Несвоевременные размышления

I
Разыгравшись с прибоем, морская пена
заставляет порою вздрагивать, словно нена-
висть пещерного духа арийца-головомера
к тем, о ком нужно молчать, ибо высшая мера
закона всегда пугает не так чрезмерно,
как подобранный верно ключ к неверной
двери, оставляющей позади все шансы
на победы, молодость, песни, стансы…

II
Дым выходит из легких с ощущеньем места,
куда ты никогда не вернешься, словно в отместку
за грехи прошлой жизни, о чем догадаться можно,
почитав Кьеркегора с Платоном, пусть сложно,
или выполнив другой дурацкий приказ системы,
содержащей душу лишь в рамках тела
или капитала с рынком – здесь смотря что мы
называем душой, окропляя склоны
райских холмов кровью слов, убивая логос
зверски и беспричинно, как лев антилопу.

III
Одинокий, свободный – се человек – подумай:
разве бывало иначе? если только под дулом
запылившегося Т-Т, самому себе угрожая,
притвориться, что ты смуглый счастливый южанин,
семьянин и к тому же пошлый, богатый нахлебник
многих бирж с акционным портфелем целебных
цифр, успокоительно-мягких и звонких,
усыпляющих ультразвуком и своею длиной перепонки
внутри ушей, словом, как говорил психиатр –
человек, о котором уже не скажут «новатор».

IV
Милосердие матери, что оставляло след свой
на душе отчужденца сквозь все его беглое детство,
ныне кажется эвфемизмом ребячества и идеалом,
спрятанным где-то меж заснувших игрушек под одеялом;

а точнее – вовсе не милосердие, но его желанье,
что испытывает тебя, уточняя твое призванье
у бога в его канцелярии, (ибо подумай
сколько в космосе лет световых до его недурной
отцовской улыбки, являющейся прощеньем
и источником силы всякого тяготенья) –
и оно открывается, если ты таки сдюжишь,
распрямившись, уничтожить свой горб верблюжий.

V
Глупо, верно, думать, что все навсегда – даже слово
убивает свою же строфу, пусть та и хреново
была сложена пальцами, а также комком извилин
сына военного – одинокого, словно филин.
Окна ночью полны, словно та много больше и глубже
наших представлений о небе, о космической стуже
с абсолютным нулем – резиденцией смерти (по службе
у законов физики и у божественной дружбы
с теми, кого упомянутый обожает:
бедняки и пьянчуги, художники на скрижалях...)

VI
Я курю, оставляя все эти мысли в сторо-
не, для которой самый чернейший ворон
или то, что назвал бы римлянин itinera –
принимающее единственное число химера
из дорог и колес – где-то на перепутье
парадоксов, отчизн, табака и хтони
(по-иному – дом) обзывает сутью
с теплотою раскинутые ладони.


Июнь 2025