Как злобная болонка оставила нам потрясающий стих

Из статьи Валентина ДОМИЛЬ
Родовое проклятие Веры Инбер

10 июля 1890 года в Одессе. родилась Вера Инбер , двоюродная сестра Троцкого, салонная поэтесса, ставшая литературной комиссаршей
И в молодости Вера Инбер, при всей её, как бы сейчас сказали, гламурности, была девушкой с характером.

 Пародист Александр Архангельский обыграл эти внешне противоречивые качества поэтессы в эпиграмме: “У Инбер - детское сопрано, уютный жест. Но эта хрупкая Диана и тигра съест”.Единственную из родственников Троцкого, её не тронули. Более того, её избрали в правление Союза писателей СССР. Назначили председателем секции поэзии. Ввели в редколлегию журнала “Знамя”. От неё многое зависело. И она не преминула этим воспользоваться.

 Став литературным начальством, Вера Инбер стала давить окружающих своим авторитетом. Поучала по делу и без дела. И, как выразился Евгений Евтушенко, изображала из себя “литературную комиссаршу”.

 “Она, - вспоминал Евгений Евтушенко, - приходила в литературное объединение, где я занимался, и донимала всех едкими замечаниями и нотациями, выдержанными в духе догматического начетничества. В Инбер было что-то от болонки: маленькая, с забавным взбитым коком, спичечными ножками, с каким-то нелепым шарфиком на тонкой шейке, она ворчливо излагала невероятно ортодоксальные вещи и была воплощением лояльности”.

Известен такой случай. Когда Ахматовой была присуждена премия лучшего поэта века, кто-то из чиновников уговаривал ее не ехать, чтобы от ее имени представительство вела Инбер. Ахматова сказала: «Вера Михайловна Инбер может представительствовать от моего имени только в преисподней». Вера Инбер, выступая против Пастернака, Лидии Чуковской, поддерживающая гонения поэтов после войны в связи с Постановлением о журналах «Звезда» и «Ленинград», была по другую сторону баррикад.
 * * *
 Со слов Корнея Чуковского садовник, работавший на даче Инбер в Переделкино, говорил ему:

 “Сам Верынбер - хороший мужик. Душевный. Но жена у него... не дай Боже!”
 Простоватый садовник объединил имя и фамилию поэтессы в одно целое. И распространил на всю семью.

 Самому Верынберу, академику Илье Страшуну, было нелегко с самонадеянной и требовательной женой. То ли по совету врача, то ли исходя из каких-то своих соображений, Вера Инбер посадила мужа на строгую диету и требовала, чтобы он придерживался её неукоснительно.  Илья Страшун понимал необходимость каких-то ограничений. Возраст, болезни и всё такое. Но, судя по всему, надолго его не хватало. Он начинал бунтовать и требовал расширения рациона. Вера Инбер в корне пресекала бунт. И всё возвращалось на круги своя.
 * * *
 Вера Инбер умерла 11 ноября 1972 года, пережив близких - мужа и дочь. В дневнике она грустно сетовала:

 “Бог меня жестоко покарал. Пропорхала молодость, улетучилась зрелость, она прошла безмятежно, путешествовала, любила, меня любили, встречи были вишнево-сиреневые, горячие, как крымское солнце. Старость надвинулась беспощадная, ужасающе-скрипучая...”

 По прошествии времени, когда-то всенародно известную поэтессу Веру Инбер забыли.
 Если что и осталось в памяти, так это многократно цитируемый, по случаю и без случая, посвященный Вере Инбер двусмысленный стишок Маяковского:

 “Ах, у Инбер! Ах, у Инбер!
 Что за глазки, что за лоб!
 Все глядел бы, все глядел бы,
 Любовался на неё б!”

 Да ещё песня о девушке из Нагасаки на слова поэтессы:

 “У ней такая маленькая грудь!
 А губы у ней алые, как маки.
 Уходит капитан в далёкий путь,
 Оставив девушку из Нагасаки”.

 Любители шансона уже много лет поют её, не задумываясь над тем, кто автор этих душещипательных строк.
 * * *
 Близкое родство с Троцким, родовое проклятие Веры Инбер заставило ее перечеркнуть прошлую жизнь. Отказаться от всего, чем она жила раньше.
 Это ничего не гарантировало, но оставляло надежду.
 Одно дело - салонная поэтесса, другое - стойкий борец, бескомпромиссная литературная комиссарша.

 С годами Вера Инбер свыклась с этим настолько, что уже не могла, а, возможно, и не хотела выйти из образа.

 “Пока под красных песнопений звуки
 Мы не забыли вальсов голубых,
 Пока не загрубели наши руки, целуйте их”.

 Так когда-то писала Вера Инбер. Очевидно, предчувствуя всё, что с ней произойдёт в дальнейшем. Печальная история. И счастливая вместе с тем. Судьба двоюродной сестры Троцкого могла сложиться куда как хуже.