Ахмет

АХМЕТ
или
Крымская поэма
I
Скажу вам без затей,
Что Русская Ривьера,
Скорее не курорт,
А смерти мавзолей.
Копьём пронзённый змей,
Имперская химера
И кладбище, не порт,
Военных кораблей.

Уже который век,
Всё без году неделя
Мечтает наш Орёл
Крылом накрыть Босфор.
Но русский человек,
Как на печи Емеля,
Лентяй и этим квёл,
К тому ж ещё и вор.

Полита здесь земля
Обильно русской кровью
От ядер англичан,
От сабель янычар.
И вытоптал поля
Табунным поголовьем
Жестокий крымский хан,
Как степь пожрал пожар.

Бесчисленно смертей
И жертв в Двадцатом веке
Добавил Перекоп
И массовый расстрел.
Всех не собрать костей,
Не сосчитать опеки
Сиротам. Бьёт озноб
Сильней татарских стрел.

И тысячи могил,
И братских, и безвестных.
Весь полуостров в них
Сплошной мемориал.
И немец Крым бомбил,
Внезапно и бесчестно,
Когда Союз был тих
И мирно отдыхал.

И вновь, как и тогда
Здесь роются траншеи.
И снова дежавю –
Тут льётся кровь людей
И дети в городах,
Гуляя по аллее,
Как птицы, не поют,
А в страхе ждут вестей.

К чему нам этот край,
Таинственный и чуждый?
Зачем мы сотни лет
В нём жизнь свою кладём?
Кому он станет Рай
И чьи устроит нужды?
Размыл давно ответ
Солёный водоём.

А, впрочем, я хочу
Вам рассказать другое,
Когда был русский Крым
Ухоженный курорт.
Закат гасил свечу
Под нежный плеск прибоя
И, к чувствам пилигрим,
Спешил гулять народ.

Давайте, вспомним Крым
Как Русскую Ривьеру.
На рейде царский флот.
В Ливадии – дворец.
Там царь, и вслед за ним
Иль по его примеру
На юг поток течёт
Царю угодных лиц.

Но сервис этих мест,
Конечно, не французский,
А цены на ночлег
В гостиницах страшны.
Проехав сотни верст,
Спешит купчишка русский
Морской увидеть брег
В компании жены.

Чиновник ищет здесь
Взрастание карьеры
И вожделенно ждёт
Искомых перемен.
Дворянство давит спесь,
И скука на Ривьере
Крюшоном в ноздри бьёт
И тянет в вязкий плен.

А жёны тех господ
Везут сюда наряды
Произвести фурор,
Надев на променад.
Они – их антипод.
У них свои обряды,
Из сплетен разговор
И мненья на свой лад.

Как осы на арбуз,
Столичные кокотки
Спешат сюда меж дам
На бархатный сезон.
А метрдотель-француз,
Поклонник русской водки,
Их водит к господам,
Как сутенёр в притон.

Средь ялтинских грехов
Курортного разврата
Венец интимных встреч –
Купание вдвоём.
Но пляжная любовь
Ни в чём не виновата.
Все тайны, чтоб сберечь,
Сокроет водоём.

Дурманит и пьянит
Леченье виноградом,
Деревьев аромат
В прогулках под луной,
Когда никто не спит,
По парам бродит садом.
И танцы, биллиард –
Всё в завеси хмельной.

Не стоило сюда
Трястись в почтовой бричке
Тому, кто честный муж
И верная жена.
Солёная вода
Что вредные привычки.
Соблазн скользит, как уж,
И бьётся, как волна.

В купальниках бенлез,
В туниках, шароварах
Богатый дамский люд
Идёт в морской прибой.
За ним в трико иль без,
Подобный янычарам,
Купальщик там и тут,
Прельститель молодой.

Он за руку мадам
Удерживает в море,
Чтоб волн прибрежных вал
Не сбил её бы с ног.
Как диппер-истукан
Стоит в морском дозоре,
Как корабля причал
И стройный, как клинок.

Ну хоть бы кто спросил
Купальные фургоны.
Зачем, когда вокруг
Дешёвый летний флирт.
И рвутся, что есть сил,
И дочки, и матроны
Украсить свой досуг,
Как Рай – цветущий мирт.

Мужчины норовят
Надеть костюм Адама,
Вернее, вовсе снять
Опрелое бельё
И, словно в райский сад,
Бросают взгляды дамам
И в помыслах – обнять,
Зовут в своё жильё.

Мелькнёт чуть над волной
Соломенная шляпка
Иль нимбы для волос
Клеёнчатых чепцов,
Так ухажёр шальной,
Как искуситель сладкий,
Спешит прельстить тех роз
Остаться без шипов.

К концу подходит день.
На частные квартиры,
Где утром гомон птиц
И юных татарчат,
Плывёт двойная тень,
Как нимфы и сатира.
А после небылиц
Сороки натрещат.

Иль выпустит письмо
Московская газета
Сенсацией в печать,
Скандальней пляжных мод.
Признанием оно
Займёт все мысли света.
Так жаждет всё узнать
Скучающий бомонд.

Рождающий испуг
И юношеству вреден,
Там женский крик души.
Опасная стезя.
«Сановник мой супруг,
Но очень ветх и древен
Мне жизнь мою глушил,
Как вечное нельзя.

И в исповеди сей
Я буду откровенна.
Мне нужен был разврат,
Как терпкое вино.
Двоих сменив мужей
И став в любви растленной,
Брела я наугад,
Томясь своей виной.

Я в обществе в запой
Искала утешений
Но убеждалась вновь
Несчастная душа,
Что лишь плачу собой
За сладкий миг забвений,
Что это не любовь
И этим все грешат.

Мужчины наши злы
Как фрачные кокотки.
Я им платила дань
За сладостный обман.
Лишь с виду все белы,
Черны, как сковородки.
Их грязь, что скрыла ткань,
Не смоет океан.

А сердце так болит.
Лишь грусть – моя подруга.
Я еду на курорт,
Чтоб жизнь начать с нуля.
Не волн морских нефрит
Мне утешитель юга,
А конный мой escorte,
Чей глаз черней угля.

Он укротит коня,
Легко умеет плавать,
Готов дарить цветы
И выбрит без щетин.
Он щедрый для меня,
Не позволяет плакать.
Он выше суеты
И лучший из мужчин!

Когда идёт держать
Меня в морские волны,
В хлопчатое трико
Одет, как циркачи.
И всякий раз дрожать
Случалось с ним невольно
Нас шторм сводил легко,
В объятья заключив.

Катал на лошадях,
По морю на баркасах.
Мы вместе как-то раз
Встречали пароход.
Бульвары в фонарях
И дамы в ловеласах
Все ревновали нас.
Завидовал народ…

Завидовал народ.
И, видно, кто-то сглазил.
Чужого счастья свет
Так слепит людям глаз.
И вот один урод,
Казавшийся Фоблазом
Поднял с ним пистолет
В дуэль придиркой фраз.

Стрелялись. Стыд и срам!
Как будто два барана
С разгона с двух сторон
За самку сшибли лбы.
Поднялся шум и гам –
Смертельной вышла рана.
Татарин выслан вон,
Задира лёг в гробы.

И всё, я вновь одна.
Купальной простынёю
Укутана вконец
Озябшая душа.
Вновь надо мной луна.
Но что мне с той луною,
Когда под ней певец
Лишь хор из лягушат!

Вернулась я домой
Оставленной супругом.
Узнавши из газет,
Муж подал на развод.
Так благоверный мой
Отмстил мне грех досуга.
Теперь прощенья нет,
Хоть с камнем в бездну вод».

II
Случилось как-то раз
Одной замужней даме
Пред выездом на юг
Прочесть эту статью.
Её увлёк рассказ,
Сюжет в семейной драме.
И у неё супруг
Ревнивый был месью.

Ей двадцать восемь лет
И, наконец, о, боги!
Жибер её с детьми
Везёт курьерским в Крым.
Но чувств уж прежних нет
И на душе тревоги,
И грех перед людьми
Вновь миловаться с ним.

С ней трое сыновей.
Прилежные мальчишки,
Послушно отложив
Проказы до поры,
Среди других детей
Уже читают книжки,
Стремя на юг прилив
Курортной детворы.

Оставлены в Москве
Разлуки, ожиданья.
Сбылась её мечта -
Она увидит юг!
Роятся в голове
Неясные желанья.
Какая красота!
А после – в Петербург!

Вот Харьков за окном.
Пузатый запорожец
Охаживать перрон
Вальяжно не спешит.
Ворчит, борясь со сном.
Ему забот умножил
Нарушивший закон
С торговлей бойкой жид.

Он гонит старика.
А вот идут цыгане.
Их пёстрая толпа –
Особый колорит.
Течёт людей река.
В ней, как порогом, встанет
Жандарм, чей пот со лба
С кокардою блестит.

Вот дамы на послед
С пехотным офицером
Прощальный поцелуй
И катится слеза.
Вот сменится сосед,
Садится во всём белом.
Что ж, муж, к нему ревнуй
Кокетством жгут глаза.

Чуть харьковский перрон
Оставлен паровозом
И дым его трубы
Не весь ещё осел.
А вот уж мчит вагон
За ним его обозом
За дымные клубы
К огням далёких сёл.

Она глядит в окно,
Увлечена пейзажем,
А дети за столом
Рисуют их маршрут.
Ей бархат, не сукно,
Трёт в кресле бюст с корсажем,
Когда она ничком
Пытается вздремнуть.

В курьерском первый класс,
Дороже, чем в почтовом,
Но мчится он на юг
Стремительней, резвей.
Ей кажется в анфас
Каренина в лиловом
И с ней в рогах супруг,
В оленьих, из ветвей.

Но что это за бред?
Конечно, только страхи.
Предчувствие беды
И материн наказ.
Несут в купе обед –
Крыло какой-то птахи,
Фруктовые плоды,
Десерт и ананас.

Меняется пейзаж.
Из стран полдневных климат
Рисуется уже
Фантазией больной.
И чудится мираж
Верблюда с пилигримом.
И много миражей
Тревожат ей покой.

Но вот уж скоро Крым.
Встречает Лозовая.
Мошенники, ворьё
Пролазят в третий класс.
Прикинувшись слепым,
Кто милость собирает,
А кто проник в бельё
Под юбочный каркас.

Вот гряды Крымских гор,
Тоннели, виадуки.
Зелёные холмы
Покрыл стадами скот.
Чарующий простор.
Колёс о рельсы стуки.
Легли остатки тьмы
На солнечный восход.

И вот конец пути.
Ну здравствуй, Севастополь!
Где гордость моряков -
Рынд корабельный хор.
На чём здесь смог взрасти
Пирамидальный тополь?
Средь скальных берегов
Поднялся, как собор.

Встречает их мальпост
По типу летней конки.
Рессорный экипаж
С четвёркой лошадей.
Заброшенный погост,
Надгробные обломки,
Тускнеющий пейзаж
И змеи из камней.

А муж глядит орлом,
Рисуется героем
И ждёт её восторг,
Какой он молодец.
Снял в Балаклаве дом
На берегу у моря
И всё ведёт с ней торг –
Открыть её ларец.

Она уже не с ним,
Ни в чувствах, ни в желаньях.
Она давно с другим,
Хоть не было измен.
Но избегать интим
В часы ночных свиданий
Не может, страсти грим
Ему дарит взамен.

Но вот её зовёт
На конную прогулку
Татарин-проводник
В пещерный монастырь.
Она летит вперёд
И сердце скачет гулко.
Оно – её тайник,
Стихов её Псалтырь.

С ней юноша Ахмет
В своей гусарской куртке.
Барашковый къалпакь
Заломлен щегольски.
В фигуре юность лет,
Движенья ловки, юрки.
В глазах полночный мрак,
В перстнях персты руки.

Красавец хоть куда!
Лицом похож на перса.
Волнует сердце взгляд
Миндалевидных глаз.
С ним горная гряда -
Шекспировская пьеса.
И этот сердцекрад
Лишь с ней одной сейчас.

Как призрачный герой
Её любовной саги.
Она в него глядит,
В забвенье облеклась.
Окутал тело зной,
Пыл сладострастной тяги.
Внутри неё горит
Пленяющая страсть.

Старинный Инкерман,
Где крепость Каламита,
Что есть «красивый мыс»,
Так греки говорят.
В ней ров и барбакан.
И, словно Суламиту,
Хмелит её кумыс,
Как свадебный обряд.

Татарина зовёт
Она в хмелю дурмана,
Обнять ей стройный стан
В дрожь крепкою рукой,
Как страстный сумасброд
Чтоб снял с коня-аяна,
Увлёк тот басурман
Любовною игрой.

Но хмурый конный гид
От гнева, сжав ладони,
Брезгливо прохрипел
Сквозь тонкие усы:
- Мадам, я Чингизид.
К соблазнам непреклонен.
В бою бесстрашно смел
И женской страж красы.

Всем глупостям - харам.
Меня в моём селенье
Невеста ждёт с весны
В награду за калым.
А ваш измены срам
По похоти веленью -
Исчадье сатаны,
Соблазны молодым.

Одумайтесь, мадам,
И возвращайтесь к мужу.
Простит вас толстосум,
Ведь он – христианин.
Я ж за такой обман,
Коль если обнаружу,
Убью свою Гульсум
Как муж и господин».

- Скажу, Ахмет-Герай,
Твой гнев к Гульсум ужасен.
Ужели только страх
Приветствует Коран?
А что Бахчисарай?
Всё так же ль он прекрасен,
В мечетях и дворцах?
И бьёт ещё фонтан?»

- Бог – Царь, а не отец.
Аллах – Судья! Всевышний!
А ханский сансабиль
Зовут фонтаном слёз.
У нас один дворец
Местами с плоской крышей
И в нём османский стиль
И целый сад из роз»!

Ахметский род Герай,
Был ханский род, старинный,
Что Грозный разгромил
При Молодях в войне.
Тогда Бахчисарай
Как кроткий и невинный
Вой скорби охватил
О сгинувшей родне.

Ахмет про это знал
Из родовых преданий
И русским отомстить
Носил всегда ханджар.
И вот он, шанс настал.
И жертву для закланий
Готов он возложить
На жертвенный алтарь.

Он стал проводником
Не к заработку денег.
Кормить свою семью
Он мог чужим трудом.
Но чтоб, сойдясь с врагом,
Пленить его, чтоб пленник
Подобен был зверью
И был его рабом.

Он спутницу свою
Приметил к умыканью.
Она была одна
Как ранняя звезда.
Арканную петлю
Накинуть смуглой дланью
И отквитать сполна,
За тяжкий куфр воздать.

Её бросает в стыд,
Красивую вакханку.
Она, потупив взор,
Краснея, говорит,
Расплакавшись навзрыд,
Своей души изнанку
Излить ему в укор,
Волнуясь, норовит.

- Прости мне пошлый флирт.
Ты - юноша достойный.
Когда-то я, как ты,
Лишь верностью жила.
Но подвиг мой забыт.
В желаньях непристойных
Опошлены мечты
И стёрлись два крыла.

Перед тобой, узри,
Поэтодемоница,
Кто страждет от хандры,
Ища иных страстей,
И в поисках любви
Всё рыщет, как волчица,
Будя на блуд дворы
И спальни королей.

Да, я пошла в разнос,
Я вся перегорела
Но что тебе, юнец!
Тебе ль меня понять?!
До кончиков волос
Гусиной кожи тела
Как ангел, сняв венец,
Сошла я в мир страдать.

Безумие моё,
Душевные болезни
Простить не в силах мне
Болезный мой супруг.
Снимать с души бельё,
Интим её разверзнув, -
Почти гореть в огне,
Врачующем недуг.

Да что ты можешь знать
О той любви взаимной,
Какой не быть вовек
Двум любящим сердцам?
Желать её и ждать,
Но в чувствах быть невинной,
Не зная счастья нег,
Подобно мертвецам.

Скорей, виной всему
Мой южный темперамент.
Безумства гон в крови.
В нём всё, что я творю.
Терпя на зло уму
И скрыв души орнамент,
В ущерб своей любви
Я выбрала семью.

К чему мне адюльтер?
Познать его стихию
Не рвусь я, брат Гирей.
Абсурд безвкусных драм.
По мужу я Жибер,
По имени Мария.
Что может быть глупей,
Чем флирт замужних дам?

Мне нет пути назад,
А впереди успела
Я в чувствах и делах
Уже достичь предел.
Терпеть свой жизни ад
(Я не того хотела)
И прятать жизнь в стихах –
Бог сердцу повелел.

А слышал ты иль нет
Про Лохвицкую Мирру?
Москва и Петербург
Печатают стихи.
С призванием Поэт,
С мечтой брожу по миру.
Зазнаться - не досуг.
Страдаю за грехи.

Прости мне мой порыв,
Причуды вдохновенья.
Ты мне подал пример
О стойкости борца.
Ступив за край в обрыв –
Не ведать воскрешенья.
Не будет гнить Жильбер,
Чтоб жизнь будить в сердцах.

Мне двадцать восемь лет
И я перед чертою.
Что будет там, за ней?
Неведомо ещё.
Пролью я людям свет
Или паду звездою,
Иль Песнею песней
Укроюсь, как плащом.

Не слушай этот бред.
Я вечно сочиняю,
А Муза, между тем,
Покинула мой кров.
Меня любил поэт,
Жене не изменяя,
И звал к себе в гарем
Терзать мою любовь.

А, впрочем, что за вздор!
Кто был моим кумиром?
Беспечный Дон Жуан
И ветреный поэт,
Чей ранил сердце взгляд.
Но быть влюблённой Мирра
Не может – то обман.
Ведь чувствам дан обет.

И, страсти укротив,
Она играет роли
Благопристойных дам
Как мать или жена,
Тоскующий мотив
Любви тая в неволе,
Как неприступный храм,
Что точит сатана.

Теперь я удалюсь
Для таинства причастья
И разум мой и дух
Молитвой укреплю.
Я смерти не боюсь,
Но я умру без счастья!
Оставь меня, пастух.
Тебя я не люблю».

И гордо, свысока,
С походкою царицы
Она идёт одна
На монастырский двор.
Дрожит её рука
И взгляд в слезах искрится,
Но слабость скрыть она
Спешит, как кражу вор.

Она обходит двор,
Крестильню, базилику,
Весь свой осмотр вершит
Как дева в целибат.
Не блещет больше взор
Огнём, подобным блику.
Огонь её души
Соцветьем дум богат.

На плато у скалы
Видны руины башен.
Взбирается туда
Паломница под сплин.
Парят над ней орлы.
Наряд сиять украшен,
Как маяка звезда
Над мглой морских равнин.

Ей прыгнуть со скалы,
Стремглав, с гортанным криком
Иль броситься в обрыв
Так хочется сейчас.
Но грозные орлы
Её одёрнут кликом,
Как тучи, солнце скрыв,
И слёзы льют из глаз.

Она опять одна
И молча внемлет Богу.
Уж нет душевных сил
Молиться и страдать.
Лишь вечность. Тишина.
И мысль течёт к итогу...
Представив хлад могил,
О детях молит мать.

А проводник и гид,
Джучид, Герай Ахметка
Внизу её всё ждёт
При выпасе коней.
И злость его обид,
Как будто выстрел меткий,
Ему всё сердце жжёт
И мучает больней.

Он думает, что злость.
Но только это жалость.
Откуда ни возьмись
Возникла, словно страсть.
Ком в горле, точно кость,
И на душе усталость.
За ней он хочет ввысь
И со скалы упасть.

Что с ним? Он сам не свой.
Раскаянье проснулось?
Поверг её рассказ
Его в моральный шок?
Он вертит головой,
Стеная и беснуясь,
Боится впасть в экстаз
И пасть у её ног.

В нём сердце бьёт в набат,
Так быстро вскачь срываясь.
Надломленной судьбой.
Он сильно потрясён.
Пред ним и рай и ад.
Он мчит за ней, взбираясь.
Уж не в ладах с собой
Безумец, он влюблён!

- Я исповедь твою
О подвиге страданий
Сокрою в амулет
И в сердце сберегу,
Чтоб в жизненном бою
В минуты испытаний
Он спас меня от бед
И не предал врагу.

Отныне я готов
Служить тебе, Царица!
Приказывай скорей!
Что хочешь – говори!
Мой разум, плоть и кровь,
Мечты, каким не сбыться,
И время жизни всей –
Теперь они твои!»

- Мой милый проводник,
К чему такие жертвы?!
Лишь помоги с конём
И подсади в седло.
А твой души родник
Живой воды из мёртвой,
Что бьёт в тебе ключом –
В нём Божее тепло.

В стране грядут года
Суровых испытаний,
И каждый должен сам
В них выбор сделать свой.
Вот вспомни ты тогда
Про крест моих страданий
И с клятвой небесам
Иди на смертный бой!»

PS
Минуло двадцать лет…
И как-то раз из боя,
Таща на стременах,
Конь вынес ездока.
Влачил кровавый след
Погибшего героя.
Убитый – грудь в крестах
И внешность крымчака.

Но судя по всему,
Он не был мусульманин.
В мешке молитвослов,
На шее медный крест.
Как, выросший в Крыму,
Смог крымский тот татарин
Познать, что Бог – Любовь,
Тройной сложивши перст?