Киркволльская рапсодия - Вдова

Нет горше вдовьей доли
на площадях Киркволла.
Когда залиты улицы огнем,
и музыку шутихи прерывают в небе;
когда теснина тел мешается –
всё платья, маски, смех; когда
из Казематов для празднества исходит жар и лёд –
я тень. Ажурная, вуалью скрыта - парков и шелков –
скольжу, немая, среди общего веселья,
и барабанов, лютен, флейт
меня ведёт неведомо, куда
чарующая патока созвучий.

Вот площадь - водосток огней –
где на дуэли ты меня отбил,
и кровь твоя мне окропляла лиф:
теперь я плачу, как тогда смеялся ты,
израненный герой мой, победитель.
Шутил вот здесь, фатой меня одев –
как и теперь в вуали, только светло-серой,
я твой ловила взгляд, твоих касалась рук,
и сквозь перчатки мне тогда казалось,
что пламя перст твоих мне разжигает кровь,
и чрево твои ласки разжижают.
Вон там - где менестрель с певичкою толпе,
фиглярствуя, цитируют сонет –
ты говорил, что нам преграды нет,
и что любви - ко мне! – покорны даже горы.
В горниле сада маски вместо лиц:
как бы Орлей здесь в серебре Сатины,
разнузданный, как войсковой бордель –
я слышу смех; я слышу девок стоны...
И вспоминаю свой - о, первый! - стон
от губ твоих, горячих и надменных;
от поцелуев на белом сне скамейки –
вон там, среди плюща зелёных стен,
где слышно струны, звон и пенье…

Ты был огонь. Ты был - мне преклоненный.
Свистела ль сталь, лилось ли в рот вино –
соленое, белесое, густое –
ты был со мной. Ты был во мне.
Я - была тобою,
столь жадным до любовного настоя,
запястий и сосков, запретных пряных губ,
что опьяняли - помню! - в сумраке покоев.
Высок и гибок, ты, рождая дрожь
(дрожит ли мир, предчувствуя дурное?),
неистов был, мне жажду утоляя
в кольце твоих - пылающих - объятий.
Свой сильверит моей парче вверяя,
дарил не боль, но негу, обнажая.

Ты был мой муж. Ты был и лёд, и пламя.
Несокрушим, как Виммарк;
как кровь Антивы, сладок –
кружил меня, как кружит в карнавале
сейчас весь город и залив.
И как Рабы колеблются, от шёпота в ушах
"теперь моя ты!" - колебался мир.
Как кисея исходит рябию Киркволл;
безгласой тенью - помнящей! не ждущей! –
в нем я: одна, нема, слепа. Зову,
стеная в Небо, ломая руки, истязая плоть.
Вдали от улиц, парков, скверов,
от Скверны хохотом подернувшихся толп;
стремнины пляшущих и голосящих –
выйди, Тот, кому пред Ликом
обещана, и отдана, и взята;
Кем некогда на ложе я распята;
смешала кровь с Кем, Кем была объята
- и Кто покинул, вдовий дав удел!..

Ты был - весь ярость, жажда, жизнь!
Ты был проникновенно жаден!
Ты был... Ты вышел весь. Остался камень.
Холодный, словно нрав Киркволла.
Твою ладонь - чужда и неизменна - лобзаю,
чувствуя лишь лёд, и слезы алые мои ее пятнают.
Придёшь ли ты? Ты явишься за мою?
Вверяю всю - от крови до желанья –
себя на милость Неба. Грудь свою твоей –
теплеющей! - груди вверяю.
Вернуться ль краски в прежде милый лик?
Жар - пробуждается ли? - в прежде стылых чреслах,
и мир исходит соком? бредом? Трепет
я чувствую под мрамором, под янтарем и яшмой –
струится кровь от тела снова к телу,
от глаз в глаза сияет яркий свет.
Мой муж, о муж мой оживает!
Является! Сплетается! Скользит
во мне его благая сила,
его могуча, неостановима –
как прежде! - страсть. О, вещая Сатина,
его крыла мой обнимают торс.
Пожар бушующий - мой муж! –
сжигает жилы, и звёзды скалятся,
и жгуч внутри бутон...

Поскольку Фикбук умер, и многое, что лежало там вместе с ним, логично переопубликовать здесь.