80. А звёзды сыпались в ладонь. Письмо-эссе

До звёзд было рукой подать.

Остов крыши, ещё не остывший, тёплый как глиняная крынка парного Субботкиного молока (пить так и не привыкла, но Субботку любила) приятно отдавал уставшему (какое неправильное, но всё ещё привычное земное определение!) телу радость солнечного тепла. Тепло забиралось по спине под самое основание расслабленно раскрытых веером крыл.

У печной трубы красного, долго и трудно пожившего кирпича рыжий (огонь листопадный кленовый!) кот внимательно заглядывался на нас бездонными (океан мировой пугающий!), поперечно жёлтыми глазами.

Нас было двое.

- Ты да я. Да мы с тобой. Всего четверо. Забавная детская считалочка пришла ниоткуда. - И  восхитительно рыжий кот впридачу! -  легко и весело подсказал ты.

Тихонько колыхнулся у меня за спиной. Невесомость, гравитация – все эти невразумительные земные глупости не мешали тебе опираться остовом таких же парно сложенных крыл на перьевой крест  за моей спиной. Неудобно. Немного больно. Боль не физическая. Космическая. Шевелиться мы не спешили. Иначе  обязаны были двигаться дальше-ввысь.

Мне (ему – я уверена – тоже) ещё и ещё хотелось удержать и запомнить шершавое тепло земной солнечной крыши. Красного, долго и трудно пожившего кирпича печной трубы. Любопытного и созвучного (коты одной лапой с людьми, а тремя, а  тремя – где?) рыжего кота. Вселенная из-за своей огромной несоразмерности была не в счёт.

Из окон сочился электрический: - синтетический – вновь подсказал ты, свет. Тени в крестообразных рамах, как дворцовые фигурки (кто настоящий, мы или они?)  старинного бумажного театра  двигались, пели, неловко плескали руками, пили горячий (обязательно горячий!) кофе. Иногда сладкий, тягучий, густо-ароматный шоколад (моё любимое земное лакомство). Говорили. Плакали. Смеялись.  И наивно не понимали - здесь и сейчас проходит их самое счастливое пребывание. Там, на крыше, мы знали теперь это совершенно точно.

Нет ненужных и случайных людей, существ, сущностей и предметов, входящих (иногда врезающихся – больно,остро) в вашу единственную здешнюю жизнь и вылетающих вновь, разрывая и разламывая,  в своё личное пространство.

Всё. Всем. Всему. В своё время.
И не охватить этой высшей правильности длиной одной,  пусть даже безмятежно и длинно счастливой человеческой жизни. Любовь. Радость. Милосердие. Терпение. Ненависть. Боль. Гнев и озлобленность. Окрылённость и надежда.

Даже самое невозможно горькое, неправильное  - всё это опыт и рост. До тех пор, пока звёзды не наклонятся слишком близко.  Не станут осыпаться дивно сросшимися лучами в вашу   уже  невесомую ладонь.

Пока не ощутите (и это понятие тоже совершенно земное, совершенно неправильное) тепло ночной шершавой крыши. С чем сравнить то тепло, каждый почувствует сам. У меня это тёплая крынка парного Субботкиного молока. Ненужность, неважность земного притяжения не помешает раскрылить остов парных, ещё непривычных  крыл. Чтобы уходить. Дальше. Ввысь.

И огненно рыжий кот (не перевозчик ли через вечную, всё неразрывно и неразделенно соединяющую воду) будет также любопытно и созвучно смотреть на вас поперечно жёлтыми глазами.

Я коснусь их крыл. Научу, как живёт сгусток, плазма, энергия, мысль. Без слов. Движений. Соприкосновений. Крыло пройдёт скрозь и дальше. Но я спрошу. Я обязательно спрошу - про рыжего (лист кленовый осенний!) кота. И попрошу. Им ещё позволено. Передать одной дивной светловолосой девочке мою обережную, целительную, не подвластную временам (кто её придумал, эту линейность времени, когда есть одна мировая безвременная река!) любовь.

Пусть она ощущает (обязательно – здесь и сейчас!) свою неодолимость. Необоримость. Перед любым человеком, сутью, сущностью, существом, предметом. Я – рядом. Всегда. Земное притяжение, гравитация – забавные выдумки, заставляющие человечество останавливаться перед несуществующими барьерами. Я рядом. Повсюду.  Моя любовь будет укрывать бесконечно эту девочку  восхитительно мерцающим, однажды очень правильно скроенным волшебным плащом. Так будет всегда.

Я знаю это.
Ещё знает очаровательно рыжий кот на крыше её дома. Откуда  однажды мне довелось взлетать высоко-ввысь.

Но это ничего не меняет
Ни для неё. Ни для меня.

Послесловие:
Кот говорил, что жизнь её будет долгой и радостной.
Я ему верю.