Два философа

На городском пляжу, где вход «в чём мать родила»,
Двух гениев когда-то встреча угодила.
Один — Платон, с солидным животом на воле,
Другой — Сократ, худой, сморщенный поневоле.
Платон, прикрыв ладонью деликатно пах,
Сказал, тоску читая в голубых волнах:
«Сократ, мой друг, какая же свобода тела!
Здесь истина нага, без фальши, без предела!»
Сократ, песок из бороды своей сметая,
Ответил, веки подозрительно сжимая:
«Про истину, Платон, ты, безусловно, прав,
Но есть у наготы и свой суровый нрав.
Вон гражданка в шляпе, пышная, как фреска,
Искать в ней вдохновенье — рискованно и дерзко.
А вон тот дед, что в позе йога весь измок…
Как долго можно созерцать сплетение ног?
Ты говоришь, что дух парит, отбросив путы?
А у меня мурашки от холодной смуты!
И солнце, друг мой, жжёт без капли сожаленья
Места, что не привыкли к самовыраженью!»
Платон нахмурил бровь, надулся горделиво:
«Ты мыслишь приземлённо, пошло и некрасиво!
Мы — голые идеи, чистой мысли сгустки!»
«Ага, — сказал Сократ, — особенно вон те бюсты».
И показал на дам, что в волейбол играли,
И тихо буркнул: «Мысль они мою прервали…
Послушай, гений, в философии изъян:
Когда ты голый, твой авторитет — обман!»
«А как же Диоген? Он наг ходил когда-то!»
«Так он же в бочке жил, а мы не там, собрат мой!
В глазах прохожих вместо мудрого огня
Лишь любопытство или хохот, подня для».
Тут ветер дунул вдруг, порывистый и резкий,
Подняв и пыль, и чей-то фантик дерзкий.
Философы, обняв себя руками хило,
Поёжились, и их сознание накрыло.
Платон, спеша укрыть «идеи» в полотенце,
Сказал: «Сократ, пожалуй, прав ты, иноверче.
Философия — вещь, но в нашем климате, признаться,
Без брюк о вечном спорить… неловко как-то, братцы».
Сократ, запахиваясь в махровую ткань,
Вздохнул: «На философию наложена дань.
Достоинство и поза — всё летит к чертям,
Когда твой главный враг — обычный ураган».
Но тут их спор прервал заливистый басок,
Что эхом прокатился вдоль дюн и через песок:
«Эй, пломбир! Кому пломбир? С орешками, в стакане!
Для мудрецов сегодня скидка на банане!»
К ним подошёл детина с ледяным лотком,
С усами, в шортах и с весёлым животом.
Платон, сглотнув слюну, на миг забыв про дух,
Спросил: «А есть ли эскимо? Хотя бы штучек двух?»
Сократ смотрел на друга с хитрою ухмылкой:
«Идея наготы сменилась вдруг посылкой
Гастрономической? Мой друг, да вы эстет!»
«Молчи, Сократ, — буркнул Платон, — и дай-ка мне монет».
Наспех одевшись, отряхнув песок из брюк,
Они пошли, покинув свой постылый круг.
И вот, уже в сандалиях, в хитонах, как и прежде,
Вернулась к ним былая вера и надежда.
Шагая в сторону агоры от речной волны,
Платон изрёк: «Как всё же мыслить мы вольны,
Когда материя не сковывает разум!»
Сократ кивнул: «Особенно... когда мы в джинсах, сразу».