Обращение к Прошедшему

О, ты, кого я звал своей судьбою,
Чей взор во мне зажёг и страх, и пыл,
Чей голос стал и песней, и мольбою,
Когда весь мир сквозь призму чувств застыл.

Ты помнишь миг прощания без слова,
Когда исчез наш прежний разговор?
Как в тишине срывался лист из кроны,
И ветер нёс разлуку на простор.

Моя душа была пуста, как чаша,
И гас во мне неведомый огонь.
Я шел вперёд, не различая краше,
И боль хранил, как застарелый звон.

Я уходил, не видя, что теряю,
Ты оставалась тихой и прямой.
Твою любовь за слабость принимая,
Я отвернулся, выбрав путь немой.

Прости за то, что дни я затуманил,
За плод речей, надменный и пустой,
За то, что в час, когда душа роптала,
Я Бога не узнал за тишиной.

Прости за путь, где разум стал преградой,
За плод ума, что выродился в прах,
За то, что тьма казалась мне отрадой,
Когда любовь дрожала в голосах.

Прошли года, как волны в глубь прибоя,
Затих во мне мятежный звук вражды.
И пламень чувств стал светом и покоем,
Как отблеск дня в прохладе у воды.

И в этом свете — тень была рассвета,
Как тихий знак, оставленный судьбой.
Он стал огнём безмолвного примета,
Над бывшей болью, ставшей тишиной.

Пусть не сойдутся тропы между нами,
Пускай умрёт последняя мольба.
Пусть свет твой жив над лёгкими мирами,
Как крылья птиц в безоблачной глуши.

Не раб страстей — я брат тебе по вере,
Я шлю тебе мой искренний салям.
Пусть сбудется покой в ином преддверье,
Как свет в саду, где дышит вечный Храм.

Авторский комментарий к стихотворению

Стихотворение «Обращение к Прошедшему» написано, как внутренняя молитва, как откровенный разговор с Тенью, которая одновременно и женский образ, и лик Возлюбленного, и отголосок прежнего "я", и, быть может, сама душа, покинувшая Свет. Оно построено в духе суфийской традиции, где любовь — не психологическая привязанность, а путь обнажения сердца перед Истиной, через боль, потерю и преображение.

I строфа:
О, ты, кого я звал своей судьбою,
Чей взор во мне зажёг и страх, и пыл,
Чей голос стал и песней, и мольбою,
Когда весь мир сквозь призму чувств застыл.

С самого начала появляется образ Того, Кого душа воспринимает как судьбу, но этот лик многомерен. Он пробуждает и страх (эго), и пыл (стремление) — двойственное переживание, знакомое каждому идущему к Богу. Голос Возлюбленного — это зов Духа, способный быть одновременно и радостью, и просьбой, и вызовом. А момент встречи с этим Ликом останавливает время — как при духовном озарении, когда вся внешняя реальность замирает, уступая место высшему переживанию.

II строфа:
Ты помнишь миг прощания без слова,
Когда исчез наш прежний разговор?
Как в тишине срывался лист из кроны,
И ветер нёс разлуку на простор.

Прощание без слова — разрыв, который случается не внешне, а внутри: когда душа утрачивает живую связь с Источником. Прежний разговор — это молитва, созерцание, доверие. Разлука приходит в безмолвии, тонко, как опадающий лист. Ветром названа воля Аллаха, уносящая душу от Присутствия — чтобы научить её боли разлуки как форме исцеления.

III строфа:
Моя душа была пуста, как чаша,
И гас во мне неведомый огонь.
Я шел вперёд, не различая краше,
И боль хранил, как застарелый звон.

Здесь начинается духовная ночь, стадия, известная в тасаввуфе как фана фи-ль-нафс — растворение себя. Пустая чаша — сердце, утратившее присутствие Любимого. Огонь — духовное вдохновение — погас, оставив лишь эхо боли, ставшее частью внутренней памяти. Это состояние, в котором идёшь по пути, но слеп — пока боль не начнёт очищать.

IV строфа:
Я уходил, не видя, что теряю,
Ты оставалась тихой и прямой.
Твою любовь за слабость принимая,
Я отвернулся, выбрав путь немой.

Здесь говорится о высшей Любви, которая не навязывает себя. Возлюбленный (Бог, Истина) остаётся в тишине и ясности, в то время как человек, ослеплённый эго, принимает тишину за равнодушие, любовь — за слабость. И делает выбор — уйти. Это путь самоотчуждения, когда душа ещё не готова к полной открытости перед Божественным.

V строфа:
Прости за то, что дни я затуманил,
За плод речей, надменный и пустой,
За то, что в час, когда душа роптала,
Я Бога не узнал за тишиной.

Эта строфа — тауба (раскаяние). Слова «плод речей» — это духовное пустословие, попытки постигать Истину разумом, а не сердцем. За «тишиной» скрыт Аллах, ибо Он приходит не в громких знамениях, а в безмолвии сердца. Раскаяние здесь — признание нечуткости в час, когда Душа молила о Свете.

VI строфа:
Прости за путь, где разум стал преградой,
За плод ума, что выродился в прах,
За то, что тьма казалась мне отрадой,
Когда любовь дрожала в голосах.

Суфий различает разум рассудочный и разум просветлённый. Здесь первый стал преградой. Ум, лишённый сердца, рождает прах — мертвое знание. «Тьма» как привычная привязанность к эго, может казаться надёжной, в то время как любовь дрожит, как голос души — тонкий, еле слышный.

VII строфа:
Прошли года, как волны в глубь прибоя,
Затих во мне мятежный звук вражды.
И пламень чувств стал светом и покоем,
Как отблеск дня в прохладе у воды.

Здесь начинается переход к исихии — духовному покою. Вражда (внутренняя борьба с собой) утихает, чувства трансформируются. Огонь становится светом — метафора любви, очищенной от страсти. Образ воды и прохлады — это сердце, нашедшее мир в Присутствии.

VIII строфа:
И в этом свете — тень была рассвета,
Как тихий знак, оставленный судьбой.
Он стал огнём безмолвного примета,
Над бывшей болью, ставшей тишиной.

Тень рассвета — предчувствие Истины, знак, который нельзя выразить словами. Это знамение Аллаха, читаемое не глазами, а духом. Боль становится тишиной, то есть больше не ранит, но несёт мудрость.

IX строфа:
Пусть не сойдутся тропы между нами,
Пускай умрёт последняя мольба.
Пусть свет твой жив над лёгкими мирами,
Как крылья птиц в безоблачной глуши.

Это принятие. Отказ от желания вернуть прошлое — не отравленное разочарование, а прозрение. Здесь — отпускание Возлюбленного без горечи. Свет остался в душе, как лёгкая птица, которая теперь свободна от привязанности.

X строфа:
Не раб страстей — я брат тебе по вере,
Я шлю тебе мой искренний салям.
Пусть сбудется покой в ином преддверье,
Как свет в саду, где дышит вечный Храм.

Финальная строфа — выход в пространство Духа. Человек больше не раб страстей, он становится братом во внутренней вере, готовым благословить того, кто стал для него и испытанием, и наставником. «Салям» — не просто приветствие, а энергия мира, направляемая сердцем. Вечный Храм — сердце человека, очищенное от эго, где дышит Бог.

Заключение:

Это стихотворение — не история утраченной любви, а путевой свиток души, прошедшей через забвение, боль, раскаяние и возвращение к Свету. Оно — внутреннее прощание с образом, который был необходим, чтобы человек встретился с Богом в себе.

Каждый, кто читает этот текст, может узнать в нём часть своего пути — потому что Прошедший, которому адресовано это обращение, — не человек, а форма Вечного, которая нас учит, испытывает и преображает.