-
Как этот капкан разжать?
Всё в мире лишь «баш» на «баш»,
Всё в мире за «око- око».
Скажи, отчего, карандаш,
Так грустно мне, так одиноко?
***
Глаза её сияния полны
И вера в радость жизни горяча.
И не было бы лучшей мне жены.
И для души измученной врача.
***
Мир этот стал тесен,
Мир этот стал грязен.
Мне не хватает песен-
Песни не нужны разве?
Мне не хватает солнца,
Мне не хватает неба!
Пусть крикнет, кто может, громче-
Но нет в моём голосе гнева.
А есть печаль пониманья:
Всё смешано: радость и мука.
Расплатой за песню- страданье,
Расплатой за счастье- разлука.
***
Пора бы дать тебе имя,
Из тьмы выводя постепенно.
Быть может, зовут Марина?
Быть может, зовут Елена?
Не знаю, не знаю, не знаю…
И кто это в мире знаёт?
«Ты знаешь это, родная?» -
Лишь, молча, слёзы роняет.
***
Меняю, меняю, меняю…-
Всюду торговли посевы.
линяю, линяю, линяю-
Меняю землю на небо.
***
Пора бы лечь и уснуть
Чур, чур! – до утра- не навеки.
Конечно, и этот мне путь:
И степи, и горы, и реки.
И звёздная будет река,
И синее небо в итоге.
Как эти белы облака,
Как эти черны дороги!
***
Чтоб лучше узнать мужа,
Познайте его жену.
И вы станете тем, кому ужин
Оставляли всегда в старину.
***
В море полно воды,
Как в жизни полно беды.
Куда-то текут моря,
То вспышками янтаря,
То зеленью радуя глаз.
И волны за разом раз.
Качают лодки борта.
И не поймёшь ни черта,
Зачем здесь столько воды,
Смывающей все следы.
***
Уехать бы к чёрту куда подальше,
Покинув этот постылый свет.
Где много фальши, где много фальши,
Где сдох уже не один поэт.
Душа устала, душа устала.
Но нету жизни, и смерти нет.
Того, что будет- мне будет мало,
Того, что было- уж больше нет.
Всё то, что было, всё то, что было.
Неужто было со мной?- ау!
Забыло сердце, душа забыла-
Воспоминаний я не люблю.
Как много надо, как мало надо
Для человека в средине лет!
В чём моя сущность, моя монада
И кто докажет, что я – поэт.
***
Песенка
Жил да был,
Жил да был
Маленький бычок.
У него,
У него
Морда с пятачок.
Он любил,
Он любил
Хвостиком махать.
И совсем
Не любил
Сеять и пахать.
***
А на погосте
Лишь только кости
А перспективы
И вовсе нет.
«Вы это бросьте!»-
Кричу я в злости
И сочиняю
Лихой сонет.
А в нём, поверьте,
Пишу, что смерти
Намного лучше
Любая жизнь.
А мне соседка
Ввернула метко:
«Конечно, лучше-
Теперь молись».
А что в итоге:
Не сделать ноги.
Обратной вовсе
Дороги нет.
И на пороге
Своей берлоги
Встречаю хмуро
Скупой рассвет.
Идут девчонки,
На них юбчонки
Короче маек
Былых времён.
«Ах, погодите.
Ко мне зайдите!»-
Но заходить им
Какой резон?
И в этом горе.
Я всё проспорил.
Что не проспорил-
Сумел пропить.
Живите, люди,
С вас не убудет.
Авось, сумею
Вас не забыть.
А здесь лишь черти
Как хочут вертят.
И превращают
В бифштекс мой зад.
На сковородке
Пляшу чечётку.
Слова рифмую,
Но невпопад.
За это, может,
Меня, мой Боже
На кухню эту
Определил.
А я ведь смелый,
В себя лишь верю,
И тех лишь помню,
Кого любил.
Смерть больше жизни,
А горе- тризны,
Я в бесконечном
Уже пути.
Рукой махаю,
Не забываю
Всем тем, кто помнит
Кричать: «Прости».
***
Я вес набрал весьма успешно,
Теперь как похудаю, грешный?
***
Ничто не вечно в этом мире,
Не прочна ни одна судьба.
Пьёшь чай иль спишь в своей квартире,
Не знаешь ты, что ждёт тебя.
***
Кто знает, какие нас ждут перемены?-
Роди человека себе на замену!
***
Зарплата в десять тысяч рэ-
Давно предел моих мечтаний.
Ночь и деревья в серебре,
Осенних дней очарованье-
Давно всё это позади-
Свиданье, лунная дорожка,
Восторг, волнение в груди.
Хоть мягко стелет, падать жёстко-
Ты такова- что делать?- жизнь.
Крутые горки укатали.
И всё же горших укоризн
Дождутся от меня едва ли.
***
Хрустела костями солёными мышь,
А кошка урчала, мурчала: « Кишмиш!»
***
Уйдя из возраста Христа,
А также возраста Бальзака,
Она уже совсем не та,
Как в юности была, однако.
Покрылась сеткою морщин,
Седела, красилась, линяла.
И взоры нежные мужчин
Она собою не пленяла.
Лишь вспоминала иногда
Всех тех, кого она любила-
Неотразимая звезда
Мужчин посредственных и хилых.
***
Когда мне было сорок лет,
Уже мне было сто- не меньше.
Ведь я- несбывшийся поэт,
Изгой среди мужчин и женщин.
И, проклиная ремесло,
Что пропитанья не давало,
Писал стихи всему назло,
О том не думая нимало:
Зачем они и каковы,
Что ждёт меня в конце дороги?-
Я был подобием травы,
Чужие любящей пороги.
***
Оттянуть свой полтинник,
Ну , а больше- не надо.
Жить как ветке полыни,
Соловья серенаде.
У поэтов считают
Не года, только песни
Часто глупо решая:
« Автор слов неизвестен».
***
Нет, далеко не всё равно
С каким подходим мы итогом
К тому, что снилось нам давно,
Что мы зовём жилищем Бога.
А что там, как там? – всё равно
Не безразлично, что осталось.
И смотрим вниз мы, как в окно,
К живым испытывая жалость.
***
Как люблю я красотки корсаж
И французских духов фимиамы!
Но когда я включаю форсаж,
Она попросту «крутит динаму».
***
Всё кончится гангреной языка,
Начавшись слуха, зрения гангреной.
Беда вся в том: не скажешь ей: «Пока»,
Прощаясь навсегда без сожаленья,
Храня лишь только долга ипостась-
Всё остальное продано навынос.
Теперь, когда линяю не таясь,
И взглядом от него не отодвинусь.
И буду что-то вспоминать в уме.
Бравурное, фривольное на редкость.
Ведь если даже смерти не суметь,
В чём явлена в делах житейских меткость?
Прощайте, пани. Всё уже всерьёз.
Хотя , что в шутку- тоже непонятно.
Их бин влюблённый некогда барбос
Дороги не нашёл к себе обратной.
А это- клиника. Тогда с ума
Любой сойдёт совсем не понарошку
Не исключенье- правило весьма-
Покорный ваш слуга и друг немножко.
Оревуар, а попросту Адью.
И данкешён за прошлые страданья.
Успеть бы прыгнуть в чёрную ладью-
Ведь герр Харон не терпит опозданья.
***
Как описать сиреневую майку,
Всю в дырочках – Увы!- не дремлет моль-,
В башке твоей отвёрнутую гайку?-
Здесь виноват не только алкоголь.
Взамен платка хронические сопли
Рукою по привычке вытирать.
Писать стихи, точней сказать бы: вопли,
Глаза сощурив, думать: « Наплевать-,
Что думают- коль думают- другие.
Всё временно: и дружба и вражда.
Одрябли мышцы, некогда тугие,
Взамен стихов хороших- ерунда.
И, веря в правоту Екклезиаста,
Вручить свой жребий прихоти волны,
Что было б справедливо не отчасти-
Ведь музы счастья людям не верны.
***
Сообщение ТАСС
(Только для Вас)
Сегодня 37 июля.
(Поди взгрустнули?)
Двадцать тысяч сорок седьмого года.
На глазах у всего народа.
Астронавт Одиссей.
(Известный Галактике всей)
Улетает на К-8
Между прочим, уже осень,
Хотя и начало июля.
За ним Пенелопа, как за выстрелом пуля.
И их сынок, известный всем Телемак.
Между нами: такой дурак!
Ну, в общем, почтенная эта семейка
(Сказать по-другому, поди, посмей-ка!)
Улетает на К-8.
Календарное лето и настоящая осень.
Клин журавлиный тянется от Урана к Венере.
Скоро ядерная зима и наши потери.
Составляют два триллиона 6 миллиардов.
У противника- вдвое больше. Снарядов
Осталось не больше, чем на три века.
Враг увозит наши горы и реки,
Изменяя напрочь земные ландшафты,
Роет шеститысячекилометровые шахты,
Выкачивая земное ядро- меняется наша орбита.
Слово « атмосфера» давно забыто.
И, по- большому счёту мы проиграли
Космическое это ралли.
Ракетопланы Кассиопеи
С каждым столетием свирепеют
Их численность выше на два порядка.
Поэтому приходится нам несладко.
Но наше правительство поёт «Варяга».
Одиссей улетает. И, как дворняга,
Забытая хозяевами при переезде,
Себе уже не находит места-
Так мы- пора покидать эту Землю!
Любой вариант обмена приемлем.
Даже К-8 лучше «Варяга».
Лети, Одиссей! До-свиданья, бродяга!
Быть может, дождёмся через столетье
Если не мы, то хоть наши дети.
Будут cча;стливы (или счастли;вы)-
(Вместо говорящего- воронка от взрыва).
***
Может славословия страницы
Власть оценит. Может быть, и нет.
Но кому тогда ты будешь сниться,
Поведенья лёгкого поэт?
Слово- это молот и железо,
Слово- и расчёт оно и страсть.
В ярких перьях, глупый и облезлый,
Можешь в прах, в ничтожество ты впасть.
Ну, и где они, твои таланты,
Движущие горы и века,
Если чья-то прихоть и команда,
Если чья-то барская рука
Управляет Музами, но Музы
Так легко уходят от опек-
Стал для них ты тягостью, обузой,
Суть свою предавший человек.
***
Урони монету в темноту,
В праведные воды бытия,
Схоронив нелепую мечту:
Всё вернётся на круги своя.
Будет снова синим небосвод,
Будет снова влажною вода.
Ну, а то, что вовсе не придёт,
Не придёт, пожалуй, никогда.
***
У подлеца
Жуть пол-лица.
Взглядом вампирши
Рядом вам пир же.
И в том пиру
Слив том беру
Тёмную брюкву,
Томную букву.
Чьи -то следы-
Читан - с- лады
То не потеря.
Тонет поверя
В искренность чувств.
Рыскает грусть.
В поисках жертвы
Происки мертвых
То не досада
Тоня до сада
Трусики сняв
Русенький шкаф
Ветхозаветный
Метко заметив
Так мне не надо
Пахнет менада
Вечера грустью
Нечего русый
Юный хохол свой
Струны расстройства-
Песня синицы
Если приснится.
Всё же не вспомню
Можем огромным
Стало нам утро
Падала мудро
Навзничь и сразу.
Разных рассказов
Много на свете.
Тога бессмертья.
Впору тебе ли?
Порох, Тиберий
Годы, проказа.
Вот и доказан-
Истина светом
Выспренно пето.
Качество бога:
Плачено много
Это напрасно
Меток нам праздник
В тёплые руки
Сопли и муки.
Это - потеря.
Вето недели
Счастье у бога
Властвуй, убогий.
Плохо тебе ли?
Лох, но Тиберий
Сто легионов
То ли Гийома
Апполинера
Лапа ли Неру
Джавахарлара
Ржавы харь лары-
Попросту ряхи.
Опусы пряхи,
Режущей нити
Брезжущеймнити
Тенью вечерней
Мены плачевны.
Скупы подарки
Глупо под арки.
Рыбкой ночною,
Липкой от зноя.
Тщетны потуги
Смертной подруги.
Бешеной в страсти.
Тешат причастий
Алые розы.
Стало лепрозой
То, что манило.
Сочно, но мило.
Это анданте
Веток аканта
Чающих зноя
Чай уши Ноя
В ваты тампонах
Хватит – там помнят.
То, что забыто
Почта событий
Ветрено, скука
Мёртвого Кука
Аборигены
Абы рентгеном
Тёмные души.
Вспомнят неужто
Вкус того мяса
Чувства томятся-
Язва желудка
Разве не жутко
Стадия рака
Гадит двояко
Неисполнимы
Нерест Полины.
Волги верховья
Мог ли, легко ли
Кто же узнает?-
Кожа иная.
И альвеолы-
Вихорь виолы.
Пойте кретины.
Топот ратина.
С треском картона
Стрессы Катона.
Соек либидо
Стоек ль обида?
Ада ли корчи-
Падали кротче.
Вьётся тесьмою
Моцарта смою
Не современно
Не сов рамена.
Пьяные чресла.
Ранены если.
Не отвертеться
Невод ведь средство.
В тихой опале
Вы хоть пропали.
Кованы свечи-
Кто вы на вечер?
***
Нечеловеческого голоса
Почти неслышная струна
Вибрирует с такою скоростью,
Что лопнет, кажется, она.
И режет, режет наши души
Бесстрастный голос пополам…
Как я могу его не слушать,
Не верить дьявола словам?
***
Дюймовочка
Душистою росой омоет плечи
Из ландышей серебряных она
Зелёных трав качающихся свечи
Протянут руки синего огня.
Она порхнёт, хрупка и невесома-
Летящий прямо в счастье мотылёк.
Её несёт над облаком, над домом,
Купая в сини, лёгкий ветерок.
***
Честная женщина- неприступная крепость.
Но Измаил- неприступная крепость,
Но Карфаген- неприступная крепость,
Но Сиракузы- неприступная крепость,
И Троя тоже- неприступная крепость.
И где они теперь, эти неприступные крепости?
***
Когда кругом развал, рутина,
Пора лечить и медицину.
1993
***
О вредных привычках
Лучше грызть ногти,
Чем кусать себе локти:
Грызя ногти,
Не кусаем ведь локти.
***
Вечное, вечное, Вачнадзе, Надя Вачнадзе-
Имя и фамилия застряли в голове.
Не знал, а потому и не помню: кто такая.
И как камикадзе
Ломаю голову на равные две
Половины. В одной отложилось: Надя.
В другой: сияние, голубизна.
Какая-то непостижимая сердцем награда,
Какая-то головокружительная кривизна.
Как пропасть, страшнее: куда уж дальше!:
Вневременьем задымленные глаза.
Абсолютное отсутствие фальши,
Все смыслы разрывающая гроза.
И в то же время изысканная женщина:
Тонкая, хрупкая, сумасшедшие чёрные глаза
Разве можно после такой соглашаться на меньшее?
То есть уже ни на что соглашаться нельзя.
И крутится, вертится, упоительно, притягательно.
То отдаляясь, то приближаясь.
Кощунственно даже думать- нельзя!
Всеобьемлюща в смысле, скорее всего, отрицательном.
И о сумасшедших глазищах как выдох: вот это глаза!
***
«Скажи, за что боролись, Надя:
Не дешевеют даже ****и.
***
Кирка, мотыга и лопата-
Оружье пролетариата.
***
Пусть не от мира я сего:
А что имею, итого?
***
Изрядно отвалив на лапу,
Вы станете хоть римским папой.
***
Зачем я не поляк, не чех,
А русский курам всем на смех
1989г
***
Прогноз погоды
И дождь, и снег, и листопад
Четыре месяца подряд.
***
Я провалилась в унитаз,
Но спас меня широкий таз.
***
Идея лучшей акварели:
На фоне пляжей и борделей.
***
Люблю, хоть, знаю, что шалава-
Не зря идёт такая слава.
***
Во сне мы видим горы мяса,
А на работе точим лясы.
1989г
***
Пусть взорвутся спиртные заводы-
Таково повеление моды.
Пусть взорвутся табачные фабрики-
Всё равно не богаче, чем Африка.
1989г
***
Я знал поэта Салимона.
Он был мудрее Соломона.
***
Меня судьба загнала в угол:
Ни дома, ни семьи, ни друга.
***
Зажми в кулачке пустоту.
Дивись на мою простоту.
Кусни мой медовый калач.
А после поглубже запрячь.
Дивись на мою простоту
И смех подхвати на лету.
И краешком глаза следи
Как лучик ползёт на груди.
Смешливой отчаянно будь.
Чтоб смехом своим отпугнуть.
И ухнуть, как филин, вослед.
И бросить ромашку посметь.
Как розан пунцово цвети.
Притворством своим оплети.
И в гладких холёных перстах
Крути карандашик и – ах!-
Нечаянно брось в глубину.
И дружески я подмигну.
Друг друга поймём с полуслова
Мы- дети огня голубого
И пёстрых сорочьих яиц
И в вечность глядящих глазниц.
И пахнущей мёдом травы.
Людской ненасытной молвы.
Мы- дети цветущих левкоев
И нам притворяться легко ли
Когда серебристый огонь
Опустится с неба в ладонь.
Когда зацветёт трын-трава
Найду для признанья слова
И каменно- сер небосвод.
А сердце- гляди-ка!- поёт.
Крути карандашик в перстах.
С улыбкой на алых устах
От всей чепухи открестись.
Посмей без оглядки нестись.
По лугу, к стремнине, к реке.
Как славно идти налегке.
Гуляя без дум, без вещей.
Сказать не для нежных ушей.
Покруче, порезче, смелей
Чем шут у былых королей
Себе позволял только шут
Всю правду сказать. Надают
Щелчков и погонят взашей.
Уж он-то не ждёт барышей:
Ах, милый и славный мой плут,
Горбатый и низенький шут.
Вельможа смолчит – нерасчёт,
А шут откровенно речёт.
А звёзды на небе ночном
Пылают холодным огнём.
Подругу обнявши слегка
Вот так и сидеть бы века
Без дум и без умыслов злых
Никто не ударит под дых.
И в пах не ударит ногой,
А скажут : « Сиди, дорогой»
Гляди на небесную рать.
Не миловать и не карать.
А только молчанье вдвоём
Далёких небес окоём
И руку сжимает рука
Луна серебрит облака
Сидеть голова к голове
Лампадки в холодной траве:
Звезда отразилась в росе.
Ползёт светлячок. Милосерд
И благостен неба собрат
И я улыбнусь невпопад
И буду ловить мимо рук.
Тебе отвечая не вдруг.
Вот так и сидеть до утра.
А мне закругляться пора
Засуну за пояс тетрадь,
До дома тебя провожать.
Пойду и дымящийся след
Я буду в траве лицезреть
А также - рассветный туман.
Бессонницы легкий дурман.
В чугунной гудит голове
Росинки искрятся в траве
И солнце встаёт из-за туч
И что-то смешней отчебучь.
Прощально качнётся рука.
До завтра, подруга, пока.
***
Омар Хайям, Омар Хайям
Не пьёт одеколон.
***
Кто его разгадать сумеет
- Так влюбляться и так грешить-
Кто его разгадать сумеет,
Черный ящик моей души.
Неподвластный ничьим хотеньям
- Из смирительных из рубах!-
Птица с розовым опереньем,
Потерявшая вовсе страх.
И летящая прямо в солнце.
Прямо в солнце большой любви,
Чьи до бритвы края истончены.
Чтобы пальцы и губы в крови.-
От обьятий и от поцелуев.
И от взглядов, от слёз, от бед-
Всё равно как весна бушует
И петляет лисицею след,
Закружившей среди чернотропа,
Уходящей от всех погонь.
Чтоб презрев и обман и опыт
Сесть доверчиво на ладонь
Чьей-то ласки- а как иначе?-
Чьей-то милости- льзя ли, вот так?
Ничего от других не пряча
За какой – нибудь за пустяк
Подаривши тепло и душу
- Пусть согреет и пусть спасёт-
Всё равно не бегу и не трушу
А насмешки и подлость не в счёт.
***
Хочу прекрасною легендой
Уйти во мрак небытия,
Не взяв за песню дивиденды.
И чувства роскошь не тая,
Остаться пламенным и верным
Во глубине своей души,
Соединить былые звенья
Былой любви, и не спешить,
Не суетиться понапрасну-
Жить так, как только я лишь жил.
Прекрасный, верный и несчастный,
Который тем лишь и грешил,
Что пламень, сердце озарявший,
Впитал в бумаги белой десть.
И всё до нитки потерявший,
Что только в этом мире есть.
***
Спаси меня, спаси меня, спаси меня,
Ирония моя, спаси меня.
Не знаю я ни отчества, ни имени,
Не грелся я у этого огня.
Как проклятый, ищу хотя бы проблеска-
Несметные нужны ли барыши?
Ни имени, ни отчества, ни доблести,
Пляши, мой паяц пламенный, пляши.
Канат качает, точно море палубу,
Опять канат уходит из-под ног.
Я- кто-то говорит- тебя разжалую.
Разжалует меня? Меня? Мой бог!-
В каких я только не бывал баталиях,
Какого не отведал я питья.
Ну, как такого кто-нибудь разжалует?-
Ведь задубело тело от битья.
Душа моя давно уже бетонная:
Не пропускает пули и любовь
Учиться горю ничего не стоило.
Твержу себе: «К сраженью приготовь
Свои ладони. Знаю эти почести,
Когда грозит мне чёрная беда.
Но верю я: не сбудутся пророчества,
Не сбудутся наветы никогда».
Спаси меня, спаси , моя ирония,
Ирония моя, спаси меня.
Ведь это…. Это- вовсе не агония,
Тем более, не линия огня.
Тем более, оно- не слово доброе.
Спасибо вам на слове на худом.
Спасибо вам за то, что вы не подлые,
За то, что вы не явитесь в мой дом,
В мой док, где я свою латаю души,
Пробоины, которых не хочу.
Хотя я понимаю: я не струшу
Нигде и никогда. Но, как врачу,
Хотел бы душу женщине доверить:
«Ах, лапушка, от жизни излечи.
В бог весть какую пятницу недели
Бог весть какой, в кромешной чтоб ночи
Вдруг замерцала робкая надежда,
Как скромная неяркая звезда.
И я смежу тогда устало вежды.
И больше не проснуся никогда.
***
Пока есть перья и бумага,
И есть в чернильнице чернила,
Пока в груди жива отвага,
Пока ещё не разлюбила
Меня любимая. Пока
Восходит солнце на Востоке,
Пока прельщают облака,
Пока ещё по воле рока
Я чудным даром наделён
Живописать теченье жизни,
Пока я в этот мир влюблён,
Пока ещё мила отчизна-
Клянусь: я буду волновать
Высокий строй чужого лада,
За Музу буду воевать,
Себе не требуя награды.
Я буду биться за тебя,
Стиха высокая планида.
Пока живу, пока любя,
Пока ещё терпя обиды,
Я начертаю в небесах,
Как молний огненных зигзаги,
Свою любовь, любовь и страх
Перед листом пустой бумаги,
Перед лицом моих друзей,
Перед лицом моей любимой.
И не обижусь я- Ей- ей!_
Когда случатся: втуне, мимо
Мои усилья. Но хула
Врагов- она почётней лести.
Хвала, поэзии! Хвала!
Хвала её высокой чести!
Хвала бессоннице ночей
И перьям, рвущимся к бумаге!
Как синим отблескам мечей,
Когда лавиной, шаг за шагом,
Сминая ворога, идут
Ватаги мери, веси, чуди.
А, впрочем, как и всякий труд,
Она обыденна по сути.
***
Не умирай моя надежда,
Прошу тебя: не умирай.
Не умирай, моя надежда,
Не умирай, не умирай.
Все сожаления о прошлом,
Успехов прошлых мишуру.
Я сбросил так как листья роща
В осенний сумрак на ветру.
Я отошёл от всех ушедших,
От всех растаявших во тьме,
Я распрямил под грузом плечи,
Шепча себе: «Ещё не вечер,
Имея про себя в уме
Тебя, мой парусник крылатый,
Тебя, летящий в небо шар.
И я стою, как рыцарь в латах,
А на небесных циферблатах
Последних чаяний пожар.
Хоть всё давно не так, как прежде.
И жизнь давно уже не рай.
Не умирай, моя надежда,
Прошу тебя: не умирай.
***
Я – жив? Я- жив? Покамест жив.
И всё, и всё и всё- покамест.
И жизни трепетный порыв,
И счастия непрочный замес-
Они покудова со мной,
Они покудова со мною.
Но- что? Но что моей виной?
Но всё же, что моей виною?
И почему я не один.
А, кстати, почему один я?
И кто решил, чтоб до седин
Приправой горькою полыни
Приправили мою судьбу.
И, жизни голосу не внемля,
Я глухо, глухо, как в гробу-
Так отдалённо через землю
Услышал милых голоса.
Давным- давно я с ними близок
Был- иль не был? На полчаса
Ну, так, как из … … … … … на лыжах
Явились милые. Ну, что ж…
Ну, что ж. И мне пора не в землю ль?
И, отвергая жизни ложь,
Я правду савана приемлю.
***
Умножаются наши потери
В соответствии: три к одному.
В наступление сердца не верю
И его никогда не пойму.
Как алмазную эту твердыню
Можно штурмом, осадою взять-
Это звонкое, чистое имя,
Эту гордую, нежную стать?
***
Дай матери бог здоровья-
А больше я не прошу.
Своей заплатил бы я кровью-
Направь в меня смерти пращу.
Но ты не даёшь такого-
Даёшь за праведность рай.
Дай матери бог здоровья
И жизни побольше дай.
***
Предсказание
Как тонкий рисунок гравёра,
Прекрасное стихотворенье.
Вас будет помнить, сеньора,
Не только моё поколенье:
Ханыг, забулдыг и прожженных,
Пропитых, пропетых донельзя.
А всё же в кого-то влюблённых,
А всё таки верящих в песню!
***
Вдруг крякну во сне- час неровен-
И мне не сносить головы:
В деяниях я невиновен,
В мечтаниях грешных- увы!
***
Расти, расти - расти большой.
Расти- большее не бывает.
А то, что нету за душой
Ни капли - кто об этом знает?
А что душа твоя пуста.
Пуста - пустее не бывает.
А что вина твоя густа.
Густа- ну, кто об этом знает?
Вот потому твоя бутыль,
Вот потому стенанья, вопли.
Вот потому глухой пустырь,
Стихов (последних самых) сопли.
***
Все были императоры суровые -
В них брали только жестких мужиков.
Но лишь один из них- поэт!- попробовал
Рагу из соловьиных языков.
Как были соловьи самозабвенны,
И пели, осторожность позабыв.
Но даже в этих гибельных мгновеньях
Хранили к песне верности мотив.
***
Средь Дантова ада Вергилий
Бродил в окаянных кругах,
Как много с тех пор мы забыли,
Совсем растеряли свой страх!
Конечно, и ад изменился.
И гид уже, может, другой.
Но если ты в жизни не сбылся,
Как сбудешься там, дорогой?
***
Ветр осенний и зол, и неистов,
И готов даже землю смести.
Лишь в гербариях футболистов
Сохранятся « сухие листы»
***
Разлучили меня с темнотой
И теперь разлучают со светом.
Под Твоей стопудовой пятой
Глаголают лишь правду поэты.
В сердце вырванном жгучий глагол,
Стали очи свирепы, как кони.
И трепещет душа, как Эол,
В предвкушении новых агоний.
***
Проблемы у всех людей одинаковы.
Независимо от происхождения и пола.
Голубая луна на темени лаковой
Плывёт во рту мертвеца для Харона оболом.
Постепенно увеличиваются пофигистские настроения,
Унижая пацифистские построения
И уже хочется войны, а не мира.
Пылью покрылась забытая лира,
Потому что её хозяин ругается матом,
Зловещий как ворон, как мирный атом.
Потому что не любит просить одолжения,
И не ищет во встречах и снах продолжения.
А уходит, уходит от всякой погони,
Предвкушая ссору, потирает ладони.
Потому что возраст, потому что время.
Долбит, как дятел, в полое темя,
Выковыривая мозга белое насекомое,
Ценя выше всяких яств вещество искомое….
А этого боялись и во время оное.
Потому и ходили как странные кони из шахмат.
Обмирая сердцем: «Как волосы милой пахнут!»,
Прятали от других величайшее в мире открытие.
Теперь не прячут – приходите завтра на вскрытие.
Событие весьма интимное- для самых близких.
И уже затмился неон от краснеющих лысин.
«Как много врагов в короткое время нажито!-
Вздохнув, если только вздохнуть сумеете, скажете:
«Как мало друзей, как быстро забыли женщины!»-
Решите, считая неопромечивым
Шагом, уход в совсем другие пространства,
Где главный критерий – сохранение постоянства.
Даже если, допустим, танцуешь там буги - вуги,
В таком же магическом, Хомою Брутом очерченном, круге.
***
Избранное Том 3
© Copyright: Марат Капашев Поэт, 2025
Свидетельство о публикации №125071500768
Свидетельство о публикации №125071500768
Рецензии