Утраченное Я

И я кропотливо собирала себя по частям, подобно тому, как собирают пазл.

Вился календарный лист, струился день. Рассветы начинались в середине ночи.
Из устьиц листьев просачивался древесный сок, выделяемый при высоких температурах. Окна отражали солнце, словно зеркала, и оттого пространство становилось еще более раскаленным, тянулось и поглощало, как мед, добываемый расхитительством.

Я шла медленно, едва ли оборачиваясь на надвигающуюся угрозу. Все вокруг казалось мелким и незначительным. Таким, каким кажется человечество с высоты птичьего полета. К слову, даже с высоты фонарного столба мир обретает иные масштабы: он, как будто сужаясь и пульсируя, начинает передвигаться по-своему, походя на общий живой организм, со своим хаотичным и неуравновешенным движением. Не такой совершенный, как организм человека или Вселенной, к счастью или к сожалению.

Что ж, прошел лишь десяток минут, а я уже обрела несколько частиц: частиц себя утраченной, перевернутой и забытой. Сказать, что они были частью меня - будет ложью. Однако, несмотря на все внутренние препирания и терзания, частицы эти я не могла отвергнуть. Они разрушали и тревожили мою плоть, но делали цельной, оттого не менее обреченной и жалкой. Жалкой не в плане общества и не в плане существа, а в плане себя как личности и человеческой естественности.

Будучи на пороге открывшейся двери в этот мед, в эти зыбучие пески, поглощающие всяко, что ступит в них, я, не раздумывая, ринулась в эту пучину, обретя своеобразный, извращенный и в то же время сладостный, покой. Было ли это рвением порочного ума или же рвением несовершенного человеческого естества - останется тайной. Так же, как и желание и возможность выпутаться и пробраться сквозь это все месиво обратно к свету. Держась за лианы и прочие болтающиеся ветки, я всплывала каждый раз, когда чувствовала, что поглощаюсь совсем уж яро. Потом оказывалось, что все эти ветви ни к чему не прикреплены, а являлись лишь плодом моего воображения, столь ярко обрисовывающего реальность и способного силой мысли воссоздать ее. Подобно Мюнхаузену сама я себя тянула за волосы и выбиралась каждый раз, приближаясь к финалу. Сосредотачивалась не на важном, а на косвенном, и тем самым находила детали, способные помочь обрести свободу. Свобода эта была эфемерной, навязчивой и липкой, как паутина, которая своими тонкими нитями способна перекрыть все возможные способы дышать.

Но есть все-таки в стремлении быть поглощенной медом какое-то искусство. Некое сладкое забвение и катарсис. Утраченное счастье, пусть и незаметное третьему глазу.

И все же я шла. Я шла и собирала на расплавившемся асфальте впечатанные в него частицы раскаленного до боли и немоты утраченного «Я».













11. 07. 2025.