Пропавший навечно

ПРОПАВШИЙ  НАВЕЧНО
(Отрывок  из недописанной трагедии)

Стук в двери в ночной тишине громыхал.
Настойчиво. Глухо угрозой звучал.
Очнулся с трудом от глубокого сна –
его, наконец, разбудила жена.
К дверям подошёл, не одевшись, в трусах.
Его охватили тревога и страх.
«Арест…» – мозг мгновенно сдавила догадка –
он знал, кто стучит так в ночи без оглядки:
в НИИ возглавляет он Первый отдел
и знал, что творится в стране беспредел.
Сам в органах служит. Аресты кругом.
И вот произвол вдруг нагрянул в их дом.
Процессы суда над врагами народа
катком по стране прокатились в те годы.
Народ погружён был в год тридцать седьмой –
то тот арестован, то схвачен другой.
На шахтах, заводах вредители всюду,
троцкисты сомнения сеют средь люду –
их заговор зреет.
За каждым углом
таится шпион. Диверсанты кругом.
Все шепчут: «Враги затаились везде –
их всех выявляет наш НКВД.
С врагами народа нарком наш Ежов
сурово расправиться с каждым готов…»
Застыл Михаил перед дверью в трусах
и мелкую дрожь ощутил вдруг  в ногах.

-«Что надо? Вы кто?» – через двери спросил.
Стоять на ногах уже не было сил.
-«Откройте немедленно! НКВД!..»
Отбросил крючок – дверь открылась Беде!

Жена молодая с дитём на руках,
прикрывшись халатом, застыла в дверях,
там в комнате детской кроватка стоит –
сынок пятилетний комочком в ней спит.

… «Их» двое. Угрюмых. В зелёных плащах.
Мужчин при оружии. Сажень в плечах.
-«Что двери так долго не открывали? –
промолвил зло старший. – Стучать к вам устали.
Азархин?.. – и властно, лишая протест:
- Вот ордер на обыск и на арест.»

Ребёнка поставила Шура в кроватку.
За мужа схватилась железною хваткой:
-«Нет, муж не виновен! С ума вы сошли!
Какой же он враг? В ком врага вы нашли?
Советские мы! Ну какие враги?»
В глазах закружились, поплыли круги…

-«Быстрей одевайтесь! Поедите с нами.
Там следователь наш побеседует с Вами.
Оружие есть? Срочно сдайте наган!»
Порылись в столе и раскрыли диван.
Там стопки брошюр под сиденьем и книг.
Листают… Крамолы не найдено в них.
Растерянно муж перед  н и м и  стоит:
-«Наган на работе. Он в сейфе закрыт…»

Вот Миша оделся – в военной шинели,
дошитой всего лишь на прошлой неделе.
Жена любовалась, когда примерял.
Он в ней по утрам на работу шагал…

- «Не надо тревожиться так обо мне.
Я скоро вернусь», – наклонился к жене:
хотел, уходя, её к сердцу прижать,
прощаясь, привычно поцеловать.
Но Шура отпрянула в страхе от мужа:
расстаться вот так? – не придумаешь хуже.
При  «них»? При аресте? Казалось абсурдно,
прощаясь сейчас, целоваться прилюдно.
Смущённо он первым шагнул за порог,
слезинку обиды сдержать лишь не смог.
Шагая, прокручивал мысль одну:
а вдруг не увидит он больше жену?
Как ею гордился, как страстно любил!
Как счастлив в последние годы с ней был!
Детей не увидит, не сможет обнять?
Ему – двадцать семь, и жене – двадцать пять…

А Шура прилечь не смогла до утра.
Вернуться давно Михаилу пора.
Из рук всё валилось – все мысли о нём.

Но он не вернулся ни утром, ни днём.
И ни через год, как и ни через два…
«соломенной» стала отныне вдова:
исчез – двадцать лет Мишу Шура ждала,
вся жизнь в ожидании горьком прошла.
Он был осуждён: дали десять лет ссылки,
при этом сказали: без прав переписки.
Но чтоб из «избы» не был вынесен «сор»,
так «тройки» расстрельный звучал приговор.
Став Сталина жертвой, вождя-сумасброда,
расстрелян как враг своего же народа.
Карающий ствол мозг взорвал навсегда:
из жизни ушёл он, ушёл в никуда.
На мрачном тюремном дворе был зарыт –
над ямой ни крест, ни звезда не стоит…
Пропал. Двадцать лет Мишу Шура ждала –
вся жизнь в ожиданьи, в надежде прошла…


Послесловие.
Во всей российской истории не было более зловещего и трагического времени, чем в годы «ежовщины». При Ежове, сталинском наркоме внутренних дел, под его непосредственном руководстве, по его указаниям было расстреляно около семисот тысяч человек, брошено в тюрьмы и лагеря около трёх миллионов, в том числе 14 тысяч чекистов, уничтожено 70% всех разведчиков.
    (Алексей Полянский. ЕЖОВ. История «железного» наркома.-М.:Вече, 2003.)