Камилла Клодель

Это ты... ты... ты... — гулом раковин, рокотом волн, плеском листвы, грозовыми раскатами,

всей раскатистой тишиной,
всем оглушительным,
всем неумолчным,
всем ненасытным молчанием.

Это ты бродишь стаей волков,
это ты бьёшься птицей
в сумрачных зарослях моего сердца.


Ты... Ты, ты... Это ты прорастаешь во мне
цепким бурьяном, когтистым терновником,
душной полынью, гвоздиками, сорняками.

Ты...

Это я, я, я — Камилла Клодель — сношаюсь с холодной глиной, смотри — мои пальцы вгрызаются в её вязкое тело, мои руки, мои истерзанные руки ласкают, выглаживают, целууют, выгрызают — твои глаза, губы твои, твоё лицо, твоё дорогое лицо.

Это твоя рука врастает в моё бедро,
это мой рот врастает в твою плоть,
это мы каменеем вздымающейся косматой скалой

Нерасторжимо-нерасторжимо-не-рас-тор-жимо

Оглянись! Оглянись! Оглянись!

Это я, я, Я — Камилла Клодель! — насилую глину, это Я — Камилла Клодель — насилую землю. Свяжите мне руки, засыпьте меня землей, укройте меня прелыми листьями, забросайте комьями грязи, забросайте клочьями прошлогоднего снега, засуньте мне в рот гвоздику, он и оттуда вырвется — мой ненасытный, неукротимый, мой раскаленный вопль:
— Ясон! Ясон! Роден! Роден! Роден!