Поэт. Поэтическая функция языка Р. Якобсон

Рождённый в слове исчезал за гранями столпов творений веры
Рожденный былью ускользал в невольном трепете души пред мигом над разгулом ослепляющей тиши
Рожденный быть повергнутым свирепым натиском огня и обратиться в пепел ужаса безмолвия покрова обнаженья сна
Рожденный быть на сцене зачарованных томлений в ликах волн истерзанных, заледенелых, пестрых, вялых, страждущих и первородно грешных
Рожденный быть встречал рассвет, покинув, вздрогнув, не узнав, не растерзав прощальный крик - остался просто быть, дописывая вечностью рассказ об эхе, где жил поэт, встречавший небо.


Поэтическая функция языка в теории Романа Якобсона
 Роман Якобсон (1896–1982) — лингвист и один из основателей Московского и Пражского лингвистических кружков.  Структурализм рассматривает различные феномены (языки, культуры или искусство) сквозь призму целостных систем, состоящих из множества взаимосвязанных компонентов. Любое изменение внутри такой структуры способно вызвать цепочку последствий, влияющих на её общее состояние. Подобная концепция особенно ярко проявилась в изучении языка, где отдельные элементы образуют сложную систему, реагирующую даже на незначительные изменения отдельных частей.  Сам Якобсон имел насыщенную жизнь, полную интеллектуальных приключений. Родившись в семье московских учёных, он активно участвовал в культурной жизни Петербурга начала XX века, общаясь с выдающимися деятелями культуры, включая Владимира Маяковского. После трагической гибели поэта Якобсон выразил обеспокоенность "деградацией" поэзии, ее коммерческую и поверхностную направленность. Эту мысль он подробно раскрыл в статье «О растрате поэтов».
Вместе с коллегами-формалистами, такими как Юрий Тынянов, Якобсон вернул термину «поэтика» строго научное значение. До появления формализма «поэтикой» называли традиционные учебные пособия по стихосложению, основанные на правилах Буало («Поэтическое искусство») или Горация («Наука поэзии»). Формалисты же предлагали рассматривать поэтику как исследование общих принципов построения поэзии для разных жанров и направлений, чтобы объяснить разнообразие стихов в одной эпохе. Якобсон впервые чётко сформулировал определение поэтики как науки о структуре художественного текста, отделяя её от практических функций языка. Позже эта идея получила широкое распространение благодаря работам Дмитрия Лихачёва («Поэтика древнерусской литературы»), Сергея Аверинцева («Поэтика ранневизантийской литературы») и Елеазара Мелетинского («Поэтика мифа»). В их трудах поэзия стала пониматься как совокупность закономерностей и приёмов, характерных для конкретной исторической эпохи. Лихачев и Аверинцев отмечали, что в европейской литературе Нового времени возрастает роль личной инициативы автора, тогда как античная, византийская и древнерусская литературы были более ограничены канонами и традициями. Творчество раньше выражалось через следование установленным нормам.
Особое внимание Якобсон уделял понятию «заумь». Велимир Хлебников видел в зауми универсальный язык будущего, подчеркивая в манифесте «Наша основа» (1920), что заумный язык — не язык разрушения, а язык созидания, способствующий разработке нового представления о возможностях ума и искусства. Хлебников полагал, что в зауми «грядущий мировой язык в зародыше», который может «соединять людей», похожий на искусственно созданный эсперанто. Якобсон же трактовал этот прием иначе. Заумь для него была попыткой сохранить внутреннюю природу поэзии, предохраняя её от чрезмерной утилитарности и простоты восприятия.

Примером подобного взгляда служит его собственное стихотворение: «мзглыбжвуо йихъяньдрью…» , которое представляет собой яркий образец экспериментальной поэзии, использующей технику зауми. Несмотря на кажущуюся бессмысленность буквенных сочетаний, оно обладает внутренней структурой и символизмом, раскрывающимся через ключевые слова и образы.
мзглыбжвуо йихъяньдрью чтлэщк хн фя съп скыполза
а Втаб-длкни тьяпра какайзчди евреец чернильница

Это стихотворение рассказывает о том, что процесс написания текста начинается с того, что писатель берёт в руки инструмент для письма — чернильницу. Она олицетворяет начало творческого акта и передачу опыта от поколения к поколению. Простой предмет вроде чернильницы становится источником вдохновения и помогает зафиксировать наши мысли и эмоции. Благодаря письму мы можем сохранять свою историю и делиться ею с другими людьми.
Одним из ярких эпизодов творческой биографии Якобсона стало участие в дискуссии с коллегой Н.С. Трубецким. Последний выступал против неограниченного сопоставления любых явлений языка, полагая, что сравнение должно основываться на объективных критериях. Из писем Трубецкого Якобсону: «Прекрасно понимаю, как иногда приятно ошарашить парадоксом, но по горькому опыту знаю, какой вред этим приносишь усвоению и пониманию своих мыслей другими».
Во время Второй мировой войны Якобсон обратился к изучению афазии — патологии, характеризующейся нарушениями речи, вызванными повреждением головного мозга. Он предложил теорию, различавшую два ключевых аспекта человеческой речи. Первое, — это «комбинаторика», то есть умение выстраивать слова и предложения последовательно, формируя непрерывный поток речи. Данный аспект относится преимущественно к прозе и базируется на метонимическом принципе, когда одно слово замещает другое, соседствующее с ним в пространстве или времени. Второе, - это «селекция», то есть способность выбирать наиболее подходящие знаки из числа имеющихся альтернатив. Этот аспект присущ больше поэзии, поскольку предполагает сознательный отбор символов, соответствующий эстетическим целям и использованию метафор.
Афазия, по Якобсону, возникает именно потому, что нарушается баланс между этими двумя составляющими, а это значит, что страдает либо способность правильно сочетать слова, либо возможность осознанно подбирать нужные лексемы. Именно дисбаланс между комбинирующей и выбирающей сторонами языка ведёт к расстройствам речи и потери связности высказываний.
Функции языка.
Роман Якобсон представил свою знаменитую классификацию языковых функций, включающую поэтическую функцию, в докладе, прочитанном на заседании Пражского лингвистического кружка в 1935 году. Позднее он повторно переработал и дополнил своё выступление в статьях «Лингвистика и поэтика» (1960) и «Поэзия грамматика и грамматика поэзии. » (1971; в этой работе он также провёл детальный анализ работ поэтов, например, Шарля Бодлера, Уильяма Шекспира и Уильяма Батлера Йейтса ), окончательно утвердив положение поэтической функции в семиотике и теории литературы. Якобсон выдвинул модель, в которой язык рассматривается через призму коммуникативных компонентов: адресанта, адресата, контекста, кода, канала и сообщения. Каждому из этих элементов соответствует определённая функция: экспрессивная ( эмотивная, связанная с передачей эмоций) , конативная (усвоение; ориентирована на адресата и проявлена через повелительное наклонение или звательную форму) , референтная (коммуникативная; связана с сообщением референту или адресату), метаязыковая (толкование; установление тождества высказывания), фатическая ( контактоустанавливающая)  и поэтическая ( поэзия есть «язык в его эстетической функции»). Поэтическая функция, по мысли Якобсона, фокусирует внимание не на адресате и не на содержании, а на самом сообщении как таковом. В докладе Якобсон формулирует ключевое определение поэтической функции языка: ««направленность на сообщение как таковое, сосредоточение внимания на сообщении ради него самого». Это означает, что поэтическое высказывание выделяет не только значение слов, но и форму их соединения, звучание, ритм и симметрию, что делает сам язык предметом восприятия. Таким образом, если в обычной речи мы, выбирая слова по смыслу и сочетая их для передачи информации, сосредотачиваемся на содержании, то в поэтическом высказывании именно форма выбора и способ соединения становятся смыслообразующими. Используя повторы, звуковые переклички, ритмические симметрии, параллелизмы, метафоры и анафоры, поэтический текст создаёт автономную реальность, в которой значение рождается из формы. Якобсон, следуя за традицией остранения, восходит к мысли Виктора Шкловского, утверждавшего, что функция поэтического языка — замедлять восприятие, делать вещь видимой заново, возвращая ей ощущение, утрачиваемое в автоматизированной речи. Поэт, таким образом, преображает, восстанавливает границы между словом и предметом. В поэзии форма воспринимается как действие, где читатель активно переживает язык, а не просто воспринимает информацию. Поэтическая функция — это не сугубо жанровая характеристика, а глубинное свойство языка, проявляющееся всякий раз, когда форма сообщения становится значимой и равнозначной его содержанию.

«В отличие от рассудка, Поэзия не принадлежит к способностям, которыми можно пользоваться произвольно. Человек не может сказать: "Вот сейчас я возьму и сочиню поэму". Этого не может сказать даже величайший из поэтов; ибо созидающий дух подобен тлеющему углю, на мгновение раздуваемому неким невидимым дыханием, изменчивым, точно ветер; поэтическая сила рождается где-то внутри, подобно краскам цветка, которые меняются, пока он расцветает, а потом блекнет; и наше сознание неспособно предугадать ее появления или исчезновения». («В защиту поэзии», Перси Биши Шелли)